Оказавшись по ту сторону переходного тамбура, за переборкой, Вадим едва ли испытал облегчение. Посмотрев на свою руку, он увидел все то же фиолетовое мерцание, которое словно прилипло к его коже, плавно перетекая на рукав рубашки.

Нестерпимо хотелось избавиться от негаданного союзника.

Он осмотрелся. Коридор продолжался, прямой и бесконечный…

Здесь горел тусклый аварийный свет, работал какой-то маломощный источник искусственной гравитации.

Массивная внутренняя дверь шлюза медленно начала возвратное движение за спиной Полуэктова. Вибрирующий звук, исходящий от моторов подачи, ласкал слух, лишний раз доказывая наличие вокруг атмосферы. Удивительно, как значимы порой становятся мелочи, свидетельствующие о возвращении в мир привычных тебе вещей, физических законов, техногенного окружения…

После немыслимой гонки в невесомости, среди вакуума и беззвучных вспышек лазерных разрядов, стоять на полу, ощущая твердь палубы подошвами ног, было как минимум приятно, радостно, но чувство обостренной опасности не покинуло Вадима, наоборот, оно с каждой минутой усиливалось, и он понял, что окружающий интерьер после секундного облегчения начал трезво напоминать ему о своей немыслимой древности.

Он находился внутри «Альфы» — первого колониального транспорта Земли, канувшего в неизвестность более тысячи лет назад.

Первый шаг по коридору походил на неуклюжий прыжок. Гравитация оказалась мизерной — едва ли она составляла одну десятую от привычной силы тяжести. Вадим не брался и гадать, что за источник ее генерирует; сомнительно, чтобы корпус «Альфы» все еще вращался спустя ту бездну времени, которую корабль дрейфовал без экипажа. Скорее это работала одна из аварийных систем.

По спецификациям, переданным ему Покровским и заученным во время короткой подготовки к выходу на задание, Вадим знал, что шлюзовые переборки рассекают палубы «Альфы» на отдельные модули через каждые триста метров. На нашивке его форменной рубашки значилось: «Палуба два. Медицинский персонал». «Значит, я в кормовой части корабля и теперь перешел в модуль сменных экипажей», — мысленно прикинул Вадим, вспомнив планировку помещений второй палубы колониального транспорта.

«Альфа» несла на борту два экипажа, причем оба являлись основными, но должны были руководить полетом на разных его фазах. Первый этап протяженностью в пятнадцать лет заканчивался разгрузкой людей и оборудования в колонии, далее наступала вторая фаза полета, о которой Вадим практически ничего не знал. Покровский либо не имел информации об этом, либо по каким-то причинам не счел нужным вводить его в курс дела.

Метров через тридцать коридор внезапно расширился, влившись в восьмиугольное фойе площадью в несколько десятков квадратных метров.

Вадим остановился, внимательно осматриваясь. В его положении важна была каждая деталь, мелочь, способная помочь ему выпутаться из сложившейся ситуации и узнать что-либо о самой «Альфе».

Помещение показалось ему вполне обычным, заурядным, если сбросить со счетов его немыслимую древность. Шесть дверей вели в каюты; сам холл напоминал стандартное, весьма непритязательное помещение, характерное для дешевых орбитальных гостиничных комплексов: ничего лишнего, никаких изысков, привинченная к полу мебель в виде узких, установленных в простенках между дверьми диванчиков, которыми, вероятнее всего, никогда не пользовались, низкие, также прикрепленные к полу столики перед ними, две допотопные сферы интервизоров, заглубленные в пол по обеим сторонам центрального прохода… ну и, конечно, вещи, предметы, которые были раскиданы в беспорядке, говорившем о том, что они парили некогда в невесомости, а потом опустились на пол, когда включился аварийный источник гравитации.

Вадим нагнулся, подобрал какой-то иллюстрированный журнал, потрепанный, с порванной наискось обложкой.

С ума сойти.

«Земное Обозрение». Март 2207 года.

Он вдруг понял, что держит в руках не потрепанную кипу листов пластбумаги, а целое состояние.

