Глава 4
Планета Рок
Усадьба Флоры располагалась на четырнадцатом уровне исполинского города.
В пути Таманцев не мог оторвать взгляд от окрестностей. Город блистал великолепием. В отличие от мегаполисов, виденных Иваном на иных мирах, здания Рока не превышали двух-трех этажей. Вокруг идеально ухоженных дорог, по которым двигались редкие автомобили, все утопало в зелени. Среди растений, высаженных на террасах огромного, уступчатого города, преобладали земные виды, кажущиеся Таманцеву незнакомыми из-за своей древности. Взгляд узнавал лишь несколько распространенных в галактике хвойных пород, остальные деревья и кустарники вызывали чувство новизны и в то же время – подсознательного восторга: он впервые видел растения, чьи семена, привезенные с прародины человечества много веков назад, дали полноценные всходы, сформировав уникальную, не ассимилированную биосферу города-парка.
Повсюду среди зелени прятались невысокие дома, каждый из которых смело можно было признать архитектурным шедевром. Народа на улицах практически не было, зато во множестве сновали сервы, занимающиеся всеми повседневными делами, необходимыми для поддержания города в надлежащем порядке.
– У вас есть заводы по производству машин?
– Да, – ответила Флора. – Они расположены глубоко под городом. Признаться честно, я никогда не бывала в зоне промышленных производств.
– А кто ими управляет? – продолжал интересоваться Иван.
– Официально – сатт избранных, – ответила Шодан, – но на самом деле внизу царство сервомеханизмов. Они сами заботятся о себе, разрабатывают необходимые для города виды техники, я не могу тебе сказать, насколько сильно влияние сатта избранных на современные процессы самоподдержания городских структур. Мне кажется, люди давно перепоручили все это машинам.
– Но говорить вслух об этом не принято?
– Да. Хотя какая разница? Главное, что горожане не испытывают неудобств. Сервы не вмешиваются в жизнь людей, мы не вмешиваемся в их деятельность, да и зачем?
Иван промолчал.
На самом деле рассуждения Флоры страдали однобоким взглядом на проблему самодостаточности мегаполиса. Кибернетические системы и подчиненные им сервомеханизмы держат, что называется, руку на пульсе целой цивилизации. Нельзя говорить, что они не вмешиваются в жизнь людей, и еще более опасно забывать о киберсистемах, предоставлять им полную свободу действий, предполагающую элемент постоянного саморазвития. Ведь машинам каждый день приходится сталкиваться с различными новыми задачами, и если эти задачи решаются без вмешательства человека, значит, система уже самоорганизована и находится в стадии накопления опыта, из которого в один прекрасный (или роковой) момент зародятся ростки машинного самосознания.
Пока Иван размышлял над новой информацией, Флора вывела машину на четырнадцатый уровень и, проехав около километра по главной улице, свернула в боковой проезд, упирающийся в ажурные, кованые металлические ворота, за которыми был виден парк и трехэтажное строение усадьбы.
– Вот мы и дома.
* * *
Пройдя по широкой, обсаженной с двух сторон кустами отцветающих роз аллее, они вошли в просторный холл, от которого к балюстраде второго этажа поднималась лестница с перилами, отделанными лепными узорами.
Неловкость возникла, как только они переступили порог.
Еще подъезжая к дому, Флора почувствовала, что Иван чем-то глубоко озабочен, да и она вдруг поняла, что не знает, как себя вести, о чем сейчас говорить: все приходящее на ум казалось фальшивым и незначительным.
Ситуацию разрядил Таманцев:
– Я бы сейчас принял душ и лег спать, – произнес он.
– Я покажу тебе комнату, – поспешно согласилась Флора, в воображении которой тут же поблек образ горящего камина и романтического ужина при свечах.
– Есть одна проблема.
– Какая? – Она остановилась, держась рукой за перила лестницы. – Говори, не стесняйся.
– Может быть, утром ты найдешь меня не совсем адекватным. – Таманцев решил не темнить, говорить правду.
– Почему? – На ее лбу образовалась едва заметная вертикальная складка.
– Мне нужно извлечь кое-какую информацию из собственного рассудка. Я не знаю, каким структурным изменениям подвергся мой мозг… Есть опасность, что обычный для меня процесс станет болезненным для психики. Подстрахуешь меня?
– Конечно. Если хочешь… я могу остаться с тобой, просто посидеть рядом.
– Нет, это лишнее. – Иван благодарно посмотрел на нее.
– Но почему так вдруг?
– Не вдруг, Флора. Процесс не зависит от моего желания. Я, насколько мог, сдерживал его, оттягивал наступление кризиса, но теперь уже не осталось повода для проволочек.
– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.
– Знаю. Но объяснять долго. Я все расскажу после, хорошо?
– Ладно. Расспрашивать не буду. Каких симптомов ты опасаешься?
– Временно может сбоить память. Я могу не реагировать на раздражители, как будто находясь в коме. Не пугайся, все пройдет.
– Ты точно уверен?
– Да. Нечто подобное со мной уже происходило.
– Я сделаю, как ты скажешь. Суток тебе хватит?
– Да, думаю, будет достаточно. А что должно произойти через сутки?
– Один раз в месяц собирается Совет саттов. Дата очередного собрания послезавтра.
– Мы должны там присутствовать?
– Обязательно.
– Я думаю, все будет в порядке. Главное – ты не пугайся.
– Я не из пугливых. – Флора попыталась улыбнуться, но почему-то не получилось. – Пойдем, а то стоим тут, на лестнице…
* * *
Приняв душ и переодевшись, Иван вернулся в отведенную ему комнату. Огромное окно выходило в сад, одна створка была приоткрыта, и через нее проникал аромат цветов и пение птиц.
На столе подле вазы с фруктами лежал мобильный коммуникатор и лист давно вышедшей из употребления в обитаемых мирах пластбумаги, на котором крупным, похожим на детский почерком было написано:
«Я рядом. Если что-то случится, просто постучи в стену».
Иван прочел записку, чувствуя, что уже понемногу начинает терять связь с реальностью.
Сев на кровать, он сжал пальцами виски.
Первые симптомы начавшегося поиска появились сразу после схватки с метаморфами, и это обстоятельство сильно настораживало Таманцева.
Дело в том, что до того, как стать пилотом аэрокосмического истребителя, он служил в спецподразделении Совета Безопасности Миров. Уровень его доступа к секретной информации равнялся двум единицам, что означало следующее: в память галакткапитана загружен изрядный объем секретной информации, но доступ к ней он мог получить только при наступлении определенных условий, к примеру, когда ему пришлось бы столкнуться с неким необъяснимым явлением, которое на самом деле известно людям, но строго засекречено из-за своей потенциальной опасности. Чтобы офицер военно-космических сил имел возможность принимать правильные решения, опираясь на достоверные данные, ему и имплантировались эти знания.
Все было хорошо до того момента, пока он не повстречал метаморфов.
Вид необычных существ сработал как инициатор процесса извлечения информации из глубинных слоев памяти, но Иван, зная, что поиск в имплантированных базах данных на какое-то время «выключит» его, насколько мог сдерживал нежелательное в тех условиях явление.
Теперь у него не осталось ни сил, ни причин поддерживать блокировку мнемонической программы.
И все же Таманцев не высказал Флоре и десятой части имеющихся опасений.
Он понимал, что вследствие изменения стал другим, и не мог прогнозировать, как его рассудок отреагирует на инициализацию секретных баз данных и вообще возможен ли в сложившихся условиях поиск в имплантированной памяти?
Симптомы не внушали оптимизма.
Холодная испарина покрыла тело, зрение начало двоиться, а у него под рукой не было стандартных препаратов, облегчающих и ускоряющих начавшийся процесс.
Сознание стало каким-то рыхлым, воспоминания о недавних событиях причудливо смешивались с памятью прошлых лет, перед мысленным взором мелькали панорамы миров, где он никогда не бывал, и наконец реальность окончательно истончилась, порвалась со звоном лопнувшей струны…
* * *
Флора не находила себе места.
Она и подумать не могла, к каким последствиям приведет ее порыв, желание отвести всякие подозрения от своего сатта.
В результате она едва не погибла, встретила Таманцева и влюбилась, как девчонка.
Теперь, вернувшись в город, оказавшись в привычной обстановке, она честно призналась себе в чувствах, которые испытывала к Ивану.
Подобное происходило с Флорой впервые. Все прежние увлечения, даже связанные с порывами юности, не шли ни в какое сравнение со страстью, вспыхнувшей в ее душе сейчас.
Почему он мягко, но настойчиво отстранил ее, отодвинул на неопределенное время сжигавшие Флору мечты?
Существовало два варианта ответа: либо он не испытывает к ней ответных чувств, либо с Иваном действительно происходит нечто, неподвластное ее пониманию.
