Глава 10
Из состояния глубокого дауна меня вывел звук шагов в коридоре.
Кто-то направлялся в мою сторону, и даже ковровая дорожка не могла приглушить его тяжелую поступь. Судя по размеренному ритму шагов, идущему не надо было никуда спешить. Словно он прогуливался по коридору или совершал обход, проверяя, все ли в порядке.
Разумеется, это мог быть кто-нибудь из охраны, инспектирующий здание для очистки совести перед тем, как со спокойной душой отправиться на боковую до утра. Или, скажем, местный штатный пожарник. В таком большом Здании должен иметься ответственный за противопожарную безопасность. Вечер пятницы – наиболее подходящее время для того, чтобы проверить, не бросил ли кто-нибудь незатушенный окурок мимо пепельницы.
Но мне почему-то не поверилось в эти предположения.
Во всем виновата была угрожающая надпись на стенке лифтовой кабины.
Поэтому вместо того, чтобы броситься с ликующим воплем навстречу незнакомцу, я, стараясь не шуметь, достиг двери, осторожно погасил свет в кабинете и все так же осторожно потянул дверь на себя. Меня так и подмывало оставить хотя бы небольшую щелочку, чтобы поглядеть на того, кто будет проходить мимо, но это было рискованно: идущий мог заметить, что дверь прикрыта не до конца.
Прижавшись к стене рядом с дверью, я слушал, как шаги становились все более четкими. Незнакомец был уже всего в нескольких метрах от меня.
Сердце моё стучало так, что я испугался, как бы его громоподобный стук не просочился сквозь дверь и стены в коридор.
Ритм неспешных шагов вдруг совсем замедлился.
Неужели тот тип заметил что-то, что выдавало мое присутствие в этом кабинете?
Шаги совсем стихли. Причем резко. Значит, незнакомец остановился.
И как раз напротив моей двери.
Я весь, с головы до ног, покрылся липким потом, а живот мой свела судорога.
Может быть, это и есть владелец кабинета, который я только что разгромил?
Неужели я ошибся в своих выводах насчет того, что внутри Шайбы лишь имитировалась деловая активность? Что, если хозяин кабинета сейчас откроет дверь и войдет? И будет тогда почти как в сказке о трех медведях: «А кто это сидел за моим столом и разбил окно?»
И тебе нечего будет ответить.
А потом откроется совсем веселая перспектива быть привлеченным к материальной ответственности. То есть получить от Тихона строгий выговор и лишиться всевозможных премиальных надбавок к зарплате. А кроме того, еще и компенсировать причиненный САВЭСу ущерб.
Интересно, сколько может стоить такое волшебное окошечко?
Наверняка чуть меньше, чем последний писк автомобильной моды, но больше, чем моя зарплата за ближайшие десять лет.
«Ну что ты там встал?!» – мысленно взмолился я, обращаясь к незнакомцу. Решил войти, так входи, не тяни резину! Чем быстрее ты меня накроешь с поличным, тем лучше. Иначе меня хватит кондрашка от нервного напряжения, и тебе будет некому предъявлять претензии по поводу разбитого «окна»…
Но незнакомец по-прежнему ничего не предпринимал.
Словно решил окончательно доконать меня ожиданием неотвратимой кары.
Нет, ну сколько же может длиться это издевательство?!
Ну, пусть я виноват. Вот он я, берите меня голыми руками и пейте мою кровь стаканами, только не заставляйте меня вариться в собственном соку!
Я выждал еще примерно минуту (досчитав в уме до шестидесяти) и решил: вообще-то, хлеб за брюхом не ходит, но и из этого правила должно быть исключение. Осторожно дотянувшись до дверной ручки, я сделал глубокий вдох, как будто собирался нырнуть в ледяную воду, а затем немного приоткрыл дверь так, чтобы ненароком не зашибить чувака, который прирос к полу в коридоре. Или чувиху, хотя шаги были не похожи на женские…
При этом я невольно закрыл глаза. Во-первых, свет в коридоре показался мне чересчур ярким после темноты, а во-вторых – мандраж…
Однако никакой реакции со стороны человека в коридоре не последовало, и тогда я открыл глаза и толкнул дверь от себя с большей силой, чем в первый раз. Она открылась настежь и с глухим стуком ударилась ручкой о стену.
Я недоверчиво высунулся из кабинета и повертел головой из стороны в сторону.
Никого в коридоре не было. Ни в поле зрения, ни вообще.
Подобную ситуацию англичане окрестили «визитом королевы». Это когда тебе звонят рано утром в дверь, а ты еще сладко нежишься в постели. Перебирая в голове, кого бы могло принести в такую рань, и не находя ответа, ты плетешься к двери, открываешь ее и видишь, что за нею никого нет.