На душе от этого ничуть не стало легче. Обстановка древнего корабля, щедро сдобренная тусклым аварийным светом, подспудно продолжала давить на психику.

Он положил журнал, повернулся, отыскивая глазами список экипажа и обязательную схему помещений. Прикрепленный в простенке документ обнаружился там, где ему надлежало быть. Логика планировки казенных помещений мало изменилась за прошедшие века. Разве что форма оказалась другой — вместо настенного экрана он обнаружил обыкновенный лист компьютерной распечатки под прозрачной пленкой.

Шесть кают занимал взвод реакторного отсека, двадцать четыре человека, чьи фамилии и инициалы ни о чем не говорили Вадиму, зато он понял, что случайность забросила его именно в те помещения, куда он тем или иным способом пытался бы попасть при иных условиях проникновения на «Альфу». В зависимости от состояния корабля и реальных возможностей проникновения в него он и Покровский просчитали два варианта действий, один из которых предусматривал посещение центральных постов управления «Альфы», расположенных в носовой полусфере корабля, а другой опирался на исследование капитанской каюты…

…В тусклом красном свете все окружающие предметы выглядели несколько зловеще, нереально. Напряженная, вязкая тишина, в которой жил только звук его собственных шагов, окружала Вадима, обволакивала его не хуже, чем облившее тело фиолетовое мерцание.

Он миновал простенок, обогнул низкий диван, раздвинул двери одной из кают и вошел внутрь.

Спустя час нервное напряжение, дойдя до своего пика, стало спадать. Взгляд Вадима понемногу свыкся со скупым светом и мертвыми интерьерами отсеков, и хаос, царящий в помещениях, уже не так сильно будоражил воображение, дыхание времени стало глуше, отступило на второй план сознания.

Он по-прежнему придерживался главного коридора, исследуя один комплекс кают за другим.

По мере продвижения вперед становилось все более и более очевидно, что экипаж покидал «Альфу» поспешно, вынужденно. В жилых помещениях все было перевернуто кверху дном, вещи вывалены из шкафов, явно указывая, что в них лихорадочно рылись, выбирая самое необходимое… или скорее самое дорогое, поскольку в каютах обычно хранились только личные предметы обихода, никак не связанные с проблемами выживания.

Явных следов борьбы за «живучесть» корабля Вадим не заметил. Признаков же поспешной эвакуации хоть отбавляй… но он не торопился делать далеко идущие выводы, зная психологию флотских офицеров, которые ни за что не бросят погибающий корабль без борьбы. Значит, аварийная ситуация на борту развивалась стремительно, не оставляя никаких шансов на затяжное сопротивление возникшим обстоятельствам…

Подумав об этом, он стал внимательнее присматриваться к окружающим предметам и вскоре нашел подтверждение своим догадкам.

По некоторым признакам Вадим понял, что в пройденных им отсеках «Альфы» на некоторое время воцарялись невесомость и вакуум, затем атмосфера корабля и минимальная гравитация были восстановлены. Об этом очевидно свидетельствовало как положение предметов, осевших на пол при вторичном включении генераторов поля тяжести, так и характерные разводы высохших пятен на тканях одежды и замысловатые следы сконденсировавшихся на материале переборок минеральных солей. Скорее всего «Альфа» не теряла герметичность; целостность ее обшивки не была нарушена, а заключенный в отсеках воздух попросту замерз, лег кислородным инеем по стенам, чтобы потом, при восстановлении функций жизнеобеспечения, вновь оттаять.

Это могло означать лишь одно — на какой-то период времени колониальный транспорт полностью лишился энергии. Такой вывод не шел в противоречие со всем остальным: и поставленные на ребро створы стартовых шлюзов, и иные следы поспешного бегства экипажа, а также сам факт отстрела криогенных модулей со спящими колонистами лишь подтверждали предположение, что корабль замерзал, теряя одну за другой функции своих внутренних систем, и этот процесс шел обвально, лавинообразно, не оставляя никаких шансов на выживание тем, кто решил бы остаться на борту вопреки обстоятельствам.

В чем заключалась причина таких энергетических потерь и каким образом были реанимированы аварийные системы корабля, ему еще предстояло выяснить.

