7
Северные Ходы (Последнее табу Земли)
— Теперь я твоя жена? По-настоящему? Так считается у вас на Земле?
— Да, Анджи. — Золотая головка девочки-женщины лежала у него на груди, и дыхание их уже успокоилось, и было сладко и страшно, и чудесно, удивительно, и только что она шептала: «Бабушка говорила, на Земле живут боги, ты — бог…»
Разве мог он ей ответить, как считается на Земле. Считалось…
— Да, Анджи. Солнечная, по-настоящему.
Потому что и сам в это верил. И потому что очень хорошо помнил, что ему сказал Ник Чагар. И потому что сейчас ему было на слова Чагара наплевать.
— Да, Солнечная, я тебя люблю, отныне и навсегда ты — моя настоящая жена. Поспи, родная…
Это была их последняя стоянка перед плато Кан, где начинался Главный отрог Инка. Туманная мгла, скрывшая былое великолепие цилиндрических видов пространства Земли, лишь мерцала. Солнце окончательно замерло на какой-то определенной силе тусклого свечения, и мгла слабо светилась со всех сторон.
Они долго, слишком долго пересекали Срединное море, и Роско понял, что они проблуждали в тумане. Север он знал гораздо хуже, чем Юг, но им повезло — случай вывел ялик прямо на Искристый пляж. В саду Крааса от них в сторону бросилось какое-то голое существо. Роско с отвращением и жалостью узнал Ольми. В зубах тот держал пойманную крысу.
Через эвкалиптовую рощу, через весь Заповедник, мимо Старого города, который Роско знал по руинам опрокинутой решетчатой башни, старыми дорогами, нащупывая путь только чутьем, Роско вел Ника Чагара и Анджелку по развалинам своего рая. Туман не только скрывал, но и был милосерден: они не видели всего.
Наткнувшись наконец на широкую реку, другой берег которой тонул в тумане, Роско облегченно вздохнул. Он уверенно взял вверх по течению. Это была Холодная, в верховьях он знал один дом, а от него горную тропу. По ней он поднимался всего единожды — когда искал подтверждения своей догадке.
Секрет Земли, который после откровений Наставника Скина кажется маленьким и по-детски очевидным. Но именно сюда Роско Анджелку вел.
Она дышала у него на руке. Он осторожно высвободился. Она по-ребячьи сопнула и обняла подушку. Роско сполз в ноги, приподнял Анджелке одеяло до колен. Левая ступня была не только меньше правой, но и вся голень искривлена и укорочена. Кроме того, пятка вывернута внутрь. Роско стиснул свои такие ненужные ладони, такие неумелые, такие бессильные… Тихонько, стараясь не коснуться, но как можно ближе, обхватил. Замер, напрягшись так, что пот дорожками побежал с бровей.
…«Ты самая умная, хорошая и красивая девочка вашего Города, Анджи. Я верю, все у тебя поправится… верю, верю… И я люблю тебя»…
Убрал дрожащие руки. Ступня не изменилась. Как вчера, когда она тоже спала. Да он и не надеялся. «Только травмы, только раны. Решись я сломать эту бедную ножку, и что? Восстановится прежнее. Но мы уже почти дошли».
Он поцеловал эти пальцы, вспомнив, как Анджелка в первый же их день на Земле решительно потребовала, чтобы они с Чагаром удалились, а сама полезла плескаться в ручей. И делала это ежедневно, пока шли.
— Роско, не смей! — Анджелка спрятала ногу, вспыхнув. — Роско, любимый, прошу тебя!
— Подожди, не плачь. Ну не плачь же… ну? Ну вот. Иди ко мне. — Он обнял всхлипнувшую Анджелку, стал целовать. — Я хочу тебя кое о чем спросить. Чагар, он сказал мне, будто твоя бабушка передала тебе некую вещь. Она, как бы это сказать, колдовская. Эта вещь поможет тебе обрести силу бороться с вашими огнями. Там, внизу, ведь мы отправляемся вниз, ты знаешь, только используем другой путь. Мой «кораблик» нас больше не повезет. Что это может быть за вещь? Ведь это важно.
— Но как же, Роско, ты должен помнить, там в ущелье… ты меня сам потом лечил.
— Только это? Больше ничего? Припомни.
