Глава 11
На этой открытой станции Михаилу не приходилось бывать уже года два или три. Она была конечной для одной из линий в Юго-Восточном округе города, а он жил на Западе.
Корпуса Института управления, хоть и переименованного теперь в Академию, имели тот же вид и тот же зеленоватый цвет стен из искусственного камня. Электронные часы на ближнем высвечивали цифры не полностью, часть лампочек не горела. Как в старые добрые времена…
Михаил облокотился на ограждение спиной к поездам, смотрел вниз. Платформа с этой стороны станции находилась на уровне второго этажа. Толпа пассажиров из вновь прибывшего поезда устремилась к двум лестницам на противоположных сторонах, которые вели вниз, в пешеходные тоннели.
Алик и те, что приведут его, должны ждать где-то здесь.
Михаил был против участия Бати. Он даже пошел на запрещенный прием: напомнил, что Павел и сам считает Алика уже мертвым, а письмо — ловушкой, попыткой выманить.
«Выманивать тебя, — презрительно протянул Павел. — Тоже, енот в норе».
У них проблем и без того хватает, сказал тогда Михаил, а у него, Павла, особенно. Он, Павел, что, не вник, что ему говорилось? Ему, Павлу, что, непонятно, по какому краю он ходит? Зачем усугублять? Не разумнее ли свести риск до минимума?
Он, наверное, немного переборщил.
«А ты, Братка, можешь вообще не ходить, — сказал Павел с уже заметной прохладцей. — Тебе — и верно рисковать ни в коем разе нельзя. Паренек твой знал, на что шел. Ты ведь ему деньги платил? Так что ничем не обязан. А я рискну. Подумаешь, пару лишних дырок заработаю. А ты не рискуй, не надо, здоровье береги, оно тебе пригодится на должности твоей важной».
Михаил сдержался. Помолчав, он предложил излагать план, и после краткого обсуждения план был принят.
Павел явился обратно на гоночном «Судзуки-750» и даже вытащил Михаила на балкон, чтобы похвастать видом сверху на обтекаемые обводы машины. Сказал о картине, которую они с Зиновием Самуэлевичем застали, и о том, что впавший в состояние невменяемости Зиновий спешно им, Павлом, уведен и оставлен в надежном месте, где не станет лишнего болтать. На всякий случай.
Михаил будто вновь увидел последнюю «визию», даже зажмуриваться не нужно было. На этот раз было что-то вроде прямой передачи, что ли?
«Причины и следствия, разумные объяснения и логика — теперь обо всем этом можно забыть», — подумал он. Тут же, без лишних подробностей, сообщил Павлу, что Зиновий — это четвертый. Павел закусил бороду, посмотрел косо.
«Где ты место надежное сыскал за два часа и откуда мотоцикл?» — спросил Михаил, не углубляясь более.
«Места у меня везде есть, — важно сказал Павел, — Паша Геракл — не щенок какой-нибудь. А два колеса по дороге прикупил, теперь у вас с этим просто. Как во всем цивилизованном мире. Только права водительские в том же салоне не выдают, фотографию моментальную не лепят, не дорос сервис. Пришлось показывать те, на которых рожа еще целенькая».
Павел даже не делал вид, что говорит правду, и потом, внизу, Михаил увидел и сам. «Судзуки» был в великолепном состоянии, но, конечно, не в фабричной смазке. Просто отличная, отлаженная и обкатанная машина. Как личное оружие у заботливого хозяина. Он спросил лишь:
«Ты с документами — не засыплешься?»
«Эти чистые. Мне только в компьютер нельзя попадать. Но ведь скоро все вообще кончится, да, Братка? Совсем? — Павел покрутил носом. — Слушай, что Зиновий-то так явился вовремя?»
«Я давно ничему не удивляюсь».
…Автоматический голос сказал в очередной раз о конечной станции, о платформе справа, о необходимости не забывать свои вещи, а о чужих оставленных сообщать. Поезд ушел к депо. Там его переведут через стрелку, и он вновь увлечет доверчивых людей под землю, чтобы везти их в гуле и грохоте под всеми семью холмами города.
Цифры на институтском здании сменились. Без пяти. Одна из пятерок, составлявших число пятьдесят пять, горит наполовину.
Михаил в который раз обежал глазами пространство перед собой. Торговые ряды, рейсовые автобусы, маршрутные такси, люди, всем тесно. Отсюда уезжали или уходили пешком — в обе стороны и прямо вперед, если смотреть от платформы, через институтский комплекс и старый сад. Где-то поблизости притаился «Судзуки». Кроме того, здесь должны находиться представители еще как минимум двух заинтересованных сторон.
