Глава 22
Сегодня газеты шли нарасхват.
«Серия необъяснимых катаклизмов в Саратовской области».
«Газовое месторождение Елшанки: погас свет, зажегся молчавший факел».
«Турбины Саратовской ГЭС семь минут вращались вхолостую».
«Татищевская АЭС остановлена, реакторы заглушены».
«Семь минут молчания. Молчания эфира».
«На этот раз катастрофы избежали. «Мы не могли приземлиться», — говорит командир. «Мы не могли их посадить», — говорит авиадиспетчер».
«Что это — НЛО? Двигатели глохли разом».
«Куча мала машин под Дергачами. Обошлось без серьезных травм».
«Вопреки международным соглашениям, подписанным Президентом России, русские продолжают испытывать новые системы».
Зиновий Самуэлевич дважды ездил на площадь Революции, где наверху был пункт оптовика, у которого он брал товар. Они перекинулись словами насчет сенсации.
— Да ну, — сказал оптовик, с профессиональной скоростью отсчитывая экземпляры и принимая деньги. — Очередная лажа. Или наши опять чего-то такое запустили в космос.
— Наши могут, — почтительно подтвердил Зиновий Самуэлевич. — Но все равно интересно. Вот я читал, что при появлении НЛО действительно глохнут моторы на автомобилях.
— Атомный реактор — это тебе не мотор, — сказал оптовик. — Посмотрим, что вечером «Вести» скажут.
— Послушаем, что покажут, послушаем, — немножечко невпопад закивал Зиновий Самуэлевич. А может, как раз очень впопад. В дополнение мысли, так сказать. Зиновий Самуэлевич немного робел перед оптовиком.
— А все-таки, согласитесь, в прежние времена, случись такое, мы разве могли бы рассчитывать на достоверную информацию? Прямо с места событий?
— В прежние времена ты бы и не узнал ничего, — веско сказал оптовик, протягивая ему отсчитанную пачку ассортимента.
— Зато теперь хоть торговля идет, — сказал Зиновий Самуэлевич.
— Торговля идет. Думаешь, американцы?
— Скорее уж правда НЛО. Американцам-то зачем?
— Это верно, им на кой теперь с нами секретничать. Они уж нас живьем слопали и не облизнулись. Ну, давай, да если еще приходить соберешься, то поспеши, а то у меня «МК» кончается и «Коммерсанта» совсем больше нет. И «Известий» больше нет. Помнишь анекдот: «Есть «Правда»? — Нет правды…»?
— Помню, — сказал Зиновий Самуэлевич, отходя, хоть на самом деле этого анекдота не знал. Не то чтобы не помнил, а просто не знал никогда. Он не интересовался анекдотами. Не такой был человек.
Зиновия Самуэлевича глубоко тронули перечислявшиеся в газетных заголовках сенсации.
Распродав эту партию, он даже сел в уголке и прочитал все, что сообщалось о феномене, настигшем Среднее Поволжье, в правительственной газете «Российские вести». Зиновий Самуэлевич из всех газет предпочитал именно ее, как официальный рупор.
В рупоре оказалось мало подробностей, и это было жаль.
Единожды познав свою удивительную способность, Зиновий Самуэлевич никогда больше не злоупотреблял ею. По правде говоря, ему это и в голову не приходило, а тот раз он оправдывал собственной раздраженностью, неосторожностью, неопытностью и прочим подобным. Больше никого он специально не поджигал. Даже конкурентов.
Целыми днями Зиновий Самуэлевич бился над тем, как приспособить свой дар на благо семьи, но не очень преуспел в этом. Хотя, например, в доме более не требовались спички — как только маме или супруге Жене надо было зажечь газ на кухне, они вполне могли и позвать Зиновия Самуэлевича, или просто Зину, как его называли дома, почему нет?
Зиновий Самуэлевич отчего-то не задавался вопросом, как его женщины обходятся с плитой, когда он выходит из дому на работу в метро или за покупками в гастроном. Впрочем, супруга Женя и мама Эсфирь Иосифовна были женщины практичные и все-таки держали коробку хозяйственных спичек на полочке за прихваткой для кастрюль.
