Глава 12
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
Он шел по широкому проспекту мимо пестрых, как цыганская юбка, торговых автоматов, мимо пустых кабин Уединения, мимо огромных высотных корпусов с черными противосолнечными стеклами, мимо взлетных площадок аэров, мимо комп-закусочных под колпаком генераторов микроклимата, мимо голографических рекламных установок, на разных языках предвещавших отсутствие всех проблем для тех, кто пользуется зубной пастой «Белый клык» (варианты: автоматическая зубочистка на ядерных батарейках… мыло… краска для волос… парики… эпиляторы для подмышек… кибернетический WC).
Он не знал, как называется этот город и в каком месте земного шара он находится. Его это не интересовало Уже не интересовало. Как и многое другое из того, что интересовало раньше.
По магнитной ленте проезжей части неслись, подчиняясь командам систем автоматического управления, турбокары, экранопланы и магнитовагоны. На скорости свыше трехсот километров в час они сливались в одну сплошную полосу, и временами создавалось странное ощущение: казалось, мчится не поток машин, а ты сам куда-то мчишься. Знать бы только – куда…
Гал не знал этого. Он шел, не чувствуя ни усталости, ни голода, ни жажды, – шел вот уже второй месяц. Иногда он отчетливо представлял себе, как своим безостановочным движением заставляет вращаться Землю чуточку быстрее. К сожалению, это было, конечно, не так…
Проспект, видимо, протянулся в бесконечность. Солнце, казалось, пыталось расплавить его, чтобы и здания, и бетон, и тефлон, и термопластик растеклись по земной поверхности этаким огромным искусственным озером, но из этого ничего не выходило.
Люди, попадавшие в поле зрения Гала, не очень-то мучились от жары. Почти все они были одеты в специальную одежду с микроклиматом – словно поместили себя холодильную камеру. И они с недоумением оглядывали Гала с головы до ног, очевидно, сочувствуя ему, не принявшему мер для защиты от солнечного излучения (на нем была открытая рубашка и легкие брюки из саморегенерирующей искусственной биоткани).
Впереди проспект плавно переходил в набережную, огибающую большое искусственное озеро. Между парапетом тротуара и водой тянулась узкая полоска песка, расцвеченная куполами установок микроклимата, под которыми наслаждались ничегонеделанием сотни людей. Над водой висела призрачная дымка испарений, превращавшая силуэты городских строений по ту сторону озера в некую фата-моргану. В разных местах озера на волнах качались лодки, и до набережной доносились обрывки громкой музыки и смеха.
Идиллия, с горечью подумал Гал. Все они так уверены, что у них впереди – уйма времени и можно вот так бездумно покачиваться на волнах в компании полуголых красоток, а потом сидеть за столиком кафе в двух кварталах отсюда и тянуть через соломинку бесконечный коктейль. И ни о чем не думать, и ничего не делать – вот мечта этих идиотов. Хлеба и зрелищ. Пищи и развлечений. Напиться и забыться. Уколоться и потрахаться с кем придется…
А не слишком ли строго я сужу их? – подумалось вдруг. И не слишком ли упрощаю их потребности? Тебе-то легко судить, ты у нас теперь – вечный, приятель…
И тут он опять почувствовал приближение приступа. Черт, как не вовремя. Ведь вокруг столько людей, и это обязательно привлечет их внимание. Как тогда, на мосту. Что ж, если приступ не удастся пересилить (а разве тебе это когда-нибудь удавалось? – тут же промелькнула мысль), то надо хотя бы избежать цирковых эффектов. Типа падения с небоскреба, как это было на прошлой неделе, кажется, в Агломерограде. Он вспомнил глаза зевак, когда, пролетев около тысячи метров к тротуару, как ни в чем не бывало поднялся с асфальта, отряхнулся и пошел себе восвояси. Никто даже не попытался его остановить. Впрочем, и от суицида его никто никогда не пытался удержать, хотя иногда его «прихватывало» – вот как сейчас – на публике. Сведение счетов с жизнью – интимное дело каждого, а влезать в чужие интимные дела в современном мире считается просто неприличным.
Он спустился с тротуара и побрел по песку, проваливаясь в него по щиколотку. Потом его скрутило так основательно, что идти стало невмоготу. Сознание заполнила одна-единственная мысль: нужно во что бы то ни стало покончить с собой.
Он сел прямо на песок и достал из кармана специально припасенный для этих целей охотничий нож с голубоватым блеском титанового лезвия. Повертел его в руках, примеряясь поудобнее, а потом вонзил самозатачивающееся острие в то место, где у него находилось сердце, – если, конечно, оно у него еще было.
Боли он не почувствовал. Крови тоже не было. Нож мягко вошел в плоть и застрял в ней этаким колом. Как всегда случалось в таких случаях, тело стало как бы бесплотным туманом.
Гал дождался, пока приступ пройдет и тиски самоубийственного импульса отпустят его мозг, и только тогда выдернул нож из-под сердца. Спрятал нажатием кнопки лезвие в рукоятку и стал приходить в себя.
В голове было пусто, как в безвоздушном пространстве. Однако мысли понемногу возвращались в нее, и первой из них была: «Будь ты проклят, Зографов!» – Эй, с вами все в порядке? – раздалось сверху. Он поднял голову. И тут же отвернулся. Над ним стояла довольно миловидная девушка, не обремененная избытком верхней одежды. Купальник из модного синтез-фибра лишь подчеркивал ее изящные формы.
– Вполне, – прохрипел в ответ Гал, стараясь как можно незаметнее спрятать нож в карман брюк, что сидя сделать было не так-то просто.
– Я видела… Мне показалось, что… – Девушка растерялась. Она наверняка наблюдала за попытками Гала покончить с собой. – Вы уверены, что с вами все нормально?
Гал усмехнулся. Уверен ли он!.. Если б она только знала, насколько глупо звучит ее вопрос!