Шодан предпочитала второй вариант. Любовь во многом эгоистична, а когда она обрушивается внезапно, вспыхивает, как лесной пожар, мелочи, на которые раньше не обратил бы внимания, внезапно приобретают исключительное значение.
Мягко подкрался вечер.
Флора лежала без сна, постель была смята, и в душе царило смятение.
Она специально отвела Ивану комнату рядом со своей спальней, ментальная аура любого живого существа имела свойство ослабевать пропорционально расстоянию (кроме случаев прямого телепатического контакта, но такими способностями обладали лишь эмгланы, Тени же воспринимали жизненную энергию и зашифрованную в ее эманациях информационную составляющую лишь на небольшом удалении от объекта их интереса), и теперь невольно прислушивалась к своему внутреннему восприятию.
Лучше бы она сдержалась, хотя неизвестно, чем бы тогда окончилась для Таманцева процедура чтения глубинных слоев памяти.
Флора не понимала процессов, происходящих с ним, она никогда специально не тренировала в себе способность воспринимать эмоции другого человека, не потому что считала это зазорным, среди жителей Рока эмоциональная аура была сродни выражению лица или интонации голоса в общении обычных людей, за одним преимуществом или недостатком – смотря как взглянуть – мимикой и речью можно управлять, чувства же в большинстве случаев не поддавались столь строгому контролю.
Шодан уставала от окружающего ее равнодушия, от налета циничности, что вырабатывался вследствие богатого жизненного опыта. В последние время она постоянно жила в нервном ожидании, словно ее душа предчувствовала грядущие события.
…Иван думал о ней. Похоже, он вновь и вновь переживал схватку с метаморфами, будто эти существа имели для него исключительно важное значение.
Флора не смогла долго выдержать муку неизвестности. Огонь и лед сходились в ее душе, в глазах появилось едва ли не демоническое выражение, напряженность движений, когда она встала со смятой постели и подошла к окну, все более обретала угрозу близящегося срыва.
Она не могла думать ни о чем. В мыслях только Иван.
В отголосках его ауры, которые воспринимала Шодан, все явственнее прорывалась надсадная боль.
Подстрахуешь меня? – полыхнули в памяти его слова.
Она не выдержала, накинула легкий халат и решительно вышла в коридор.
Дверь его комнаты была не заперта.
Войдя, Флора включила ночник. Уже сгустились сумерки, терпкий воздух, напоенный ароматами отцветающих роз, казался ей сейчас тяжелым, удушливым.
Иван лежал на кровати бледный, с землистым оттенком кожи, он напрягся и вытянулся, будто все его мышцы свело судорогой, на лице резко обозначились скулы, ментальная аура стала жестче, явственнее. На фоне душевной боли, рожденной какими-то давними и неразличимыми для Флоры воспоминаниями, таял и вновь возникал ее образ, словно рассудок Таманцева цеплялся за него, как за единственную спасительную соломинку, пытаясь выбраться из водоворота принадлежащих не ему мыслей, остаться в связи с существующей реальностью.
Флора поняла одно – ему плохо. Так плохо, что последствия непонятного процесса мыслительной деятельности почти наверняка проявят себя сильнейшей моральной травмой.
Я не должна допустить этого… Но как?
Весь ее прошлый опыт сейчас не мог пригодиться. Применить стандартные приемы поддержания жизненных сил, как поступила она с эмгланом в момент ментальной травмы, полученной им при соприкосновении с мыслями находившегося в состоянии агонии Орана?
Мало.
Мало и неэффективно.
Флора чувствовала, что теряет драгоценные секунды.
Подчинись инстинктам. Сила Тени поможет тебе. Твоя любовь поможет.
Она присела на край кровати, коснулась ладонью покрытого испариной лба Ивана, но только усугубила свое восприятие боли, исходящей от него.
Тогда Флора легла рядом, прижалась к нему и, выбросив из сознания все желания, мысли, оставила только один порыв – она представила его рассудок как свечу, которую в данный момент пытается задуть порывистый ветер призванных воспоминаний, и сама, находясь на грани реальности, отдала все силы, которые отыскались в ее душе, чтобы поддержать трепетный огонек его самосознания.
В конечном итоге и она начала терять связь с реальностью, лишь рефлекторно обнимала Ивана, теснее прижимаясь к нему, а освещающий ее сознание огонек свечи вдруг стал преображаться, превращаясь в бледную сферу голографического монитора.
* * *
Им обоим снился один и тот же странный, страшный и не совсем понятный, будто вырванный из контекста более объемного информационного массива сон-воспоминание…
…Три прожектора освещали грязно-зеленую листву, колоннады бурых стволов. Своеобразная прослойка между «верхним» и «нижним» лесом, в которой двигался автоматический разведывательный корабль, была полностью затенена кронами исполинских деревьев.
Пятиметровый серебристый диск АРК неторопливо огибал препятствия, пока не оказался на краю поляны.
Здесь было значительно светлее. Зеленый подлесок отсутствовал, а кроны деревьев стали широкими и плоскими, с непомерно длинными ветвями, которые образовывали жиденький заслон, словно растения протягивали друг другу ветви-руки, пытаясь прикрыть поляну от жгучих лучей звезды.
Где и когда происходило действие, оставалось совершенно непонятным…
…Разведчик тем временем облетел периметр прогалины и поплыл к ее центру, где среди опавшей листвы торчали, словно иссохшие скелеты, обломки стволов и ветвей, затем выдвинул в сторону скопления древесных останков датчики анализаторов, как вдруг…
…Экран взорвался стремительным движением. Что-то приподняло ковер мертвой листвы, взметнув его шелестящим смерчем. Через мгновенье листья опали вниз, обнажив скрывавшееся под ними жуткое образование.
Посреди поляны стоял десятиметровый столб живой плоти… Столб пульсировал, демонстрируя выпуклую анатомию лишенных кожи мышц, вздрагивающие нити кровеносных сосудов и желтые связки напряженных сухожилий…
Разведчик, продолжая съемку, отступил назад, на безопасное, по мнению его компьютера, расстояние.
Столб мгновенно отреагировал на это движение. Он странно изогнулся, на глазах сворачиваясь в шар, из которого стремительно вырос десяток многометровых щупалец. Каждое из них венчалось лишенной кожи мордой.
Из контрастного объема стереоэкрана смотрели десятки глаз, на мордах пульсировали вены, клыкастые, безгубые рты роняли тягучую пену…
Внезапно щупальца потекли назад – другое слово подобрать невозможно, – они не втягивались, не поджимались, их плоть перетекала в мышечную ткань тела, которое неожиданно начало менять свой цвет, наружный слой мышц костенел, на глазах трансформируясь в роговой панцирь, и вдруг… его прорезала трещина, и из нее опять показались голые мышцы. Они выбивались сквозь узкий разлом, оплетая по краям роговой щит, который слегка приподнялся на четырех мускулистых лапах. Прущие из чрева монстра мышцы громоздились одна на другую, закручиваясь в кольца, образуя бесформенную пульсирующую массу…
Однако данная метаморфоза уже пришла к финалу: змеящиеся кольца потеряли форму, растворялись в общей груде, меняя цвет и фактуру, пока посреди поляны не сформировался трехметровый голубой глаз в оправе из роговых пластин. Черный зрачок внезапно описал плавный полукруг и застыл, уставившись в объективы видеокамер разведчика.
В этот момент из-под глаза стремительно выросло толстое щупальце, заканчивающееся прямым двухметровым бивнем. Масштабная сетка видеокамер позволяла отлично оценить размеры нового образования, когда оно рванулось прямо на них.
Яркая вспышка, и экран погас.
В пустом объеме замельтешили помехи, мелькнул код включения резерва, и изображение возникло вновь, но уже немного в ином ракурсе, теперь съемку вел включившийся аппарат катастроф.
Чудовище застыло. Такую противоестественную картину не наблюдал, наверное, еще ни один человек… Иван и Флора, чьи мысли смешивались воедино, видели приподнятый на четырех лапах громадный глаз и десятиметровое щупальце, все в узлах напряженных мышц, удерживающее полуторатонный бронированный диск АРК, насаженный на коготь, словно жук на булавку!..
Развязка не заставила себя ждать.
Черный вертикальный зрачок пришел в движение и уставился на серебристый диск разведчика, изучая добычу.
И вдруг поверхность глаза претерпела ряд странных изменений, словно по нему пробежала мгновенная рябь… Это было действительно страшно… Во взгляде жуткой, нечеловеческой твари появилось выражение крайнего удивления, затем испуга, и наконец – зрачок расширился от неподдельного ужаса, словно это невероятное порождение чуждой эволюции устрашилось содеянного!..
