Ян вышел из подземки на поверхность в центре, где не бывал уже бог знает сколько времени. Перемены бросались в глаза.

Прямо на ступенях подземного перехода сидели проститутки. Когда Рамиров проходил мимо них, одна оторвалась от бутылки дешевого вина и хрипло проворковала:

— Мальчик, курс любви сегодня упал еще на десять пунктов, так что спеши воспользоваться!

— Не будь дурой, Лорка, — процедила другая, меланхолично жевавшая жвачку и одновременно мрачно разглядывавшая огромную дыру на черном, заканчивающемся выше колена чулке. — Не видишь, что этот мальчик — безденежный херувим?

— Ангелочка можно обслужить и в кредит, — сказала третья, окутанная облаком табачного дыма, и хихикнула.

Рамиров молча прошел мимо девиц, миновал шмыгающего носом молодого человека, торгующего с лотка армейским обмундированием и медалями, отказался от предложений юрких валютных менял и вырвался наружу.

И сразу оказался совсем в другом мире. В этом мире расплачивались не наличными, а с помощью электронных банковских карточек, здесь жратва и шмотки изобиловали на каждом шагу, здесь ходили в костюмах по пятнадцать тысяч юмов, сшитых на заказ у известных модельеров, здесь тротуары из настоящего мрамора мыли ежедневно с мылом, здесь сверкали зеркальные витрины, а вывески на заведениях были написаны непременно золотыми буквами. Рамирову даже показалось, что и воздух пахнет не свежестью, и уж тем более не выхлопными газами, смешанными с вонью помоек, а дорогой парфюмерией. Одним словом, на каждом шагу здесь пахло большими деньгами.

На центральной площади, как раз напротив управления полиции, высился огромный, высотой с двухэтажный дом, экран публичных объявлений. Он был виден из любой точки площади. Смотреть по нему, конечно, было нечего — реклама и прочая лабуда, нескончаемый поток которой лился дневно и нощно по ти-ви. Однако, людям в этом мире, наверное, было совсем нечего делать, если они подолгу глазели на голографическое изображение, переливавшееся сотнями цветных оттенков, как гигантский мыльный пузырь.

Время от времени реклама прерывалась очень важными и срочными частными объявлениями — например, о пропаже породистой собаки, за нахождение которой предлагалось баснословное вознаграждение…

Когда Рамиров проходил мимо стоянки такси, на исполинском экране вдруг появилась чья-то знакомая физиономия, и казенный голос за кадром с тревожной интонацией объявил:

«Внимание, внимание! Экстренная информация! ЮНПИСом и службой государственной безопасности срочно разыскивается человек по имени Ян Рамиров. Гражданам, располагающих любой информацией о его местонахождении, гарантируется крупная премия»…

Только теперь до Рамирова дошло, что физиономия на экране — его собственная, это явно была его старая фотография, наверное, изъятая из личного дела, которое так и осталось в архиве ЮНПИСа.

Значит, бывшие коллеги решили устроить охоту на меня. Причем, в лучших традициях, с привлечением к этой охоте падкой на материальную выгоду общественности… Как когда-то на Диком Западе: за голову индейца — премия!..

Рамиров почему-то почувствовал себя так, будто заявился в полном костюме на нудистский пляж. Конечно, за прошедшие годы лицо его изменилось, причем наверняка не в лучшую сторону, но, видимо, опознать его еще можно… Это что же, ходить теперь постоянно в маске? Или в черных очках? Или совсем не высовывать носа из своей норы?

Вполне понятная злость охватила Яна, ему вдруг стало почему-то казаться, что расфуфыренные, пахнущие как передвижные парфюмерные лавки, прохожие косятся на него с подозрением.

— Ну, что ты так на меня, уставился, сволочь? — сказал Рамиров шедшему навстречу толстяку в дурацкой тирольской шляпе с павлиньим пером. Уцепившись за руку толстяка, следом влеклась тощая дама в бархатном платье, на которой не было живого места от драгоценностей.

— Пардон? — осведомился толстяк, на всякий случай приподнимая шляпу. — Что вы сказали?

— Я сказал, чтобы ты не пялился на меня, как на оборотня, — сказал Рамиров. Дама охнула и мгновенно побелела. — Послушай, я — такой же человек, как и ты. Не лучше, но и не хуже!.. И если ты думаешь, что я — чужой в вашем уютненьком мире, что здесь место только таким, как ты и твоя баба, то ошибаешься!..

— Джеймс! — придя в себя, заверещала дама писклявым голосом. — Пойдем отсюда быстрее, не позволим этому типу испортить наш моцион!