– То, что вы сейчас видели, – объяснил он, по-прежнему не поднимая головы, – это всего-навсего фокус. Дело в том, что я увлекаюсь такими штучками давно, и временами новая идея приходит в голову в самом не подходящем для этого месте…
Такая «легенда» у него была заготовлена для тех любопытных, которые случайно оказывались свидетелями его очередного приступа. Как правило, это срабатывало безотказно. Хотя, возможно, какое-то недоумение у очевидца «чудесного» воскресения самоубийцы и оставалось, но после разъяснения Гала случайному свидетелю оставалось лишь растерянно пожать плечами, извиниться и убыть по своим личным делам восвояси.
Однако девушка не ушла. Она опустилась на горячий песок рядом с Галом и вытянула свои стройные загорелые ноги в непозволительной близости от него.
Ну вот, только случайного знакомства и последующей интрижки сейчас не хватало!
– А повторить свой фокус вы можете? – полюбопытствовала она.
– Могу, – ответил Гал. – Но не хочу. Тогда она протянула руку и с видимой заботой потрогала его лоб. Лоб Гала был покрыт холодным потом. Прикосновение ее смутно напомнило Галу Галлахен и небольшую комнатку в пансионе, где он был так счастлив с другой женщиной. В груди возникла боль, словно он забыл извлечь нож из тела и тот так и продолжал распирать его нутро.
– Уходите, – сказал Гал, не глядя на девушку. – Оставьте меня в покое.
– Вы воевали с Пришельцами? – спросила она, не обращая внимания на его слова.
– А вам какое дело? – Гал начинал злиться.
– Дело в том, что мой брат тоже способен на такие фокусы, как вы, – сказала девушка. – И он тоже был на войне.
Ее звали Нессой. Она изучала историю этики новейшего периода. Ее старший брат был призван защищать Землю от инопланетного нашествия в прошлом году. После окончания курсов подготовки милитаров ОЗК он попал на двадцать третью Базу и в первом же космическом бою был уничтожен прямым попаданием черного луча Пришельцев. Впрочем, уничтожен был не он, а его спейсер. Сам Альгис (так его звали) после короткого беспамятства каким-то непонятным образом очутился на Земле, причем не где-нибудь в Гималаях, а неподалеку от своего родного дома. Это он потом установил, что оказался на Земле. Сначала-то, под влиянием мистическо-религиозной литературы (одно время, до поступления в ОЗК, Альгис увлекался подобными вещами), ему померещилось, что дело происходит в некоем загробном мире – не то в раю, не то в аду, и он все ждал, когда в поле его зрения возникнут ангелы или черти, чтобы доставить его на Суд. Однако вокруг находились обыкновенные люди, обыкновенная земная обстановка, и тогда он стал добираться домой, а добравшись, поведал родителям и Нессе историю своего воскрешения, взяв с них слово держать все произошедшее в секрете. Альгис боялся, что его вот-вот арестуют как дезертира, а ведь ему нужно было каким-то образом оформлять документы, устраиваться на работу и зарабатывать себе на хлеб насущный, дабы не висеть камнем на шее у родителей.
Однако вскоре выяснилось, что он теперь может обойтись и без документов, и без работы, и даже без хлеба насущного. Как-то раз, зазевавшись при переходе улицы, он попал под мчавшийся с бешеной скоростью турбокар. Альгиса отшвырнуло на несколько десятков метров, и, будь на его месте кто-либо другой, травмы оказались бы смертельными, так что умер бы он мгновенно. Однако на теле Альгиса не оказалось ни царапины. Хорошо, что свидетелей данного происшествия не было, а водитель турбокара, видимо, напуганный возможной ответственностью за наезд, даже не стал останавливаться.
Последующие «эксперименты» Альгиса неопровержимо подтвердили: отныне он неуязвим для «старухи с косой».
– А оружие? – спросил Гал у Нессы. – Видели вы у него после возвращения с войны какое-нибудь странное оружие»… такую серую дубинку с раструбом на конце?
Нет, ничего подобного Несса ни разу у Альгиса не видела.
– Скажите, Несса, – задумчиво проговорил Гал, – ваш брат… чем он занимается? По лицу девушки пробежала тень.
– Понятия не имею, – сказала она. – Дело в том, что как только он обнаружил в себе… это, он сразу же ушел. И больше не появлялся. Мы до сих пор не знаем, где он и что с ним. На наши вызовы по видео-браслету он ни разу не откликнулся. Может быть, он вообще его выбросил.
– Ясно… – протянул Гал, хотя ясности-то как раз и не было. – И что вы намерены делать? Она глянула на него искоса и отвернулась.
– А что мы можем сделать? – борясь с подступающими рыданиями, сказала она. – Наверное, он перестал быть человеком, наш Альгис… Иногда я Думаю: уж лучше бы он погиб, чем вот так… Понимаете, маму от всех этих переживаний разбил паралич, и она теперь не может двигаться. А он… он даже ни разу не поинтересовался, как мы… что с нами?.. Он ушел – и все!.. Получается, что мы ему стали не нужны. Я вообще сомневаюсь, что ему теперь нужен кто-нибудь из людей…
Верно, подумал Гал. Такие вопросы неизбежны, когда люди сталкиваются с бессмертием лицом к лицу. Человечество не привыкло, чтобы в его рядах был кто-то, кто отличался бы от всех прочих людей чем-нибудь существенным. В данном случае – бессмертием. Здесь нужно, чтобы или все – или никто!.. Пресловутый принцип равноправия. Тех же, кто стал исключением из этого принципа, общество постарается изгнать из своих рядов, обвинив прежде всего в нечеловечности. Как будто кто-то знает, что это такое – человечность… «Самый человечный человек…» «Гуманизм неотделим от человечности…» Одни только ничего не значащие лозунги научились мы выдумывать, чтобы скрыть за ними незнание своей сущности. И нежелание познать ее в дальнейшем. «Человек есть человек…» И этим все сказано, и от этого определения мы за много веков так и не сумели продвинуться вперед ни на шаг…
– Послушайте, Несса. – Гал пристально посмотрел в янтарные глаза девушки. – А что, если бы у вас появилась возможность стать такой же, как ваш блудный брат? Согласились бы вы на это?
