— Отчего ты так решила? — Наумов невольно оглянулся на двух пилотов из штата космопорта, которые прислушивались к их разговору, не скрывая своей заинтересованности в происходящем. Один из них встал и, прихрамывая, подошел к пульту связи, возле которого стоял полковник.

— Сергей Бочкарев, — представился он, протянув Наумову руку. — Вчера бы я не сказал этого, но сегодня мне приятно видеть здесь человека в форме… — не смущаясь, признался он.

— Спасибо… — Наумов вновь обернулся к Ладе, решив, что нет смысла таиться, устраивая какое-то секретное совещание. В конце концов следовало понять, что ситуация не располагает к разобщенности действий. — Присоединяйтесь… — предложил он второму пилоту, что заботливо баюкал на груди пораненную руку, и Виктору, который с мрачным видом курил, изредка демонстративно сплевывая на усеянный осколками стекла пол диспетчерской.

— Итак, чем мы располагаем? — спросил Наумов, обращаясь сразу ко всем. — Виктор, что тебе известно по поводу аварии на леднике? Она произошла до появления на орбите «Гарри Трумэна», верно?

— Приблизительно за три часа до его первого выхода в эфир… — без особого энтузиазма подтвердил диспетчер. — Существует центральный пост наблюдения — своего рода центр связи Ганимеда, но в тот момент он оказался недоступен для нужного спутника, и потому информация была передана через нас.

— В чем ее суть? — спросила Лада. — Что там случилось?

— Я не знаю… — развел руками Виктор. — Это был компьютерный код. На связь вышли машины, а не люди. Просто автоматический сигнал о неполадках в системе. О судьбе людей, которые обслуживали станцию, никто не знает. Они не выходили в эфир даже после того, как их начали вызывать на аварийных частотах… — Заметно нервничая, он взял валявшуюся на панели пульта пачку сигарет и дрожащими пальцами прикурил от почти докуренной сигареты новую.

— Что было потом? — продолжал допытываться Наумов. Полковнику казалось, что во всей царящей вокруг неразберихе должно быть какое-то здравое, рациональное зерно, некая нить, ухватившись за которую можно будет распутать весь этот клубок загадок и противоречий…

— Руководитель колонии передал приказ о приостановке стандартных процедур по приему грузов и пассажиров с «Альфы», — ответил Виктор, уродуя в пальцах прикуренную сигарету. — Думаю, что он уже знал о появлении «Гарри Трумэна». Возможно, американцы ДУМАЛИ, что их не видят, но у нас очень развита инфраструктура спутников — здесь работают люди, которые изучают не только Ганимед, но и сам Юпитер, его другие луны, окружающее пространство и весь ближний к Юпитеру космос, так что появление любого космического тела будет неизбежно зафиксировано каким-либо из сотен выведенных на орбиты приборов.

— А тебе не показалось странным, что был отдан такой приказ?

— Показалось, но что я мог сделать? На то есть начальник службы космопортов. Кстати, он уехал сразу же после переговоров с руководством колонии. Мы еще гадали, что случилось, когда на связь абсолютно внезапно вышел какой-то незарегистрированный спускаемый модуль, который прямо заявил, что принадлежит ВКС США. Его пилот был не просто испуган, он был в шоке. За годы работы я научился различать интонации голоса, — угрюмо похвастал Виктор и тут же добавил: — Он кричал о нападении на Ганимед каких-то ксеноморфов и призывал всех бежать, пока еще не поздно…

Выслушав его, Семен покачал головой.

— Было бы странно предположить, что «Гарри Трумэн» случайно оказался тут… — заключил он, обращаясь скорее к Наумову, чем ко всем собравшимся. — Но даже если это так, то вторая случайность — что он внезапно обнаружил нечто, чего не видели осваивающие Ганимед люди на протяжении двух десятков лет, — становится совсем уж невероятной. — Семен поднял хмурый взгляд на полковника. — Лада права, тут существует одно объяснение — корабль был специально послан, чтобы обнаружить что-то находящееся на леднике…

— Не хочешь ли ты сказать, что американцы сознательно подвергли Ганимед риску агрессии со стороны чуждых форм жизни? — Наумов не питал особенных симпатий к своим коллегам из-за океана, но он знал — есть черта, которую не переступит ни один военный. В том случае, конечно, если ситуация предполагает выбор.

