— Взвод, строиться! — Собственная фраза эхом отдалась в сознании Андрея.

Он ощутил странный, горячий прилив энергии.

Радость. Непривычное чувство подъема, будто сила эмоций поднимает сознание на гребень незримой волны и с высоты секундного душевного подъема окружающая тебя реальность приобретает внезапный, неуловимый до этого мгновения смысл.

Кем они были?

Горсткой репликантов, отштампованных с генетических матриц погибших членов экипажа «Тандема»? Поколением, чей удел ограничивался узкими рамками ненависти к созданиям иной эволюции, чье предназначение — сгореть в коротких яростных схватках… Так что они делают тут, на этой широкой площадке внутреннего космодрома, тщательно расчищенной от обломков былых катаклизмов и войн?

Пытаются обрести шанс на новую судьбу?

Кому верить, душе или рассудку? Короткой памяти прожитых дней или голосу подсознания, который прижился в душе, стал частью тебя вместе с воспоминаниями младшего брата, спящего в тиши ксенобианского устройства поддержания жизни, с мыслями отца, которые уже воспринимались как свои?

Да, он понял смысл слова «честь».

Честь — это быть самим собой, жить так, чтобы не страшиться будущего и не вздрагивать, оглядываясь в прошлое.

Астафьев кривил душой, утверждая репликантам, что они люди.

Мы стали людьми, — с внезапной кристальной ясностью подумал Лозин, делая шаг вперед.

Свежая разметка на плитах предстартового накопителя, фигуры в скафандрах с открытыми забралами гермошлемов — люди и полуразумные ксенобианские особи (находящиеся в переходной стадии между боевой формой и полноценным существом) — в одних шеренгах, а в середине застывшего каре, глядя на приближающихся командиров групп, стоял Дима Логинов, совсем не состарившийся, а именно такой, каким запечатлела его память Ивана Лозина.

Неужели мы, горстка людей и ксенобиан, нашедших силы понять друг друга, вспомнить о главных ценностях своих рас, всерьез собираемся сделать это?

Повернуть время вспять? Изменить предначертанный ход событий?

Он шел, невольно пытаясь чеканить шаг, ощущая за спиной тех, кто был ему дорог, умудряясь вспомнить все события, что сделали возможным этот миг.

Три месяца изматывающих виртуальных тренировок, постоянный информационный прессинг, с которым едва справлялся разум, знания и навыки, вливающиеся через имплант, ощущение огромной распахнувшейся навстречу разуму Вселенной — все это осталось позади, и теперь от них требовалось одно: действовать.

Четыре командира подразделений — три человека и ксенобианин подошли к центру площадки, выстроившись в шеренгу перед капитаном «Тандема».

— Личный состав эскадрильи малых кораблей прикрытия для получения боевого задания построен! — звонко отрапортовал Андрей.

— Десантно-штурмовой взвод готов! — раздался рядом хрипловатый голос Доминика Ван Хеллена.

— Отряд планетного десанта построен! — проскрежетал Дрог.

— Смешанная группа исследовательского отдела построена. К получению боевого задания готовы.

Андрей не знал, что ощущает в этот момент ксенобианин, но в его душе, вопреки всем сложностям, назло неопределенности, застыло звенящее чувство полного перерождения, словно именно сейчас окончательно слились воедино три сознания, три души, и здесь, в эту секунду, стоял уже не репликант, рожденный для краткого мига неосознанного бытия, но человек нового поколения, собравший воедино свое мироощущение, объединивший его с памятью отца и воспоминаниями спящего брата, сумевший отторгнуть межрасовые предрассудки, поверить в силу собственного разума, не побоявшийся пройти по смертельным джунглям смежного сектора, преодолеть кривые тропки собственного сознания, а после вобрать сохраненное машинами знание, которое веками копили поколения людей, чтобы однажды отдать его своим детям, дерзнувшим отправиться к звездам…

Разум еще не до конца воспринимал данность, но душа уже поверила в необратимость перемен и трепетала, ожидая событий.

Логинов молча смотрел на них, потрясенный внезапно возникшим единством, о котором не думалось ни на далекой Земле, ни в глубоком космосе. Люди и ксенобиане никогда по-настоящему не стояли рядом, испытывая одни и те же эмоции, словно семантическая и моральная пропасти, все время разделявшие два цивилизованных народа, если не исчезли, то сузились до размеров трещин, через которые стал возможен шаг навстречу друг другу.