Через час с небольшим Вадим добрался до последней восьмиугольной развязки данного модуля. За шлюзовой переборкой, которая уже виднелась в конце коридора, располагался еще один трехсотметровый отсек «Альфы», а тут в стенах стандартного холла он увидел уже ставшие привычными шесть дверей, ведущих в каюты.

В отличие от предыдущих они не были маркированы номерами, а имели таблички.

«Главный Инженер».

«Помощник Капитана».

«Главный Энергетик».

«Главный Навигатор».

«Первый Пилот».

«Капитан».

Вадим, не колеблясь, вошел в последнюю дверь.

Как он и предполагал, интерьер капитанской каюты резко отличался от стандартной обстановки подобных помещений. Это место скорее напоминало рубку управления в миниатюре, нежели жилой отсек.

Показательно, что тут отсутствовал характерный для остальных кают хаос.

Остановившись на пороге, Вадим осмотрел отсек, потом вошел, чувствуя, что уже едва стоит на ногах.

Истощение, и моральное, и физическое, было каким-то запредельным, ненормальным.

Пытаясь справиться с накатившей вдруг слабостью, он сел во вращающееся кресло, расположенное за подковообразным компьютерным терминалом.

Голова неприятно кружилась. Слегка подташнивало, мышцы болели. Даже если принять во внимание изматывающий гиперпрыжок, потерю сознания и необъяснимую пока реанимацию в криогенной ванне, такие симптомы запредельной усталости пугали и настораживали.

Вадим знал реальные возможности своего организма и считал, что тот подводит его. «Бывали ведь ситуации и похуже», — мысленно приободрил он себя.

Не очень-то помогло. Воспоминания о многосуточных марш-бросках, нечеловеческих условиях разведок, когда по семьдесят часов не удавалось даже приоткрыть забрало гермошлема, никак не повлияли на подавленное состояние духа. Усталость казалась ненормальной, будто наступало полное истощение организма в результате какой-то необъяснимой болезни.

Вадим подозревал, что виной тому фиолетовое мерцание, по-прежнему покрывающее тело и одежду тонкой, неощутимой пленкой.

Откуда внутри сиреневой оболочки появлялся пригодный для дыхания воздух? Вадим все сильнее и сильнее испытывал настоятельную потребность избавиться от плазмоида, сбросить с себя противоестественный энергетический костюм, тем более что в нескольких отсеках ему попадались шкафы с нормальными человеческими скафандрами и энергетическая пленка уже не казалась ему такой спасительной и необходимой…

Взгляд Полуэктова неосознанно скользил по терминалу мертвого компьютера. Наклонившись, он проследил за пучком кабелей, что отходили от подковообразного рабочего места. Терминал был включен в бортовую сеть, и соединения кабелей с разъемами в стене выглядели вполне исправно, однако компьютерная консоль никак не отреагировала на прикосновение к рядам сенсорных кнопок на раскладках двух покрытых значками текстоглифов клавиатур.

Скверно. Похоже, что питание в главной сети отсутствовало.

Состояние Вадима ухудшалось, причем так быстро, словно у организма наступил некий предел, когда исчерпаны все внутренние ресурсы и стремительно наступает фаза полного истощения.

«Проклятие… Нужно избавиться от плазмоида…» — эта мысль все настойчивее стучалась в сознание.

Он вспомнил, как очнулся в криогенном отсеке, как мерцающий фиолетовый шар начал вдруг выдуваться из обрубка порванного энерговода, и его рука машинально потянулась к кабелю питания компьютерной консоли.

Выдернув его из разъема, Вадим поднес трезубую вилку контактов к мерцающей оболочке, обливавшей его тело фантомным сиянием с ног до головы.

Кабель на секунду показался ему похожим на змею, которая вот-вот бросится в смертельном прыжке, вонзая в его кожу ядовитые зубы…

«Черт… Что за галлюцинации… Какая змея?..»

Он сжал зубы и ткнул контактами себе в руку.