— Нет, — вместо Семена ответила Лада. — Они не предполагали этого. Иначе действовали бы по-другому. По их мнению, то, что находилось на леднике, не представляло серьезной опасности.

— Я не соглашусь с этим никогда! — отрезал Наумов. — Факты говорят об обратном! Если верить всем сообщениям, там погиб целый взвод отлично подготовленных и вооруженных бойцов! Что бы ни скрывалось на леднике — оно опасно и враждебно!

— Нужно закрыть глаза и сосчитать до десяти, — спокойно ответила Лада. — Главный наш враг на данный момент — это мы сами. Еще никто не видел воочию никаких ксеноморфов, но смертей, трусости и эгоизма уже в избытке, — не без горечи констатировала она, красноречиво указав взглядом за выбитое взрывом окно, где догорали обломки взорвавшегося орбитального челнока. — Нас не нужно уничтожать или завоевывать, мы сами уничтожим себя, появись лишь повод…

— А тот вертолет, что ты сбила? — не унимался Наумов.

— Он только подтверждает предположение Патрика Гормана, — отрезала Лада. — Человек в здравом уме не откроет шквального огня из всего бортового оружия только потому, что увидел тень за окном жилой многоэтажки, — жестко заключила она. — Люди с борта «Трумэна» больны, но сами не понимают этого. Космос медленно разрушил их психику. Возможно, что нечто находящееся на леднике действительно не представляло собой опасности, пока они не сделали чего-то подобного открытию огня по стенам зданий! — Лада красноречиво взглянула на полковника и спросила: — Ты не думаешь, что военные вторглись в ту область, где им изначально не было места? — Она обращалась к Наумову, но каждый из присутствующих невольно примерил этот вопрос к себе. — Даже если бы экипаж «Трумэна» остался вменяем, роковые события все равно бы захлестнули Ганимед — неужели это не понятно?!

— Почему? — упрямо и недоверчиво переспросил Наумов.

— Виктор Сергеевич, она права, — внезапно подал голос Семен. — Зачем послали на Ганимед вас лично? Есть ли в этом назначении какой-нибудь смысл… — ведь час назад вы сами признались мне, что ознакомились с устройством скафандра уже на борту «Альфы». Насколько я понял, вся ваша заслуга — в огромном боевом опыте? — Семен вопросительно посмотрел на полковника. Потом перевел взгляд на Ладу и уточнил: — А в какой области ты столь незаменимый специалист, что на Земле пошли на риск твоего нелегального внедрения на борт «Альфы»? В чем суть твоей незаменимости?

Казалось, Ладу не шокировал этот вопрос. Она побледнела, но достаточно быстро овладела собой. Потом, глядя на Семена, вдруг тихо ответила, будто стыдясь произнесенного вслух слова:

— Смерть.

Наумов резко повернулся.

— Но… — начал было он, однако Семен жестом попросил его замолчать.

— Вот и отгадка, — уверенно произнес он. — Если добавить сюда внезапно возникший на орбите Ганимеда крейсер ВКС США, то вывод напрашивается сам собой — ив России, и в Америке знали, что тут что-то должно произойти. Штаты послали сюда «Гарри Трумэна», не посчитавшись ни с международными соглашениями, ни с тем, что данный корабль не приспособлен для транссистемных перелетов. Но у России, к сожалению, нет боевых космических кораблей. И вы, — он посмотрел на полковника и Ладу с каким-то новым любопытством, даже можно сказать, с опаской, — вы двое — это именно то, что наша страна смогла в авральном порядке противопоставить космическому крейсеру США…

— Да это бред! — не выдержал наконец Наумов. — Вы, молодой человек, конечно, можете строить тут гипотезы, но я…

— Вы профессиональный солдат… один из лучших, я подозреваю, — завершил его мысль Семен. — Честный и грамотный профессионал, который, получив приказ, будет его выполнять… А Лада… — он с сомнением посмотрел на нее, наверное, подбирая какое-то слово, но для Наумова вдруг все стало ясно — он видел, как она двумя выстрелами сбила вертолет, обломки которого сейчас валялись в теснине улицы расположенного неподалеку городка. В службах контрразведки, несомненно, знали, что «Трумэн» появится в колонии. Знали и хотели помешать его действиям… Или просто опередить их… В принципе это было возможно, при условии, что «Альфа» прибудет раньше и успеет разгрузиться до грядущих событий. Тогда Наумов, получив соответствующие инструкции от местного резидента, смог бы если не помешать экипажу «Трумэна» осуществить свою миссию, то значительно осложнить ее…

— Смерть плюс смерть… — тихо произнес он, словно то была формула какого-то страшного заклятия. — Что же там может быть, на этом чертовом леднике? — вдруг совершенно серьезно спросил он.