— Только… нет, еще… вот. — Протянула розовый флакон. — Только это уже не нужно. И потом, я бы все равно этим не воспользовалась. С тобой.
— Что это?
— Такое средство… тайное, женское. Считается, что если дать это мужчине, он наверняка будет твой. Роско, клянусь тебе, я бы никогда…
— Что с этим делают?
— Пьют. Несколько капель.
— А если все выпить — умрешь? Или выпьет сама женщина?
— Ки-волшебство никогда не убивает. Но ведь не надо, чтоб за тобой ходили толпы. Или мужчина стал зверем. — Анджелка покраснела, пряча глаза.
— Решено. Пьем на двоих. Я хочу за тобой ходить толпой. И чтобы мы оба стали зверьми друг с другом.
(«И чтоб отвязался Чагар. Все, что мог, я сделал. Надо же, использовать не хотела, а с собой взяла».) Я люблю тебя, Анджи, — сказал он, отпивая свою долю. Во флаконе была жидкость без запаха. «Даже не горькая», — подумал он.
Анджелка растерянно моргала, потом протянула руку.
Они подождали.
Ничего не случилось.
Роско, склонившись, поцеловал Анджелку, говоря:
— Я люблю тебя, Солнечная, и ты моя самая настоящая: жена навечно. Поднимайся, пора. Я разбужу Чагара, он на первом этаже.
…Два остроконечных столба в тумане Роско видел уже давно. Он только недоумевал, где третий. Они приблизились, и стало ясно.
— Смотрите, Ник, это символ многого, что происходило на нашей Земле.
Колокол Древних лежал на боку, придавленный третьим столбом. От него откололся край.
— Что ж, символы разрушаются.
— Что это, Роско? — Закутанная в свои меха Анджелка невольно попятилась от глыбы. Пар дыхания оседал крупинкамм льда. — Как тут холодно, — пожаловалась она. — Даже в Дни Буранов у нас такого…
— Пусть лежит, — проскрипел Чагар. — Трогаемся, Роско, нет времени.
Они прошли еще более двух стандарт-часов по однообразной черно-серой равнине. Вокруг было прежде всего холодно, потом — темно, а потом… пусто.
«Как пусто, — думал Роско, поддерживая Анджелку, — пусто, пусто. Вон там, прямо над головами, через солнце, — Серпантин. Вон там, четверть оборота влево — Ущелье Розовых елей. Вон там, справа… еще что-то. Что там сейчас? Пусто, пусто…»
Он наткнулся с размаху на спину Ника Чагара.
— Об этом ты говорил? — Рука с тесаком указала в светящийся арочный вход.
— Да, пусти-ка вперед. Анджи, держись с дядей Ником.
Шестиугольные выпуклые плитки блестели, стены широких, как площади, улиц и протяжных, как улицы, площадей светились и переливались, и шесть высоких, как скалы, дверей…
Были закрыты. Закрыты.
Закрыты! закрыты! закрыты!
В изнеможении он уселся под крайними. Земля устроила последнюю каверзу. Следовало ожидать. Куда годятся его выведанные секреты. Наплевать ей. Светлой и доброй. Как захотела, так и сделала. Все. Пришли.
— Роско, что ты там бормочешь?
— Пришли. Все.
— Как же все, милый?..
Смех Наставника Скина был больше похож на карканье. Он возник рядом с ними, в тех же грязных тряпках, которые, кажется, стали еще грязнее.
— Как же ты мог забыть, мой мальчик, главную истину, что решает только Земля. Только она! Вы ушли, не попрощавшись, это невежливо. Можете сделать вторую попытку. Я жду. Ну, кто первый? Может, ты, старик? Вы, красави…
Роско сделал движение, и у Наставника обе кисти повисли, как перчатки. Наставник стоял мгновение, мягко сложился и упал, тихонько подвывая. Потом снова послышался смех-карканье:
— Зря ты меня мучишь, мой мальчик. Только Наставник Скин может тебе помочь еще. Я ведь просто пришел попрощаться. Но Земля послушает только Наставника… — Он еще побормотал и захрипел, пряча раздробленные руки под мышками.
— Что он говорит?
— Он говорит… — Роско отвечать не хотелось. — Он говорит, что я дурак. Он говорит, что я понадеялся на непреложное правило Земли: пока не окончится Переселение, Северные Ходы открыты. Секрет, — не охотно пояснил. — Цена этому секрету… Ну, я подумал, раз люди уходят все, то пока хоть один остался — значит, идет Переселение… Сами видите.
