Павел притащил на балкон какой-то обломок с кухни, доску, подложил два других, получилась низкая скамеечка спиной к ограждению.

— Здесь говорить будем. Не высовываясь и вполголоса.

— Детские игры это, Батя. Да и не нужно. Понимаешь…

— Тот лихой в дом заходил? Заходил. Мог опять что-нибудь обронить, как давеча вам в машину. Про Лену они лучше нашего знают, а про нас с тобой пусть погодят.

— Да нет же. Пойми…

— Понимаю я или нет, а так мне спокойнее. При такой оснастке, как у твоей подруги покровителей, им разговор и со стекла снять — плевое дело. Я слушаю тебя, Братка Миня, излагай, о чем ночью при Лене не говорил.

Еще минуту Михаил собирался с духом. И все-таки начал с преамбулы:

— Я понимаю всю шаткость своей позиции. Любой здравый смысл восстает против. В конце концов ничего, кроме моих слов, у меня нет. С одной стороны, что покажется более нелепым, чем услышать пусть даже от того, кому прежде доверял, что ты в буквальном смысле не от Мира сего, к которому с рождения привык и до сих пор считаешь своим. Что ты или по крайней мере часть тебя — не отсюда. Что здесь она, эта несчастная живущая в тебе часть, — только по странной случайности, чьему-то капризу, злой воле, недоступному нам катаклизму или стечению обстоятельств, которые ее сюда занесли, а тебя сделали ее невольным носителем. С другой — это самый легкий способ списать все свои беды и непонятности…

— Не все, — жестко сказал Павел. — Наши — не спишешь. Но нам от этого не легче, особенно учитывая, что ты говорил о НЕЙ и ЕЕ намерениях. Что дальше? Ты не даешь выхода.

— То, что я предлагаю, и есть выход. Единственный для вас. Я уже говорил о Мирах. Что это, как — я не знаю. Но то, что в вас чужого, — оттуда. Как это попало сюда — не знаю, но когда-то ведь это для тебя началось. Эта твоя способность к нечеловечески быстрому восстановлению? Лена не говорит о своем пока, Гошу этого спросим. Будет еще четвертый и был пятый… Сила его уже забрала. Мальчишка, далеко отсюда. Там получилось так, что я… не важно… Сейчас ко мне обратились… другие, не ОНА. Шанс для вас дают другие, не ОНА. Совсем крохотный шанс. Мне показали очень невнятно, и мало что запомнилось из деталей, хотя все они понемногу всплывают. Эти мои внезапные озарения, интуиция, как угодно, но этого тоже не было, пока мной командовала только ОНА. Существует некое… объединение, организация… я не знаю, как назвать. Самый близкий аналог — «Девять-один-один»… ну да, ты же не знаешь. Словом, нечто вроде Службы Спасения Всех Миров. Они разыскивают затерявшихся… потерявшихся в Мирах, дают им возможность вернуться в свой изначальный Мир. Вернуться самим и оставить тех, в ком они находились здесь, живыми. Представь, что у чужих там, в своем Мире, тоже есть те, кто заинтересован в их возвращении. Друзья, близкие, родственники — если эти понятия там что-то значат. Все, безусловно, невообразимо сложнее или даже совсем не так, я просто подбираю хоть какие-то сравнения. И это должны быть очень могущественные заинтересованные, а те, кого они хотят возвратить, — очень нужны в тех Мирах…

— Казнить, — сказал Павел.

— Что?

— Казнить, говорю, их там жаждут. Сбежавшие особо опасные преступники. Нет? Но продолжай, продолжай.

— Не знаю. Может быть. Для тебя здесь это имеет значение? И не исключено, что и там для большинства происходящее показалось бы нелепым, сверхъестественным, невероятным. Что точно так же там не верят, а узнают — посчитают выдумками, отмахнутся. Никто не поверит в это, пока не коснется его самого.

— Да нет. Братка, это ты уже про нас.

— Не спрашивай меня, как конкретно это будет сделано. Что отправится туда — целиком вы, как есть, ваша бренная оболочка, или только то, что делает вас чужими этому Миру. Я думаю — второе. На меня эти «Девять-один-один» просто вышли… через те же каналы, что и ОНА, скажем. Через сны. Может быть, другой формы разумной связи между Мирами просто нет. А иначе ОНА заберет вас по одному. Я не хочу терять Лену… и тебя, — сказал он глухо. — Пойми, не хочу!

Скорчившись на скамеечке, он смотрел в ноздреватый камень перед собой.

«А что еще можно сказать? Ничего». ничего

— Маниакально-депрессивная форма. Навязчивые идеи. При вспышках активности может быть опасен, — сказал Павел. Разумеется, ухмыляясь. — Не сердись, не сердись, Братка, просто… как сказку рассказываешь, век бы слушал, да век, кажется, короткий.

— Вот именно. Сказка… А все остальное — диалектический материализм, да? — огрызнулся Михаил. — Если раньше с НЕЙ все сбывалось, почему теперь надо относиться по-другому?

— Умным ты, Братка, стал, образованным. Вишь, как тебя приложило — аж поумнел. Но все равно не даешь ты никакого выхода. Если во всех твоих Мирах по-другому не бывает, то какие ж они другие? Ладно, это к слову. Я все-таки спрошу — как это будет сделано? Что требуется от нас здесь?

— Вы должны быть все вместе, это первое, я уже говорил. Потом… нужно оказаться в определенном месте. Месте Перехода. Там это возможно, но только если все и одновременно. Я не знаю пока где, не могу вспомнить, но это обязательно проявится у меня в нужное время… я не знаю, почему так. Видишь, как многого я не знаю.

«Минька говорит, как нарочно мне на мельницу воду льет. Всем вместе… Может, мы с ним теперь настроены на одну волну?» — подумал Павел.

— Слушай, — он запрокинул голову и уперся затылком в шапке жестяных волос в панели ограждения, — почему соседи твои не всполошились? Такой разнос учинить — это ж сколько грохоту, а они даже дядю милиционера не позвали.

— Это то, что я тебе все пытаюсь объяснить. Я выключен, Батя. Для близкого окружения я здесь вроде бы как не существую. Им, если так можно выразиться, в голову не приходит интересоваться мной. Живет себе кто-то, и пусть, ячейка занята. И звуков никаких посторонних, я тебя уверяю, они не слышали.

— Как это? Зайти-то сюда может, кто захочет?

— Наверное, мало кто специально хочет. Теперь вот только началась… активность населения. Думаешь, я понимаю? Так и живу.

Павел, расправив плечи, встал во весь рост, глянул и плюнул вниз.

— Чего ты?

— А нечего нам тогда дурака валять. Я… и ты тоже. Раньше сказать не мог? Кто нас тогда подслушает и как в таком разе… Ну-ка…

Михаил присоединился к нему.

В проезде между домами показался автомобиль голубого цвета, притормозил, высадил человека у подъезда и скрылся.

— А этого дядечку я, кажется, помню, — сказал Павел. Мужчина в светлой тенниске вошел в подъезд. Михаил сверху рассмотрел только небольшую плешь.

— Живет такой здесь?

— Нет вроде.

— Тогда пошли, Братка, будешь впускать. Он из тех, кто хочет специально к тебе зайти, мы с ним вчера на ступеньках столкнулись, ты и говорил как с незнакомым, я приметил. И «Ниссан» этот в глубине двора торчал.

— Приметливый какой.

— Потому и жив до сих пор. Давай быстренько, а то что-то начинаю я минутки считать. Упадет минутка — ж… екает. А ты думал мне — с гуся вода?