Дурак, подумал он. Что ты собираешься делать, если она скажет «да»? Зачем ты провоцируешь людей, братец? Разве ты еще не убедился в пагубности бессмертия? Неужели ты поверил в то, что все люди такие же, как эта сволочь Зографов и ему подобные?!
– Нет, – после легкой заминки решительно произнесла девушка. – Не согласилась бы… Потому что… потому что… – Видно было, что она испытывает затруднения с выбором аргумента. – Потому что я хочу жить и любить, и иметь детей, как все. И я не хотела бы пережить своих детей и внуков!..
Ледяной осенний ветер с воем обезумевшего от долгого содержания в карцере параноика срывал сухие листья с деревьев, росших у подножия Траурной Стены. Деревья, словно оплакивая души покоившихся в Стене людей, стонали и раскачивались из стороны в сторону. Совсем как люди, подумал Гал.
Он стоял с непокрытой головой у подножия Стены, где в третьем ряду снизу чернел прямоугольник с золотыми буквами «СВЕТОВА ЭЛЬВИРА ПЕТРОВНА», и ему было холодно, но не от ветра – холод этот шел откуда-то изнутри, постепенно охватывая все тело и проникая в каждую клеточку.
Я наконец пришел к тебе, мама… Извини, что так поздно. Ты, конечно же, не видишь и не слышишь меня сейчас. Ты наглухо замурована в этой крошечной бетонной темнице, но для меня ты все еще жива, и я тебя никогда не забуду. Если правда, что души людей живы, пока их помнят, то твоя душа будет жить вечно, потому что именно такую участь уготовила твоему несчастному сыну судьба… Я не плачу, мама, я давным-давно разучился плакать, потому что все во мне высохло и съежилось, и я не знаю, что со мной будет потом, через много тысяч лет, и останусь ли я прежним Галом Световым, но я всегда буду приходить к тебе сюда. Если смогу, конечно… Давай, вместо того чтобы плакать, я прочитаю тебе стихи, хорошо?
Я мертвых за разлуку не корю, и на кладбище не дрожу от страха. Я просто маме тихо говорю, что снова в дырках вся моя рубаха. И мать встает из гроба на часок, берет иголку, нитяной моток и отрывает савана кусок на заплаты..
Кто-то тронул Гала за руку. Гал обернулся, ничего не видя – все плыло у него перед глазами. Перед ним стоял незнакомый человек неопределенного возраста в строгом костюме с оттопыривающейся подмышкой.
Вдали, у входа на кладбище, маячил турбокар без опознавательных знаков, рядом с которым перекуривали еще трое крепких молодых людей в таких же строгих костюмах.
– Вы – Гал Светов? – осведомился незнакомец так, словно заранее знал ответ на свой вопрос. Когда Гал машинально кивнул, человек продолжал: – Прошу вас срочно поехать с нами в Интервиль. Вот мой кард. Пожалуйста…
Он помахал у Гала под носом своим кардом. Гал успел только разглядеть эмблему спецслужбы.
– Вас послал Зографов? – спросил он. Незнакомец поднял брови.
– Анатолий Алексеевич? Да он у нас давно уже не работает!
– Вот как? – вяло удивился Гал. – Тогда в чем дело?
– Объясню по дороге, – сказал человек в строгом костюме.
– Нет уж, объясните сейчас. В мои планы вовсе не входила поездка ни в Интервиль, ни куда-либо еще.
– Вы знаете доктора Морделла? – спросил спецслужбовец. Гал выжидающе смотрел на него. – Так вот, ему очень плохо. В том смысле, что он умирает. Это он попросил разыскать вас, потому что только вы можете ему помочь.
– Каким образом?
– Не знаю, это меня не касается. Мне приказали вас доставить к доктору Морделлу, и я выполняю приказ. – Человек в костюме явно начинал нервничать.
Галу показалось, что он видит перед собой умные глаза Вицентия Марковича и слышит его голос: «Люди почему-то боятся смерти, Гал. Если хотите, это такой же врожденный инстинкт, как и все остальное. Любая система стремится продлить как можно дольше свою устойчивость, если же это не получается, и никакая адаптация ей не помогает, она распадается, а из ее элементов возникает новая, более совершенная система»…
– Никуда я не поеду, – сказал Гал, отворачиваясь к Траурной Стене.
– Если вы не хотите ехать с нами, мы вас заставим, – проговорил, осклабившись, незнакомец.
– Интересно, каким образом? – осведомился Гал.
Незнакомец сделал резкое движение, и Гал ощутил удар по лицу, но боли не почувствовал.
– Давно бы так, – проворчал Светов. – А то заладили… «Прошу вас»… «Пожалуйста»…
В следующее мгновение он нанес спецслужбовцу ответный удар. Тот покачнулся, но устоял. Краем глаза Гал заметил, что люди у турбокара, побросав окурки, со всех ног бегут к Стене.
Особист выхватил из кобуры под мышкой пистолет-парализатор. Лицо его исказила зловещая гримаса.
– Пробивает любой бронекомбинезон, – предупредил он. – Применю без предупреждения!..
– Применяйте, – милостиво разрешил Гал и повернулся, собираясь уходить.
За спиной его раздались характерные хлопки парализатора. Иглы с парализантом прошили Гала насквозь и, отрикошетив от Траурной Стены, улетели в кусты.
Гал медленно повернулся к стрелявшему. Тот с недоумением разглядывал свой пистолет. Потом сунул его в кобуру и прыгнул к Галу.
Видимо, его неплохо обучили рукопашному бою. Во всяком случае, удары, которыми он осыпал Светова, исполнялись на самом высоком уровне. Однако они не достигли цели.
– Бесполезно, – насмешливо произнес Гал. – Не тратьте зря силы.
