Часть третья
Ад на земле

Наши пра-пра-прадеды злоупотребляли фантазиями на тему оккупации планеты космическими пришельцами. Наши пра-прадеды всячески высмеивали и пародировали фантазии предыдущего поколения. А нашим прадедам пришлось сражаться с пришельцами в составе наспех сформированных Объединенных Сил.

Мой дед погиб уже после позорной капитуляции Объединенных Сил. Партизанский отряд деда уничтожили берсерки. Мой отец чудом сбежал из Москвы в памятную ветеранам сопротивления «Ночь Большой Чистки». Я родился в Бункере, в тайном убежище Непокоренных, в последнем убежище.

Нас было много, девчонок и мальчишек, рожденных в Бункере, но так случилось, что Избранным оказался я. Только я один. Я, и только я, способен все изменить.

Я отлично подготовлен. Особенно физически. Сегодня, например, я проснулся около четырех и всего за два часа, гораздо быстрее, чем рассчитывал, прошел последний лесной участок. Последний в этом секторе, разумеется. Мне еще предстоит продираться сквозь лесные дебри, но таких джунглей, как те, что остались за спиной, на моем Пути уже не будет, и это радует.

Забавно получилось – в поле я вышел ровно в шесть ноль-ноль, секунда в секунду. Сверился с компасом, взял немного правее и пошел, утопая во влажной от утренней росы траве, где по колено, где по пояс, а где и по горлышко. Пошел на запад. В шесть двадцать одну я заметил то, что некогда было дорогой.

Запрет на личный транспорт оккупанты ввели в первую очередь. В том числе и на гужевой, и на педальный. Перемещаться самостоятельно нам, аборигенам, разрешено лишь на своих двоих. Исключение составляют полицаи. Ублюдки с коэффициентом лояльности выше 90% имеют в своем полном распоряжении самые разнообразные спецавтосредства. Однако за пределы Н.П. – населенных пунктов – полицейские выезжают редко, и транспортные артерии вдали от обжитых зон хиреют год от года. А вместе с дорогами хиреют и те Н.П., активную поддержку которых стратеги пришельцев сочли нецелесообразной. Из таких Н.П. жители постепенно откочевывают. Молодые и сильные, в меру циничные «перспективные особи», способные осилить долгий пеший переход, прощаются со стариками и перебираются в обласканные вниманием марионеточной администрации «зоны развития». Идут туда, где оборудованы комфортные посадочные площадки для воздушных грузовиков. Куда грузовики наведываются чаще, там и житье сытнее да здоровее, и всегда есть вакансии.

Но существуют еще, еще живы захолустные деревеньки, где деньги видели только по телевизору, а грузовики видят раз в несколько лет, а то и десятилетий. Между тем аборигены захолустий, в том числе и потенциально «перспективные особи», откочевывать как не собирались, так и не собираются. И вовсе не из чувства протеста, вовсе не в пику геополитическим реформам оккупантов. Просто-напросто страшновато особенно дремучим провинциалам покидать свои насиженные, свои родные медвежьи углы, пугают их «перспективы».

Под этакий патриархально-консервативный медвежий угол и маскируется поселение, что расположено всего-то в полусотне километров от Бункера.

Подконтрольный Непокоренным поселок в реестре администрации значится как Н.П. – 14 д.3216.ру. Предпоследний раз грузовик зависал над нашим Н.П. аж дюжину лет тому, последний – нынешней весной. Грузовик прилетел в связи с кончиной единственного на весь Н.П. полицая. На сто жителей – а их в Н.П. – 14 д.3216.ру около того – полагается один-единственный представитель власти. Прежний ублюдок сдох, я так думаю, от цирроза, и ему взамен привезли нового. Заодно в наш медвежий угол доставили новые модели телевизоров и прочую щедрую гуманитарную помощь.

Я натурализовался в поселке в ночь безвластия, накануне прилета грузовика. Ровесник, уступивший мне свои имя и биографию, теперь живет в Бункере, в мое предплечье вживлен его чип. Чего-чего, а манипулировать чипами Непокоренные умеют. Научились, жизнь заставила.

Понятно, что в нашу глухомань прислали царствовать второстепенную лояльную личность. Прежний ублюдок убивал себя самогоном целых двенадцать лет, нынешний, сдается мне, сопьется до смерти за год.