— Я не знаю… — развел руками Семен. — Могу сказать одно: это попало туда миллионы лет назад и спокойно лежало, пока сюда не пришли военные… Может быть, я и не прав… — добавил он. — Но мы бежали не от ксеноморфов. Лада верно заметила, никто не видел в глаза этих мифических пришельцев! Паника началась после того, как в эфир вышел Джон Кински и заявил, что будет защищать Ганимед всеми доступными видами вооружений своего крейсера. Вот тогда мне действительно захотелось в убежище… — тихо признался он.

Наумов ответил не сразу. Он был в нерешительности. Он, который четко осознавал всю свою жизнь, что, зачем и почему делает, — вдруг засомневался.

Что подействовало на него таким образом?

Миллионы километров пустоты, что лежали между системой лун Юпитера и Землей? Или странное, ненормальное поведение этой красивой, но не в меру жесткой молодой женщины, что так спокойно, расчетливо завалила боевой вертолет, будто родилась в бронежилете со снайперской винтовкой в руках, а потом так же спокойно объяснила ему, КТО главный враг человечества?.. Почему он не скрутил ее сразу, как только догнал, а сидел в пустом, покинутом людьми доме и беседовал с ней на «ты», будто с давней боевой подругой?

Поразмыслив, Наумов понял, что знает ответ на заданный самому себе вопрос.

Там, за остовом сгоревшего вертолета, чуть дальше по улице, возле перекрестка, где начинался отрезок скоростного шоссе, связывающий между собой русский и американский сектора освоения Ганимеда, он видел две плотно пригнанные друг к другу покатыми носами бронемашины с надписями на борту «Колониальная полиция». Люди хотели остановить нечто идущее со стороны американского сектора освоения, а не от процессорной станции, что находилась совсем в другой стороне…

Лада оказалась права, хотел он то признавать или нет. Люди бежали от крейсера, который уже запятнал себя дурной славой во время китайского кризиса. Они боялись. Не инопланетян, не монстров, не «зеленых человечков». Они боялись землян, своих собратьев, потому что четко представляли, чего можно ждать от тех, кто вообразил себя «гарантами мира во всем мире».

Человек, изо дня в день играющий в войну, не может оставаться нормальным. Он постепенно привыкает к оружию, как к вилке или ложке. Он начинает обращаться с ним неосторожно, потому как теряется острота ответственности и страшные поначалу вещи постепенно переходят в разряд обыденных…

Это Наумов, к сожалению, знал по собственному опыту… А вот откуда такой опыт у нее — судя по лицу, совсем еще молодой девушки?

«Так все-таки кто ты?» — хотелось еще раз спросить ему, но вместо этого он только пристально взглянул на Ладу, которая стояла напротив с задумчивым, почти отсутствующим видом, машинально и доверчиво опираясь на согнутую в локте руку Семена. Казалось, что ее мысли сейчас где-то далеко, не тут, а в глубинах собственной памяти, откуда как раз и начинался этот интуитивно воспринятый Наумовым и не свойственный ее возрасту жизненный опыт…

— Значит, так… — После очередного короткого совещания с Горманом настроение полковника не улучшилось, но он постарался не показывать это окружившим его людям. — Сергей… — обратился он к одному из пилотов, — по словам командира «Альфы», у нас есть еще как минимум два часа. Он наблюдает и за «Трумэном», и за районом процессорной станции. Патрик готов гарантировать это время, потому что к леднику только что ушли какие-то машины, доставленные с борта «Трумэна» на спускаемом аппарате. Если Кински решил нанести удар, то это произойдет не раньше указанного срока. Очевидно, он хочет убедиться, что там действительно не осталось никого в живых.

— Это что-то меняет? — уже без всякой надежды осведомился пилот.

— Да, — коротко ответил Наумов. — Я склонен поверить выводу Лады. Горман солидарен с нами, но не может помочь — в его распоряжении нет ни свободных пилотов, ни адекватных транспортных средств. Зато, как я понял, они у нас есть, верно?

