Они шли к этому чудесному, наверняка полному людей и жизни городу целую вечность. Но город почему-то не приближался. Он неуловимо убегал от них за горизонт, и тогда оттуда торчали только верхушки его поражающих воображение зданий.

От этой нескончаемой, безумной погони можно было умереть (и это произошло, но на этот раз жертвой старухи с косой, которая неустанно следовала за ними по пятам, оказался силач и здоровяк Сван) или сойти с ума. Именно эта участь постигла Лагмара. На очередном привале он схватил Гарса за руку и, захлебываясь, стал твердить горячим, бредовым полушепотом:

— Вечный шах! Это же вечный шах, Гарс! Ты что, сам не видишь, что он постоянно рокируется! Да, я знаю, это не по правилам, потому что рокировка допустима только один раз, но тот, который играет против нас, не признает никаких правил! Он рокируется то в длинную, то в короткую сторону и каждый раз уводит короля из-под шаха! Нам его не достать, Гарс! Давай согласимся на ничью, а? Пол-очка — это тоже результат, тем более — против такого противника!

Гарсу едва удалось отодрать от себя липкие от постоянно проступавшей сквозь незаживающие коросты крови ладони шахматиста.

А догадка о том, что они имеют дело с городом-призраком, иллюзией, созданной неведомой техникой, пришла в голову Грону.

— Смотри, Гарс, — сказал он, обводя рукой, обмотанной драными лохмотьями, черную равнину. — Тут же до самого горизонта — сплошной пепел! Если бы это был действительно город, как бы он мог стоять посреди этого мертвого царства? Мы только напрасно теряем силы и время, пойми, наконец!

— Ну и что ты предлагаешь? — осведомился Гарс. — Опять — совершить коллективное самоубийство?

Грон опустил голову. Вид его был жалок и одновременно страшен. Впрочем, вид остальных был не лучше. Себя-то Гарс со стороны не видел, а вот другие были постоянно у него перед глазами. Заросшие выгоревшей на солнце щетиной дикари, укутанные в пыльные, дырявые тряпки так, что вокруг глаз оставалась только узкая полоска кожи, и поэтому лица напоминали устрашающие маски древних воинов. Если бы сейчас им встретился кто-то, то ему было бы трудновато опознать в этих сгорбленных, изуродованных фигурах людей.

— Не знаю, — наконец промямлил Грон. — Я уже ничего не знаю… И не хочу знать. Единственное, что я сейчас хочу, — это напиться всласть.

— Ну и дурак, — оборвал его Гарс. — При такой жажде нельзя много пить — подохнешь!

— Пускай, — упрямо возразил Грон. — Что может быть лучше, чем подохнуть, не чувствуя ни жажды, ни голода, ни боли? Не зря же раньше смертникам перед казнью разрешали исполнить самые насущные желания.

Они опять разговаривали как ни в чем не бывало. Как в старые добрые времена, когда лазили вдоль Горизонта, не решаясь подойти к нему поближе и постоянно препираясь по всяким пустякам.

Воспоминание о том, кто совсем недавно был виноват, а кто прав, успело основательно стереться из памяти обоих. Казалось, это было очень давно и не с ними, потому что они, сколько себя помнят, вечно бредут по этой проклятой черной пустоте, загребая ногами проклятый черный пепел, пытаясь попасть в проклятый недосягаемый город.

По существу, они оставались теперь вдвоем. Брин и спятивший Лагмар были не в счет. Что они есть — что их нет…

Гарс покосился на далекий город, и только теперь до него дошло, что Грон прав. Не может же быть так, что они идут и идут, а здания на горизонте нисколько не приближаются! Или им кажется, что они идут, а на самом деле их усилия сводит на нет невидимое встречное сопротивление, как это бывает, когда плывешь против течения реки?

— Идем, — сказал он вслух. — Будем идти столько, на сколько у нас хватит сил.

— Бессмысленно, — сказал Грон. — Зачем?

— Другого выхода все равно нет. Не знаю, как тебе, а мне кажется, что лучше сдохнуть при ходьбе, чем сидя дожидаться смерти.

Никто не шевельнулся, когда Гарс сделал шаг к городу-призраку. И тогда волна бешенства вновь накатила на него. Собрав последние силы, он подскочил к своим спутникам и принялся хлестать наотмашь их по физиономиям, приговаривая: «Нет, вы пойдете, сволочи! Пойдете со мной, я вам говорю!»

Опомнился он, правда, быстро. Приступ яростного отчаяния схлынул, а вместо него возникли стыд и раскаяние.

— Простите, ребята, — сказал Гарс. — Я… я… Жгучие, будто отравленные ядом, слезы захлестнули ему горло.

— Ничего, — сказал Грон. — Тебе еще недолго осталось с нами мучиться.

Он опять был прав, бывший мэр и бывший дружок. Может, его все-таки не зря избрали на эту должность, пришло в голову Гарсу. Видимо, Очагу нужен был именно такой руководитель: в меру умный, в меру трусливый, в меру человеколюбивый, а самое главное — всегда правый.

Они прошли еще несколько сотен метров, и вдруг город необъяснимо исчез вообще. Только что был — и вот его уже нет. Будто он и не маячил никогда вдали, дразня своим спокойным, мирным видом.

Последняя, хотя и мнимая цель движения перестала существовать, и от этого Гарсу стало по-настоящему страшно. Впервые за множество пройденных километров этого безумного шествия.

«Теперь понятно, — подумал он, — почему люди боялись идти за Горизонт. Не экзотических чудовищ, не мгновенной смерти в ледяном вакууме и даже не сурового наказания от неведомых создателей Куполов они страшились. Человек больше всего боится остаться один в бесконечной пустоте, без цели и смысла всякого движения вперед. Это хуже смерти, потому что тогда умирает не тело, а что-то, что живет у любого из нас внутри, не давая покоя».

Додумать он не успел.

Справа над землей внезапно возникли два черных смерча необычных очертаний и, вращаясь на бешеной скорости, устремились к очаговцам. Откуда ни возьмись, к ним добавились и другие, и раскаленный воздух вокруг четверки мужчин завыл и завибрировал, как растянутая до отказа пружина.

— Ложись! — крикнул Гарс своим спутникам и рухнул плашмя на землю, инстинктивно вжимаясь лицом как можно глубже в черный вонючий пепел.

Он не знал, слышали ли его остальные, а если слышали, то пытались ли предпринять что-либо, чтобы спастись, или нет.

Только когда пространство над равниной перестало звенеть и он поднялся на ноги, никого рядом с ним уже не было. Ни единого следа не осталось от Грона, Брина и Лагмара. Ни клочка одежды, ни капли крови — словно кто-то расстрелял их в упор из крупнокалиберного атомайзера. Лишь воздух еще по инерции дрожал, переливаясь зловещей рябью, на том месте, где только что стояли эти трое.

И тогда Гарс заорал.

Он вопил, не помня себя, что-то злобное и нелепое, адресуясь непонятно к кому, а ненавистный горизонт по-прежнему простирался вокруг него далекой сплошной чертой, и, не чувствуя ничего, кроме бешеной ярости и обиды, Гарс принялся палить из атомайзера по горизонту до тех пор, пока не кончился заряд и без того истощенной батареи, а потом, когда он отшвырнул ставшее ненужным оружие и бросился бежать, закрыв лицо руками, земля вдруг разверзлась под его ногами, и он провалился в какую-то пропасть, мгновенно потеряв сознание.