Михаилу было жарко под легким летним пальто. Оно было застегнуто доверху, а горло закрывал ослепительный белый фуляр. Михаила нельзя было не заметить, а заметив — не запомнить. Именно в таком виде.
— Вы не приятеля ждете? Так не туда смотрите. Вон он стоит.
Алик в сопровождении двоих пил пиво из маленькой бутылочки, прислонившись к кирпичному углу торгового ряда. Михаил мог побиться об заклад, что полминуты назад его здесь не было. Отсюда заметно, держится на последнем. Одна рука на перевязи, в цветной косынке.
— Благодарю. — Михаил, так и не глянув на подошедшего, сделал движение идти вниз.
— Несколько слов. Приятель — видите? — жив-здоров. Он подождет.
— Хорошенькое здоров. Я уж знаю, как он здоров. В больницу отправили — и здоров?
— Ну, откуда же мне знать, кто кого куда отправил. Может, и хорошо, что только в больницу, а могли — прямиком в морг. Знаете, такой шанс у каждого имеется. У него, у меня, у вас.
— Про свои шансы я и сам все знаю, — отрезал Михаил. — Если хотите говорить, мой человек должен стоять рядом. Пошли к нему, или пусть сюда приведут.
— Я бы не рекомендовал. Нужно договориться о деликатных вещах, и присутствие третьего…
— Договориться?
— Ну — обсудить.
— Хорошо, что нужно? — Михаил незаметно следил за часами. Пять минут, и пятерка горит не полностью. — Только быстро.
— Боюсь, быстро не получится, Михаил Александрович. Я и так большой риск имею, встречаясь с вами у всех на виду.
— Место сами выбирали.
— Э-э… Я имел сильное опасение, что, встречаясь в более приватной обстановке, мой риск возрастал. Нам могли помешать. А здесь люди, все открыто…
— Особенно мы. — Михаил показал на дома в отдалении. — Хорошему стволу и поправку ставить не надо, так достанет. Кстати, это вам я обязан визитом в квартиру? Зачем пришли? Что искали, если искали? Почему нагадили так?
Человек рядом был толстый, весь круглый, какой-то масленый, как масленичный блин. И ноздреватый такой же. Он умильно прищурился и вдруг стал похож на Мурзика:
— А вы ничего за собой не помните, Михаил Александрович? В город Видово вы не ездили неделю тому назад, с неким Боровским не встречались, в последний путь его не провожали, с девушками не любезничали, безвременно усопшим не интересовались?
— Ч-черт… — На минуту его охватила растерянность. «Как они меня четко! При чем тут?..»
— Боровский — это была фигура, скажу я вам. — Умильный «Мурзик» поднял толстые лапки. — Не знаю, не знаю, как там и что, никаких подробностей. Но то, что на следующий день после его кончины десяток бригад в разные стороны лыжи навострили разнюхивать — это уже о чем-то говорит. Вам и вашему мальчику сильно повезло, что в вашу сторону послали так, «шестерок»: несерьезные люди, мелочь, пачколи. По другим адресам направились гораздо более…
— По каким другим?
— Ну откуда же я знаю. Просто там, должно быть, прорабатывали все его контакты за последние дни. Так всегда делается.
Михаил наморщил лоб, вспоминая:
— Человек за обедом костью подавился, что-то в этом роде. Кому это может быть надо?
— Значит, кому-то надо. Скажу очень доверительно, Михаил Александрович: я бы поостерегся.
— Только не надо меня пугать.
Десять минут. Теперь ноль горит без нескольких точек, угловатый, надкушенный бублик. А народу не убавляется. Алик стоит между двумя налитыми фигурами.
Михаил повернулся к ограждению спиной, оперся о него локтями:
— На озере за мной охотились по-настоящему. Кто?
— На каком озере? — очень удивился толстый.
— Ладно. Вы прямо здесь, сейчас, освобождаете парня, возмещаете ему, сколько скажет, и впредь не трогаете. За это я… что требуется от меня?
— Ах, Михаил Александрович, — сложил он лапки, — как вы решительно ставите вопрос. Ну да воля ваша, Мальчика мы и так отпустим, зачем он нам. А вот вы… Вы же понимаете, что ваши… скажем, неординарные способности не могут не заинтересовать. Будем начистоту. Название «Корпорация» вам ни о чем не говорит?