— Что вы собираетесь делать, полковник?! — с дрожью в голосе осведомился Виктор. — Здесь в космопорту тоже есть герметичные помещения! — добавил он, с мучительной надеждой глядя на Наумова.

Наумов кинул на него взгляд, под которым Виктор съежился и отступил в сторону.

— Мне нужно знать, — обратился он к пилотам, — пойдете ли вы на добровольный риск? Я не могу приказать… хотя хотел бы!.. — не таясь, добавил он.

— Что нужно сделать?

— Поднять «Буран» на высокую орбиту. Я обязан хотя бы попробовать добраться до Кински. Он не выходит на связь, но если постучать к нему в дверь, то надеюсь, что он не сможет отказаться от разговора. — Наумов посмотрел на Сергея и добавил: — Если вам нужно посовещаться, то давайте, только прошу — недолго.

Пилот кивнул, поджав губы, и взял за локоть своего раненого товарища, отводя того в сторону.

Наумов, не зная куда себя деть, подошел к Ладе, стоявшей около пульта и глядевшей через выбитое окно на панораму разрушенного космопорта.

— Если ты сумеешь отсрочить запуск ракет, то, возможно, я успею добраться до ледника, — неожиданно произнесла она.

— Зачем? — Наумов с недоверием покосился на ее профиль. — Ты ведь ясно сказала, что не собираешься плясать под чью-либо дудку, — напомнил он.

— Я пойду туда, — упрямо ответила она, посмотрев на вшитый в рукав скафандра хронометр. — Отравленная атмосфера опасна для колонии так же, как и ракеты «Трумэна». Нет смысла ни препираться, ни скулить, проклиная свою судьбу. Да, я хотела плюнуть на все, но не получилось… — Она вдруг натянуто улыбнулась, в первый раз за все время их общения. — У меня свои понятия о жизни и смерти… — тихо добавила Лада, и прозвучавшее в ее голосе смущение вконец обескуражило Наумова. Он не мог взять в толк, что за чувства двигают ею…

— Хорошо… — скрепя сердце согласился он. — Я думаю, тебе бесполезно приказывать… но я прошу: если там действительно чуждая, враждебная жизнь — беги. Ты ведь не сбросишь со счетов эту возможность?

— Нет, не сброшу, — серьезно ответила она, и Наумов опять увидел, как пальцы Лады с силой впились в волокончатый материал приклада винтовки. — Я справлюсь. Я должна дать шанс тем, кто тут жил, — внезапно произнесла она.

Наумов пристально посмотрел на нее и вдруг, подчиняясь внутреннему порыву, спросил:

— Скажи, а тебе в жизни давали много шансов?

— Какая разница! — Она вновь попыталась улыбнуться, но на этот раз все получилось несравнимо хуже — лишь вздернулся краешек верхней губ. — Ты ничего не понимаешь… — вдруг тихо произнесла Лада. — Сам не бежишь и думаешь, что я такая же, как ты? Ошибаешься…

— Тогда почему?

— Тебе так важно это знать?

— Нет… извини. Это действительно твое дело…

Лада отвернулась, поискала глазами Семена, но не нашла его в разоренном помещении диспетчерской. Ей вдруг стало обидно и горько, что он исчез в самый неподходящий момент. Даже проститься не получится.

— Вот что… — произнесла она, обернувшись к Наумову. — Я возьму машину, на которой мы приехали. Если сможешь договориться с Кински, то постарайся убедить его не разрушать процессоры. Он болен. Он и его люди совершили невозможное, выполняя приказ. Не их вина, что космос сожрал их души. Это скорее их беда. Они мужественные люди. Постарайся это понять.

— Да, но…

— Если там действительно есть ксеноморфы, которые угрожают колонии, я попытаюсь их уничтожить… — прервала Лада его возражение. — Попробуй убедить в этом Джона Кински… Пойми, кто-то из нас двоих должен сделать это! — В голосе Лады прозвучала такая мука, что полковник едва не отшатнулся. — Я не умею убеждать… прости. Я умею только УБИВАТЬ! Значит, лететь тебе. А я пойду на ледник!..

Наумов хотел что-то ответить, но Лада резко развернулась и пошла к выходу. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы.