Невозможно перечислить и выразить все мысли и чувства, затаившиеся внутри или рвущиеся наружу, от них, казалось, звенела тишина и воздух становился гуще.

Взгляд мельком скользнул по молодому лицу Лозина, и память будто швырнуло на полстолетия назад, во вспоротый трассерами мрак, сгущавшийся над высохшим дном исчезнувшего Каспия.

Неужели это ты, командир? Или твое отражение, реинкарнация души, в новой, осознающей себя… и тебя личности?

Да, наверное, это так.

Где мы перешагнули грань между прошлым и будущим, скрутив субъективный темпоральный поток в тугую спираль?

В эти минуты вдруг вспомнилось все: и страшные, полубессознательные месяцы рабства у ксенобиан, и первый осмысленный взгляд, когда он сидел, привалившись к пробитому пулей колесу внедорожника, вдыхая трепещущими ноздрями запах перегретого, плавящегося в знойном полудне асфальта, Ивана Лозина, только что сорвавшего ненавистный ошейник с обрывком грязной заскорузлой веревки, его глаза, расширяющиеся до рамок Вселенной, и голос, зовущий из бездны:

Как странно и страшно смотреть на ксенобиан, которые когда-то сделали из него послушного раба, а теперь стоят в ожидании его приказа, побежденные, прощенные и равные…

Где-то внизу, под толщей палуб, сейчас проплывает серо-коричневый шар их разоренной войной планеты, а вокруг «Тандема» толкутся обломки, оставшиеся от исполинских космических флотов, сошедшихся здесь в последней неистовой схватке.

Среди обломков сокрыта тайна.

Тайна, которую им придется разгадать ради жизни еще не рожденных поколений. Ради планеты Ксеноб, превращенной в пустыню, ради Земли, чья судьба покрыта мраком неизвестности.

Им выпала такая доля… или они сами выбрали ее, теперь уже не важно.

Главное, что «Тандем» — последняя надежда и, возможно, последнее прибежище двух рас — не погиб, не разрушен и его экипаж вновь с этой самой минуты руководит кораблем.

Многое думалось, вспоминалось и грезилось в эти минуты, между звонкой фразой Лозина: «Взвод, строиться!» и сиплым скрежещущим докладом Дрога.

Теперь слово за ним.

Отныне он командир «Тандема».

Дмитрий Логинов включил встроенный в скафандр автопереводчик. Он знал язык ксенобиан, но хотел, чтобы его слышали все одновременно, обращаться к людям и ксенобианам по очереди казалось ему неправильным.

— Сегодня мы начинаем активную фазу действий. — Голос Логинова звучал на удивление ровно. — Думаю, нет смысла напоминать вам о сложности сложившейся ситуации. Скажу коротко: поверхность Ксеноба превращена в прах, судьба Земли неизвестна. Вокруг лишь обломки, рассеянные по орбитам. ИНЫЕ ушли из системы Проксимы, они взяли курс на Солнечную систему, и перед нами сейчас стоят три задачи: восстановить колонию ксенобиан на родной планете, доставив на поверхность необходимый запас генетического материала и аппаратуру для первичного воспроизводства флоры и фауны. Этим займется отряд планетарного десанта. Второе. Мы должны исследовать состояние обшивки и внешних коммуникаций «Тандема», подготовить корабль к возвращению в Солнечную систему. Группа технических специалистов приступит к работам немедленно. И, наконец, третья, наиболее рискованная и ответственная, на мой взгляд, задача: исследование обломков флота ИНЫХ, сбор любой доступной информации о произошедших тут событиях. Вы все видели записи, отправленные вслед «Тандему» адмиралом Лозиным. ИНЫЕ, атакующие Землю, претерпели трансформацию форм, более того, у них радикально изменилось мироощущение, и как следствие — они в корне поменяли свою реакцию на определенные события.

Напомню, что в конфликт с ксенобианами вступили разумные формы ИНЫХ, но в последнем послании адмирала Лозина лейтмотивом звучит мысль о том, что атакующие Солнечную систему сферы — не разум. Трансформация ИНЫХ произошла здесь, в системе Проксимы Центавра, и мы должны разгадать тайну произошедших изменений.