И тут наконец подоспели молодцы в строгих костюмах. Окружив Гала, они точно по команде выхватили самое разнообразное вооружение, начиная от атомайзера и кончая дубинкой-наручниками.
В следующие пять минут Гал изрядно позабавился. Для начала он ввел своих противников в состояние полного неверия в реальность происходящего, позволив безуспешно расстрелять в него все обоймы, а потом обрушил на них серии безжалостных ударов. Он загнал их в колючие кусты, а когда они делали попытку выбраться оттуда, загонял обратно. Все это напоминало борьбу человека с вылезающими из доски гвоздями: колотишь по одному краю – вылезают с другого…
Наконец Галу это надоело, и он пошел прочь.
– Послушайте!.. Остановитесь, Светов! – услышал он за спиной задыхающийся голос того, кто подошел к нему первым. – Умоляю вас – спасите его! Дело в том, что жизнь доктора Морделла представляет особую ценность!.. В последнее время он работал над принципиально новым видом оружия, с помощью которого мы можем сдержать противника! Если вы его не спасете, то завтра Пришельцы будут на Земле, поймите вы это!
Светов остановился. Он смотрел на Траурную Стену, уходящую к линии горизонта, и ему казалось, будто всю Землю опоясала эта бесконечная Стена. Наконец он медленно повернулся и проговорил: – Хорошо, я поеду с вами, но совсем не потому, что Морделл представляет научную ценность…
* * *
В Интервиле они поехали вовсе не к дому Морделла, а куда-то на другой конец города.
– Он помещен в специальную клинику, – пояснил в ответ на вопросительный взгляд Светова тот, который, очевидно, был в группе старшим.
Они долго колесили между какими-то заборами, поверху которых тянулась колючая проволока – явно под током. Время от времени на пути машины возникали фигуры в бронекомбинезонах, которые пристально вглядывались в лица спутников Гала, но в конце концов пропускали кар беспрепятственно.
Иногда Галу мерещилось, что по капоту турбо-кара пляшет красное пятнышко лазерного прицела, но потом он догадывался, что это отблески заходящего солнца.
Когда они подъехали наконец к неприступным с виду воротам из титаново-магниевых листов, уже стемнело.
Машина остановилась, а затем медленно проползла через специальный зигзагообразный лабиринт, где ее наверняка просвечивали, просматривали и простреливали рентгеновскими лучами особые устройства безопасности. Они остановились у входа в грязно-серое здание из сверхпрочного бетона. Окон У здания не было вовсе, а парадный вход напоминал спуск в бункер. Или в блиндаж.
У Гала неприятно похолодело под ложечкой.
– Что-то, братцы, совсем непохожа эта конура на клинику, – нахмурился он.
Ответил ему почему-то тот, который сидел рядом с водителем и молчал всю дорогу.
– А это не клиника, а спецклиника.
– А-а-а… – делая вид, что сразу все понял, протянул Гал.
Неужели они задумали снова обмануть меня? Может быть, в их проклятой «конторе» такая традиция – обводить наивных простачков вроде меня вокруг пальца? Может, Вицентий сидит себе спокойненько дома и кропает очередное открытие, а? Про тот вариант, что он давным-давно умер, лучше думать не будем, конечно… Но какой смысл? Что им от меня может понадобиться? Если только Зографов проболтался перед уходом… Тогда – понятно. Непонятно другое. Как они собираются меня заставить? Ведь им со мной ничего не сделать, даже если сунут меня в плазменную печь. Просто регенерация несколько затянется, а вот им от меня достанется покрепче, чем в Мапряльске. Котлеты я из них тогда сделаю, и никакие стены, никакие заборы из колючей проволоки и никакие крупнокалиберные лучевики на крыше им тогда не помогут!.. И потом, второй раз пытаться провести меня на той же мякине – не выйдет! Я теперь, братцы мои, ученый воробушек!..
Дверь им отворил шустрый малый с портативным лучеметом и прибором для просвечивания. Они вошли в вестибюль, и тут у Гала после недолгого препирательства отобрали его заветный нож.
Сопровождавший Гала мужчина в костюме при этом долго извинялся, даже руку прикладывал к сердцу, утверждая, что это – чистая формальность, что таков здесь порядок, что это действительно клиника, и больные могут не так понять… В общем, Светов, хоть и не поверил, все же уступил его просьбам.
Они поднялись на второй этаж и долго шли по каким-то коридорам, где действительно стоял больничный запах. Правда, смешанный почему-то с запахом озона, как это бывает после стрельбы боевыми лазерами.
Наконец они перестали блуждать по коридорным кишкам (из-за дверей, время от времени попадавшихся на пути, не раздавалось ни звука, словно не клиника это была, а царство мертвых – морг, иначе говоря) и остановились перед пластиковой дверью с электронным табло.
Человек в строгом костюме (только тут Галу пришло в голову, что за все время, что они сюда добирались, он так и не удосужился узнать имя хотя бы старшего из этих ангелов-парламентариев) сунул в щель свой кард, и дверь отворилась. Гал ожидал, что они вместе войдут в комнату, но его спутники остались в коридоре.
Он вошел и сразу увидел в глубине комнаты Морделла. Морделл лежал на какой-то механизированной каталке-кровати, лежал в одежде и глядел в потолок остановившимся взором. То ли спал с открытыми глазами, то ли… Неужели?..
Гай рванулся к кровати – и вдруг понял, что и кровать, и Морделл нереальны. Это была голограмма.
Сбоку, словно синтезировавшись из воздуха, возникла чья-то фигура. Сердце у Гала екнуло. Потому что перед ним стоял не кто иной, как полковник спецслужбы Анатолий Алексеевич Зографов. Он уселся в кресло рядом с кроватью Морделла, неотрывно глядя на Гала. Потом произнес негромко: «Свет!» – и прямо из стен ударило сияние множества миниатюрных лампочек. Создавалось впечатление, что свет берется ниоткуда и разливается по всей комнате мягкими волнами.