Он плюнул в стену, в которой мутно отражались они все.
— Я могу обратиться, — прошелестел Наставник Скин. — Шестой раз. Моя очередь… Только попроси… Понимаешь, мой мальчик, ты меня только попроси… на прощанье, а?.. папе Скину…
— Так что ж ты его так, — ругнулся Чагар, отпихивая Роско плечом и нагибаясь к Наставнику.
— Роско, любимый, не проси, — торопливо зашептала Анджелка, — чем хочешь тебя заклинаю, не проси, пускай мы тут сгинем, я буду с тобой, правда, только не проси…
— Ты, — допытывался стоящий рядом с Наставником на коленях Чагар, приставив тому к горлу острие своего тесака. — Ты, правда, можешь? Ну, обращайся давай, а то ведь что Роско тебе сделал, — тьфу. Я — Чагар, мы умеем такое, что даже у вас никому не снилось. Обращайся, ну! О смерти, как о благе, молить станешь… Обращайся к своей Земле!
Роско вдруг увидел, как они, оказывается, похожи — Наставник Скин и Ник Чагар. Как братья. Он не успел додумать эту мысль, как пришла другая: «Запах! Откуда такой знакомый запах?!»
Розы-лала-веретенник. И еще свежесть, как в грозу. И тихое, тоже знакомое потрескивание.
— Огни! — взвизгнула Анджелка, хватая Роско за рукав и пытаясь оттолкнуть прочь. — Огни! Уходи, любимый! Спасайся!
— Ну нет, девушка, — Нока позволила себе усмехнуться. — Он спасаться не побежит. Он сейчас в атаку бросится, уж я его знаю. Да, Роско, боевитенький мой?
Нока стояла в своей белой распашонке и шортах, а вокруг нее вился хоровод светящихся шариков. Казалось, холода для нее не существует.
— Роско, драгоценненький мой, не бросайся, не надо. Я ведь тоже пришла попрощаться, и только. А ему не верь, — обратилась к Чагару и показала на корчащегося Скина. — Он врет! Он всегда врал, таково уж было его служение Земле. Другого очередь была, не его. Тот… ушел. Вы с ним встретитесь, наверное…
Роско, замершему в полупрыжке, почудилось, будто силуэт Ноки слегка колышется. От беспрерывного огненного мельтешения, наверное.
— Не-ет, Роско, наблюдательненький мой, — Нока погрозила своим длинным безупречным пальцем, — не почудилось. Ах ты, бедненький, всегда ты был для меня прозрачненький. Таким и остался. Роско. Любименький. Помнишь, да? Травка, старая дорога? Мур-мур, Роско, дружочек?
— Пусть эта женщина замолчит! — Анджелка за визжала так, что и у Роско, и у Чагара, и у полумертвого Наставника Скина заложило уши. — Пусть она не смеет касаться моего мужа!
Неизвестно как у Анджелки очутился нож, тот самый, с удобной изогнутой рукоятью. А ведь был за поясом у Роско. Он едва успел перехватить ее руку. Он, кажется, начал кое-что понимать. Мельком взглянул на Чагара — Чагар тоже.
— Я? Женщина? — Нока рассыпала пригоршню смеха. — Нет, той женщины уже нет. Она где-то там, — жест за спину, — в моем «лабиринте». Счастливая и… безумная. Она тоже выполнила свое служение. Твой муж? — Нока-призрак подняла брови. — Ну, конечно, твой муж, маленькая планетница. Вы отправитесь, и он будет твоим мужем там, внизу. Сколько хочешь.
Шариков в хороводе вроде бы добавилось. Они замелькали так быстро, что слились в одно кольцо — спираль, пульсирующую, живую, что бегала вдоль тела призрачной Ноки вверх и вниз. Стены зала запульсировали, свет достиг далекого сталагмитового потолка.
— Не бойтесь, это для вас не опасно. Я приняла меры, и все они там, — из света и кружения вынырнула рука, указала неопределенно, — вовне. Они уйдут.
А те, кто останется, снова вспомнят свой долг. Ты хитра, маленькая планетница… Роско, та женщина… она и вправду любила тебя, ты знаешь? Знаешь?..
