Глава 4

Фиолетовое солнце медленно поднималось к зениту. Оно не щадило ни камень, ни робкие проявления жизни, одинаково воздействуя на все сущее: скалы нагревались до таких температур, что по ним к полудню начинали змеиться трещины, а немногие из живых существ, будь то растения или животные, были неспособны выжить среди нестерпимого зноя, лишь микроорганизмы да некоторые виды летающих рептилий чувствовали себя вольготно под палящими лучами беспощадной звезды.

Однако Доргу выбирать не приходилось. Его племя нуждалось в пище, уже третье поколение новорожденных подрастало в прохладных глубинах родных пещер, где звонко журчали подземные ручьи, вытачивая в недрах скал новые полости.

Еды не хватало. Но пещеры, некогда облюбованные для становища, не были связаны с иными пространствами внутрискального мира, и потому взрослым охотникам племени приходилось выбираться на поверхность, чтобы достичь входов в царство охотничьих угодий.

Дорг давно собирался изменить существующее положение вещей: для этого требовалось решиться на рискованный шаг — провести все племя через опасные пространства до обнаруженных еще несколько сезонов назад огромных пещер, где пищи и воды хватит десяткам поколений.

Осуществить замысел мешала забывчивость.

Дорг не умел заниматься несколькими вопросами одновременно. Он либо охотился, либо думал, иногда ходил в дальние разведывательные рейды или подчинялся внезапному Зову.

Мысли о переселении приходили, как правило, во время коротких передышек. Охотясь на просторах неосвоенных пещер, остановившись, чтобы передохнуть, он начинал думать о том, как хорошо было бы привести племя сюда, но потом, во время долгого обратного перехода, здравые мысли забывались.

Сейчас Дорг притаился в тени косо нависающей скалы.

Солнце палило немилосердно, в лиловых, горячечных небесах парил контур раптора — хищной рептилии, способной выжить под открытыми лучами яростного светила.

Раптор высматривал добычу. Обычно поживой хищника становились подобные Доргу существа, похожие на небольших крабов. Своих диких сородичей Дорг откровенно недолюбливал. Он был крупнее и умнее любого животного, по крайней мере из тех, с какими ему приходилось встречаться во время охоты и разведывательных вылазок. Ну ладно, его из прохлады пещер выгоняла необходимость, а им-то что нужно на поверхности? Выползать под палящие лучи только затем, чтобы стать добычей летающего хищника?

Дорг мысленно задавал себе множество вопросов, но редко находил ответы на них.

Чтобы понять окружающий мир, ему не хватало времени. Хорошо сидеть и размышлять в прохладных глубинах пещер на берегу прозрачного, звонкого ручья, несущего свои воды по отлогим каменным уступам, но голод или тонкий призывно-требовательный писк недавно родившихся сородичей не давали ему возможности стать философом, познающим окружающее.

Еда, безопасность, снова еда и редкие здравые мысли по поводу радикального улучшения ситуации — вот, за исключением странных, необъяснимых периодов Зова, все, из чего складывалась его жизнь.

…Раптор опускался все ниже.

Наверное, он заметил Дорга, прячущегося от полуденного зноя в тени скалы, и теперь неторопливо примерялся к добыче, зная, что бежать огромному (по сравнению с дикими родичами), похожему на краба животному просто некуда — вокруг простиралось раскаленное солнцем пространство горного плато без единого видимого укрытия.

Выветренная потрескавшаяся скала, под основанием которой скопились горы щебня, являлась единственным относительно безопасным местом на многие часы пути вокруг.

Наконец раптор решился атаковать, стремительно спикировав, он едва не ухватил Дорга за лапу своим длинным, усеянным зубами клювом, но добыча проявила несвойственную подобным животным резвость и сообразительность — когда в тесную щель в основании скалы внезапно протиснулась узкая и длинная зубастая пасть, Дорг встретил хищника ударом острого каменного осколка.

Озадаченный внезапным отпором раптор отпрянул от расселины, широко распустил кожистые крылья, издав прерывистый клекот, снова попробовал добраться до добычи и опять почувствовал острую боль от удара.