Коготь внезапно исчез, поверхность глаза моментально подернулась костяными пластинами, десятиметровая лапа втянулась под панцирь, и ксеноморф бросился прочь, круша на своем пути исполинские деревья…
Серебристый диск разведчика мягко упал на землю и исчез среди бурой листвы. Экран вспыхнул и погас. Запись закончилась, а вместе с ней истончился кошмарный сон…
* * *
Иван смутно помнил руки Флоры, обнимавшие его, пытавшиеся унять дрожь, снять губительное напряжение рассудка, помнил ее глаза, полные непонимания и тревоги, понимал: находясь рядом, отдавая своему вчерашнему спасителю жизненные силы, теперь уже она спасала ему если не жизнь, то разум.
…Когда он пришел в себя, Флоры рядом не оказалось.
Видения – неполные, обрывочные, не желающие складываться в логичную информационную картину, продолжали стыть осколками чужих воспоминаний.
Он с трудом встал, пошатываясь, дошел до двери ванной комнаты, открыл воду в душевой кабине.
Прохлада упругих, массажирующих тело струй воды принесла облегчение.
Потеряв ощущение времени, Таманцев не знал, какой сейчас день или час. Да и не важно… Главное, что жив, сохранил рассудок, но Флора… Где она?
Блуждать по незнакомому дому в поисках? Нет, не годится…
Коммуникатор. Он вспомнил о приборе мобильной связи, лежащем на столе.
Накинув халат, Иван вернулся в комнату, чувствуя, как понемногу проходит дурнота, возвращаются силы. Коммуникатор действительно лежал на столе подле кровати, но воспользоваться им Иван не успел: открылась дверь, и вошла Флора, следом за ней показался андроид с подносом в руках.
Увидев, что Иван уже встал и даже принял душ, она едва не бросилась к нему, но что-то удержало ее от порывистых проявлений чувств.
Несмотря на смутную память о событиях ночи, едва не стоивших ему рассудка, Таманцев вдруг почувствовал, что растерялся. Возникла неловкая пауза, но он преодолел внезапную несвойственную ему нерешительность, сделал шаг к своей спасительнице, взял Флору за руки, взглянул в ее бездонные, тревожные глаза и тихо произнес:
– Спасибо, милая…
Последнее слово обдало Флору жаром, словно горячая волна окатила ее с ног до головы, почему-то заставило обоих смутиться, отвести взгляд, но ситуацию спас андроид, вежливо вклинившийся между ними, стремящийся во что бы то ни стало поставить поднос с фруктами и напитками на низкий столик, подле которого располагались два кресла.
– Извините, позвольте мне пройти… – Он быстро расставил бокалы, затем, завершив нехитрую сервировку, отступил на шаг, повернулся к Шодан и спросил: – Я могу быть свободен?
– Да, ступай. – Флора присела на краешек кресла. – Не забудь подать машину к девяти часам вечера.
– Будет исполнено. – Бытовой сервомеханизм удалился, неслышно прикрыв за собой двери.
– Ты уезжаешь? – спросил Иван, также сев в кресло.
– Мы уезжаем, – поправила его Флора. – Сегодня ежемесячный Совет саттов. Большой прием, будут почти все жители города.
– Прошли сутки? – Иван все еще был погружен в обрывочные воспоминания. – Как ты? – Он посмотрел на Флору.
– Уже нормально, – улыбнулась она, но за улыбкой и кажущейся беспечностью Иван увидел несколько едва приметных морщинок, разбегающихся от уголков ее глаз.
Сколько же ты отдала мне сил?
Хотелось встать, отбросить дурацкие условности, обнять ее…
Не вышло. Вопрос Флоры остановил его порыв:
– Что случилось ночью? Ты едва не погиб…
– Произошел сбой, – ответил Иван. – Информация, которую должен был получить мой рассудок, блокировалась. Видимо, мозг в результате изменения подвергся определенной перестройке – данные начали поступать, но возник внутренний конфликт между передающими и принимающими нейросетями. Точнее сейчас объяснить не смогу, выяснить причину сбоя без специальной исследовательской аппаратуры невозможно. Нужно знать, каким структурным изменениям подвергся мой мозг.
– Я ненадолго уснула рядом с тобой, – призналась Флора, отщипнув веточку винограда от грозди. – Мне приснился очень необычный сон. Могу рассказать, если тебе поможет?
– Конечно, расскажи.
* * *
Рассказ Флоры кое-что прояснил для Ивана. Во-первых, он понял, что все же получал информацию, и его видения теперь начали обретать недостающую целостность – она видела то же самое, только более полно и подробно…
Во-вторых, Таманцев осознал, что между ним и Шодан существует ментальная связь, более глубокая, чем это обычно для Теней. Она возникла в момент наивысшего напряжения моральных сил и теперь вряд ли исчезнет.
В-третьих, он остро почувствовал, что должен любым мыслимым способом получить недостающую часть данных, не принятых Флорой и пропущенных его сознанием. Ситуация (по меркам галакткапитана) складывалась крайне тяжелая. Сейчас он еще не был готов делать окончательные выводы, но внутри уже засело чувство тревоги, ощущение незавершенности событий, словно кто-то намеренно выбил несколько звеньев логической цепи.
– Нам пора… – пальцы Флоры коснулись его руки, выводя Ивана из состояния глубокой задумчивости. – Машина уже у входа. Тебе нужно переодеться.
Иван кивнул.
– По дороге объяснишь правила поведения?
– Конечно. Хотя никто не ждет, что ты станешь с первого дня придерживаться наших условностей.
– Не люблю привлекать к себе чрезмерное внимание. – Таманцев говорил и одевался, а думал о своем.
Неслучайно он оказался тут.
Информация, паролем к открытию которой, несомненно, являлся образ метаморфа, пусть даже неполная, ясно указывала на иную планету, где существовали подобные формы жизни. Однако среди полученных данных не нашлось даже намека на присутствие Теней, Эмгланов или Избранных. Да и метаморф, запечатленный «автоматом катастроф» АРК, отличался от обитающих на Роке, отличался настолько, словно был, по меньшей мере, их эволюционным предком, но Таманцев прекрасно понимал: подобная жизненная форма не может возникнуть в результате эволюции. Метаморфы – плод генной инженерии.
Кто-то создал их, так же как создал Теней и Эмгланов.
Главные вопросы сейчас: кто, когда и с какой целью разработал генетические модификаторы, способные (по опыту, полученному здесь, на Роке) воздействовать на уже взрослый, сформировавшийся организм, добавляя ему определенные способности?
Ответ придется искать тут.
Планета Рок. Здание Дворца Правосудия
Анфилада огромных залов блистала великолепием: повсюду царил свет, колонны, подпирающие своды, истекали пурпуром, потолки, куда проецировались постоянно меняющиеся, находящиеся в повествовательном движении голографические фигуры, почему-то отливали ядовитым оттенком зеленого, пространство наполнял объемный золотистый свет, то собирающийся в сгустки, то рассыпающийся искрами солнечных зайчиков.
Похоже, Иван оказался единственным, кого интересовала феерия спецэффектов, особенно фигуры людей, устало бредущих по дороге, и контуры машин, следовавших на уровне капителей бесчисленных колонн. Некоторое время он смотрел на картины, явно выхваченные из прошлого: усталые люди с изможденными лицами и лихорадочным блеском в глазах, медленно ползущие, выворачивающие гусеницами пласты мха вездеходы, вооруженные андроиды, тесно замыкающие колонну людей и машин в периметр подвижного оцепления…
Флора попросила его подождать и куда-то исчезла, как только они вошли во Дворец Правосудия. Иван, ожидая ее возвращения, рассматривал голографические проекции, потом, когда сюжет короткого фрагмента начал повторяться, перевел внимание на людей, что группами, парами или поодиночке появлялись со стороны главного входа и тут же, подхваченные водоворотами общего движения, сливались с массой незнакомых Таманцеву лиц.
Так часто происходит, когда человек попадает в абсолютно незнакомое ему окружение. Некоторое время взгляд не выделяет деталей и отдельных лиц, все кажется немного странным, немного чуждым и едва ли не однотипным.
Иван старался, но не мог выделить из общей массы собравшихся ни метаморфов, ни эмгланов, ни теней, – все казались нормальными людьми, старающимися подчеркнуть собственную индивидуальность – взгляд Таманцева не сумел отыскать двух одинаковых нарядов или похожих лиц, и в то же время не возникало ощущение пестроты, напротив, общее восприятие страдало непонятной монотонностью.
Иван еще не понимал, что его рассудок уделяет больше внимания и значения эмоциональному настрою собравшихся, чем их нарядам или лицам…
Его созерцательность нарушили легкое прикосновение к плечу и тихий голос, шепнувший почти на ухо, но как будто отдавшийся эхом под сводами залов:
– Милый, ты не соскучился?