Жизнь, как змея, вцепившаяся в собственный хвост, извивалась кольцом, оставляя небогатый выбор возможностей. Наумов просто не понимал это так ясно, как она. Его психику не ломали в подземных бункерах «Гага», его не учили мыслить категориями холодной логики, и, как у всякого нормального человека, его надежда умрет последней.

У Лады же в эти секунды не оказалось и этой милости, что дарит судьба обреченным.

Резко распахнув водительскую дверь внедорожника, она едва не стукнулась лбом о гермошлем сидящего за рулем человека.

Семен исподлобья взглянул на ее бледное лицо и вдруг с упреком произнес:

— Я не думал, что ты уйдешь, не попрощавшись.

Внедорожник стремительно мчался по бетонному покрытию автобана, пожирая километры. Мерный шелест покрышек отчетливо слышался в необычайной, глубокой тишине, что расплескалась по обе стороны серой дорожной полосы.

В салоне было тепло, но ни Семен, ни Лада не ощущали исходящих от отопителя токов воздуха, — забрала их шлемов были опущены, и оттого тишина вокруг казалась еще более глубокой, чем на самом деле, и какой-то личной, имеющей отношение только к ним двоим…

— Почему ты не остался? — наконец негромко спросила она, когда вслушиваться в тишину стало совершенно невыносимо.

Неизвестно, что она ждала услышать в ответ, но Семен не стал пожимать плечами.

— Не хочется последние минуты прожить трусом… — произнес он, не отрывая глаз от дороги, что летела под капот машины серой бесконечной лентой. — Не хочу ни задыхаться в убежище, ни скитаться по отсекам «Альфы» — на это у меня нет ни смелости, ни сил… — откровенно признался он. — Долгая агония среди обезумевших людей — это слишком для меня. К тому же я, как и ты, подвержен логике.

— В чем ты видишь логику?

— В твоих словах. Что бы ни таилось на леднике, ОНО пролежало там миллионы лет. Думаешь, ОНО было оставлено, чтобы поработить или уничтожить нас? Я не верю. В этом нет смысла. И в истерию по поводу ксеноморфов тоже. Я не настолько сошел с ума от страха, чтобы безоглядно принять на веру то, что какой-то организм, оттаяв из-подо льда, вдруг оживет и кинется убивать все вокруг… Такого не бывает. Мамонты, которых доставали из-подо льда на Земле, не бросались на палеонтологов — они были мертвее мертвого…

— Это космос, — напомнила ему Лада. — Возможно, там, среди льдов обнаружился след таких технологий, что нам и не снились. Что тогда?

— Тогда я пойму, зачем «Трумэн» преодолел бездну пространства. И буду первым, кто увидел это. Понимаешь, я не хочу участвовать в том, что ты назвала самоистреблением. Это слишком мерзко, с моей точки зрения. Ощущать собственную беспомощность перед обстоятельствами — что может быть хуже, если конец все равно един?

Его высказанные вслух мысли оказались настолько созвучны собственным ощущениям Лады, что она не нашлась, как можно ему возразить…

Вдали, у горизонта появились первые облака. Они клубились совсем невысоко над землей и казались совершенно непроницаемыми для глаза. Где-то там, за бесформенной, эфемерной грядой пряталась процессорная станция.

По показаниям спидометра до нее оставалось не больше пятидесяти километров.

Тупой, обтекаемый нос «Бурана» медленно приближался к серебристой, отражающей лучистую энергию броне американского крейсера.

Приборы обоих кораблей вели взаимный диалог на отведенных для компьютерной связи частотах. Автопилоты очень хорошо понимали друг друга. Между ними не стояло ни расовых различий, ни подозрительности, ни страха, чего нельзя было сказать о людях.

— Приготовиться! — резко приказал Кински в коммуникатор.

Джон сильно сдал за последние несколько часов.

Его парни лежали там, на холодной, мертвой земле, у самой границы льда, и бьющий со стороны ледника ветер засыпал их тела песком и пылью.

Он видел их… Отправленные в район процессорной станции автоматы разведки неторопливо ползли среди трупов, показывая страшные подробности гибели взвода. Из туманной дымки испарений медленно проступали контуры окоченевших в неестественных позах тел, за которыми тлело это проклятое зарево, освещая густой туман и заставляя Кински нервно ломать побелевшие пальцы.