Они молчали, глядя друг на друга. Время словно остановилось, и Галу даже стало мерещиться, что вовсе не прошли пять с половиной месяцев, в течение которых они не виделись, что еще вчера этот подонок с полковничьими погонами хладнокровно убил Кору, а он, Гал, так и не смог убить его.
Мышцы Светова непроизвольно напряглись, и выражение лица, видимо, изменилось, потому что Зографов поспешно проговорил: – Только не делайте глупостей, Гал. Не надо больше глупостей. Мы и так натворили их вместе с вами более чем достаточно…
– Глупостей? – повторил Гал. – Ты называешь то, что ты творишь, глупостями?! Что же ты тогда прячешься от меня, подсовывая мне свое голо? Боишься расплаты, подонок?
– Голо? – вскинул брови Зографов. – Вы ошибаетесь, Гал. Голо здесь – это наш любимый доктор, а я, как говорится, во плоти. – Гал опять сделал движение вперед, и полковник поднял руку. – Не спешите, Светов, лучше внимательнее присмотритесь к нашему Вицентию Марковичу.
Границы голокадра по знаку Зографова раздвинулись, и рядом с изголовьем кровати Гал увидел молодого человека с неразборчивым лицом, который небрежно поигрывал трехствольным пистолетом у самого виска доктора Морделла.
– Он тоже видит нас и, если вы сделаете хоть один шаг ко мне, то не задумываясь отправит Вицентия Марковича на тот свет, – пояснил Зографов таким тоном, будто Галу предстояло писать под диктовку, а он, Зографов, играл роль строгой учительницы, которая не собиралась повторять дважды каждую фразу. – Они недалеко, в пределах этого здания.
Гал перевел дыхание и присмотрелся к человеку, ставшему его заклятым врагом. Зографов сильно сдал за каких-нибудь полгода. Волосы его поредели, седины на висках заметно прибавилось, под глазами появились мешки, дыхание стало неровным и каким-то сиплым. Однако во всем остальном он оставался прежним – то есть подлецом, который не остановится ни перед чем ради достижения шкурных целей.
На сей раз Зографов был без оружия, – действительно, теперь оно бы не помогло ему. В руке его виднелась только какая-то черная пластинка размером с брелок от ключей, которую полковник машинально вертел между пальцами.
Что, интересно, ему на этот раз от меня нужно? Что за очередной маниакальный план созрел в его башке?..
– Что ты хочешь, скотина? – спросил Гал, опустив руки (оскорбляя Зографова, он подсознательно стремился получить хоть какое-то удовлетворение, раз уж не мог пустить в ход кулаки).
Полковник не обращал внимания на эпитеты, которыми награждал его Светов.
– Я хочу, чтобы вы убили меня, – невозмутимо проговорил он. – Вы ведь хотите этого, не правда ли? Не об этом ли вы мечтали столько времени? Так вот, сейчас настала пора расплаты, и я сам прошу вас свершить акт возмездия… – Он сделал эффектную паузу, наслаждаясь растерянностью Гала, потом закончил: – Только вы сделаете это не обычным способом, а вашим оружием, Гал. Тем, которое у вас всегда при себе и которым только вы можете воспользоваться!..
Смысл его слов доходил до Гала так медленно, как доходит до Земли свет давным-давно угасшей звезды.
Полковник желал стать бессмертным. Что ж, с его патологическим себялюбием это представлялось вполне логичным. Сначала – жена. Потом – он сам. Потом – их дети, если таковые имеются, а уж затем он начнет подкупать бессмертием людей, привлекая их на свою сторону!.. И при этом ему все время будет нужен Гал с его чудесным Уподобителем – до тех пор, пока не нагрянут Пришельцы и чудеса не начнут твориться, так сказать, бесплатно и без разбора!..
Неужели ты и на этот раз подчинишься его шантажу, как это случилось полгода назад? Неужели ты собственными руками обеспечишь этому интригану и предателю, врагу – твоему истинному врагу по разуму! – вечное существование и неуязвимость?! А не пора ли свернуть ему шею, как гусю, – голыми руками, с отвращением и одновременно с наслаждением ощущая, как трепещет под твоими пальцами каждая жилка, как хрустит каждый шейный позвонок этого мерзавца? Пусть хоть раз воздается каждому по заслугам его – как праведным, так и неправедным!..
Но при этом второй подонок – тот, что с пистолетом, разнесет череп Вицентию Морделлу, человеку, который открыл тебе глаза на многое в этой жизни, который, в конце концов, не колеблясь спас тебя и приютил в своем доме. Разве ты сможешь пожертвовать им – пусть даже ради благородного возмездия?
Нет, подумал Гал. Возможно, окажись на моем месте кто-то другой, он бы не понял моих колебаний. Элементарная этическая двухходовка, сказал бы он и, возможно, был бы прав. Но я-то, сам зачатый и рожденный искусственным путем, я как никто другой понимаю, что такое человек, тем более – хороший человек, и как их мало, этих последних…
Окончательно запутавшись, Гал пробормотал: – Как ваша жена, полковник? Лицо Зографова болезненно передернулось, словно его кольнули в зад иглой.
– Какое вам дело до нее? – спросил он странным голосом. – Да, она ушла от меня. Она не смогла избавиться от этой бредовой идеи, что вечность – это некая кара!.. Сначала она пыталась покончить с собой. Потом стала пить. Пила, как подзаборная девка, всякую дрянь! Потом впала в депрессию. Потом – ушла. – Он поднял голову. – Но не я виноват в этом! Слышите? Не я!.. Это такие, как вы, выдумывают какие-то несуществующие проблемы! Вы подменяете вечные истины суррогатами псевдофилософских парадоксов! А на самом деле любой, понимаете, любой здравомыслящий человек хочет жить и стремится к тому, чтобы жить вечно!..