Он обернулся. Флора тихо подошла сзади и теперь смотрела на него с иронично-выжидательной улыбкой, но что-то холодно сжалось в груди Ивана, подсказывая: это не она…
В следующий миг на лестнице, уводящей к идущим по периметру зала балконам, появилась еще одна Флора, она легко сбежала до середины широкого марша, на миг остановилась, нахмурившись, а затем строго, но не зло произнесла:
– Райбен, хватит придуриваться!
Метаморф поспешно отступил от Ивана, его черты и одежда (которая оказалась вовсе не одеждой, а генерацией кожных покровов) подернулись рябью, как это бывает при помехах в проекционном устройстве, и спустя миг подле Таманцева уже стоял элегантно одетый мужчина средних лет с острыми чертами лица и ироничной улыбкой на тонких, кажущихся бескровными губах.
– Шодан, ты, как обычно, все испортила.
– Не место и не время дурачиться, Райбен. – Флора коснулась руки Ивана. – Позволь представить тебе моего старого друга.
– Мы уже познакомились, – беззлобно отшутился метаморф.
* * *
Через минуту музыка стала глуше, шум голосов собравшихся также начал стихать, люди отступали к стенам, намеренно формируя широкий проход по центру.
– Иван, сейчас нам предстоит пройти к залу заседаний Совета, – шепнула Флора. – Веди себя естественно, ничего не бойся, я обо всем договорилась.
– Да я и не боюсь, – ответил Таманцев.
– Вот и хорошо. Это не более чем формальность. – Флора взяла его под руку.
Веди себя естественно…
Легко сказать…
Они шли через анфиладу залов, и Иваном все глубже овладевало чувство гнетущей тоски, словно он ощущал шепот, исходящий от окружающих, расступающихся перед ним и Флорой. Он, конечно, не читал их мысли в буквальном понимании, но воспринимал эмоциональный настрой каждого из присутствующих, – мнемонические эманации сотен собравшихся накладывались одна на другую, но разнообразия не наступало, лишь усиливался невнятный шум, окрашенный в тоскливые, равнодушные тона…
Ощущение не являлось фантомным. Таманцев уже имел возможность неоднократно убедиться, что новые способности рассудка – не бред больного сознания, а лишь еще одно проявление реальности, ранее недоступное, а теперь воспринимаемое остро, почти болезненно.
Он был уверен, что Флора давно научилась абстрагироваться от сотен накладывающихся, усиливающих взаимное воздействие аур, но для Ивана все происходящее являлось новым, важным, и тем сильнее становилось ощущение тоскливой пустоты…
Таяли блеск и великолепие архитектуры, гасли спецэффекты, на первый план сознания выдвигалось мнемоническое восприятие, и обострившиеся чувства, теряя связь с реальностью физических тел, взамен получали новое качество ощущений: машинально шагая вровень с Флорой, Таманцев начал воспринимать оттенки эмоционального настроя окружающих.
Ему стало страшно.
Иллюзии бились в рассудке, растворяя в миражах сознания стены строения. Теперь он видел огромное мелководное озеро с мутной водой, заключенное в кольцо неприступных скал. Над мутно-серой зеркальной гладью медленно поднималось кружево испарений, формируя фантомные очертания человеческих фигур, бредущих по колено в воде. Все они казались похожими, как близнецы или клоны, но туман, струящийся над зеркальными, неподвижными водами, объединял и выдавал различия: серые тона означали равнодушие, наступившее вследствие моральной усталости, потери смысла бренного существования, но, не позволяя серости затопить все сущее, поглотить с головой сотканные из испарений-мыслей фигуры, рябью пробегал страх. Они боялись потерять свое гарантированное существование, боялись в большинстве неосознанно, на уровне инстинкта неприятия смерти, панического ужаса перед ней, и уж совсем мелкими на открывшемся фоне выглядели и воспринимались робкие, почти неотличимые от составляющей фигуры субстанции порывы сиюсекундных желаний, чаяний, истертых временем надежд…
Еще одна ловушка вечности, в которую попали души людей. Им незачем и некуда рваться, в жизни нет иных проблем, кроме саднящей скуки, даже борьба за существование не играет роли и не имеет смысла, ведь за них все сделают машины, обеспечивающие людей максимумом удобств и не требующие ничего взамен.
Жуткое, стылое озеро…
В рассудке Таманцева творилось что-то неладное.
Он ощущал себя бредущим по колено в мелководье безвременья, но его рассудок, еще живущий критериями кипящей жизни множества Обитаемых Миров, вносил свои коррективы в тягостную иллюзию, сотканную помыслами сотен окружающих людей.
Зеркальная гладь озера внезапно всколыхнулась, искажая фантомные фигуры, из центра ударил мощный гейзер, поднявшийся до высоты окружающих скал, окропивший их вершины серой моросью, Иван мысленно ужаснулся происходящему, но не в его силах было остановить процесс внезапных, глобальных перемен: фигуры, захваченные бьющим ввысь гейзером, рвало в клочья, – подсознание Таманцева, постоянно ищущее ответ на многие вопросы, уже определило структуру грядущей вероятности, – замкнутый мир будет вторично открыт, но сила, грозящая взорвать зеркальную гладь забвения, все еще оставалась безликой, неопределенной, хотя и явно преследующей собственные цели, не обращающей никакого внимания на уносимые ввысь, разорванные фигуры…
…Возвращение походило на толчок, после которого иллюзии медленно и неохотно уступили место реальности, но за краткие мгновения погружения в грезы здесь что-то случилось.
Таманцев понял, что они с Флорой стоят неподвижно, а вокруг разрастается внезапно, необъяснимо вспыхнувшая паника, – сначала окончательно смолкли голоса, потом вдруг оборвалась, взвизгнув на полуноте, величественная мелодия, затем люди начали инстинктивно пятиться от Ивана, напирая друг на друга, а секундой позже, повторяя виртуальный взрыв, ударила тугая волна настоящей паники. Не отдавая себе отчета в совершаемых действиях, большинство присутствующих бросились вон из залов, они сбивали друг друга с ног, стремясь к выходам, желая только одного – убежать как можно дальше от источника напугавших их мыслей.
– Иван, что ты делаешь?! Прекрати!
– Флора, давай уйдем, – хрипло выдохнул Таманцев. – Я не специально…
– Пойдем. Сюда. – Шодан проявила свойственное ей в критических ситуациях хладнокровие, увлекая Ивана к одному из запасных выходов, куда не ринулась толпа.
Оказавшись в небольшом пустующем помещении, они отдышались.
– Что произошло? – Таманцев считал, что внезапное помутнение рассудка касается только его лично, и никак не предполагал подобного резонанса.
– Ты Тень. Не забывай этого.
– Объясни толком, Флора. Ты ведь понимаешь, для меня многие явления – загадка.
– Сначала ты совершил бестактный поступок. У нас не принято обобщать восприятие жизненных аур, а уж тем более выплескивать свое личное восприятие на всеобщее обозрение. – Флора все же нашла в себе силы ободряюще улыбнуться, хотя ей сейчас приходилось нелегко. – Затем ты попросту взорвал мнемосферу собственными предчувствиями грядущего. Понимаешь? Ты показал сотням собравшихся, что видишь в недалеком будущем гибель многих из них!
– Нехорошо получилось… – согласился Иван. – Не люблю оправдываться, но я действительно не хотел. Все произошло спонтанно. Хотя произведенное впечатление теперь уже не изменишь…
– Я попробую все объяснить.
– Кому? Перепуганной толпе?
– Нет. Совету саттов.
– Флора, давай я сам отвечу за собственный поступок. В конце концов они ведь разумные люди и тоже когда-то проходили через обретение новых для себя способностей.
– Иван… – Флора вздохнула, нежно посмотрев на него. – Ты чужд условностям, формировавшимся на протяжении многих веков. Боюсь, твое появление вторично вызовет взрыв. Позволь, я переговорю с Советом сама.
Таманцев немного помедлил, потом кивнул.
– Хорошо, поступай, как считаешь правильным. Если честно, то вины я за собой не чувствую. Но все равно – я не хотел причинять зла кому бы то ни было.
– Понимаю. Подождешь меня тут?
– Конечно.
– Я постараюсь не задерживаться. – Флора коснулась губами его щеки. – Все будет хорошо.
Сомневаюсь… – мысленно ответил ей Иван, почувствовав, что она инстинктивно отстранилась.
– Ты что-то сказал мне?
– Подумал. Если сможешь, попробуй убедить Совет, что мои негативные предчувствия имеют под собой конкретную почву. Они – следствие обработки уже известной информации на подсознательном уровне.
– Чтобы Совет выслушал доводы, нужно их сформулировать и подтвердить фактами. Иначе они спишут все на твою «молодость» и богатое воображение. Так удобнее. Никому не нужна всеобщая паника.
– Конкретных фактов у меня пока нет, – с досадой констатировал Таманцев. – Их еще предстоит найти.
– Тогда позволь, я буду действовать сегодня по своему усмотрению, ладно?