Неизвестно, какого эффекта ожидало его сознание, но ощущение было скорее жутким, чем болезненным: кисть руки вдруг объял бледный свет, словно вокруг пальцев заплясали огни святого Эльма…

Фиолетовое мерцание послушно стекало в разъем, пощипывая кожу статическими разрядами, и Вадим, сделав очередной вдох, вдруг ощутил запах.

Это был спертый, затхлый запах застойного, давно не вентилируемого помещения!

Энергетический скафандр сползал с него, с неправдоподобной медлительностью утекая в разъем питания компьютерного терминала…

…Следующим ощущением стало прикосновение холода. Температура в отсеках едва ли превышала пять градусов по шкале Цельсия. Не слишком ли он поспешил, стараясь избавиться от навязчивой опеки энергетической оболочки?

С трудом встав с кресла, он осмотрелся в каюте.

Холодный и затхлый воздух наполнял его легкие. По сравнению с озоновой смесью, которой он дышал до сих пор, атмосфера каюты казалась наполненной вонью. Превозмогая себя, Вадим подошел к встроенным в стены шкафам, открыл створки, но, кроме обычных предметов обихода, там ничего не оказалось.

Пришлось покинуть каюту и тащиться назад по коридору к тем отсекам, где он видел прозрачные шкафы со скафандрами.

Возвращение отняло много времени и вконец измотало его.

Цена избавления от мерцающей оболочки в какой-то момент действительно показалась слишком уж высокой — его состояние не улучшилось, а вот проблем стало во сто крат больше. Он не знал состава воздуха, которым теперь дышал, не мог определить, присутствуют ли в нем какие-либо микроорганизмы, — все оборудование, включая микроанализаторы, осталось на изувеченном лазерным лучом «Гепарде».

Отыскав скафандр, он потратил еще немало времени, чтобы разобраться в его строении, — модель ни по внешнему виду, ни по внутреннему устройству не имела ничего общего с современными образцами.

Он не мог с точностью определить, сколько времени провел в скафандровом отсеке. Состояние Вадима продолжало ухудшаться, сознание несколько раз уплывало, превращая реальность в обрывочный, кошмарный сон.

…Он очнулся в коридоре, где-то на полпути между двумя палубными переборками.

Открыв глаза, Вадим понял, что сидит, прислонясь спиной к стене. Он пошевелился, ощутив плотно облегающий тело скафандр, который все же умудрился натянуть, несмотря на провалы в сознании.

Опираясь рукой о стену, он встал.

Сзади, словно хвост, волочился кабель подзарядки — Вадим вдруг вспомнил, как выдергивал его из специального разъема в той нише, где висела одетая на нем гермоэкипировка.

Внутренняя система жизнеобеспечения скафандра функционировала — это он понял по трепетным искрам индикаторов, расположенных на ободе забрала гермошлема. Смотав кабель подзарядки, он уложил его в специальный клапан, чувствуя, что ему стало намного лучше. Изнуряющая слабость отступила, система терморегуляции скафандра отдавала телу блаженное тепло, движения вновь обрели прежнюю координацию.

Вадим не мог вспомнить, потерял ли он сознание уже в коридоре, или же его беспамятство наступило раньше и было вызвано тем полуобморочным состоянием, когда изнуренный непонятной хворью организм насильно пытался отключить его волю, чтобы иметь возможность побороть странный недуг.

Впрочем, имело ли это значение?

Он чувствовал себя слабым, но вполне здоровым, ему удалось-таки избавиться от плазмоида, тело облегал исправный скафандр…

Оставалось понять, каким образом он попал на борт «Альфы», что за бионический механизм преследовал его, и главное, что казалось Вадиму решающе важным: куда делись люди с борта колониального транспорта?

Он справедливо рассудил, что ответ на последний вопрос даст и все остальные разгадки. Вадим не забыл того странного «БЕГИ» на экране монитора и понимал, кто-то наблюдает за ним, участвует в его злоключениях, начиная с того момента, как лазерный луч полоснул по броне «Гепарда».