Михаил мотнул головой.
— Ну да, ну да, вы, должно быть, далеки… К чему вам с кем-то объединяться, такие специалисты, как вы, всегда работают в одиночку. Но, согласитесь, бывают ситуации, когда без сильной поддержки не обойтись. Скажем, с этим Боровским… ведь действительно, могут явиться и другие, и мы уже не сможем вас охранить…
— Какой же я, по-вашему, специалист? По чему?
— По устранению, Михаил Александрович, по чему же еще? Совершенно естественная причина — что может быть изящнее? Высший класс работы, восхищаюсь, была бы шляпа — снял. Заметьте, я ни словом не обмолвился о… скажем так, причинах вашего интереса к тому или другому лицу. Уважение чужих тайн — первейшее правило. При таком подходе мы вполне могли бы найти общий язык. Не материальная заинтересованность — насколько нам известно, в этом смысле вы человек совершенно независимый, — но существуют вещи поважнее денег. Мы предлагаем вам дружбу…
— На х… мне ваша дружба не упала, — нагло сказал Михаил, потому что на табло уже светилось: 19.14 и он слышал треск и рев моторов. — Ты, мужик, адресом ошибся.
Заложив в рот мизинец, он особым, фирменным своим способом свистнул на всю улицу. Звук вонзился между туш автобусов и человеческого столпотворения. Алик в числе многих поднял голову, нашел взглядом, и Михаил помахал ему.
— Вы привлекаете внимание…
— Плевать я хотел. И на хозяев твоих, и на тебя, рожа твоя поганая.
Толстый открыл было рот, да так с ним и остался — левой по горлу, коленом в пах. Михаил навалил обмякшее тело на трубу ограды, перекинув руки так, чтобы тот удерживался подмышками.
Движение за спиной. Ответил «коромыслом»: резко нырнул туловищем вперед и вниз, оставаясь на одной ноге, вторая мелькнула назад, как противовес, усиленная широким стремительным разворотом. Нападавший перелетел через него и встретился зубами с ограждением. Еще в полете Михаил добавил по затылку и кинулся вниз, опережая хлынувшую толпу из поезда.
За три секунды, пока был скрыт стенами, успел сорвать с себя приметное пальто, сунул вместе с шейным платком в пакет, пакет бросил. На Михаиле была джинсовая рубашка, каких вокруг десятки.
Они появились справа, со стороны моста, их было штук десять. Михаил подумал, что такое надо считать на штуки. В черной рокерской коже, шлемы только на двоих или троих, остальные кто как, ведущий — в пиратской алой косынке.
Почти не замедляя хода, они пронеслись, увиливая от автобусов и заставляя тормозить легковушки. Задержались лишь у торговых рядов.
Возле алой косынки Михаил рассмотрел знакомый шлем. Один из конвоиров Алика отлетел, как кегля, со вторым Бате заниматься не понадобилось — о его физиономию брызнула — разлетелась недопитая бутылка пива.
Алика усадили позади косынки, знакомый шлем склонился к нему, задержался, будто напутствуя в дорогу. Эта Батина показуха заставила Михаила скрипнуть зубами. В часах сменилась крайняя цифра.
Моторы взревели, стая, в которой прибавился один и убавился другой, исчезла в противоположную той, откуда явилась, сторону. Шум от нее понесся к Окружной автодороге, к выезду на Люберцы, до которых здесь было рукой подать.
Оставшийся «Судзуки» подскочил к Михаилу. Люди шарахались в стороны. Многие просто замерли и стояли.
— Садись! — заорал из-под шлема Павел, но было уже поздно.
Снова опасность сзади. Михаил не стал разбираться, тот ли, другой. В такой позиции особо не размахнешься, поэтому он подпрыгнул, как был, лицом вперед, сложился и обеими пятками въехал в челюсть и грудь набежавшему из-за спины. Упал на руки, упруго подскочил, очутился на высоком сиденье. Оглядываться некогда.
Павел вывернул газ, «Судзуки» прыгнул, вильнув, и площадь понеслась навстречу.
Но — поздно.
Милицейский «уазик» шел лоб в лоб. Пользуясь, что «Судзуки» не успел набрать скорость, там решили таранить их. Павел еле увернулся.
— Ать! Талалихин! Гастелло, матерь его!.. Еще два «козла» разбежались по сторонам, перекрывая проезды, из них на ходу выпрыгнули автоматчики.
Павел развернул мотоцикл к проходу через институтский сад, но и там было перекрыто. Уже изготовились к стрельбе. Не сумев среагировать на группу рокеров, уж этого-то отсюда не выпустят.