– Смотря как жить, – с усмешкой проговорил Гал. – И что это такое – жить? Жрать, спать и совокупляться – даже не ради того, чтобы обзавестись потомством, а ради удовлетворения своих гормональных потребностей? Ради жажды наслаждения? Процесс ради самого процесса?
– А что вы хотите? Чтобы впереди обязательно маячила цель в виде некоего абстрактного идеала? Так ее нет, этой цели, и никогда не было, а то, что придумывают разные «мыслители», на самом деле – чушь собачья!..
– Тогда вы – не человек, – сказал Гал. – Если у вас нет никакой цели, то вы – робот! Ходячий манекен!
Зографов усмехнулся.
– Ну почему же? – возразил он. – Положим, цель у меня все-таки есть. Но не такая абстрактная, как, например, у вас. И не такая сиюминутная, как вы предположили, говоря о жратве и совокуплении…
Дело в том, мой дорогой Гал, – с издевкой продолжал Зографов, – что никому из вас, бессмертных, почему-то не пришла в голову одна простая мысль: бессмертие – это власть. Она дает человеку уникальный шанс изменить не только наш мир и наше общество – хотя это тоже придется изменять, причем в первоочередном порядке! – но и всю Вселенную, если хотите! Честное слово, глядя на вас, невольно думаешь, что вы – как дети, которым вручили исключительно дорогостоящую игрушку, а они отказываются играть ею! Вы ушли от людей, и, по существу, вы плюнули на весь мир с двадцатого этажа и занялись никчемным самокопанием… «Ах, бессмертие!»… «Ах, как же я буду жить вечно?»… «Ах, я останусь таким одиноким на всей Земле!»… А надо было не уходить от людей, а, наоборот, идти к ним, пытаться чем-то помочь! Что – у остального человечества мало таких проблем, в решении которых ему надо помочь? Разве, став бессмертными, вы перестали быть людьми, черт побери?
– Я понял, – сказал Гал. – Теперь я все понял, полковник.
– Да я уже давно не полковник, – отмахнулся Зографов. – Насчет того, что меня сразу после того… с Корой, и вообще… выперли из спецслужбы без права на пенсию и даже руки на прощание не подали, мои люди не врали вам. Так оно и было. А тут еще Эвелина. Скажу вам честно: сначала я пришел в отчаяние. К тому же я постоянно жил в страхе – что уж теперь таиться. Я боялся вас, Гал. Боялся, что однажды вы все-таки придете и попытаетесь отомстить мне за все… Я даже одно время переезжал из города в город – этаким скитальцем, знаете ли… Пластическую операцию даже подумывал сделать да фамилию сменить. Но время шло, и я понял: у меня все-таки есть еще шанс… Кое-какие связи с нашей «конторой» у меня еще оставались… Надо вам сказать, что с самого начала войны мы имели дело с так называемыми «возвращенцами». Так мы нарекли милитаров, погибавших в боях с космическими агрессорами, но затем необъяснимым образом появлявшихся на Земле. Естественно, никуда они не шли, к нам или куда бы то ни было не обращались, жили себе тихо и радовались, что так дело повернулось. Недоумевали, конечно, по поводу своего чудесного воскрешения… Многие из них попали к нам и подверглись допросам – мы-то считали их Пришельцами, принявшими облик погибших землян. Мы производили над ними всякие опыты, эксперименты, сажали в тюрьмы и специальные лагеря, и так продолжалось до тех пор, пока нам не подвернулись вы, Гал. Мне первому пришла в голову мысль о том, что «возвращенцы» – это обычные люди, подвергшиеся воздействию черного луча и ставшие в силу этого бессмертными. Естественно, своим открытием я не собирался делиться с кем-либо из своих коллег, хотя многие из «возвращенцев» со временем самостоятельно пришли к выводу, что отныне перед ними – вечность… В результате наши тюрьмы и лагеря постепенно опустели – бессмертные разбежались, и остановить их было невозможно. Кое-кого из них сознание своей неуязвимости и, если можно так выразиться, безнаказанности мучило и корежило – как вас, например… Другие же приспосабливались и начинали извлекать из своего нового статуса определенные выгоды. Скажем, банк грабануть безнаказанно… Или местную банду подонков искоренить, как тараканов… Или зарабатывать неплохие деньжата показом каких-нибудь рискованных трюков – прыжки с небоскреба без парашюта, например… Или еще что-нибудь в том же роде. Такие люди и были мне нужны. Дальше – дело техники: выйти на них, провести определенную психологическую обработку – и готово!.. Так постепенно я сколотил вполне приличное движение… на статус партии мы пока еще не претендуем, хотя, как видите, кое-какие возможности у нас Уже имеются – и не только в легальном плане. Остается совсем немного, чтобы выйти, так сказать, в большую политику…
– Стать самому бессмертным, – закончил за своего собеседника Гал.
– Вот видите, вы меня понимаете с полуслова, – улыбнулся Зографов. – Поэтому, голубчик мой, я так откровенен с вами. Кстати, не хотите ли присоединиться к нам? Поверьте, ценнее вас у меня никого не будет!.. Ведь по моим сведениям, на сегодняшний день вы – единственный человек на Земле, в распоряжении которого имеется оружие Пришельцев!
Гал прикрыл глаза, изображая раздумье. На самом же деле весь кипел от негодования.
Тоже мне, политик сраный выискался! Бонапартишка! Очередной властитель мира! Такому, видите ли, Земли будет мало – на всю Вселенную замахнулся! И ведь в чем-то он прав. Дай ему то, что он просит, – и натворит кровавых дел, как любой властолюбец! Посадит себя на вселенский трон, а всех прочих хитростью или силой ползать у себя в ногах заставит! Причем бессмертие, которого он так от меня домогается, он рано или поздно получит. Даже если я откажу ему – он пойдет на все: и на создание «пятой колонны» на Земле, и на предательство, если другого пути не будет!..