За спинами людей поехали в стороны половинки сверкающих ворот, уходящих ввысь.
— Знаю, — прошептал Роско одними губами.
— Спасибо, — голос становился все дальше и дальше, и уже один только сверкающий кокон мерцал на месте призрака. — Спасибо. Теперь она знает тоже.
Теперь ей совсем хорошо.
Анджелка вцепилась в руку Роско. Ник Чагар стоял по другое плечо, выставив тесак.
— А теперь идите, люди. Я выбрала вас, потому что… выбрала…
Они пятились в черноту за дверями.
— …потому что…
Вот порог света и мрака.
— …выбор… — И совсем последнее: — Иди, Роско, иди…
Мрак.
Анджелкино:
— Ой!
Земля 4 (Выбор)
Земля не могла существовать всегда.
Она в глубине своей понимала это, но не желала верить, как люди не верят в неизбежность смерти, и как, должно быть, не верят в непременное окончание своего существования эрги. Впрочем, насчет последних ручаться трудно.
Однако все заканчивается когда-нибудь. Можно сколько угодно говорить о переходах одного в другое, другого в третье, третьего в четвертое, но ведь другое — это не одно, а четвертое не третье, верно?
Существованию Земли подошел конец.
Она поняла это и приняла. Но как спасти, уберечь хотя бы один из таких не похожих друг на друга, однако равноценно важных видов разумной жизни, которых ей поручено было опекать и использовать теми, чья сущность не поддается объяснению, во времена, не поддающиеся исчислению?
Она бесконечно и безуспешно сравнивала и прийти к ответу не могла.
Помог случай. Опять случай…
Среди людей Земли нашлась женщина, чьи чувства к единственному уникальному Роско оказались сравнимы с чувствами к нему самой Земли. Женщина сама, не догадывалась, насколько они сильны.
Земля использовала — женщина любила.
Выбор был сделан.
Атом перевесил Галактику.
Оставалось найти механизм. Для мудрой могучей Земли это был пустячный вопрос, в котором ее собственная — Земли — последующая судьба не играла никакой роли. Она ее уже знала.
…Словно густая светящаяся пелена окутывала Землю. Это прибывшие Новые, Новыми Рожденные, соединились наконец с выпущенными Землей на волю Теми, Кого Не Называют. Встреча братьев-эргов произошла на просторах чистого космоса, доселе не испытанного обоими, и радости и наслаждению не было предела.
Когда последние из людей покинули Землю, пелена эта взвихрилась. Земля прощалась с планетой, уходила со своего дозорного круга. И оставляла подарок — планете.
Послушные зову Земли, эрги-Те-Кого-Не-Называют уводили за собой эргов-Новых-Новыми-Рожденных. Так опытный пастух с помощью нескольких прирученных уводит целый табун дикарей.
Земля уводила свое стадо от планеты, где, кроме прежде живших, очутились теперь те, кто жил в ее чреве, и оставляла подарок — людям.
Новые, Здесь Рожденные, не были ею призваны снизу.
Планета Анджела
По-прежнему черной стеной возвышается Гора, по-прежнему бьют ветры в ее несокрушимую грудь, но это уже другие ветры, и Гора видна до самой, в мареве вершины, кромки. Терялся человек перед тем, как она огромна.
— Понимаете, Ник, я и рассчитывал только на это свойство Северных Ходов. Каким бы ни был — я имею в виду физическое состояние — человек на Земле, вниз, к планетникам, он должен прибыть в абсолютном здоровье. Даже выше, чем средняя норма. То, что с Переселенцами происходило в Северных Ходах, должно было принципиально не отличаться от того, что со мной происходило при входе-выходе из «кораблика» на планету. А я ведь каждый раз оказывался самым сильным, самым здоровым, самым красивым и так далее. По местным меркам, разумеется, — Роско вздохнул.
А Ник Чагар, с трудом отрывая взгляд от громады Горы, оглядел его с головы до ног.
Роско был невероятно силен, даже с виду. Такой ширины плеч и таких мощных рук и груди Чагар не встречал у самых кряжистых охотников. И вместе с тем — гибок, ловок, текуч. Он и сейчас выглядел немножко чужаком.