— Все, Батя, все! — кричал Михаил. — Они уже ушли, наша очередь — куда?
Минуту для тех, кто увозил Алика, они выиграли, но и сами оказались в западне. Народ очень проворно разбегался. Из тоннеля перестали выходить люди — значит, заблокировали и тоннель.
Но Павел направил «Судзуки» именно в его черный зияющий квадрат.
Михаил приготовился идти на прорыв, но мотоцикл вдруг притормозил, задрал переднее колесо и стал взбираться вверх по той же лестнице, с которой Михаил сбегал на площадь. Толстяка, оставленного в отключке, уже не было видно, зато в плечо Михаила вцепились чьи-то пальцы и едва не сдернули с сиденья. Павел газанул, вцепившегося по инерции дернуло, закрутило, и он, пятясь, обрушился вниз, на рельсы, где сейчас на его счастье не было состава.
Счастье оказалось недолгим. Пытаясь выбраться, он вскочил на длинный деревянный короб, крашенный суриком. Короб тянулся вдоль всего пути и походил на удобную приступочку.
Там проходил «контактный рельс» — шина, через которую получают энергию поезда метро. Он имеет напряжение 850 вольт. Подгнившая панель провалилась, белая вспышка была очень яркой даже при дневном свете. Человек без звука свалился обратно на бетонные шпалы. Он выживет, но нога у него до колена превратилась в угли.
— Аня! Аня! — закричала дежурная оператору блокпоста, находившемуся в голове платформы. — Человек на путях! Напряжение с контактного пусть снимут, передай по дистанции!
Михаил не видел вспышки и не слышал крика. С изумлением, которое не успело сделаться страхом, он увидел, что делает Павел. «Судзуки» проскочил платформу до конца, снес узкую железную дверцу, и они на долгие мгновения поплыли по воздуху.
От приземления на пути хрустнули зубы и треснуло в позвоночнике. Мотоцикл запрыгал. Все силы приходилось напрягать, чтобы не сорваться. Справа набирала скорость электричка, люди в окнах показывали на них пальцами. Потом путь ушел глубже, вокруг остались одни травянистые склоны и вершины деревьев над ними — огромных кленов. Каким-то образом он успевал все это замечать.
«Только бы не поезд навстречу, — прыгало в голове в такт подскакиваниям заднего колеса. — Только бы не поезд!»
У огромных ворот тоннеля — противоатомных дверей, сейчас они разведены — «Судзуки» бросили, взбежали вверх к невысокому заборчику с кабелями. И здесь опоздали.
От института уже неслись, поблескивая синими огнями и завывая, машины. Такие же звуки доносились и по правую руку, с идущей вдоль улицы.
— В тоннель! — приказал Павел. — Авось добежим до станции. На поверхности они нас, как куропаток…
Тут было гораздо прохладнее, чем на улице. В межрельсовом провале хлюпала вода. Она не сочилась со стен, а бежала ручьем понизу.
— Как тараканы бежим от горячего, — выдохнул Михаил, разбрызгивая лужи.
— Что?
— Я говорю, сообщили метровским небось. Нас встретят. Берегись — сейчас будет поезд.
— Тем хуже для нас…
Возник гул и визг, пятна света запрыгали по рельсам и низу стен. Поезд не успели задержать и даже не успели еще передать сообщение о ЧП. Прорыв по рельсам, показавшийся долгим, не занял и минуты.
— В нишу! Если машинист заметит, он доложит, что в тоннеле люди.
«Ниши безопасности» расположены через каждые сто метров. Или сто пятьдесят, Михаил не считал, пока они до нее бежали. Сидели, спрятав лицо в ладонях, скорчившись. Сквозь пальцы в кромешной тьме мелькали блики вагонов в скользкой жиже. Тело били оплеухи ветра, уши рвал грохот.
Это продолжалось бесконечно. бесконечно
Последнее «пом-мм!» — поезд вылетел наружу, на свет, который не видно отсюда из-за поворота. Где-то там пассажиры с недоумением и тревогой увидели мелькнувший брошенный мотоцикл. Может быть, возле него уже суетятся люди. Дрогнет у пассажира сердце: вдруг — что-нибудь? Теракт? Чеченцы в Москве? Внешний вид и количество милиции его успокоит.
Раздался звук, которого здесь не должно было быть, — Павел тихонечко смеялся:
— Ты не видал, Братка, как того-то прижгло? Ох, и прижгло… А-не хватай!