Три недели назад я заявил пьяному ублюдку о своем решении совершить паломничество в Москву на Праздник Прозрения. Четырнадцать дней назад, во время планового сеанса связи с региональным Центром, он наконец-то доложил начальству о моем религиозном порыве. До этого, выходя ежедневно на связь с Центром, настолько не вязал лыка, что и не пытался докладывать о чем бы то ни было, кроме как о том, что пока жив, а значит, власть в поселке пока есть, пусть и номинальная. Не было еще случая нигде и никогда, чтобы администрация препятствовала паломничеству. Тринадцать дней назад хрипатый динамик поселковой рации сообщил присвоенный мне личный код пилигрима. Спустя сутки я отправился в путь...

Отрадно, что джунгли остались позади. Пускай временная, но смена декораций все равно радует и глаз, и ноги. Над головой – безоблачное небо, под ногами – плоская твердь. И пусть дорожное покрытие сплошь в трещинах, местами в рытвинах, все равно, шагать по нему – одно удовольствие. Отроком я, случалось, добирался до дорог. До других, севернее, в 15-м секторе, совершенно заброшенном, где исключена встреча со сторожевиками. Отроком я часто совершал тренировочные вылазки из Бункера, и всегда инструкторы требовали, чтобы по дорогам я передвигался с рекордными скоростями.

Наращиваю темп. Иду, чуть согнувшись, немного косолапя, поддерживая легкий дисбаланс – плечи слегка перевешивают, тянут остальное вперед, только и успевай переставлять ноги.

Ноги, кстати, после хождения по росе промокли. В ботинках с высокой шнуровкой хлюпает. Напрасно я не срастил липучкой края ботинок со штанами.

Все, что на мне сейчас надето, и все, что я взял с собой, практически полностью позаимствовано из стандарт-комплекта гуманитарки для жителей лесов. На мне витаминизированное белье, поверх надет серый комбинезон с капюшоном и со множеством глубоких карманов. В левом нагрудном кармане лежит «вечная» зажигалка, в правом – хронометр и компас. На поясе висят фляжка, легкий ножик с несерьезным лезвием и пищалка для отпугивания диких зверей. К спине липнет рюкзак, в нем упакованы пищевые смеси и концентраты, аптечка и малоформатное издание Святой Книги с непромокаемыми страницами.

Иду, сгорбившись, косолапя, в ботинках задорно хлюпает, одежды шур-шур-шат, иду и гляжу исподлобья в небо. Гляжу и вижу... Ну конечно же, это сторожевик, хотя и похож на летающий грузовик, очень похож. Все воздухоплавательные монстры пришельцев похожи на дирижабли, и этот тоже. От грузовика этот отличается меньшей гондолой под дутым брюхом, которую пока... нет, уже видно. Быстро летит, сволочь.

Сторожевик – это беспилотный, автономный воздушный патрульный, апгрейд карателя времен борьбы с партизанами. В богатом на поля да степи, но малозаселенном секторе 14в сторожевики – явление обычное. Зато над джунглями сектора 14г, где спрятался Бункер, они совсем не летают. Как и над забытым всеми от «а» до «я» 15-м сектором.

Сторожевик бесшумно приближался, постепенно снижаясь. Понятно, что чип в моем предплечье откликнулся на его сканирующий сигнал сразу же, как только я вышел из леса. Сторожевики, так же, как и их предтечи каратели, заточены на контроль открытых пространств. Во времена моего деда каратели плотно «запирали» партизан в леса, где Непокоренных мочили берсерки.

Меня накрыла густая тень, и с небес грянул голос, не мужской, не женский, лишенный интонаций, оттенков и выражения, голос машины:

– Остановитесь...

Останавливаюсь, задираю голову, смотрю вверх.

– ...Попытка к бегству карается уничтожением...

Тупая машина – надумай я бежать, будь я сумасшедшим, так давно бы задал стрекача.

– ...Приготовьтесь к процедуре идентификации.

Разве сверху не видно, что я уже закатал рукав?

– ...Отказ от идентификации карается уничтожением.

Стою смирно, внутренне я спокоен.

В днище гондолы открывается люк, оттуда вываливается впечатляющего диаметра ядро на тросе. Глухой удар в паре метров справа, жалобный стон сморщенного от времени дорожного покрытия, и к морщинкам-трещинам, к язвам-рытвинам добавляются шрамы-расколы, «якорь» сброшен. Трос натягивается, по нему, с тихим ж-ж-жуж-ж-жанием спускается идентификатор, спаренный со «всевидящим оком». То есть к охватившему трос самодвижущемуся кольцу приделаны и штанга с шариком идентификатора на конце, и штатив с линзой «Ока».

– Подойдите к приборам, – командует голос свыше.

Подхожу.

– Вам знакома процедура идентификации?

Глупый вопрос. Если у меня есть чип, то я, безусловно, проходил сию процедуру хотя бы однажды, хотя бы в целях проверки отзывчивости чипа. Кстати, в Бункере его отзывчивость проверяли точно таким же мобильным идентификатором, снятым с точно такого же сторожевика много-много лет назад, в далеком-далеком секторе.

