Я парю в странной мгле, не пропускающей ни звуков, ни света. Сознание мое дрыхнет без зазрения совести. Хочется никогда не расставаться с безграничным покоем.

Я не знаю, кто я и где нахожусь. Почему-то мне на это начхать.

Но вдруг из ниоткуда появляется нечто. Оно зловредно и занудно. Оно не дает мне окончательно слиться с туманным сумраком, чтобы можно было безмятежно наслаждаться чувством размытости в пространстве и времени, этим нескончаемым полетом неведомо куда, не требующим затрат сил и не приносящим ничего, кроме ни с чем не сравнимого наслаждения.

Сколько я ни силюсь отвлечься от надоедливого раздражителя, но он продолжает преследовать меня. Как писк комара над ухом ночью. Как чей-то храп, который обрывает сон на самом интересном месте. Как барабанный стук в дверь, когда ты не можешь продрать глаза с глубокого похмелья.

Занудный стук в мое сознание не только не желает исчезать, но становится все более настойчивым и противным, пока наконец не превращается в нечто поддающееся опознанию.

Звук… Это какой-то звук. Но не писк, не стук и не храп. Голос — вот что это такое. Монотонный мужской голос. Кто-то повторяет одни и те же слова, явно обращаясь ко мне.

Еще небольшое усилие — и я осознаю, что голос звучит с вопросительной интонацией.

Задолбали!.. Какому садисту понадобилось будить меня посреди ночи? Да еще приставать ко мне с такими идиотскими вопросами!

«КТО ВЫ?.. КТО ВЫ?.. КАК ВАС ЗОВУТ? НАЗОВИТЕ СВОЕ ИМЯ И ФАМИЛИЮ!..»

Мало того, время от времени неизвестный зануда переходит на английский, французский и еще на какие-то языки — по-моему, даже на китайский или японский.

Что происходит? Откуда взялся этот приставала-полиглот? И что ему от меня надо? Нет, все-таки придется обложить его трехэтажным по полной программе, чтоб впредь было неповадно кантовать мирно спящих граждан!..

Я с глубокой досадой вздыхаю и открываю глаза. В ту же секунду все мои органы восприятия обрушивают на меня водопад информации. Но совсем не той, которую я ожидал получить.

Прежде всего, оказывается, что я нахожусь не в постели. И не у себя дома. И вообще не в помещении.

Это какой-то не то парк, не то лес. Во всяком случае, в поле зрения маячат высоченные деревья, кусты и прочая растительность. Пахнет, соответственно, свежей травой, полевыми цветами и сырой, добротной землей, на протяжении многих лет удобряемой лиственным и хвойным перегноем.

Звуки тоже соответствуют: совсем рядом чирикают воробьи, чуть подальше хрипло каркает воронье, а еще где-то раздается сдавленное курлыканье голубей.

Тепло, потому что ярко светит солнце. Небо — синее-синее. Как тогда, перед сном, всплывает непрошеная мысль, но я не позволяю себе отвлекаться от насущных проблем. Их две. В виде нависающих надо мной двух отвратных физиономий, принадлежащих лицам мужского пола лет этак на пятнадцать моложе меня. И обе бесцеремонно пялятся на меня в упор.

Губы незнакомцев поочередно шевелятся, издавая те отвратительные вопросительные фонемы, которые достали меня на дне комфортного небытия.

— Кто вы? Как вас зовут? Назовите свое имя и фамилию! — унылым простуженным голосом требует один.

— Уот из ю нейм? — деловой скороговоркой дублирует его другой, у которого из ноздрей торчат мерзкие кустики черных волос. — Ви хайсен зи? Комман вуз апле ву? Ни цзяо шамма миндз? Комо се шама?.. [Как вас зовут? (англ., нем., франц., кит., португ. ) ]

В левой руке простуженный сжимает черную продолговатую штуковину, смахивающую на автомобильный аварийный фонарь-мигалку, который требуется выставлять за двадцать метров от машины в случае вынужденной остановки на автостраде с оживленным движением. В свою очередь, тип с волосатыми ноздрями время от времени стучит по клавишам небольшого комп-нота.

— А вы-то кто? — спрашиваю я, следуя проверенному практикой принципу общения: нахалов надо сразу ставить на место.

Голос мой оказывается неестественно писклявым и тонким, словно добрую половину моих голосовых связок ампутировали, пока я дрых.

Физиономии переглядываются. По-моему, с явным разочарованием. Видимо, моя дикция им тоже пришлась не по душе.