Так повторилось раз десять, пока голодная, но глупая рептилия, с клюва которой обильно сочилась кровь, не убедилась, что добыча недосягаема.

Дорг забился в самую дальнюю, узкую часть расселины, оцарапав хитиновый панцирь, оставив на нем глубокие борозды, как память об очередном происшествии. Возможно, по возвращении в родную пещеру повреждения хитина напомнят ему о смертельных опасностях дальних вылазок и о необходимости увести племя в более просторные и обильные пищей подземелья.

Раптор не улетал.

Голодная рептилия оказалась настырной и еще дважды до наступления вечерней прохлады пыталась при помощи своего длинного клюва выковырять добычу из расселины под скалой, но Дорг оставался настороже, ему было тесно и неудобно, однако две передние конечности оставались свободны, и он по-прежнему мог метать камни, встречая любое поползновение достойным отпором.

Хищник улетел, только когда фиолетовое солнце уже начало клониться к горизонту.

Дорг дождался сумерек и, соблюдая осторожность, выбрался из спасшей его расселины.

Мысли о племени не покидали его. На этот раз они оказались сильны, как никогда, наверное, пережитая опасность помогла ему, мобилизовав скрытый резерв организма: он не только быстро добрался до края плоскогорья, но и умудрился не забыть, о чем думал несколько часов назад.

Пещера, в которой обитало его племя, находилась уже неподалеку, нужно было только спуститься на несколько уступов вниз и проскользнуть в широкую трещину, наискось пересекавшую отвесную базальтовую стену.

Просеменив по знакомому извилистому пути, он вышел в сумеречное прохладное пространство. Пещеру едва освещали роящиеся под самым сводом насекомые; его сородичи — и те, что недавно вернулись с охоты, и те, что оставались тут, — собрались у ручья.

Удобно, — подумал Дорг.

Он мог мыслить, спорить, разговаривать с самим собой, но общаться с соплеменниками приходилось языком жестов и прикосновений.

Дорг все еще помнил о пережитых опасностях, а главное — у него не исчезла решимость увести племя в более благоприятные для проживания места.

Он по очереди подходил к старшим сородичам, прикосновениями и постукиванием по панцирям передавал им свои мысли, те понимали его простой язык и отвечали согласием.

У племени никогда не было никакого имущества, и потому сборы оказались недолгими. Солнце едва ушло за горизонт, отдав медленно остывающие скалы во власть ночного мрака, когда колонна похожих на крабов существ начала восхождение на плоскогорье, чтобы пересечь его под прикрытием темноты, а с первыми лучами зари выйти к устью целого комплекса внутрискальных полостей, где много еды и сразу несколько подземных ручьев впадают в небольшое озеро, на дне которого в изобилии водились мелкие ракообразные существа, годные в пищу самым маленьким, недавно родившимся сородичам Дорга.

Дорг был счастлив.

Он сидел на берегу звонкого ручья, прохлада и сумрак огромной пещеры обволакивали его, будто ласкающая и одновременно защищающая от всех мыслимых опасностей оболочка.

Малышня и подростки шумно возились в теплом, мелководном озере, с восторгом вылавливая себе добычу — для них первая охота не несла тех смертельных опасностей, что пришлось пережить их родителям.

Старшие охотники племени ушли ^сследовать лабиринт запутанных переходов между пещерами, где теперь они станут жить, охотиться и размножаться, не поднимаясь на поверхность под немилосердные, палящие лучи светила.

Доргу казалось, что он наконец достиг того предела исполнившихся желаний, когда тревожиться больше не о чем, можно сидеть на берегу ручья и предаваться приятным размышлениям, на которые раньше постоянно не хватало времени и сил.

…Его недолгий покой был прерван чувством внезапной тревоги.