— Я тебя понимаю, Роско. С Переселенцами — один раз, а с тобой…
— Не во мне дело. Просто Земля спускает вниз только абсолютно нормального и здорового планетника… или планетницу. Каким бы до Северных Ходов ни был он… или она. А здесь планетники — люди…
— Да, — Ник снова стал смотреть на Гору. — Все-таки не могу привыкнуть, до чего же она на самом деле громадна.
— Теперь ко многому придется привыкать.
— Это не страшно, — Чагар взглянул выше Горы, в синее ослепительное небо. — Как ты думаешь, это — тоже Земля?..
— Наверное. Уходя. Теперь у нас будет меньше снега.
— И больше дичи. Едоков прибавилось.
Под Горой, радом с Городом, в обе стороны протянулись сплошные костры, дымы, кое-где виднелись на скорую руку сооруженные крыши, и так — Роско знал — было от самого Маленького Городища до Долгого Края.
— Им пока трудно, — сказал он.
— Не труднее, чем было нашим предкам когда-то. А пожалуй, что и полегче. Им есть кому помогать. Я не горожан имею в виду.
— Пожалуй, полегче.
Оба обернулись.
Утопая ступами в мокром снегу, к ним подходила Анджелка. Без своего обычного сопровождения. Она не хромала, но походка еще была неловкой.
— Здравствуйте, дядя Ник. Роско, что же ты меня не позвал!
— Ты была занята с матерью. Мы все равно тут всех ждем.
— Как Сиэна, Анджи?
— Уже поправилась, но отец все равно не велит ей выходить. Роско, ты бы полечил ее еще.
— Ей больше не надо. Она просто слишком обморозилась, пока Гер с Сомом дотащили ее до Города.
— Да, у них не было таких сиу, как у дяди Ника, помнишь, дядя Ник?
— Я возьму в лощине новых щенков. Как твоя нога?
По привычке Анджелка было смутилась, но тут же заулыбалась:
— Все никак не привыкну.
— А почему ты одна? Солнечная Анджела — и без своих…
— Ой, да наши еще боятся! Тоже никак не привыкнут. Но я их научу.
— Мы с дядей Ником говорили сейчас о том, как комногому нужно будет привыкать. Ведь все для вас новое. А для наших — тем более. Целая новая планета…
— Ну, Роско, — глядя вдаль и прищурясь, сказал вдруг Ник Чагар, — не пора ли дать ей какое-нибудь имя?
— Почему — какое-нибудь? Право решения при надлежит вам. Вам всем. Я могу лишь высказать пожелания. Собственно, их у меня всего одно.
— Какое же?
— Ну неужели вы не догадались? Анджелка, ты не против, Солнечная?
— Нет, Роско, я не против. Я… я даже горжусь.
Сказав так, Анджелка вдруг недоуменно посмотрела на Роско. У него тоже возникло это странное чувство, будто однажды он уже слышал все это.
— Что, дети, примолкли, вспомнили, о чем-ни будь? — Чагар усмехнулся. — Управник Карт идет.
К небольшому холму, где стояли Роско, Чагар и Анджелка, подходил Карт Анджел в сопровождении огромного неуклюжего человека и еще одного парня, на котором меха сидели более ловко. Роско узнал старшину Переселенцев Крааса, а парень был незнаком.
— Здравствуй, Ник, здравствуй, Роско. Зятек, ты где пропадаешь, почему дома третий день нет? Анджи, мать на улицу не выходила?
— Роско с дядей Ником обходили Поселок, лечили обмороженных, больных. С мамой Сиэной все в по рядке. Крошка Дэнни капризничает, у него режется первый зуб. Самого тебя десятый день нет. И не рычи на Роско, не то позову моих друзей.
— Совсем от рук отбилась… — проворчал Карт Анджел, но тон сбавил. Покосился на дочь опасливо. — Зятек, ты бы жене наказал, пусть она с друзьями своими поаккуратнее. У нас еще Нашествие все по мнят, а она, видите ли, разгуливает прямо по Городу. Людям время нужно дать. Уж того довольно, когда с неба народ, как град, посыпался… А я, — Управник был рад переменить тему, — тоже в Поселке все дни валандался. Вот у него, — похлопал по плечу Крааса. — Дел там…
— Привет, Краас. Кто это с тобой?
— Привет, Роско. Солнечной и Чагару почтение.
