По дороге домой Гарса нагнал учитель Айк. Старик хлопнул Гарса по плечу и объявил:

— А ты молодчина, малыш! Я всегда знал, что из тебя выйдет толк!..

По старой учительской привычке Айк даже взрослых собеседников называл «малышами», и Гарс привык к такому обращению. Тем более что Айк годился Гарсу в отцы. Собственно, он и был ему вторым отцом, поскольку знал его с детства. Когда-то он и Серф, отец Гарса, были закадычными друзьями, но потом что-то изменилось в их отношениях, заставив отдалиться друг от друга. Может, это была женитьба Серфа на матери Гарса — семейная история об этом умалчивала.

Тем не менее, когда Гарс пошел в школу, Айк как-то по-особому выделял его из числа сверстников. Именно ему Гарс был обязан пристрастием к системелогии и прочим «умным» наукам.

В последнее время они, правда, виделись редко, хотя жили неподалеку друг от друга.

Так уж получалось…

Некоторое время они шли молча, наслаждаясь вечерним покоем.

Вечера в Очаге были особенно хороши.

Солнце, висевшее по-прежнему в зените, теперь было налито морковно-красным светом, щедро растекавшимся по земле и деревьям. В кустах перекликались птицы, готовясь к ночлегу. Откуда-то доносился вкусный запах свежеиспеченной сдобы — видно, чья-то хозяйка решила побаловать своих домашних пирогами. На огороде у Кима дымилась куча старой ботвы, и горьковатый запах почему-то навевал воспоминания о детстве…

— Между прочим, я не сомневался, что ты заступишься за Таха, — нарушил молчание Айк.

— Почему? — удивился Гарс.

— Ну, ты же вырос на моих глазах…

И тут Гарс не выдержал. Он без утайки поведал учителю о тех колебаниях, которые испытал перед тем, как высказаться в защиту Таха. А еще он рассказал и об отважном австралийце Снифе, и о своих планах дальнейшего исследования Горизонта, и о передатчике Друма…

Он чувствовал, что должен с кем-то поделиться своими проблемами. А кроме Айка, об этом рассказывать было некому. Даже Люмина, спутница жизни, — и та не понимала его переживаний…

Айк понял. Он всегда понимал Гарса. Даже тогда, когда тот был не прав — с точки зрения других…

— М-да, — сказал он, выслушав исповедь Гарса. — Я вижу, что ты ненамного изменился с тех пор, как сидел за партой. Ведь и тогда Горизонт интересовал тебя гораздо больше, чем учеба… Что ж, может быть, это и хорошо. Знаешь, малыш, мне пришлось учить почти три поколения жителей Очага. И, как ни прискорбно, многие из них ошибочно считали, что после окончания школы им больше незачем и нечему учиться. Но были и другие. Мне отрадно констатировать, что ты — один из них… Если бы… — тут Айк странно запнулся, но потом быстро произнес: — Если бы мир вокруг был иначе устроен, ты, возможно, далеко пошел бы в жизни…

— Еще не вечер, учитель, — неожиданно для себя пообещал Гарс. — Возможно, когда-нибудь я действительно уйду… очень далеко…

Айк улыбнулся.

— Эта затея стара как мир, — с улыбкой сказал он. — Не думай, что ты — первый. Но ты еще не созрел для нее… И есть одна проблема, котою тебе рано или поздно придется решить. Только тогда ты уйдешь…

— Какая же?

— За Горизонт может уйти каждый. Это не так трудно, малыш… Но вернуться обратно не сможет никто. Это многократно проверено, поверь… Видимо, Купол анизотропен. Он не пропускает сквозь себя световые лучи и скорее всего звуки, но не препятствует прохождению материальных тел. Особенно — одушевленных. Так называемых «живых существ»…

— А радиоволны? — не удержался Гарс. — Радиоволны Горизонт пропускает?

Айк с сомнением покачал головой.

— Едва ли, — сказал он. — Мне известны случаи, когда некоторые смельчаки отправлялись за Горизонт, вооружившись различными приборами связи… Впоследствии от них не было получено ни одного сигнала. Горизонт обрезает связь мгновенно, стоит переступить его, малыш.