Пока я откашливаюсь, пытаясь прочистить глотку, перед моим носом повисает в воздухе грязноватая пятерня с пластиковым прямоугольником, на котором изображена эмблема в виде шита и скрещенных мечей.

Та-ак… Очень мило. «ОБЕЗ везде без мыла влез», — ляпнул когда-то неведомый остряк, с легкой руки которого эта присказка пошла гулять по всему Евросообществу.

Я машинально пытаюсь принять положение, позволяющее иметь более обширный угол обзора, но у меня почему-то ничего из этого не выходит. Тело явно не желает откликаться на сигналы мозга. И вообще, складывается впечатление, что у меня его просто нет.

В подсознании пульсирует красным светом сигнал тревоги.

Где же я, черт побери? И что со мной случилось, раз моей личностью заинтересовались обезовцы?

Значит, это был не сон!

Но что было до того, как я ощутил себя парящим в непроницаемой мгле?

Однако сосредоточиться на этом вопросе мне не дают.

— Отвечайте! — требует Волосатый Нос. — Как ваше имя? Побыстрее, слышите?..

Хоть я еще не до конца отошел от сна, но такой наглости стерпеть не могу.

Я им что — маньяк-рецидивист какой-нибудь? Какое право они имеют орать на меня, как на перекрестном допросе?

— Ну вот что, граждане начальнички!.. Вместо того чтобы повышать голос, потрудитесь взглянуть на мой кард, который…

Я не заканчиваю фразу, потому что с голосом моим продолжает твориться что-то странное. Несмотря на все мои попытки, он остается таким же высоким и звонким, как и вначале.

Может быть, я сорвал его, перед тем как впасть в беспамятство?

«Орал не с горя — от помутненья, от осознанья и просветленья» ?

— Послушайте, — более мягким тоном произносит тип с волосатыми ноздрями, зачем-то оглядываясь по сторонам, — мы понимаем, что вы не ориентируетесь в данной ситуации, но поверьте, вам ничто не грозит. Мы лишь должны выполнить одну небольшую формальность — и тут же оставим вас в покое…

Вот были бы вы с самого начала такими воспитанными, а не твердили, как попугаи, одно и то же!

— А что случилось-то, в конце концов? — задаю я вопрос, которому давно пора было прозвучать.

— Да поймите вы: у нас нет времени на объяснения! — вмешивается в разговор простуженный. — Мы вам потом все объясним… попозже…

— Итак? — вновь берет инициативу в свои руки Волосатый Нос. — Ваше имя?

Значит, инвестигаторского карда при мне нет. Неужели я где-то потерял или забыл его? Ну и бог с ним! Все равно меня уже должны были попереть из Конторы… Ладно, хватит играть в прятки с этими горе-сыщиками. Ведь, по большому счету, скрывать мне от них нечего…

— Моя фамилия — Сабуров. — (Ну и противный же у меня голосок!) — Владлен Алексеевич… Оперативный отдел Инвестигации, старший инвестигатор… Надеюсь, номер моего банковского счета вас не интересует?..

Не реагируя на шутку, Волосатый Нос принимается усиленно эксплуатировать свой комп-нот. Судя по пиканью встроенного радиомодема, делает по Сети запрос в какую-то базу данных.

«Та-ак, — бормочет он сквозь зубы, и мне невольно вспоминается гипотеза некоторых лингвистов, в соответствии с которой язык появился в результате так называемых „трудовых выкриков“ первобытных людей. — Посмотрим, посмотрим… Ага. В штате числился… Теперь запустим наш списочек…»

— Саша! — раздается вдруг отдаленный тревожный женский голос. — Саша Королев!.. А ну, перестань прятаться!.. Выходи, нам пора идти на обед!.. Мы тебя ждем!

Обезовцы почему-то вздрагивают.

— Ну что — сворачиваемся? — поворачивается Простуженный к своему напарнику. — По-моему, все ясно. В конце концов, если мы так с каждым будем возиться…

Не договорив, он направляет раструб «фонаря» в мое лицо, и меня ослепляет синяя вспышка, похожая на замыкание в цепи под высоким напряжением. Вдобавок ко всему я еще и глохну. И вообще, ощущение такое, будто кто-то ахнул по моему черепу увесистой дубиной.

И, как и полагается при таких травмах, я добросовестно отключаюсь.

Когда я вновь открываю глаза, лиц обезовцев надо мной уже нет. Это радует. Уж лучше созерцать редкие облачка на невероятно синем небе, чем морды типов, которые измываются над тобой как хотят.