Обычно в таких случаях ты находишь массу правдоподобных причин: проказы местной ребятни; сосед, с перепоя перепутавший свою квартиру с твоей в полном соответствии с известным анекдотом, с той лишь разницей, что он вовремя усек свою оплошность; почтальон, поднявшийся не на тот этаж, чтобы вручить срочную телеграмму…
Конечно, все эти причины в той или иной мере притянуты за уши, но, используя их в качестве объяснения странного звонка, ты успокаиваешь самого себя.
Люди так устроены, что, оказавшись лицом к лицу с госпожой Неизвестностью, скорее будут упрямо цепляться за аргументы в духе диалектического материализма, нежели прибегнут к фантастическим или мистическим объяснениям.
Однако сейчас трудно свалить произошедшее на проделки мальчишек или на пьяного соседа. Тем более что никто не звонил в мою дверь. Незнакомец просто постоял возле нее в коридоре, а потом необъяснимым образом исчез.
Вследствие чего у меня оставалось три версии, и ни одна из них меня не устраивала. Согласно первой, я стал жертвой собственной галлюцинации. Это если мозг мой перегрелся и стал «глючить», как говорят компьютерщики. Однако, по вполне понятным причинам, я не пылал желанием воспринимать себя в качестве бредящего наяву шизоида.
Два же других возможных объяснения были и вовсе фантастическими. Вроде того, что шаги в коридоре принадлежали человеку-невидимке. Или призраку, за долгие годы блужданий в потусторонних пространствах соскучившемуся по общению с живыми людьми. Но, разумеется, все это была чушь. Поскольку я не был исключением из общего правила, то, задействовав весь свой интеллектуальный потенциал, вскоре нашел более вероятную причину.
Так как я уже убедился, что внутри Здание представляет собой одну большую фальшивку, то нетрудно было сделать вывод о том, что звуковые и зрительные эффекты, свидетелем которых я не раз становился, являются составной частью одного и того же спектакля. То есть все эти голоса, телефонные звонки, чьи-то шаги, кашель, брошенные в коридоре носки, дымящиеся окурки и все прочее были лишь искусно созданной иллюзией, предназначенной для того, чтобы вводить меня в заблуждение. Меня хотели убедить в том, что я в здании не один. В эту же схему вписывались и необъяснимые метаморфозы лифта, и использование голографии для имитации панорамы города за окном, и – самое главное – мнимое отсутствие выхода из Здания.
Одно большое шоу – вот что это было такое. Оно изначально было предназначено для одного-единственного зрителя. Для меня. Но с какой целью?
А с какой целью ставятся спектакли и снимаются фильмы?
Для того, чтобы развлекать людей.
Только мне это даром не надо. Не желаю, чтобы меня развлекали подобным образом. И вообще, массовики-затейники не вправе навязывать свою волю зрителям. Они должны были сначала поинтересоваться: а хочу ли я быть втянутым в их затею или нет? Конечно, не хочу! И никто меня не заставит участвовать в их дурацком шоу! Нет у меня времени на развлечения в течение рабочего дня! Понимаете? Нет!..
Однако, похоже, мое мнение абсолютно не интересовало режиссеров спектакля. Плевать им было с высоты Шайбы, хочу я или нет становиться зрителем. Меня просто-напросто использовали, словно самого последнего олуха, интригуя, чтобы я все больше увязал в их затее, как муха в меде.
Ну, все! Я больше не хочу подыгрывать им. Мне это надоело и не нравится. Слишком затянулось представление, господа. Мне, знаете ли, уже домой пора. Да и жрать хочется так, что желудок судорогой сводит.
Поэтому, пожалуйста, проводите меня к выходу – и будем считать, что недоразумение исчерпано. И ничего я вам не должен за разбитое псевдоокно. Предупреждать надо было, прежде чем приглашать в зрительный зал.
Придя к такому выводу, я немного повеселел. Ведь для человека главное – знать, что происходит. Тогда нетрудно найти выход из любого тупика.
Я в последний раз окинул взглядом разгромленный мною кабинет и вышел в коридор. Медленно пошел, сам не зная куда, приглядываясь и прислушиваясь к окружающей обстановке.
Словно по мановению волшебной палочки, теперь в Здании воцарилась абсолютная, гнетущая тишина. Мои шаги гулко отдавались эхом в бетонных стенах. Тишина была такой, что я даже слышал свое собственное дыхание.
Ну-ну…
Антракт между действиями спектакля?