Они делали это тайком, так как не хотели огорчать мужа и сына, так гордящегося применением своего дара в хозяйстве.
Пока что Зиновий Самуэлевич был занят изучением теории вопроса. Из популярных изданий он выяснил, что открывшаяся у него способность носит название «пирокинез» и известна человечеству давно.
Одним из первых носителей этой способности был не кто-нибудь, а легендарный фараон Хуфу, или Хеопс, как его назвали европейцы.
Некоторые тексты на стенах его погребальной камеры — крохотного помещения внутри самого большого в истории цивилизации надгробья, самой пирамиды Хеопса — гласят (в переводе Иц. Гольдмана): «И тогда Бог (фараона в Египте называли Богом), разгневавшись, стал смотреть на казначея Нану. Нана же, объявшись пламенем, упал и обратился в угли».
Зиновий Самуэлевич, услышав в чьем-то постороннем разговоре, разыскал и прочитал также роман современного американского писателя Стивена Кинга «Испепеляющая взглядом», но это, к сожалению, оказалась фантастика, хотя и посвященная данному вопросу. Роман, впрочем, хороший.
Но Зиновия Самуэлевича интересовали документы, которые пролили бы свет на его собственное положение и подсказали разумные шаги.
Научные познания самого Зиновия Самуэлевича помогали мало. Предположим, ему, как и всякому мало-мальски образованному человеку, было известно, что горение — суть окисление, экзотермический процесс соединения углерода, содержащегося в веществе, с кислородом атмосферы. С выделением СО и соответствующего количества теплоты. И что дальше?
Разве это знание объясняет, почему ничего более теплоемкого, чем целлюлоза, Зиновий Самуэлевич воспламенить не в состоянии? Полимеры — полиэтиленовая пленка, скажем — только плавились, древесина едва обугливалась. Удачные опыты с газовой плитой можно было считать серьезным достижением.
Дар Зиновия Самуэлевича вел себя, как хотел, надо сказать.
Одно Зиновий Самуэлевич решил твердо: не открываться никому. Согласитесь, мама Эсфирь Иосифовна и супруга Женя — это одно, а посторонние — совсем другая разница, верно?
Он даже не позволял себе поджигать на улице брошенные бумажки. Никогда. Он был не такой человек.
Зиновий Самуэлевич поднялся с лавочки, где читал газету, и, тяжело вздохнув, сел в подошедший поезд.
Поезд шел совсем не в сторону дома.
И тем не менее. Зиновий Самуэлевич чувствовал, что чем дальше, тем больше становится другим. Что-то менялось в нем, заставляя совершать поступки, которые он сам себе объяснить не мог.
Например, Зиновий Самуэлевич обнаружил, что один район города становится для него как бы более интересным. Обретает необъяснимую притягательность. Ему и раньше приходилось бывать в этом районе, он знал его. Слава Богу, прожив столько лет в Москве, он весь город знал, как собственный карман, но отчего именно теперь и именно этот район?
Совершив пересадку с кольцевой на радиальную, Зиновий Самуэлевич проехал еще одну остановку и вышел на перрон. В это время дня здесь было немного пассажиров. Зиновий Самуэлевич встал на эскалатор, который понес его вверх.
Отчего после работы он начал приезжать на эту станцию, а иной раз даже вставал торговать на ней, хотя и место было не его, и «тяга» — специфический термин, обозначающий количество покупателей в час, — чуть ли не втрое меньше? Отчего, расторговавшись, поднимался на улицу, где его влекло пройтись, побродить между домами?
Или он что-то искал?
Зачем он снова явился сюда, что за странное притяжение этого девятиэтажного кирпичного дома? Его ждут мама и супруга Женя с дневной выручкой, а он стоит здесь, и ему прямо-таки невтерпеж продемонстрировать свой таинственный дар. Почему?
Зиновий Самуэлевич в растерянном недоумении смотрел на краснокирпичный дом, к которому приходил ежедневно уже почти месяц.
Сегодня ночью от дома отъехал джип «Чероки» с Михаилом и тезкой-Мишкой, но этого Зиновий Самуэлевич, конечно, не знал.
«Может, я не в себе? — думал Зиновий Самуэлевич. — Наверняка. Надо будет, когда доберусь домой, принять бром».