Краас еще нетвердо говорил на местном варианте стандарт-земного. «В конце концов, — подумал Роско, — оба языка сольются, и получится нечто общее. Земляне и планетники сольются еще быстрее. Все придет в норму, все будет хорошо. Откуда же у меня эта неотвязная тревога?»
Он взглянул на жену. Он знал — необъяснимое, тревожащее беспокойство начало преследовать ее еще раньше, с первых их шагов, когда прямо из тьмы Северных Ходов, персонально для них троих распахнутых Землей, они моментально очутились в метельной круговерти планеты. Анджелка сразу запнулась и упала. Ник Чагар где-то потерялся. А вокруг были еще люди, люди, растерянные, недоумевающие, испуганные, дрожащие от холода Переселенцы…
— Что?
— Я говорю, Наставник Мик совсем плох. А На ставнику Свату хоть бы что. Водит дружбу с Волом-пьяницей из Города… ох, простите, Управник.
— Ничего-ничего, это же его в Городе так и прозвали. Дурной чапан дурного через степь видит.
— А это со мной Соонк, дельный парень, сразу освоился, помощником будет мне, как Мис у Большого Карта…
— Краас, — перебил Ник Чагар, — я просил брать на заметку все случаи — ты помнишь?
— Да, — поспешно сказал тот, — да, да. Все возвращается. Не так чтобы у всех и сразу, но… людей-то сколько. Перемещений, правда, еще не замечалось.
Оно понятно, тут растеряешься — куда? Я сам…
— Возвращается, — Чагар выглядел довольным. — Ну, Управник, как говорится, здравствуй и прощай. Я больше не нужен тут. Двинусь к себе, посмотрю, что там с Хижиной. Говорят, Поселок почти добрался и туда. Прощай, Карт, прощай, Роско, прощай, Солнечная Анджела, прощайте все. Анджи, не забывай, ты теперь — целая планета…
— Это как? — спросил Карт Анджел.
— Это вот они тебе объяснят как. Ну…
Подали друг другу по очереди руки крест-накрест. Краас и тут умудрился быть неуклюжим. Анджелка поцеловала Чагара в морщинку на щеке.
— Роско, проводи меня немного.
— Я подожду тебя, Роско, тут, пусть отец идет, — сказала Анджелка.
Сухой длинный Чагар шагал легко рядом с Роско по влажному снегу. Снега степи таяли, но Город с Поселком не заливало — от отрогов Горы равнина, видимо, шла вниз. Роско подумал, что никто здесь еще не ходил босиком по голой земле.
— Ты обратил внимание, Роско, — возвращается! — почти торжествующе сказал Ник Чагар. — Все, что было присуще людям на твоей Земле. Я уверен, что это был лишь краткий перерыв, вызванный Переселением и неизбежной встряской.
Они остановились.
— Скин в своих разглагольствованиях сказал одну дельную вещь. «Доступно всем и каждому», — сказал он. — Каждому из людей, Роско! Мы здесь просто за были, занятые выживанием. Пришли вы, вы напомните нам. Может быть, это будет через поколение, через два, через шесть. Но мы все вспомним. И все сможем.
Вообще, Роско, какова же должна быть сила человеческого разума, если он может побороть любой другой во Вселенной! Поганец Скин говорил, что не стоит гордиться всей нашей расой. А я вот горжусь! Глядя на тебя, глядя на Солнечную. Посмотри, пророчество Ки все-таки сбылось…
Роско подумал, как однажды ночью в постели поделился с Анджелкой своим впечатлением, родившимся под сверкающими дверьми Северных Ходов. Как Чагар показался ему схож с Наставником Скином. Она прижалась и прошептала: «И мне. И я, Роско. Я только не хотела говорить. Мне Почему-то страшно». Он успокоил ее тогда.
Сейчас это сходство проглядывало еще сильнее.
— А чего же ждать дальше? А, Роско? Без оков, без присмотра, без навязанного нам пути? Да еще с тем даром, что оставила Земля? Я верю…
Роско захотелось прервать его.
— Ник, в ваших книгах были хоть какие-то намеки на сверхразум, что послал людей в ковчегах на Земной путь? Зачем было разрушать материнскую планету?
Что стало бы с разумами, которые гасила Земля, оставь их развиваться по их собственному желанию? Какую в конечном итоге картину представляла бы из себя Вселенная? Ведь ваши книги писали умные люди, как я понял. Неужели никто не задавался вопросом? В конце концов — откуда взялась эта шестерка, которой преклонялись что у вас, что у нас?