— А как же тогда осуществляется сообщение между Оазисами? Каким образом мы можем подключаться ко Всемирной сети и принимать телепередачи из других населенных пунктов?

— Не знаю, — покачал головой учитель. — Похоже, что это известно только тем, кто создал Горизонт… Но вернемся к нашей теме… — Гарсу даже показалось, что Айк сейчас по учительской привычке скажет «сочинения». Или «урока»… Но учитель лишь сделал паузу. — Ты вот что пойми, малыш: именно тот факт, что уйти за Горизонт можно свободно, а вернуться — нереально, и удерживает людей под Куполами… Это мощный сдерживающий фактор, согласись. Не всякий решится бросить родных и близких, да просто хорошо знакомых людей, с которыми общался всю свою жизнь, и уйти в никуда, зная, что он больше их не увидит… Вообще, на моей памяти в нашем поселке было два человека, которые так же, как ты, рвались за Горизонт… Один из них сам отказался от этой идеи — именно потому, что не смог расстаться с людьми, которые были ему дороги… От удивления Гарс остановился.

— Правда? И кто же это был?

— Твой покорный слуга, — признался Айк. — В свое время я испробовал различные способы и провел массу опытов. Я даже пробовал прорыть на довольно большой глубине подземный ход под Горизонтом. Из этой затеи, кстати, ничего не получилось — учти на будущее… Но однажды передо мной встала эта проклятая дилемма: или удовлетворение своего любопытства — или жизнь среди людей, которым я уже тогда хотел быть полезным… Я ведь с детства хотел быть учителем. И тогда я запретил себе думать о Горизонте.

— Но почему… почему ты мне раньше об этом не говорил, учитель? — спросил потрясенный Гарс.

— Потому что раньше ты не был так близок к Горизонту, как сейчас, — туманно выразился Айк. — Я же вижу, как ты мучаешься в последнее время. Значит, в твоей душе скоро наступит кризис и тебе придется сделать выбор…

Они опять замолчали. Обгоняя их, односельчане спешили по домам с собрания. Одни торопились к ужину в семейном кругу, к фильмам и матчам чемпионата мира. Других ждали дела: недовскопанная грядка, недописанная рукопись, незавершенный музыкальный опус…

Потом мимо Айка и Гарса прошмыгнул Брюм. При этом он сделал судорожное движение, словно хотел о чем-то спросить их, но, видно, потом передумал и заковылял дальше.

— Бедняга, — посетовал Айк, задумчиво глядя математику вслед. — Такие неординарные способности — и такой печальный результат!.. По-моему, у него уже мозги набекрень встали из-за пристрастия к числам. Ты знаешь, какое душераздирающее открытие в области статистики он на днях сделал? О строгой зависимости смертности от рождаемости!..

— То есть? — не понял Гарс.

— Брюм сделал совершенно однозначный вывод, — с иронией сообщил Айк. — Будто бы прирост населения в нашем Очаге чем-то или кем-то ограничен и тайно регулируется. Якобы при превышении предельной численности, которая, по его выкладкам, составляет не то пятьсот двадцать пять, не то пятьсот пятьдесят два человека, на каждого последующего новорожденного будет приходиться один усопший. Иными словами, если на свет появляется ребенок, то кто-то в ближайшее время должен умереть — и, по версии Брюма, это не обязательно будет больной или старик… А два дня назад, если тебе известно, жена гончара Веба родила мальчика. Но пока еще никто не умер… Одним словом, мистика!

— Я знаю, откуда растут ноги у этой мистики, — сказал Гарс. — У Брюма мать вот уже два года на ладан дышит, даже моя матушка с ее знахарством оказалась бессильна ей помочь… Так что если кому-то и суждено вскоре в поселке умереть — так это ей. Вот Брюму и мерещится невесть что на почве опасений за жизнь матери… Не знаю… Мне его почему-то жаль…

—Да, всегда жалко, когда могучий, но больной разум рождает иллюзорных чудовищ, да еще и подводит под это теоретическую базу, — согласился старик, останавливаясь.