— Безобразие! — трясущимися губами прошлепал толстяк, с отвращением глядя на Рамирова. — Нарушение общественного порядка! Этот оборванец — наверняка из «бывших»! И куда только смотрит полиция?!

Вокруг постепенно стала скапливаться горстка людей, явно ведущих пресный образ жизни, а потому жаждущих хоть каких-нибудь развлечений. Пусть даже в виде скандала в общественном месте…

Рамиров почувствовал, что уже не владеет собой. Он шагнул к толстяку, но кто-то взял его сзади под руку.

Ян покосился и увидел простое, открытое лицо с короткой стрижкой. И форменный шлем водителя такси.

От человека густо несло пивным перегаром.

— Не гони волну, дружище, — посоветовал он Рамирову. — Эту жиреющую публику убивать надо, а ты им что-то доказывать взялся. Пойдем-ка отсюда.

Рамиров по инерции попытался вырваться, но хватка у человека в фуражке была мертвой. Такой хваткой только винтовку со штыком держать.

— А ну, дорогу! — рявкнул таксист в толпу, и зеваки послушно расступились.

Он отвел Рамирова на стоянку такси, втолкнул в машину, захлопнул дверцу, сел за руль и рванул с площади на приличной скорости. Сзади раздались запоздалые полицейские свистки, забегали какие-то люди в мундирах, но человек гнал машину сначала по улицам, потом по каким-то переулкам, не обращая внимания ни на переполох среди дорожных полицейских, ни на сигналы светофоров, ни даже на Рамирова.

Когда Ян уже подумал, что таксист забыл о его существовании, тот вдруг сунул ему ладонь и кратко сообщил:

— Аксель.

Рамиров замялся. Потом сказал:

— Ян.

Человек искоса глянул на него. Усмехнулся:

— Тот самый, которого только что показывали там, на площади? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я тебя сразу приметил. Я же бывший разведчик, а в разведке положено держать ушки на макушке и все примечать… Служил?

— Служил, — подтвердил Рамиров.

— А сейчас что делаешь?

— Да так… Ничего.

— Ты что — еще не в Легионе? — удивился таксист и так крутнул руль, объезжая колдобину, что Рамиров едва удержался на сиденье. — А за что тогда тебя метут?

— Куда мы едем? — спросил Рамиров.

— Послушай, — сказал Аксель. — Сегодня наши собираются в одном месте. Если хочешь — поедем вместе.

Кто такие «наши», он не стал уточнять. И так все было ясно.

— А что там делать? — Рамиров изобразил сомнения.

— Знаешь что? — сказал Аксель. — Я сразу сообразил, что ты свой человек. Поэтому давай-ка поговорим честно, без всяких китайских церемоний…

Он свернул из крайнего левого ряда к тротуару, под носом у попутных машин, и остановился. К такси тут же сунулся какой-то тип в плаще, несмотря на отсутствие дождя, с дамским зонтиком и пухлым портфелем под мышкой:

— Освободился, шеф?

— Пошел ты, — сказал через окошко Аксель и поднял стекло.

Повернулся к Рамирову:

— Если уж ты такой крутой, Ян, то с этой гнилью надо по-другому обращаться. Понимаешь, они разжирели именно за наш счет. Разогнали армию, прикрываясь красивыми словами, и пусть, значит, милитары подыхают себе на здоровье! А они будут пить, жрать и трахаться! Много лет они сюсюкали: «человек с ружьем, человек с ружьем! Защитник наш и опора!» А как только ружье у этого человека отобрали, так он сразу — не человек, а так, отбросы общества, над которым можно всячески измываться… Квартиры лишить, к примеру… или пенсию отменить. И все — прогресс, мол, прогресс! Я это слово «прогресс» на дух уже не переношу, меня блевать от него тянет!..

Он ударил ребром ладони по рулю и помолчал, успокаиваясь.

Потом неожиданно спросил:

— Ну, что — поедем на слет ветеранов, Ян?

Рамиров устало прикрыл глаза. Вот в чем все дело, подумал он. Когда идет большая драка, то нужно обязательно быть на чьей-то стороне. Или ты с нами, или против нас. Или ты «наш», или «не наш», а, стало быть, — враг… Так уже тысячу раз было, и еще тысячу раз будет, а тот, кто все же будет пытаться остаться в стороне, станет врагом для обоих драчунов. Господи, неужели этот мир изначально задуман так, чтобы в нем непременно были «свои» и «враги» и чтобы больше всего доставалось ударов тому, кто пытается разнять дерущихся?!.

— Едем, — сказал он вслух. — Едем к «нашим», Аксель.