Дорг привстал, опираясь на восемь лап, и беспокойно огляделся, однако вокруг все оставалось прежним: весело плескалась на мелководье малышня, охотники-юноши, уже вкусившие трудностей настоящего выживания, вели себя более сдержанно, никого из старейшин племени он не увидел, но и постороннего присутствия в пещере не ощущалось — все запахи и звуки были знакомы, они не несли опасности, однако растущая внутри тревога ширилась, пока, наконец, он не понял, что вновь слышит Зов: непонятный внутренний порыв, который периодически заставлял его покидать племя, отправляясь в далекое, опасное и, на его взгляд, бессмысленное путешествие.

Он уже знал: сопротивляться Зову бесполезно.

Дорг и не пытался. Все равно ничего не выйдет.

Хорошо, что сейчас ночь, — подумал он. — К утру я уже успею пройти большую часть расстояния…

Дальше мысли начали путаться, Зов становился все сильнее, постепенно превращаясь в неодолимую силу, он едва помнил, как покинул пещеру и начал спуск по опасным склонам к равнине, где выжить практически невозможно…

Относительно расстояния, которое ему предстояло пройти, Дорг ошибался.

Трижды беспощадное светило вставало над далекой линией горизонта, и только к сумеркам третьих суток пути он, обессиленный и истощенный, добрался до двух длинных пологих возвышенностей, образованных скользким, покрытым причудливыми трещинами материалом, похожим на твердую, мутную воду.

Между пологими валами располагалась низина, в которой гнездились странные существа.

Дорг их не боялся.

По непонятной причине они помогали ему: поили водой, приносили пищу, позволяя восстановить силы для обратного пути.

Зачем нужен Зов, какой смысл несколько дней кряду пересекать участок смертоносной пустыни, чтобы упасть тут без сил, Дорг не понимал.

Вот и сейчас, пошатываясь от усталости, он преодолел последние метры подъема, скатился, поджав лапы, по твердой, потрескавшейся, местами темной, а местами полупрозрачной массе, на дно ложбины, и притих, совершенно измотанный.

Он лежал, поджав лапы, и, с трудом удерживая в себе искру сознания, в очередной раз пытался понять: зачем пришел сюда?

Мимо Дорга, не обращая на него ни малейшего внимания, по дну ложбины, зажатой двумя покатыми возвышенностями, спешили по своим делам те самые странные существа: некоторые из них отдаленно напоминали ему сородичей, только были намного крупнее, передвигались на шести конечностях вместо восьми, совершенно не страдали от нестерпимого зноя, не боялись круживших в небе рапторов и вообще вели себя абсолютно безразлично к окружающему миру.

Иной вид существ передвигался на двух конечностях, что казалось Доргу не просто неудобным, а даже противоестественным. Ему оставалось лишь удивляться, как эти двуногие сохраняют равновесие и почему не используют для ходьбы еще две лапы, расположенные в верхней части вертикально поставленного туловища.

Впрочем, сил на размышления у него не осталось. Он хотел, чтобы скорее произошло предначертанное Зовом и его оставили в покое.

Дорг с трудом отполз в тень; на этот раз ему пришлось долго лежать, забившись в трещину, прежде чем в ложбине появились двуногие существа.

Как всегда, одно из них подошло к Доргу, склонилось; внутри в такие моменты возникало чувство полной беспомощности, он не смог бы сопротивляться даже при желании.

Обычно после осмотра ему приносили достаточно еды, которая быстро восстанавливала силы, и оставляли в покое. Но в этот раз все происходило иначе: двуногое существо осторожно взяло Дорга двумя верхними конечностями, он попытался сопротивляться, но тщетно. В панике озираясь вокруг, Дорг внезапно заметил, что в плену у двуногих существ оказался не только он, — здесь были еще четверо старейших охотников племени, так же парализованные непонятной силой Зова, как и он сам.

Существа понесли их. Ложбина постепенно мельчала, затем впереди показалась темная гора странной формы, — Дорг еще нашел в себе силы удивиться, когда в монолите непонятной возвышенности открылся вход в устье пещеры, затем существа долго несли его по прямым, ярко освещенным тоннелям, пока, наконец, вся процессия не оказалась в удивительном гроте, где по стенам, то вспыхивая, то исчезая, бегали разноцветные огоньки.

Затем сознание Дорга погасло.

Навсегда.