– Так как – согласны? – услышал он вкрадчивый голос полковника. Бывшего полковника. Будущего властелина мира. Чингисхана, вырвавшегося на просторы Вселенной…
– Нет, – решительно заявил Гал. – Товаром быть как-то не приучен. А вам – тем более не продамся!..
– Да я не об этом, – досадливо поморщился Зографов. – Вы согласны выстрелить в меня из вашей… штуковины? Время-то идет, – напомнил он.
– А могу я быть уверен, что Вицентий Маркович жив? – спросил, чтобы потянуть время, Светов.
– Вы зря беспокоитесь, – с укором сказал Зографов. – Экий вы недоверчивый, голубчик. Ваш драгоценный Вицентий Маркович просто крепко спит. В этот раз к нему даже парализант не применяли, так, несколько ампул снотворного… Не верите? Что ж… Борис Вульфович, – окликнул он парня, который сторожил Морделла с трехствольным лучевиком. – Пошевелите легонечко нашего профессора!
Парень ткнул стволами прямо в висок Морделлу. Тот заворочался и что-то пробурчал, даже почмокал губами, однако не проснулся.
– Убедились? – спросил Зографов.
– Убедился, – кивнул Гал.
Мысли вихрем проносились в голове Светова. Прыгнуть, что ли, к этому стервецу, схватить его за глотку и душить до тех пор, пока он не даст команду отпустить Морделла?.. Нет, слишком много времени потребуется для прыжка через всю комнату, да и голыми руками этого субчика не очень-то запугаешь, а оружия, как назло, никакого нет, кроме… нет, об Уподобителе лучше на время забыть!..
…Выдвинуть какое-нибудь категорическое требование типа: сначала вы отпускаете Морделла, а потом будет вам бессмертие?.. Едва ли он на это пойдет, потому что не дурак, чтобы лишаться своего главного козыря…
…Или все-таки делать нечего и остается только подчиниться этой самодовольной морде? Осчастливить, так сказать, его навечно – пусть хлебает живую воду из неиссякаемого источника – и надеяться, что он когда-нибудь ею все же подавится?!. Вряд ли. Таким животным не может прийти в голову, что это такое – усталость от отсутствия проблем…
В этот момент в комнате что-то промелькнуло – промелькнуло так стремительно, что это было даже не движение, а намек на него.
И Зографов, и Светов уставились на голограмму. На первый взгляд, там все оставалось по-прежнему. Так же почивал младенческим сном доктор Морделл. Так же торчал у его изголовья Борис Вульфович, играющий роль сиделки и надзирателя одновременно. Что же изменилось в этой картинке?..
Гал присмотрелся и вдруг обнаружил, что из шеи Бориса Вульфовича, чуть пониже уха, торчит оперение стрелки парализатора и бежит едва заметная струйка крови. В тот же миг надзиратель-сиделка покачнулся и с грохотом рухнул на пол рядом с кроватью.
Затем в голокадре появился человек в легком спортивном костюме, державший в руке парализатор, из ствола которого еще поднималась струйка сизого дымка. Это был не кто иной, как сослуживец Гала по Базе номер семнадцать спейс-капитан Рол Мальян собственной персоной.
Он был краток. Он негромко сказал: – Я все слышал, Гал. Разберись с этим типом по-нашенски, а безопасность профессора я беру пока на себя.
В следующее мгновение Гал рванулся к Зографову, который побледнел и что-то проделал с пластинкой, которую держал между пальцами (лишь теперь Гал понял, что это был мини-пульт). Свет в комнате и голокадр с изображением Мальяна и Морделла погасли. Воцарилась кромешная тьма. И все-таки Гал успел заметить, как часть пола под Зографовым отодвинулась в сторону и тот спрыгнул куда-то вниз. Светов подбежал к этому месту и попытался остановить быстро закрывающуюся крышку люка. Но крышка захлопнулась прямо у него под носом. Старый спецслужбовский лис предусмотрел все, в том числе и пути отхода на случай неудачи…
Гал от души выругался и устремился к двери. Но у порога его уже поджидали люди в строгих костюмах, – видимо, они каким-то образом наблюдали за происходящим в комнате.
Их было четверо. Вероятно, после стычки с Галом у Траурной Стены им стало ясно, что оружие его не остановит. Поэтому они просто должны задержать его, вернее, удерживать как можно дольше. Правда, при этом они все-таки не до конца учли, если можно так выразиться, специфику противника. За что тут же и поплатились.
К своей новой способности не ощущать боли Гал уже успел привыкнуть… Поэтому не стал уклоняться от разнообразных ударов, а приступил к осуществлению своих собственных тактических планов.
Прежде всего Гал подпрыгнул и одновременными ударами правой руки и левой ноги «уронил» на пол двоих, после чего одного добил ударом ботинка по позвоночнику, а второго – пинком в висок. При этом раздался отвратительный хруст, как будто щипцами сжали горелую гренку.
Гал не обратил на это внимания. Он уже был вне себя.
– С-суки, – рычал он. – Д-дер-рьмо вонючее!.. Запомните: я тоже умею убивать не хуже вас! Вы у меня узнаете, что значит иметь дело с бессмертным!..
В руках третьего противника внезапно возникла электрошоковая дубинка, и, ловко уйдя от удара Гала, он вдруг оказался у Светова за спиной. В тот же миг Гал почувствовал, что его горло оказалось словно в железных тисках. На мгновение ему стало страшно: а вдруг шейные позвонки все-таки не выдержат? Но горло его сделалось словно из титановой стали, и, воспользовавшись этим, он перехватил обеими руками дубинку, пережимавшую его сонную артерию. И тотчас же выбросил обе ноги в направлении четвертого противника, который безуспешно пытался проломить Галу череп своими пудовыми кулачищами. Тот отлетел в сторону, гулко ударился головой о стену и обрушился на пол, корчась, точно огромный слизняк, на которого наступили тяжелым ботинком.
После этого осталось лишь перехватить руки, сжимавшие дубинку, и, присев, перебросить через себя последнего противника, причем сделать это так, чтобы он ударился хребтом о пол.