Некоторое время я по инерции лежу, любуясь небесным пейзажем. Потом приходит осознание того, что затылок мне колет какая-то стервозная травинка, а спина ощущает прохладу сырой земли. Значит, тело у меня все-таки есть, раз оно исправно реагирует на внешние раздражители!

В следующую секунду я принимаю сидячее положение, чтобы оценить обстановку.

Это действительно парк. Сквозь просветы между деревьями видна широкая улица, по которой время от времени проносятся машины. Откуда-то из-за кустов доносятся громкие детские голоса, а совсем рядом женский голос повторяет:

— Саша! Сашенька!.. Ну где же ты?.. Выходи!

Внезапно наступает тишина. Мир вокруг меня качается из стороны в сторону, как огромный ванька-встанька, и я с трудом удерживаюсь от вопля животного ужаса.

Потому что я — это не совсем я. А точнее — вовсе не я.

Во всяком случае, тело, которое я осознаю как свое, принадлежит не мне, а ребенку лет четырех, максимум — пяти!

И одежда на нем — то есть на мне — соответствующая. Штаны на нелепых лямках, башмачки примерно двадцатого размера, желтая футболка со злорадно ухмыляющимся Микки-Маусом во всю грудь и «противосолнечная» кепка с большим целлулоидным козырьком — вот она, лежит на траве рядом со мной.

Что за дурацкие галлюцинации!.. Загипнотизировали меня обезовцы, что ли? Не могло же подобное превращение произойти на самом деле?!.

Я недоверчиво подношу к глазам ладони — розовые и маленькие. И к тому же испачканные свежей землей и пятнами зелени — как и положено быть рукам мальчугана, вырвавшегося на природу, хотя и в пределах города. А словно для того, чтобы окончательно убедить меня, маленькая реалистическая деталь: белый шрамик на большом пальце левой руки, которого у меня никогда раньше не было.

Щипнул себя за запястье. Потом еще раз. И еще.

Нет, это не наваждение и не галлюцинация — боль ощущается по-настоящему.

Я встаю — и в глазах у меня опять все плывет. Земля оказывается слишком близко от моего лица. Теперь-то понятно, почему после «пробуждения» деревья показались мне такими огромными.

На самом деле — обычные деревья. Это я слишком мал.

— Саша! — с упреком произносит все тот же женский голос у меня за спиной. — Почему ты не отзываешься, когда тебя зовут?..

Молодая женщина с копной белокурых волос, в узких брючках и белоснежной блузке направляется ко мне через лужайку.

— Господи, как же ты меня напугал, шалунишка ты этакий! — причитает она на ходу. — Ну почему ты такой непослушный? Сколько раз я тебе говорила — не отходи от группы слишком далеко, а ты — ноль эмоций!.. Ты что — потеряться хочешь? Мне же придется отвечать перед твоей мамой, если с тобой что-нибудь случится!

Она вплотную подходит ко мне и садится на корточки, оказавшись совсем близко. Так, что я ощущаю слабый аромат цветочных духов и могу наблюдать две упругие выпуклости в вырезе ее блузки.

На всякий случай целомудренно зажмуримся. Тоже мне — воспитатели! С малых лет детей развращают…

Мое лицо щекочут ее волосы. Что это она делает? Ага, нахлобучивает на меня кепку. Потом настойчиво тянет меня за руку, так что волей-неволей приходится открыть глаза и встать.

— Ну что ты молчишь? — говорит тем временем женщина. — Ты что — воды в рот набрал? И вообще, что ты здесь делал?.. Господи, а спина-то какая грязная! Опять мне попадет от твоей мамы за то, что не уследила за тобой, грязнулей!.. Ладно, в садике почистимся, а сейчас идем скорее, а то вся группа из-за тебя на обед опаздывает!..

Она влечет меня за собой, как кутенка на привязи, и я уже собираюсь возмутиться, но вовремя прикусываю язык.

Ко мне постепенно возвращается память, и последние воспоминания, которые в ней сохранились, связаны с белоснежным судном, плывущим неведомо по какому морю, с боевым джампером, падающим с неба на палубу в стремительном пике, с автоматными очередями и с болью, которая длилась считаные доли секунды, когда полыхнула яркая вспышка взрыва…

Черт возьми! Неужели я все-таки погиб тогда, а теперь воскрес в новом обличье?!.

Ладно, потом разберемся. Когда будет побольше времени для размышлений. А сейчас главное — понять: кто я, где я и что я должен делать?