Он кивнул, провожая Флору взглядом, пока она не исчезла за дверями, ведущими в злополучную анфиладу смежных залов.
* * *
Оставшись один, Иван осмотрелся, стараясь отбросить все дурные предчувствия. Небольшое помещение с удобной мягкой мебелью имело еще один выход, который, по всей видимости, вел из дворца.
Ему было душно.
Открыв дверь, он оказался во внутреннем дворике величественного здания. Уже давно наступила ночь, ветер покачивал единственный тусклый фонарь, освещавший небольшое пространство нездоровым желтоватым светом.
Видимо, здесь располагались хозяйственные пристройки. Спустившись по ступеням крыльца, Иван увидел мусорные баки, рядом – нечто напоминающее трансформаторную будку и закрытые на ночь створчатые ворота полуподвальных помещений.
В сумраке хозяйственного дворика, на фоне медленного танца угловатых теней, внезапно прозвучал хриплый, простуженный голос:
– А ну убирайся прочь!
Иван сначала подумал, что возглас адресован ему, но ошибся: в дальнем углу у мусорных баков раздались явственные звуки борьбы, а затем на освещенное фонарем пространство с лязгом и тонким подвыванием работающих вхолостую сервомоторов вылетел технический механизм.
– Что, железка тупая, думаешь, у меня силы иссякли? – раздался из полумрака все тот же хрипловатый голос. – Сколько тебе говорить: тут я хозяин!
Серв подогнул суставчатые лапы-манипуляторы, ловко перевернулся, пользуясь сферической формой корпуса, приподнялся и молчаливо бросился назад.
Вновь до Ивана донеслись звуки борьбы, затем раздался глухой удар, и технический механизм вторично вылетел на освещенное пространство, на этот раз у него были сломаны два манипулятора из шести.
Вслед за ним из сумрака выступила человеческая фигура.
Впервые с момента появления в городе Таманцев видел старика. По крайней мере, так ему показалось вначале, из-за сгорбленной осанки, шаркающей походки и невнятного бормотания незнакомца, который подошел к серву и с чувством глубочайшего удовлетворения пнул механизм, сопроводив удар словами:
– В другой раз будешь знать, с кем связываешься.
Серв, не оборудованный синтезатором речи, воспринял пинок со стоическим молчанием.
– Что вы не поделили с механизмом, уважаемый? – обозначил Таманцев свое присутствие.
Старик резко обернулся. Его водянистые глаза обожгли Ивана неприветливым и одновременно изучающим взглядом.
Видимо, облик капитана вверг незнакомца в замешательство.
– На дройда не похож… – пробормотал старик. – Ты человек, что ли?
– А разве не видно? – миролюбиво осведомился Иван, хотя по поведению старика уже понял, что ожидать можно любой выходки.
– Не знаю я тебя. Откуда в городе взяться незнакомцу?
– Ну, допустим, из космоса. – Таманцев и тут не упускал возможности проверить, насколько полно население планеты сохранило знания.
– Врешь ты. Наверное, из диких? Хотя… – старик задумался, – откуда диким знать о космосе? – глубокомысленно изрек он, глядя на Ивана с растущим подозрением. – Что, неужели и вправду оттуда?
– Оттуда, – подтвердил Таманцев. Ему стало любопытно, почему старик так неряшливо одет, и с сервом он, похоже, дрался из-за содержимого мусорного бака. – А что, дедушка, с механизмом не поделили?
– Какой я тебе дедушка? – внезапно обиделся тот, сжимая кулаки. – Хочешь попробовать?
– Драться не буду, – предупредил Иван. – И вам не советую.
– А что так? Слабо?
– Нет, не слабо. Только зачем?
Старик опять задумался.
– Действительно… Делить мне с тобой нечего… Ладно, драться не будем. Только ты мне расскажи, как там?
– Где? – подыграл ему Таманцев.
– Ну, на Земле, конечно!.. Ты же сам сказал, что прилетел к нам из космоса. Ладно, давай выкладывай. – Глаза старика вспыхнули лихорадочным, нездоровым огнем. – Как там старушка Земля? Еще не загнулась от смога и глобального потепления? Четвертая мировая была? Я когда воевал в колониях Юпитера, все к тому шло.
– Хотите сказать, что помните Землю?! – вырвалось у Ивана.
– Ты мне не «выкай». Будь проще… – Старик закашлялся. – Конечно, помню. Как же забыть-то? Вышвырнули нас, как слепых котят, – лети туда, не знаю куда.
Таманцев несколько раз слышал от Флоры упоминания о «старожилах», но к подобному информационному удару готов не был.
Казалось, что старик врет. Полтора тысячелетия… Не может быть…
– Что ты так на меня уставился? Не веришь? Спроси у кого угодно. Тебе подтвердят. Нильс Хорхе – позор сатта избранных. А мне плевать, что они говорят, понял? Живу как хочу.
– А у кого служил? – спросил Таманцев, принимая предложенный тон общения.
– У Тиберия Надырова. Канониром на новом крейсере. «Тень Земли», может, слышал? Его только построили, и сразу на тебе – восстания на лунах Юпитера.
Иван кивнул, хотя ему становилось все больше не по себе. Нильс, похоже, не лгал, будь он колонистом в энном поколении – вряд ли помнил бы об адмирале Надырове, не говоря уж о локальных конфликтах внутри Солнечной системы и таких подробностях, как название флагманского крейсера третьего ударного флота Альянса…
Нужно будет спросить у Флоры, слышала ли она об адмирале Надырове?
Иван присел на ступеньку. Нильс, кряхтя, опустился рядом. От него пахло пищевыми отходами и давно не мытым телом.
Серв тем временем уковылял в темноту на четырех уцелевших манипуляторах и теперь возился во мраке, видимо, запечатывал контейнер с мусором, готовя его к транспортировке.
– Нильс, а почему ты назвал себя позором сатта избранных?
– Кичливые они. Те, кто постарше, совсем одурели от долгой жизни, правила выдумывают всякие, этикеты дурацкие, а молодежь вообще – ни рук, ни головы, одно потребительство. Все за них сервы делают, разве что с ложечки не кормят. Никчемные поколения. Не хочу с ними даже разговаривать. Все в игрушки играют, интриги там разные между саттами, бывает, и руки на себя накладывают, а все от безделья и скуки беспросветной. А я наплевал на их условности. Живу, где хочу, думаю, как умею, ни к кому не лезу, но и к себе не подпускаю.
– Дом-то у тебя есть?
– А как же. И дом, и машина, и слуги-андроиды. Только я там редко бываю.
– Почему?
– Там меня легко застать. Приходят из сатта, стыдят за что-то. Меня стыдят, понимаешь? Они не вспоминают, кто вел их по Дороге Отчаянья, кто отбивался от сошедших с ума, превратившихся в метаморфов людей, пока нынешние правители города дрожали, сидя в вездеходах. А теперь как же – я позор сатта, а они – избранные. Тьфу…
Таманцев слегка побледнел. Внезапно открывшаяся ему информация требовала проверки, в глазах Нильса он видел лишь муть равнодушия, перемежающуюся вспышками гнева. Нормален ли старик – еще предстоит проверить.
В здании приглушенно хлопнула дверь, раздались негромкие голоса.
– Мне пора. – Таманцев встал. – Нильс, где тебя можно найти?
– А зачем? – с подозрением спросил Хорхе.
– Рассказываешь ты интересно. Да и я о Земле так ничего и не успел поведать.
– А я не знаю, где завтра окажусь. Город большой. Вот в коммуникаторе своем через поисковую систему набери «Хорхе», я тут один с такой фамилией. Созвонимся. Пойду и я, а то серв все контейнеры упакует, стервец.
Хорхе исчез в темноте, откуда донеслась его невнятная брань.
Иван, ошеломленный неожиданной встречей, поднялся по ступеням, открыл дверь и услышал резкие голоса разговаривавших на повышенных тонах Флоры и Дерека Келгана – главы сатта избранных.
Он не хотел подслушивать, но так вышло.
– Флора, разговор окончен. Я уже сказал – незачем было приводить с собой ребенка!
– Дерек, он не ребенок. Взрослый мужчина.
– Ой ли? – насупился глава сатта. – Сколько же ему лет?
– Тридцать с небольшим. – Голос Шодан стал сухим, как порыв осеннего ветра. – Ты и все окружающие должны усвоить – мир, откуда он прилетел, существует в ином измерении времени человеческой жизни!
– Трудно представить. Тридцать лет – даже не юность. Младенчество.
– Знаешь, Дерек, я поняла, возраст зрелого человека не всегда измеряется веками.
– Ты заблуждаешься, Шодан. Уходи сама и уведи своего мальчишку. Я не хочу, чтобы из-за своей влюбленности и горячности он тут и дальше устраивал неприятности.