Добивать этих двоих Гал не стал: надо было поспешить на выручку к Ролу, потому что откуда-то снизу донесся грохот выстрелов. Пока стреляли из обычных пистолетов и автоматов, но не было никакой гарантии, что эти сволочи не применят лучевики или, хуже того, атомайзеры.
В коридоре Галу попались еще трое «людишек» (как выражался Зографов), одетых в бронекомбинезоны. Эти уже были вооружены до зубов. Однако они были бледны и слишком уж суетились. Что с них возьмешь, промелькнуло у Гала, это же убийцы, а убийцы, как правило, – всегда трусы, когда чувствуют, что запахло жареным…
Они палили в него почти в упор, и пули безжалостно секли стены и рвали в клочья роскошные ковры под ногами. Одна из пуль отрикошетила под ребра тому, кто неосторожно держался у стены, и он медленно сполз по стене на пол, с ужасом глядя на хлеставшую из его бока кровь.
Двух других Гал «сломал» на счет «и раз, и два, и три, и четыре» – как это они отрабатывали с одноглазым тренером в училище.
Потом была лестница, и здесь его попытались стреножить с помощью самонакидывающихся наручников, брошенных издали одним из охранников. Однако у Гала вовремя включился ускоритель восприятия, и он увидел, что две пары наручников, соединенных толстой титановой цепочкой, медленно плывут в его сторону, одни – на руки, другие – на ноги. От ножных он успел увернуться, и они защелкнулись на прутьях перил, а от предназначенных для рук уйти уже не успевал. Хорошо, что под руку очень кстати попался зазевавшийся коллега метателя, и Гал подтолкнул его в бок так, чтобы наручники накинулись на его запястья. Тот взвыл от боли. В следующую секунду Гал отправил его в полет через перила… Метателя наручников он «снял» первым же выстрелом из пистолета, который предусмотрительно подобрал с пола в коридоре в качестве трофея после схватки с людьми в бронекомбинезонах.
Потом бежал на звуки стрельбы и молил неизвестно кого, чтобы противники не успели вломиться в комнату, где от них отбивался Мальян, оберегавший сон Вицентия Марковича. Гал понимал, что не простит себе никогда, если опоздает… Потому что первое, что они сделают, выполняя приказ Зографова, – это расстреляют в упор доктора, а он так и не узнает, что его убили…
Он успел. Вылетев из-за поворота коридора, Светов увидел, что люди в бронекомбинезонах уже сняли с петель массивную стальную дверь выстрелом из портативного гранатомета и теперь готовятся забросить в комнату, откуда клубами валил черный удушливый дым, мини-ядерную гранату. Об их намерениях свидетельствовало то, что нападавшие поспешно натягивали на лица маски-фильтры и глотали антирадиоактивные пилюли.
Гал на бегу открыл огонь из пистолета, целясь сквозь дым в уродливые фигуры в комбинезонах. Кое-кто из противников упал, остальные огрызнулись разнокалиберным огнем, и Гал ощутил множество толчков в грудь, в лицо и в ноги. Потом обойма кончилась, а у охранников откуда-то появился мини-файрер, и они пальнули в Гала струёй жидкого огня. И тотчас же стало очень тихо, и в накупившей тишине Светов увидел, что весь горит.
Языки пламени охватили его с ног до головы, и он знал, что погасить это адское пламя практически невозможно. Но боли Гал по-прежнему не чувствовал, и, если бы у него было чуть больше времени, он обязательно бы понаблюдал, что из этого выйдет… Однако времени у него не было, и он горящей кометой врезался в толпу зеленовато-пятнистых людей, похожих в своих защитных масках на пришельцев из космоса, только не на настоящих Чужаков, а на таких инопланетян, которых изображают в голобоевиках…
Мозг его как бы на время отключился, а руки и ноги перешли в режим автоматического управления. Он не знал, сколько прошло времени, сколько длилась эта безумная схватка одного против десяти… нет, против четырнадцати противников, вооруженных до зубов, – именно столько лежащих на полу тел он обнаружил спустя некоторое время, когда к нему вернулось нормальное восприятие…
Когда вдруг оказалось, что бить и убивать больше некого, Гал сквозь дым шагнул в комнату. Он ожидал увидеть там страшную картину… Мальяна, изрешеченного пулями и истекающего кровью… доктора, задохнувшегося от едкого дыма… Однако в комнате все было в полном порядке.
Дверь лежала у самого входа. Мальян, целый и невредимый, с лучевым пулеметом под мышкой; (когда и как он успел завладеть им, чертяка?!), сидел на корточках перед кроватью и вводил из безыгольного шприца какую-то жидкость под ключицу безмятежно почивавшему доктору Морделлу.
Гал подошел, весь дымясь и тлея, к Ролу, моля хлопнул его по плечу, словно они только недавно расстались, и спросил, пристально глядя в серо лицо Вицентия Марковича: – С ним все в порядке?
– Сейчас будет, – лаконично ответствовал Мальян. Он отбросил в сторону шприц и выпрямился. – Я ввел ему антипарализующий раствор. Хватит ему дрыхнуть… а то еще замерзнет, – неуклюже пошутил Рол, и Гал почувствовал, что в горле у него заворочался какой-то теплый шершавый комок, мешающий вздохнуть. Расплакаться мне сейчас только не хватало, подумал он, с усилием сглотнув.
Рол вдруг оглядел Светова с головы до ног и дико заржал.
– Ты чего? – спросил Гал.
– Как – чего? – удивился Мальян. – Ты бы на себя в зеркало сейчас посмотрел: видуха у тебя – просто высший пилотаж!.. Как ощипанный петух, которого недопалили на костре!..
Галу и в зеркало смотреть не потребовалось. И так было ясно: пламя, пытавшееся сожрать его переродившуюся плоть, сумело уничтожить почти всю его одежду.
– Хватит ржать. Рол, – сказал он. – Лучше подскажи, где здесь ближайший супермаркет…