Ник Чагар взглянул на Роско сверху вниз. У него были молодые глаза на старом лице. Он смотрел с доброй улыбкой, и Роско пробрала дрожь — до того было похоже.
— Нет, Роско, ничего такого там не было. Думаю, что мы этого никогда не узнаем. Да так ли это нам нужно? Что ж, — Чагар подкинул на спине походный мешок. — Давай прощаться, Солнечная заждалась.
Смотри, она уже играет со своими друзьями. Будьте счастливы, дети, навещайте старика.
— Да. Обязательно, Ник.
Они подали друг другу руки.
Солнце планеты Анджелы стояло почти в высшей точке дуги («Желтый карлик, — машинально отметил Роско), тень Чагара на снегу была совсем короткой. Роско смотрел ему вслед и вновь переживал мучительное состояние раздвоенности, будто все это уже бывало с ним прежде.
Потом решительно мотнул головой и бегом устремился к Анджелке, ожидающей его. Издали было видно, как мерцает возле нее воздух.
— Здравствуй, Роско.
— Здравствуй, Анджелка. Мы с тобой не устаем говорить это друг другу, верно?
— Это потому, что хорошо помним, как прощались. Взгляни на моих друзей.
— Анджи, ты совершенно уверена, что можешь ими управлять? Что они тебя слушаются? Что это безопасно? Ведь это, как я понимаю, те же огни, которые нападали на Город.
— Сколько можно доказывать тебе и всем вам! Ну, хорошо, смотри. Вот так. А этот так. А эти у меня сейчас закружатся… вот, видишь?
— Неужели тебе самой не страшно? Вспомни, как ты испугалась в Пещере Инка.
— Я испугалась за тебя, глупый. Ки-снадобье действует безотказно. Кроме того… есть еще одна причина.
— Какая? Что я твой муж? Одно ложе, одна кровь, одна жизнь?
— Да, хотя ты до сих пор не удосужился принести мне шкуру чапана, милый. А мужем моим ты был уже давно. Очень давно. Еще когда в первый раз уходил от меня на свою Землю. Я просто этого тогда не понимала.
— Как так?
— А вспомни. Твой прибор в твоем «кораблике», куда ты вливал мою кровь. Ведь потом ты вливал туда же свою. Это «одна кровь». Дальше. Я с самого детства как будто знала, что ни один мужчина в Городе не для меня. Ни один под Горой вообще. Я как будто уже жила с тобой одной жизнью, еще об этом не подозревая. Разве не бывает, что можно видеть вперед? У меня ведь получалось про другое. Разве только что с Чагаром мы не почувствовали, что оба видели, слышали это уже, ты у себя, я — у себя?
— Ну… было. Почувствовали. Бывает.
— Так, это — «одна жизнь».
— А как насчет «одно ложе»?
— Какой ты ехидный. Я же взяла с собой на твою Землю снадобье Ки…
— Сражен. Убит. Растерзан дикими сиу. Давай я тебя поцелую, если только не станут возражать твои друзья, а потом мы пойдем к нашим, они там небось переполошились уже.
— Да. Да, поцелуй меня, любимый, поцелуй меня, и идем. Надо идти, потому что недолгое время отпущено нам для счастья и спокойствия. Потому что будущему Управнику Роско понадобится дружба с огнями, которых еще множество живет в Горе. Потому что Земля, оставляя их нам, действовала не из одного блага. Вот, Роско.
— Анджи… Ты не разговаривала так со мной никогда. Звучит, как заклинание.
— Что ж, значит, время подошло. Ты поцелуешь меня?
— Да.
— И идем?
— Идем. Надо идти.
— Иди, Роско, иди.
В беспредельной дали пространства изувеченная, израненная, умирающая Земля медленно вращалась, потеряв свой светящийся шлейф. Эрги, следуя за нею, слишком поздно поняли, что не ведет их Земля за собой, а уводит от планеты с людьми, и не найти им дороги обратно.
Тогда светящийся рой свился в один плотный шнур энергий и пронзил Землю насквозь, искромсал ее тело.
Земля умирала. Но она послала зов, и зов этот был услышан…
Декабрь 1999 г.
Назад: 6
На главную: Предисловие