Это нелегкая задача. Нужно уделять внимание каждой детали, не пропускать ни одной мелочи, все действия десантных групп обязательно должны фиксироваться на устройства долгосрочной памяти, ни один десантник ни на секунду не должен выключать сканирующие системы, которые способны обнаружить недоступные человеку детали или явления. Работа будет опасной, в обломках скрыто неизвестное количество функциональной техники ИНЫХ, поэтому каждый объект перед высадкой десантной группы блокируют малые корабли прикрытия. Время операции неограничено, она будет продолжаться, пока мы не получим необходимые данные.

Он выдержал короткую паузу.

— Вопросы?

Три человека и ксенобианин молча стояли перед ним.

Все было понятно и без лишних слов.

Пришло время собирать камни.

Мысли, эмоции внезапно пошли на спад, они отхлынули, как приливная волна, накатившая на пологий пляж и теперь медленно отступающая назад.

— По машинам!

Первым от «Тандема» отстыковался крейсер ксенобиан.

Андрей Лозин сидел в кабине истребителя прикрытия — сканирующие системы базового корабля по-прежнему фиксировали среди обломков работу отдельных энергетических цепей, и потому посадку «черной подковы» решено было сопровождать малыми кораблями поддержки.

Никакой автоматики, все на ручном управлении, но Лозин перед первым стартом ощущал странное спокойствие, будто все наконец встало на свои места, исчезла неопределенность, появились конкретные цели, а вместе с ними — четкий, осознанный смысл жизни, который так истово пытался отыскать в своем рассудке молодой репликант.

Теперь он уже позабыл это слово.

Аудиосистема истребителя начала обратный отсчет по громкой связи.

Огромный затвор стартовой катапульты был закрыт, а впереди, показывая немшающие звезды, зияло отверстие стартовой шахты.

Резкое ускорение, граничащее с секундной потерей сознания, накатило приливом дурноты и тут же отпустило; маленький корабль вырвался из ствола стартовой катапульты, и Лозину стало не до ощущений тела: впереди появились первые обломки, разум мгновенно включился в работу, отдавая полуавтоматическим подсистемам корабля четкие указания.

Истребитель, обогнув препятствие, лег на курс сопровождения, приближаясь к огромному подковообразному кораблю Чужих.

На обзорных экранах застыла планета ксенобиан.

Сколько человек пыталось вообразить ее облик, одни с интересом, иные с ненавистью, третьи с холодным равнодушием созерцателей.

Сенсорные системы «Тандема», постоянно сканирующие облако обломков, окружающее серо-коричневый, невзрачный шар, покрытый белесыми разводами облачности, выдали на дисплеи оптимальный курс сопровождения.

Вся операция должна была занять менее суток бортового времени.

Спустя пятнадцать часов, совершив серию сложных маневров, крейсер ксенобиан вошел в атмосферу родной планеты.

Андрей посадил истребитель неподалеку от «черной подковы».

Отключив магнитные захваты пилот-ложемента, он закрыл гермошлем и направился в шлюз.

Поверхность Ксеноба встретила его жутковатой поземкой: сильный порывистый ветер гнал частицы праха вдоль самой земли, изредка бросая пригоршни слипающегося в комочки пепла прямо в забрало гермошлема.

Осмотревшись, Лозин увидел одинокую фигуру Дрога.

Ксенобианин уже покинул корабль и теперь застыл, опустившись на колени подле чудом уцелевшего ствола черного узловатого дерева, потерявшего практически все ветки под напором бесноватого ветра.

Не желая мешать ему, Андрей все же решил, что будет находиться неподалеку. Некоторое время он честно выдерживал дистанцию, понимая, что Дрог сейчас не в том состоянии, чтобы общаться с человеком, но спустя четверть часа Лозину смертельно надоел жутковатый вид серой пустыни и он подошел ближе, включив сканирующие системы скафандра.

В конце концов, он ничем не мешал ксенобианину.

Дрог по-прежнему стоял на коленях, но теперь Андрей видел, что он осторожно разгребает пепел у корней дерева, укрепляя постепенно углубляющуюся воронку небольшими, попадающимися среди праха камнями.

Дрог никогда не думал о дне, когда его нога вновь ступит на поверхность родного Ксеноба.

Сейчас в нем жила память многих поколений цивилизации, но ему казалось, что настоящего нет…

Его сознание не воспринимало реальность, он чувствовал лишь едва уловимые токи жизни, исходящие от корней могучего дерева.

История, совершив очередной виток спирали, повторялась. Наверное, именно так его дикий, едва осознавший себя предок разгребал песок у корней взрослого кронга, чтобы добраться до молодых, едва начинающих жить ростков.