— Как ты додумался с платформы прыгать?
— На вдруг! Куда было деваться, сам подумай? Зато теперь у нас тишь, гладь и благодать… ее мать. Чего надо было от тебя, выяснил?
— А! — Михаил не удержался от пренебрежительного смешка. — На арапа взять хотели. Вербовщики… Но и сами тряслись. Алик им, видать, про меня чего было и не было наболтал.
— А ты мне не верил. — Павел потянулся в нише. — «И началась самая увлекательная из охот…»
— Иди ты с афоризмами твоими.
— Я, Братка Минька, так себе мыслю. Вот мы с тобой, предположим, исчезнем. Смоемся отсюда твоим мистическим образом, или пришибут нас все-таки — как я полагаю, — но паренек, Алик твой, он останется. Когда б не мы — кто бы его выручил? Я ему так и сказал: беги, говорю, парень, немногим удалось уйти. Что там еще с нами будет — ладно, а это мы сделали.
— Ну да. Ради этого стоило жить. Утешайся. Я, между прочим, всех вас тоже выручить хочу.
Тишину во тьме тоннеля нарушала лишь струящаяся по бетону вода.
— Какие интервалы между поездами?
— Спроси чего полегче, Братка. В мое время они шли через восемьдесят секунд.
— В твое время электричества было больше. Если они все-таки остановили движение, то нас должны искать, а мы ничего не слышим. Может, пойдем сами, это короткий перегон… эй! Эй, Батя!
Его пальцы словно перебирали что-то, он сидел в той же позе, голова резко дергалась в сторону. Тяжелые кисти падали, обессилев.
— Эй!
Михаил не знал, что делать.
— Братка…
— Что с тобой было?
Павел не ответил. Опершись о стену, выпрямился.
— Часто у тебя такое? Что это? Ты что-то видел?
— Что видел… Это не объяснишь, Миня. А случается?.. Случается, да.
— Последнее время — все чаще, — утвердительно сказал Михаил.
— Верно. Чаще. Откуда ты… А я особенно и не считал.
— Ты ничего не понял, Паша? Тебя зовут. Туда, где ты должен быть.
— Угу. — Павел шагнул вперед, плеснув ручьем под ногами. Внешне он остался совершенно спокоен. — Понятно. Я что-нибудь делал?
— Руками и головой. Вот так. — Михаил показал.
— Ишь ты. Никогда не знал, как это выглядит со стороны. Не у кого спросить было. Пошли, что ли? В когти льва. В какую сторону предпочитаешь, где тебе больше нравится быть повязанным — на воле или под прочным потолком?
— Не такой уж он и прочный, — проворчал Михаил, выбираясь из ниши.
Они пошли к станции. Вскоре увидели зарево от освещения и сразу — бело-красный кафель стен и черноту под платформой, уходящей к дальнему жерлу тоннеля на том конце. Вид снизу был непривычен. Прошли к лесенке, ведущей на перрон, таясь и пригибаясь у нескольких дверей, выходивших в тоннель. За некоторыми горел свет. Они вели к станционным службам. Никого нигде, лишь за одной из дверей неразборчивый женский голос.
Поднялись по железным ступеням, открыли простой шпингалет, запиравший металлическую дверцу в серебряной краске — сестрицу той, что вынес «Судзуки». Почему-то перрон оказался пустым.
Короткий поворот — эскалатор. Полное безлюдье на всей станции, только вдалеке два оранжевых жилета катают глыбы поломоечных машин. Эскалатор работает.
Ничего не понимая, Михаил пристроился за Батей, они чинно поднялись, повернули и, миновав пустые угловые крепления, где когда-то висели разменные автоматы, вышли на проспект.
Над проспектом горели рыжие фонари. Небо было черным, ночным.
— Батя…
Павел сильно толкнул его. Быстрым шагом они ушли налево, за павильон метро. Перелезли через какой-то забор, почти бегом миновали здание школы, спрятались в кустах между корпусами по ту сторону школьного участка.
— Батя…
— Очнись! — Голос у Павла был злой. — Сколько было на часах, когда мы начали крутить?
— Девятнадцать-пятнадцать. Как уговаривались.
— Сколько всего продлилось?
— Ну… полчаса. Меньше.
— Сколько в тоннеле просидели?
— Ну пусть столько же. Батя, сколько сейчас?
— Ноль один-тридцать шесть, я на станции еще посмотрел. Что же получается, ОНА у нас почти пять часов украла?