Одна и та же сила была, по мнению Полуэктова, ответственна как за перенос его тела из рубки штурмовика на «Альфу», так и за противоестественное пробуждение под расколотым колпаком древней криогенной ванны. Вероятнее всего, она же пыталась дать знать о себе через экран монитора, и плазмоид наверняка не из личного альтруизма бросился спасать его в момент декомпрессии, напрочь сломав все устоявшиеся представления о типичном поведении и агрессивной сущности Предтеч.

Недолго думая, Вадим вновь повернул в сторону капитанской каюты.

Подготавливая операцию, они с Покровским здраво рассудили, что, покидая «Альфу», ее капитан должен был оставить весточку тем, кто найдет корабль, и обозначили два наиболее вероятных места, где он мог поместить сообщение.

В первую очередь ими рассматривался главный пост управления кораблем, а во вторую — личный компьютерный терминал в каюте капитана Глатышева.

И то, и другое казалось на Земле одинаково вероятным.

В капитанской каюте Вадима ожидало новое потрясение.

Компьютерный терминал, в разъем которого ему удалось сплавить плазмоида, работал.

Он осмотрелся.

Ничего не изменилось в обстановке отсека, спертый воздух оставался недвижим, пыль лежала густым, махровым слоем, храня следы только его ног.

«Значит, все-таки плазмоид…» — решил про себя Вадим, садясь в кресло.

Энергетическая природа странного существа не вызывала у него сомнений, но думать о том, что его недавний спаситель заключен сейчас в отрезке кабеля протяженностью не более двух метров, понемногу отдавая терминалу компьютера порции самого себя, было как-то жутковато.

Непонятно, преследовал ли плазмоид какую-то конкретную цель, реанимируя терминал специально для него, или же это был стихийный процесс? Может быть, ему просто некуда деваться из кабеля, и терминал потребляет его в меру своей энергетической прожорливости?

«Ну, да… сейчас подставлю руку, и дам ему взобраться назад… нет уж».

Вадим быстро пресек попытки какой-то части своего сознания посочувствовать плазмоиду. Он хорошо представлял, что ток в цепи должен течь, а не стоять подобно воде в запруде, и будь процесс стихийным, неконтролируемым, то последствия оказались бы фатальными прежде всего для бортовой машины. Все окончилось бы разрядом высокой энергии, которого не случилось, — значит, плазмоид сам каким-то способом удерживался в отрезке кабеля, питая терминал.

Сейчас посмотрим, чем ты тут дышишь…

В период короткой подготовки к операции Покровский вбил в голову Вадима достаточный объем информации об «Альфе». То, что конструкция древнего скафандра заставила капитана поломать голову, выглядело сейчас явным упущением. В спешке основной упор делали на вышедший из употребления компьютерный язык, таблицы кодов и расшифровку значения текстоглифов.

Вадим посмотрел на две раскладки клавиатур, постепенно узнавая значки-символы. Через некоторое время, когда взгляд немного освоился с терминалом, он понял, что отсюда при желании можно перехватить некоторые функции, управляющие системами корабля.

Сейчас компьютерный комплекс был активирован, но на его панелях горели лишь индикаторы питания. Монитор не светился, на нем отсутствовало вообще какое-либо изображение.

Вадим еще долго, пытливо всматривался в черные значки текстоглифов, прежде чем коснулся одного из них.

Ничего фантастического, сногсшибательного не произошло.

Монитор осветился ровным, чуть голубоватым сиянием; секунду спустя на нем возникли очертания сервисной оболочки системы.

Присмотревшись, Полуэктов понял, что машина мертва.

Из нее была удалена вся информация, оставалось лишь несколько текстовых файлов, помеченных разными датами.

«Если машину вычистил сам Глатышев, значит, эти файлы — его завещание или отчет о событиях, оставленный в таком виде, чтобы быть более заметным».

Логика не подвела.

Открыв первый файл, Вадим понял, что перед ним записки капитана «Альфы», датированные по дням катастрофы.

Не уповая на бесконечный ресурс плазмоида, он осмотрел терминал в поисках печатающего устройства, но индикаторы всей периферии были мертвы. Ни один сигнал не горел, и прикосновение к кнопкам не вело к активации.

У него теперь оставался один выход — быстро читать с экрана, стараясь запомнить содержание.