– Дерек, ты не прав. Мы, естественно, уйдем. Но за нанесенное оскорбление ты ответишь.
– Неужели? И кто же привлечет меня к ответу?
– Я, – в негромком голосе Флоры прозвучала леденящая ярость.
– Будешь драться за мальчишку? Со мной? Или со всеми сразу? Лучше остынь, пока не наделала глупостей. Ты для меня – привлекательная, сексапильная девочка, не больше. Сломаю одним движением пальца, ясно? А не угомонишься – сама знаешь, во благо города я могу принимать самые радикальные решения!..
– Говори прямо.
– Я прикажу убрать тебя, дорогая. Вместе с мальчишкой. Чтобы не возмущали спокойствия.
– Ты не посмеешь… – Флора осеклась, потому что внезапно увидела Ивана, появившегося на пороге.
Он не проронил ни слова, молча подошел к Дереку и резким движением схватил его за горло, заставив захрипеть и конвульсивно впиться ногтями в запястье «мальчишки».
– Еще что-нибудь можешь, избранный? Или только оскорблять женщин и угрожать? Может, попробуешь устранить нас сейчас?!
Ледяной тон Таманцева не оставлял сомнений – еще секунда, и он окончательно сожмет пальцы.
– Я… не… хотел…
От избранного разило ужасом. Его мнемоническая аура окутывала Ивана, как зловонный запах.
Первый порыв капитана был вполне понятен и оправдан, но Иван все же заставил себя мыслить здраво. Люди на Роке живут очень долго. Если Флоре триста лет, то по сравнению с ней он действительно ребенок.
Дереку повезло – у офицеров подразделений специального назначения, призванных действовать в условиях различных миров, где бытовали порой диаметрально противоположные системы этических ценностей, вырабатывались жесточайшие рамки самоконтроля.
Таманцев лишь слегка побледнел, на его лице не читалось ни ярости, ни удовлетворения.
– Я согласен подчинятся вашим законам, но до тех пор, пока они не противоречат моим понятиям о чести и справедливости. Могу публично извиниться за неконтролируемый мнемонический всплеск.
– Не… нужно… – прохрипел Дерек.
– В таком случае ты сейчас извинишься перед Флорой. И запомни, избранный, я не по своей воле оказался тут, но если уж так случилось, находиться в стороне от событий не стану. А они грядут. Если я сумел попасть на Рок, сумеют и другие. Подумай о недавнем происшествии. Ответь себе на вопрос: кто сумел дважды преодолеть Рубеж, не потревожив ни один из ваших датчиков? Большего не скажу, пока не позовешь сам. А теперь…
Он отпустил Дерека, с силой оттолкнув его к стене.
– Извини… Шодан… – хрипло выдавил тот под пристальным взглядом Таманцева и, пошатываясь, будто пьяный, скрылся за дверями.
Когда Флора повернулась к нему, Иван просто взял ее за руку и тихо произнес, не давая полыхавшей в ее глазах ярости ни единого шанса выплеснуться необдуманным действием:
– Я все слышал. Просто давай уйдем отсюда.
Грудь Флоры тяжело вздымалась от сбившегося дыхания.
– Ты… Ты мог его убить!..
– Да. Но ведь я остановился. – В глазах Таманцева также блеснула ярость. – Нас учили – у каждого народа своя мудрость, и нужно уметь проявлять терпение. Я достаточно выслушал о себе, не порываясь вмешаться.
– Тогда зачем? Зачем ты схватил его за горло?
– Не «зачем», а «почему».
– Почему? – упрямо переспросила Флора; она еще не отошла от только что пережитого шока.
– Ненавижу, когда при мне оскорбляют женщин. А за тех, кто мне дорог, могу и убить.
У Флоры внезапно перехватило дыхание.
– Ты?..
Несколько секунд они, встретившись взглядами, смотрели в глаза друг другу.
Как легко…
Рок все-таки удивительный мир, где зачастую не нужно тратить слов…
Их пальцы сплелись, души наконец соприкоснулись, захлебываясь долго сдерживаемыми чувствами…
* * *
Проходит ночь.
Наступает бледный рассвет, и в его лучах, словно утренний ветерок, затихает порыв страсти.
Флора спит. Ее дыхание ровное, едва слышное, в нем безмятежность…
Иван встал, подошел к окну, испытывая подсознательное смешение чувств: он смотрел на город, простирающийся вокруг, нисходящий исполинскими уступами утопающих в зелени уровней к стенам Рубежа, отделяющим человеческий мегаполис от иных пространств материка, и вместе с мыслями о Флоре, о личном, еще не до конца осознанном изменении приходили и другие, острые, как бритва, откровения.
Основание города, вырезанное из монолита горных пород, как и стены Рубежа, создано не людьми, – у колонистов, появившихся на Роке в эпоху Великого Исхода, не было ни техники, ни технологий, чтобы изменить формы горного хребта в соответствии с архитектурным замыслом.
Планета таила загадку, покрытую мраком времен. Отрешиться от вопросов, возникающих при взгляде на поистине циклопические сооружения, капитан Таманцев не мог. Разговаривая с Флорой, он чувствовал: для поколений, родившихся тут, окружающее уже не несет вопиющей загадки, оно всего лишь привычная данность, но как поступать ему – человеку со свежим взглядом?
Ладно бы только город и Рубеж, – думал Иван, наблюдая, как солнечные лучи, вырвавшись из-за ломаной линии близкого горизонта, озарили сиянием умытую утренней росой зелень.
Ранним утром мысли кристально чисты.
Бессмертие. Во что оно превращает душу? Сегодня ночью он увидел лишь маленькую частицу жизни города, услышал и отчасти почувствовал людей с тысячелетним опытом.
Где же их мудрость? Где чувства, выкованные веками? Или подлец и трус останется таковым, сколько жизни ему ни отмерь?
Надменность одних, добровольное одиночество других, интриги, страх, липкий страх при любом изменении привычного окружения – ужас перед физической смертью, нежелание понимать и принимать что-то новое.
Нет, они не все такие, как Келган.
Ровное дыхание Флоры… Она ворвалась в его жизнь, как вихрь, как яркий теплый луч утреннего света, настойчиво побуждающий к жизни.
Статус Тени совсем не подходит ей.
Я отдам за тебя жизнь, милая… Но, ради света Элио, зачем нужны такие жертвы?
Чувство, вспыхнувшее, как пламя, было взаимным. Иван не хотел думать, что сейчас оно – страсть. Неодолимое, помрачающее рассудок влечение друг к другу, желание быть рядом, несмотря ни на что.
Флора проснулась. Ее дыхание стало более частым.
Он вернулся к постели, коснулся губами ее щеки, заставив открыть глаза.
– Не притворяйся. Ты не спишь.
Она сладко потянулась, ответила на поцелуй и спросила:
– Давно встал?
– Нет. Может, с полчаса назад.
Флора снова закрыла глаза.
– Как хорошо и спокойно… Мне это не снится?
– Нет. – Губы Ивана тронула улыбка, душа ловила мгновения внезапно пришедшего счастья, хотя рассудок и тут пытался вмешаться, внести свою лепту далеко не радужных мыслей.
– Ты встревожен.
– Да.
Флора вздохнула.
– Зачем только наступает утро? Дела, проблемы…
– Жизнь, – ответил Иван и тут же спросил: – А что у тебя за дела?
– Нужно встретиться с Генри Оланом.
– Кто он?
– Глава сатта Теней.
– Речь пойдет обо мне?
– Сейчас все в городе говорят о тебе. Вернее, о нас. Олан звонил вечером, оставил сообщение.
– И что ему нужно?
– Хочет выяснить подробности моего спасения. Оказывается, он посылал специальную группу к месту схватки.
– Зачем?
– Не поверил, что тебе удалось уничтожить метаморфов. – Флоре была неприятна тема разговора, истончалось, исчезало ощущение безмятежности, но она, как и Иван, не могла проигнорировать реальность. Действительно наступило утро, а вместе с ним вернулись неотложные дела. – Ты обещал… – Флора перевернулась на живот, – обещал подробно объяснить, как тебе удалось справиться с метаморфами.
– Это так важно сейчас? – Иван присел на край кровати.
– Важно. – Флора на секунду нахмурилась. – Генри звонил мне не просто так. Видимо, Келган что-то задумал.
– Метаморфы подчиняются ему? Он сможет использовать их в роли убийц? – Иван мгновенно вспомнил прозвучавшие накануне вечером угрозы.
– Некоторых сможет, – неохотно признала Флора. – Мне даже думать не хочется, что он способен на такую… подлость.
Иван промолчал. У него как раз создалось противоположное впечатление.
– Любой человек из числа Теней способен ощущать биоэнергетическую ауру живого существа? – спросил он.
– Конечно. Я даже знаю, что ты сейчас хмурился в мыслях, – ответила Флора.