Оказалось, что они уже дошли до двухэтажного коттеджа Айка.

— Ну что ж, — сказал учитель, пожимая на прощание руку Гарса. — Желаю тебе успехов, каким бы ни было твое окончательное решение насчет Горизонта!..

— Подожди, учитель, — вспомнил Гарс. — Ты говорил, что знал двоих… А кто еще хотел уйти за Горизонт, кроме тебя?

На лицо Айка словно набежала тень.

— О, это печальная история, малыш, — сказал он. — Второй исследователь пространства за Горизонтом был более фанатичен, чем я. По своей воле он ни за что бы не отказался от этой идеи… Его вынудили это сделать. Надеюсь, ты не забыл, что идти за Горизонт запрещено нашим Законом. Но ты можешь и не знать, какое наказание за это предусматривается… Если за все прочие нарушения Закона виновного изгоняют за Горизонт, то в данном случае это не имело бы смысла. Именно поэтому для такого преступника, если так можно назвать человека, стремящегося познать мир, существует гораздо более жестокая кара — лишение свободы. Его держат взаперти в подвале, представляющем собой узкий бетонный мешок, до тех пор, пока он не раскается и не откажется от своей идеи-фикс… Именно это и случилось с Пиллисом.

— Пиллисом?! — не веря своим ушам, вскричал Гарс. — Так это был он?..

— Да. Он не просто хотел уйти за Горизонт — на это предшественник Прага тоже смотрел сквозь пальцы… Вина Пиллиса заключалась в том, что он подбивал уйти вместе с ним и других. И однажды «подрывная пропаганда», которую он вел среди жителей поселка, надоела хранителю Закона… Пиллис просидел в темном подвале пять лет. Там он почти лишился зрения и приобрел устойчивую клаустрофобию. В итоге он сломался, и его выпустили… Но с тех пор он не может находиться в четырех стенах и поэтому постоянно сидит на скамейке у своего дома… Кстати, это ты тоже должен учесть, Гарс. Никогда не веди с другими разговоры о Горизонте — рано или поздно об этом узнает Праг, а ты же видишь, что он готов использовать любые промахи окружающих, чтобы поднять свой авторитет… Извини, мне пора. Надо еще проверить контрольные работы…

Айк поднял руку в прощальном жесте и толкнул калитку.

Гарс двинулся было дальше, но голос его бывшего учителя остановил его:

— И вот что еще… Когда ты будешь решать ту проблему, о которой мы с тобой говорили сейчас, то постарайся четко уяснить, куда и зачем ты собираешься идти. А исходя из этого, определи: стоит ли то, что ты можешь обрести за Горизонтом, того, что ты потеряешь здесь, или нет?

Гарс обернулся, но Айка во дворе уже не было.

«Может, это вовсе не он говорил, — подумал Гарс. — Неужели я начинаю бредить наяву? Этого мне только не хватало!..»

Он покрутил головой и решительно двинулся домой.

Пиллис все еще находился на своем дозорном посту.

Теперь Гарс по-другому смотрел на старика, еще недавно казавшегося ему памятником сидячему образу жизни. Этаким полуодушевленным «лежачим камнем», под который не течет вода перемен…

«Если бы я раньше знал», — с раскаянием подумал он.

Он подошел к Пиллису почти вплотную и сказал:

— Знаешь, Пиллис, учитель Айк все рассказал мне про тебя. Извини, если я тебя обидел утром…

Пиллис молчал, хотя немигающие глаза его были открыты.

— Я знаю, — продолжал Гарс, обращаясь к старику, — тебе не дали уйти за Горизонт, хотя ты этого очень хотел. Они сломали тебя, заточив в темницу… Но я обещаю тебе: со мной у них этот фокус не пройдет!

Пиллис не произнес ни звука.

Гарс тронул его сухую темную руку и с внезапным ужасом ощутил, что она холодна как лед. Он попытался отыскать на запястье Пиллиса хоть малейший намек на пульс, но его не было.

Старик был мертв.