Каждый день Гоши начинался с того, что он чувствовал себя очень нехорошо. Его тело дрожало, глаза слезились, а мысли путались. Всего пятьдесят граммчиков, мелочь, могли поправить его здоровье, но эти граммчики надо было еще добыть.

Гоша теперь ночевал у своей бывшей соседки, на первом этаже, тети Нели. Тете Неле было шестьдесят семь лет, и она жалела Гошу. Она помнила, как во времена, когда Гоша жил в этом же подъезде тремя этажами выше, он всегда здоровался с ней, одинокой пенсионеркой, и поздравлял с праздниками.

Она даже прописала безвредного Гошу у себя, главным образом потому, что боялась квартирных аферистов, которые заставляют старых и одиноких продавать квартиры за бесценок, а потом убивают. Как защитник, Гоша, конечно, никуда не годился, но наличие еще одного лица затрудняло дело мошенникам. Так полагала тетя Неля. Гошу она предусмотрительно прописала лишь временно, а паспорт спрятала, чтоб не пропил.

Добывать пятьдесят граммчиков нужно идти к ларькам, а как туда доберешься, если ноги не ходят и сердце отказывается работать. В доме ничего нет. «Розовую воду» тети Нели, полфлакона, хранившуюся с доисторических времен, он еще когда выпил. Водой из-под крана отпиваться пробовать лучше и не надо — все обратно выйдет. Ах, какая тоска! Какая тоска, люди!

Он снова завалился на свой тюфячок в простенке. Воспоминания полезли непрошеные. Разве таким он был когда-то? Добрая женушка целовала его утром с пожеланием счастливого дня, он ехал на двух троллейбусах и трамвае — не любил метро — на работу. В редакции их незначительного, но государственного журнальчика все было так светло, радостно. Он сам — свежий, выбритый, выкупавшийся, чистый. Трезвый и молодой. Как он теперь выглядит? Опустившимся стариком? Ему нет и сорока.

Эх, разве такой была жизнь…

Не надо растравлять себя. Лучше представить спасительные пятьдесят граммчиков. Два раза по пятьдесят. Сто.

Вот он заключает пари и, конечно, его выигрывает. Попадает с первого раза. Вот ему протягивают заклеенный пластиковый стаканчик, он берет цепко и осторожно. Пальцы еще помнят тяжесть монеты. Внутренний неведомый мускул, которым он без ошибки доставляет монету в цель, еще подрагивает. Он осторожно сдирает фольгу…

Гоша даже видит место, где все это будет происходить. Немного в глубине, подальше от пересечения проспекта с улицей. Он теперь часто приходит сюда, хоть это и далеко от дома. Тянет отчего-то, да и люди здесь неплохие, есть возможность пообщаться на разные темы.

Почему бы граммчикам не оказаться рядом с ним вот сейчас? Он не попрошайничает, он заключает пари и честно выигрывает. И получает свое. Бросил, попал — граммчики твои.

Монета — толчок — неведомый мускул сократился — граммчики. Вот так вот. Ну? Почему нет?!

Застонав, Гоша на мгновение разодрал красные залипающие веки.

На полу рядом стоял пластиковый стаканчик с этикеткой «Московская». Его закрывал кружок блестящей фольги. Водка в стаканчике покачивалась, как будто его поставили здесь мгновение назад.