– Знакома, – отвечаю поспешно, чтобы тупая машина не начала подробно объяснять, что и как следует делать. И, не дожидаясь следующей команды, подношу оголенное предплечье к блестящему шарику.

– Ваши данные считаны, – констатирует машина и радует: – Чип признан действительным. Процедура идентификации пройдена. Вам знаком порядок прохождения процедуры тестирования?

А вот подробности этой процедуры дремучий провинциал может и не знать. Если он только не из числа тех ублюдков, которые сами приходят в региональные Центры и сами просят их протестировать.

Между тем и в самой дремучей провинции все поголовно, конечно же, слышали про детектор лжи, именуемый полуофициально «всевидящим оком».

Глядя вверх, туда, откуда звучит равнодушный голос, отвечаю с должной для провинциала заминкой:

– Зачем проводится тестирование, мне известно, но лично я еще ни разу такую процедуру не проходил.

– Сосредоточьте взгляд на зеленом свечении, – произносит бесполый голос, а внутри окуляра «ока» вспыхивает огонек салатного цвета. – Вам будет задана серия вопросов. Отвечайте, не отрывая взгляд от свечения, без промедления и не раздумывая. Задержка с ответом более чем на десять секунд карается уничтожением. Вам понятны условия и порядок прохождения тестирования в полевых условиях?

– Да, вполне.

Машина нарочно забыла упомянуть, что «в полевых условиях» неудовлетворительный результат, то есть итоговый коэффициент лояльности ниже 30%, влечет за сбой уничтожение немедленное и беспощаднее. Машина не хочет, чтобы тестируемый понапрасну нервничал, и это разумно.

Обмануть «всевидящее око» невозможно чисто теоретически. Даже и пытаться не стоит. В лоб о лояльности машина, конечно, не спросит, но поинтересуется на предмет моего отношения к полиции, к администрации, к образу жизни после оккупации. Спросит и о том, не нарушал ли я какие-либо законы. Честно ответив на вопросы об отношении и нарушениях, я обеспечу себе вообще отрицательный коэффициент. А нечестно, как я уже обмолвился, отвечать не получится, даже и пытаться не стоит. Сберегая нервы тестируемого, машина умолчала и о том, что в случае всего 10% откровенно лживых ответов меня немедленно испепелит молния. И мокрого места, как говорится, не останется.

Но, помимо принципиальных, моему завидному здоровью серьезно угрожают и вполне невинные вопросы, вроде: «Где вы родились?» и «Как вас зовут?» Те вопросы, что психологи вводят в опросники, дабы несколько успокоить и немного расслабить обычного тестируемого. С чипа считаны биографические данные моего ровесника Николая, уроженца Н.П. – 14д.3216.ру. Я же родился в Бункере. Я приучил себя откликаться на чужое имя, но, повторяю, «око» обмануть невозможно. Получается, что я обречен, да?.. Нет! И еще раз – нет! Я выживу. Обязательно.

Я выживу, потому что в программном обеспечении «ока» существует один нюансик, на который рассчитывали Непокоренные, когда готовили меня к акции. Специфический сей нюансик связан, в том числе, и с последовательностью вопросов. Так сказать, со «стартовой темой». Вначале машина должна спросить о цели моего путешествия, и она спрашивает:

– Куда вы направляетесь?

– В Москву, – отвечаю честно на все 100%, без намека на кривотолки, двойное толкование и т. д. и т. п.

– С какой целью?

– Я – пилигрим, – говорю, зная, что мой ответ лжив на две трети, и спешу добавить: – Личный код: четырнадцать дэ тридцать два – шестнадцать-один, шестьдесят шесть ка.

Сторожевик – автономная машина для убийства подозрительных пунктиков. Запроса в базу данных регионального центра, где мне присвоили код, не последует, да он и не нужен. Ежели я и ошибся в цифрах, то без всякого умысла, то бишь – всего лишь ошибся, а не солгал.

– Вы верующий? – Вот! Вот он, тот вопрос, которого я ждал с нетерпением.

– Да. Я верю в Сестру Спасительницу.

Вот и все. Вопросов больше не будет. Тестирование закончено досрочно. Программный нюанс сработал. Истово, без тени сомнения, верующим в Дочь их бога оккупанты автоматически и сразу присваивают коэффициент лояльности 99%. Редкий ублюдок полицай имеет такой коэффициент. Я выжил благодаря Сестре Спасительнице. Да святится имя Ее ныне и присно, и во веки веков. Аминь.