Они искали два последних тела — Хогинса, компьютерного техника взвода, и лейтенанта Брогана. Кински знал, — как только он увидит последний труп, то уже ничто не остановит залпа ракет по этому проклятому месту. Он уничтожит источник этой внеземной заразы раз и навсегда. Пусть потом его осудят или вознесут на вершину воинской славы.

Мягкий толчок и резкий визг шлюзовых ревунов возвестил о том, что стыковочный узел «Бурана» вошел в соприкосновение с соответствующим механизмом на обшивке «Трумэна».

Джон вдруг поймал себя на мысли, что момент можно назвать историческим — впервые русский челнок стыкуется с боевым крейсером Соединенных Штатов.

У шлюза нервно замигали лампочки, отметив работу бортовых компрессоров, что нагнетали сейчас воздух в тесную переходную камеру, но прошло еще несколько томительных минут, прежде чем внутренний люк отъехал в сторону с резким, неприятным шелестом приводящей его в движение пневматики.

Кински обернулся, тяжелым взглядом уставившись на русского полковника, который, не считаясь с переданным по рации предупреждением, все же добрался до входных шлюзов его корабля. В глубине переходной камеры больше не было видно ни одной фигуры — очевидно, управлявший «Бураном» экипаж остался на борту челнока.

Двое офицеров, выступив из-за спины Джона Кински, быстро и сноровисто обыскали скафандр Наумова. Затем, выполняя заранее отданный приказ, они заняли свои посты по обе стороны стыковочного шлюза.

Кински кивнул полковнику и жестом указал на овальный люк, который вел в соседнее с предшлюзовой площадкой помещение.

— Что вам угодно, сэр? — холодно спросил Джон, остановившись подле ряда вмонтированных в стену дисплеев и слушая, как автопереводчик эхом повторяет его слова на русском.

Люк за спиной резко встал на место.

Наумов усталым движением отстегнул тяжелый гермошлем и пригладил короткий ежик седеющих волос.

Всю дорогу сюда он мысленно пытался представить свой разговор с Джоном Кински, прокручивал в мозгу какие-то штампованные фразы о человечности, ответственности офицера, взаимном сосуществовании… но сейчас в его сознании не осталось ничего — только сводящая с ума усталость…

Исподлобья взглянув на Кински, он внезапно увидел его таким, как интуитивно описала того Лада, — такой же безумно уставший, растерянный, но не допускающий мысли о растерянности, мужественный офицер, которому отдали приказ, и вот он сошел с ума, проиграв бессмысленную схватку с окружавшей его на протяжении многих месяцев пустотой… Он потерял своих людей, не смог четко исполнить приказ, но он не понимал, что, по сути, невиновен…

— Джон, там внизу — мои люди… У них тоже есть приказ… Дай им шанс, прошу… — Эти слова вышли как-то сами собой, и Наумов не знал, почему произнес именно их. Наверное, бездонная чернота расширенных зрачков Джона Кински подсказала ему — этот человек уже перешел ту грань, за которой адекватно воспринимаются угрозы или весомые аргументы.

Впрочем, командир «Трумэна», похоже, не хотел вообще воспринимать что-либо. — Кински с удивительным проворством предупредил его следующую фразу — выхватив автоматический пистолет, он просто приставил его ствол ко лбу Наумова.

— Ни слова больше, полковник, — ледяным тоном произнес он. — Просто посмотри сюда… — Он резко толкнул Наумова к экрану, где в фокус видеокамеры вплывал очередной труп.

Нет… Это был не труп!

Глаза Кински расширились, когда он увидел, что параллельно курсу разведчика через молочный клубящийся туман, сопротивляясь порывам ветра, бредут двое людей в белоснежных скафандрах.

Зарево над ледником вдруг вспыхнуло, резко увеличив свою яркость, и оттуда сквозь прорехи в молочно-малиновом мареве начали прорезаться абсолютно чуждые человеческому восприятию силуэты…

Они шли прямо на фигуры в скафандрах, протягивая к людям то, что с трудом можно было обозначить словом «руки».

Наумов вздрогнул и вцепился побелевшими пальцами в край приборной панели пульта.

Его зрачки медленно расширялись, наливаясь той же безысходной чернотой, что и у американского офицера.

Похоже, что ракетный удар по процессорной станции действительно был неизбежен, и все это время заблуждался именно он, а не Джон Кински…