– Может быть, – согласился Иван, подумав, что ему вольно или невольно придется научиться контролировать внутренние эмоции, хотя бы в присутствии посторонних. – В таком случае мои способности, – продолжил он, – основаны на иной, нежели привычно Теням, интерпретации картины, которую предлагает внутреннее зрение. Ты должна четко уяснить – кроме Рока, существует необъятная Вселенная, в Галактике множество обитаемых систем, где живут люди и иные разумные расы, там жил и я, пока прихоть гиперсферы не привела мой истребитель на орбиты Рока.
– Я понимаю. Но каким образом обилие заселенных миров связано с десятком уничтоженных тобой метаморфов?
– Дело в ином способе осмысления получаемых данных. По сравнению с реальностью Рока, жизнь в Обитаемой Галактике кипит, ситуации меняются ежеминутно. Я был офицером специального подразделения. Кроме способности хорошо стрелять, у меня есть и другие навыки. В Обитаемой Галактике сотни планет, множество кибернетических систем, тысячи космических кораблей, бесчисленное количество различной планетарной техники. У нас есть приборы, при помощи которых пилот или солдат может видеть энергию, выделяемую машиной.
– Приборы? – удивилась Флора.
– Да, не врожденная способность, а специальное приспособление, целый комплекс с датчиками, сенсорами и прочим. Конструкция не важна, главное – суть применения. Я многие годы имел дело с картами распределения энергий, учился безошибочно распознавать по сигнатурам тип противостоящего мне механизма и его уязвимые места. Когда произошла схватка на дороге, я еще до конца не осознавал, что вижу мир иначе, чем раньше. Восприятие жизненной энергии метаморфа машинально воспринималось мной как сигнатура, полученная от сканеров экипировки.
– И что?
– Я увидел карту распределения жизненных энергий. Проще говоря – сигнатуры метаморфов. В бою – я имею в виду космические бои – пилоту отпущены лишь секунды на осмысление ситуации и принятие решения. В критических ситуациях мой рассудок мобилизуется. Остальное ты поймешь легко. Наиболее ярко на общем фоне жизненной ауры выделялась энергия нервной системы метаморфа. Навыки стрельбы у меня отличные. Как бы ни менялись эти существа, мне был виден их мозг, я машинально читал жизненную энергию, словно карту сигнатур, и бил в самое уязвимое место.
Флора некоторое время молчала, осмысливая услышанное.
– Хочешь кофе? – спросила она, нарушая воцарившуюся тишину.
– Не откажусь.
– Сейчас сварю. – Она встала.
– Погоди, а бытовые дройды? – попытался удержать ее Иван.
– Я сама. Утренний ритуал. – Она улыбнулась. – Я быстро, – добавила Флора, накинув на плечи халат.
* * *
Утро за окном наступило яркое, солнечное.
Флора готовила кофе, ее будто подменили, исчезла сумеречная загадочность, истаяли льдинки усталости во взгляде, легкая улыбка скользила по губам. Она думала об Иване, невольно сравнивая его даже не с конкретными мужчинами, что когда-то присутствовали в ее жизни, а с городом, его жителями…
Он был другим. Настолько другим, не похожим ни на кого, что начинала кружиться голова от его уверенной, открытой и мощной жизненной энергии, внезапно наполнившей дом, словно озарившей привычные помещения, изменившей их до неузнаваемости.
В мыслях Флоры сейчас царил милый хаос влюбленности.
Она пугалась собственных чувств, их необычной глубины, внезапности, свежести и в то же время боялась утратить даже малую частицу этих ощущений.
Сейчас не хотелось даже вспоминать три столетия, прожитые будто в иной реальности, она воспринимала свою душу как новорожденную, полную внезапного света…
…Вернувшись в спальню, она застала Ивана стоящим у окна. Он успел одеться и теперь снова смотрел вдаль.
Поставив поднос, Флора подошла к Ивану, обняла его, прикоснувшись губами к щеке.
– Куда ты смотришь?
– Любуюсь городом.
– Тебе нравится? – Она тоже окинула взглядом привычные, утопающие в зелени террасы уровней, четкую планировку дорог, домики, кажущиеся игрушечными с такой высоты.
– Зрелище потрясающее, – ответил он. – Даже не нахожу, с чем можно было бы сравнить его. – Иван протянул руку, открыл окно, впустив в комнату свежий, напоенный запахами рассвета воздух.
Они сели у окна за низкий столик.
Легкая тень промелькнула на лице Таманцева. Он нахмурился на секунду, но Флора чутко уловила мимолетное изменение в его настроении.
– Тебя что-то тяготит? – спросила она, разливая по чашкам ароматный напиток.
– Не тяготит. Волнует, – ответил Иван.
– Поделишься? – Флора сделала глоток, удивляясь, как волшебно может изменяться реальность: даже вкус напитка, который, казалось, давно приелся, стал другим, словно в городе вдруг появился новый сорт кофе.
– Раз уж у нас с тобой начался разговор о ночных событиях, ты могла бы помочь мне разобраться?
– В чем именно?
– В своих ощущениях. Они субъективны. К тому же неполнота информации может завести меня в тупик ложных рассуждений. Давай пока забудем о произошедшем. Расскажи мне о городе, о жителях, так, словно преподаешь мне урок истории и современной жизни Рока.
Флора задумалась.
– У нас не принято говорить на подобные темы, – внезапно призналась она.
– Запрет? – удивился Иван.
– Не запрет, но считается дурным тоном ворошить прошлое. Да и немногие помнят его. Я принадлежу к последнему поколению, рожденному на Роке. Школ как таковых у нас нет, воспитанием детей занимались родители…
– Извини, а почему ты говоришь в прошедшем времени?
– Потому, что последний ребенок в городе появился около трехсот лет назад.
– Если я правильно понимаю, люди не стареют, но постепенно у них исчезает возможность иметь детей?
Флора кивнула.
– Большинство живущих в городе опасается перемен. Мы застыли в развитии, новшества обычно не одобряются, поскольку могут привести к серьезным потрясениям. Раньше сатты соперничали между собой, но постепенно даже такая борьба стихла, наступило равновесие, которое каждый страшится нарушить.
Флора немного помолчала, собираясь с мыслями, а затем, сделав глоток кофе, продолжила:
– Я родилась в сатте Теней. Все способности, которыми я обладаю, получены по наследству, но так было не всегда. Мои предки появились в системе Рока на борту колониального транспорта «Надежда». Насколько я знаю, посадка прошла успешно, но спустя некоторое время после того, как машины стали пробуждать людей, начались странные события. Поселенцы без видимых причин вдруг заболевали, хотя, как мне рассказывали немногие из очевидцев, вся техника работала нормально, обеспечивая стерилизацию зоны посадки.
– Я был на том месте, – произнес Иван.
– Мы называем пустошь в лесу «Поляной Ужаса».
– Почему?
– Люди сходили с ума. Сначала наступало беспамятство, иногда оно длилось по нескольку дней, затем те, кто сумел побороть болезнь, приходили в себя, но уже изменившимися, понимаешь?
– Изменения были разные или одинаковые?
– Разные. Я объясню чуть позже, когда перейду к рассказу о саттах.
– Я больше не буду перебивать.
Флора слабо улыбнулась.
– Собственно, я знаю не так уж много. На тему высадки старожилы говорят особенно неохотно. Там произошла трагедия, машины, которые отвечали за стерилизацию зоны посадки, перестали воспринимать изменившихся как своих хозяев. Они попытались их уничтожить, следуя заданным программам, но в результате столкновения люди, перенесшие болезнь и сохранившие рассудок после наступивших изменений, одержали верх. Они частью истребили, а частью отключили взбунтовавшиеся машины, но без поддержки механизмов стало невозможным строительство первичного поселения.
Флора вздохнула, продолжая рассказ:
– На борту космического корабля происходило пробуждение новых и новых партий колонистов, а вместе с ними активировались и машины в технических боксах. Процесс не сумели вовремя остановить, и в результате опять возникли столкновения, к тому же большинство людей не смогло принять происходящие в их организме изменения, они теряли рассудок, разбредались кто куда, вступали в яростные, но бессмысленные схватки друг с другом.
В конце концов в зоне посадки осталась только четвертая часть из общего числа прилетевших на космическом корабле. Практически вся техника была либо уничтожена, либо отключена, люди не знали, как жить дальше, ведь они понимали, какие страшные перемены произошли с ними. Однако нашелся один человек – Сатт Валторн, который сумел убедить остальных, что еще не все потеряно. Он одним из первых подвергся воздействию биосферы Рока – так мои предки назвали планету. Сатт, в отличие от других, не был погружен в период полета в состояние низкотемпературного сна, кажется, он являлся командиром корабля и при посадке видел некие постройки, расположенные в предгорьях. Он предложил выжившим собрать технику, которую можно было перепрограммировать, и, загрузив вездеходы, покинуть место посадки, чтобы основать поселение в другом месте.