Что вы там еще собираетесь навязать мне? Какую лапшу хотите повесить мне на уши?
Я миновал два крутых поворота в коридорном слаломе, и тут взгляд мой зацепился за то, что я, в принципе, должен был заметить с самого начала, но не заметил.
На потолке имелись датчики системы пожарной безопасности. Это такие плоские решетчатые коробочки, которые при повышении температуры воздуха более установленной величины или при задымлении выше нормы подают сигнал тревоги на пульт управления противопожарными системами. Ничего особенного в этом, конечно, нет. Многие учреждения используют эти штучки, чтобы своевременно узнавать о том, что у них начался пожар. Другое дело – удастся ли этот пожар потушить…
Но в САВЭСе таких датчиков было слишком много. Они были установлены через каждые десять метров.
Я не поленился, вернулся в кабинет, который только что разгромил, включил свет и убедился, что и там имеются такие же датчики. И не один, как следовало бы, а целых четыре – в каждом верхнем углу.
И теперь я припомнил, что повсюду, где бы я ни был, имелись эти квадратные решетчатые артефакты.
Они имелись даже на лестнице, где ничего не могло гореть в принципе! Если бы это было действительно обычное учреждение, то можно было бы предположить, что его руководство явно страдает пожарофобией. А поскольку никаким нормальным учреждением тут и не пахло, то датчики должны были иметь совсем другое устройство и предназначение.
Теперь я знал – какое.
И для чего их столько понадобилось.
Чтобы обеспечивать полный обзор помещения.
Чтобы ни на секунду не выпускать меня из поля зрения.
А это означало, что я ошибся относительно своей роли в спектакле. Я был вовсе не зрителем, а активным участником шоу. С той разницей, что мне не был виден зрительный зал. Зато меня отлично видели и слышали зрители. И еще те, кто организовал и режиссировал эти съемки.
Ах, вот, значит, как?
Значит, я с самого начала метался по многоэтажному лабиринту, не подозревая, что за мной следят тысячи глаз? Что в тот момент, когда я с ужасом смотрю на надпись, намалеванную кровью, какой-то идиот, развалившийся в кресле перед головизором и набивший рот чипсами, тычет в экран пальцем и жизнерадостно гогочет надо мной? Что, когда я бреду на подкашивающихся от усталости ногах по бесконечному коридору, другой идиот, оторвавшись от процесса заглатывания ледяной кока-колы, небрежно командует в микрофон ассистентам-операторам: «А ну-ка, нагоните на парня побольше страха. Кашель готов? Запускайте… Эй, кто там заведует кашлем, не спать!»?..
Нет уж, выкусите!
Я не собираюсь больше играть на вас!
Или вы меня сейчас выпустите отсюда, или пожалеете о том, что выбрали меня в качестве актера!
Вы слышите меня?!
ОСТАНОВИТЕ СПЕКТАКЛЬ, ПОТОМУ ЧТО Я ВЫХОЖУ ИЗ ВАШЕЙ ДУРАЦКОЙ ИГРЫ!
Тут я пришел в себя и осознал, что торчу посреди кабинета, задрав голову к фальшивым датчикам, и кричу подобно Демосфену на морском берегу, а лицо мое искажено судорогой праведного гнева.
Только я напрасно распылялся.
Минута шла за минутой, а никакой реакции со стороны невидимых режиссеров не было.
Зато публика, наверное, получила массу удовольствия, глядя, как я распинаюсь.
Чтоб вы подавились своими чипсами и напитками, сволочи!
Что бы мне такое сделать, чтобы заставить вас вывести меня из этой вашей дурацкой игры?
Небольшой пожарник устроить, что ли? Но ни спичек, ни зажигалки у меня нет. Громить мебель смысла тоже не имеет – эти гады только еще больше позабавятся. Вон грохнул я так называемое окно вдребезги, а они и глазом не моргнули.
Вот что я лучше сделаю, это наверняка никак не вписывается в их планы.
В любом спектакле или шоу участники должны активно действовать. Чтобы публике было на что посмотреть, иначе она постепенно вымрет от вывиха челюстей вследствие непрекращающейся зевоты. А я не буду ничего делать.
Сяду вот тут и буду сидеть до тех пор, пока вам не надоест тупо пялиться на мою неподвижную фигуру.
И я плюхнулся на диван, скрестил руки на груди, положил ногу на ногу и откинулся головой на мягкую спинку с видом человека, которому надо убить время в ожидании чего-либо.
Долго ждать, однако, мне не пришлось. Через раскрытую дверь кабинета до меня донесся настойчивый звонок телефона.