Готовясь к эвакуации, колонисты обнаружили древнюю дорогу, которая вела в направлении виденных Саттом Валторном построек.
Переход оказался долгим, трудным и трагичным. Те люди, что не смогли принять произошедших с ними изменений, несколько раз нападали на колонну, к тому же в лесах обитали другие жизненные формы, настроенные не менее агрессивно по отношению к пришельцам. В итоге до защитной стены, которую мы теперь называем Рубежом, добрались немногие.
– Получается, что и город, и Рубеж созданы не людьми? – спросил Иван, проверяя свои предположения.
– Города в то время не существовало, – ответила Флора. – Выжившие колонисты обнаружили две стены Рубежа и расположенные за ними вырезанные в скалах исполинские террасы. Никаких признаков присутствия на планете разумных существ найти не удалось.
– А как образовались сатты? В чем различие между ними?
– Различия заключаются в полученных людьми изменениях. Существует пять саттов – избранные, воины, тени, метаморфы и эмгланы, хотя изменений всего три: тени получили возможность к мимикрии и восприятию энергетики живых существ, метаморфы могут видоизменять структуру своего тела, эмгланы обрели способность к телепатии. Сатт избранных образован людьми, которые не получили видимых изменений, но живут так же долго, как измененные, оставаясь молодыми. Сатт воинов – смешанный, в него входят и тени, и метаморфы, и эмгланы, и избранные. Основной критерий отбора в сатт воинов – нежелание его сторонников жить размеренной городской жизнью. Они – натуры ищущие, беспокойные, охрана Рубежа, можно сказать, – их единственная отдушина.
Иван слушал рассказ Флоры, пытаясь представить картины далекого прошлого.
– Флора, – спросил он, – скажи, а кто-то пытался разобраться, найти обоснование случившемуся?
– Зачем?
– Я задаю не праздные вопросы. – Таманцев встал, подошел к окну, посмотрел на залитый солнечными лучами город. – В моем мире люди редко умирают от смерти насильственной. Срок жизни на самых благополучных мирах колеблется от ста пятидесяти до двухсот лет. Дольше не выдерживает организм. Он изнашивается, понимаешь?
– Как механизмы у сервов? – нашла наиболее понятное ей сравнение Флора.
– Да. Но те самые старожилы, о которых ты упоминала, помнят Землю, помнят, что были смертными. Потому я и спрашиваю: неужели за все время существования колонии никто не задался закономерным вопросом, не проводил серьезных исследований, не искал причин произошедших изменений?
– Я не слышала ни о чем подобном.
– Странно.
– Иван… – Она тоже встала, подошла к нему, и спросила: – Нам с тобой обязательно обсуждать такие темы?
– Тебе они неприятны?
– Не знаю, – честно призналась Флора. – Но разговор держит меня в напряжении. Не могу объяснить почему.
– Ты самая красивая, милая и непредсказуемая женщина, какую я встречал.
– Льстишь?
– Даже не думаю. Твое настроение, как погода на Данасии – есть такая планета. Там все изменчиво, минуту назад сияло солнце, и вдруг ливень… – Он улыбнулся.
– Наверное, твой мир тоже показался бы мне странным, – по-своему расценила его слова Флора. – И у меня тоже появилась бы куча разных вопросов… Иван, а твои слова, сказанные ночью Келгану… Ты всерьез полагаешь, что город ждут потрясения, связанные с повторной колонизацией Рока?
Иван кивнул.
– До того как мне стали известны некоторые подробности покушения на Орана, я считал, что мое появление на Роке – случайность, – ответил он. – Но все сказанное тобой заставляет задуматься: не преследовали ли меня? Или, что тоже вероятно, не являлось ли мое бегство спровоцированной и тонко просчитанной акцией? Мне сложно объяснить тебе теорию гиперсферы, скажу лишь, что мой истребитель двигался вдоль линии напряженности, которая считалась искаженной, оборванной, ведущей в никуда, говоря проще – в пустоту межзвездного пространства.
– Ты полагаешь, что тебя могли использовать для проведения опасного эксперимента?
– Я не исключаю такой возможности. Слишком много странных совпадений. Допустить подобный вариант можно лишь при одном условии – кто-то в Обитаемой Галактике знает о Роке гораздо больше, чем я или ты – коренная жительница планеты. Вслед за мной мог двигаться другой корабль. В таком случае в городе побывала разведывательная группа, обладающая современной экипировкой боевых подразделений.
Флора, слушая Ивана, непроизвольно покусывала губы. Она волновалась и не могла скрыть своего состояния.
– Ты предполагаешь, кто именно мог последовать за тобой?
– Нет. Разброс вероятностей слишком велик. Сам факт существования в реальности Рока хорошо сохранившихся древних сооружений говорит о том, что планета однажды уже подвергалась колонизации.
– Но не людьми? – уточнила Шодан.
Иван кивнул.
– За полтора тысячелетия звездной экспансии человечество столкнулось с четырьмя расами древнего космоса. Любая из них могла оставить следы в виде подготовленных площадок для возведения города и Рубежа, отделяющего его от остальных территорий планеты.
– Мне кажется, ты что-то не договариваешь, – проницательно заметила Флора.
– Метаморфы, – ответил Иван. – Наш общий сон – не более чем информация, имплантированная в мою память. Люди уже встречались с подобной формой жизни. Но где и когда? Данные явно неполные…
– Может быть, речь шла о Роке?
– Нет. Ты сама могла видеть – во сне присутствовали существа намного крупнее и опаснее метаморфов Рока. К тому же не было никакого намека на существование теней или эмгланов. Да и растительность иная. Нет, речь в закодированном послании шла о другой планете.
– Иван, ты разбиваешь вдребезги мое представление о мире… – тихо произнесла Флора. Она выглядела подавленной, но не испуганной.
– Все не так плохо, как тебе кажется, – постарался смягчить ситуацию Таманцев. – Я более чем уверен, если за мной кто-то последовал, то флот и Конфедерация тут ни при чем. Меня не стали бы использовать вслепую – это раз, во-вторых, слишком сложный и, я бы сказал, зыбкий, ненадежный способ разведки опасной гиперсферной трассы. На подобный шаг могла пойти небольшая группировка, например черные археологи с Окраины, раскопавшие какие-то неизвестные ранее сведения, оставшиеся в наследство от древних рас, или исследователь-одиночка, действующий на свой страх и риск, но имеющий связи в кланах Ганио или просто заплативший ганианцам деньги.
– Чем все обернется для нашей цивилизации?
– Пока затрудняюсь даже предположить, – признался Иван. – Любая экспедиция, гражданская или военная, обречена на провал. Опасность скорее грозит Обитаемой Галактике. Если произойдет экспорт жизненных форм Рока на иные миры, последствия будут тяжелейшими. Повторится трагедия, которую пережили твои предки, но в иных масштабах.
– И что нам делать?
– Пока – ничего. Ближайшие несколько дней покажут, насколько справедливы мои опасения. Если тут побывала разведгруппа и гиперсферные координаты Рока стали достоянием некой третьей силы, последует попытка повторной высадки на планету.
– Узнаем ли мы об этом? – с тревогой высказала свои сомнения Флора.
– Обязательно. Но мне необходимо наладить конструктивный контакт с кем-то из сатта избранных.
– Зачем?
– Чтобы собрать из имеющихся кибернетических компонентов необходимое следящее оборудование.
– Иван, это практически невозможно.
– Почему?
– Ты убедил и даже испугал меня. Но сатт избранных потребует прямых, неопровержимых доказательств существующей угрозы. Они не отдадут в твои руки ни одного кибернетического механизма, не позволят ничего конструировать. Тебе еще предстоит понять психологию саттов. Сейчас просто поверь мне на слово.
– Я тебе верю. Но бездействовать сложа руки тоже не дело, верно?
– Не вижу выхода.
– Давай поищем его вместе.
– Хорошо. А если ты ошибаешься и никто к нам не прилетит?
– Тогда я останусь тут и, надеюсь, буду счастлив. – Иван протянул руки, сжав дрожащие пальцы Флоры. – Так или иначе – все будет хорошо. Я тебе обещаю.
– Ты прав, – вздохнув от недобрых предчувствий, ответила Флора. – Сидеть сложа руки нельзя. Но что мы можем предпринять?
– Подумай, есть ли у тебя настоящие друзья среди саттов? Те, кому можно довериться?
– Сначала скажи, что необходимо получить или узнать?
– Нужна полная информация о периоде высадки колонистов на планету. О проводимых исследованиях, картографии материка, обнаруженных постройках типа Рубежа.
– Хорошо. Я попробую раздобыть нужные сведения. – Флора украдкой посмотрела на часы. – А сейчас мне придется покинуть тебя. Ненадолго.