Основатель семьи.

Строитель первого гнезда, давшего приют первому сообществу ксенобиан.

Под пальцы внезапно попалось что-то упругое, и душа ксенобианина вздрогнула, едва поверив осязанию.

Он замер, страшась и одновременно желая взглянуть в глубь конической воронки.

Наконец он решился.

На дне, возвышаясь над слоем праха, виднелся один-единственный росток — именно ему отдала все силы погибающая корневая система огромного дерева.

В следующую минуту Дрог начал впадать в транс.

Со стороны казалось, что ксенобианин низко склонился к земле, обнял ладонями хрупкий росток и окаменел.

Он думал.

Последний, единственный наследник своего народа… он вспоминал его историю, все удачи и невзгоды, взлеты и падения, вспоминал не только Ксеноб, но и Землю, где родился много лет назад.

Он думал о людях, о ИНЫХ, о себе, о Вселенной, что окружала покрытую прахом планету.

Он, строитель гнезда, основатель семьи, был обязан вспомнить все, прежде чем его острый ороговевший коготь коснется нежной макушки побега и сделает надрез, куда клейкой субстанцией потекут его мысли.

Наконец, спустя несколько часов, Дрог медленно разогнулся, выпрямившись в полный рост, и мертвую равнину внезапно огласил тихий, полный печали и надежды клекот.

Из подковообразного корабля, услышав призыв, начали выходить ксенобианские бойцы, но, присмотревшись к ним, Андрей, уставший от однообразных томительных часов ожидания, внезапно понял, что перед ним уже не полуразумные боевые формы: за сутки, истекшие с разделения «Тандема», с ними произошли разительные перемены, словно в застывшие хитиновые маски их лиц кто-то вдохнул индивидуальность черт, придал осмысленность взгляду, выпрямил фигуры, сделав их выше…

Это были полноценные, мыслящие особи!

Андрей наблюдал, как по очереди они подходят к Дрогу, а затем, развернувшись, ксенобиане вдруг направились к одинокой фигуре, закованной в металлокевлар боевого скафандра.

Внешние микрофоны передавали лишь тихое завывание ветра да шелест мертвой поземки, когда они подошли вплотную, и Лозин вдруг отчетливо услышал голос Дрога:

— Спасибо тебе, ЧЕЛОВЕК. Мы никогда не забудем, что вы сделали для нас.

— Разрешите?

Голос, исходящий из переговорного устройства, прозвучал спокойно, но глухо.

— Заходите, Николай Сергеевич. Здесь установлен свободный доступ.

Логинов повернулся навстречу открывшимся дверям, в которых появился Астафьев.

Капитан протянул ему руку, но Николай повел себя вызывающе: сделав вид, что не замечает предложенного рукопожатия, он отыскал взглядом пустующее кресло и, прихрамывая, прошел к нему, чтобы сесть.

Дима спокойно опустил руку.

— Как успехи, Николай Сергеевич? — с подчеркнутой вежливостью осведомился он.

Астафьев пожал плечами.

— По-моему, работа техника везде одинакова. Она грязная и нудная.

— Грязь — явление временное. После шестнадцати лет дрейфа «Тандем» действительно нуждается в капитальной чистке коммуникаций, но это благодарная работа. Вскоре поддержанием порядка я мелкими видами ремонта займутся машины.

— Странная у вас логика, капитан. Мне казалось, что после инцидента с ИПАМом на всех устройствах, обладающих программами независимого поведения, будет поставлен крест.

— Вы ошибаетесь.

— Тогда можно вопрос? — Астафьев вскинул голову и посмотрел на нового командира «Тандема». — Почему вы отпустили меня? Зачем дали работу?

Логинов спокойно выдержал его взгляд.

— А вы полагали, что будете выброшены в вакуум?

Очевидно, встречный вопрос попал не в бровь, а в глаз. Николай побледнел, потом на его щеках вдруг появились пунцовые пятна.

— Три месяца вы не проявляли ко мне никакого интереса, — наконец произнес он. — Что случилось сегодня?

— Нашлось время поговорить, — ответил Логинов, усаживаясь в кресло напротив. Он не собирался объяснять Астафьеву, в каком состоянии достался ему «Тандем» и что подразумевает под собой понятие «борьба за живучесть корабля», который на протяжении шестнадцати лет подвергался внешним и внутренним разрушениям, функционируя на пределе возможностей аварийных систем поддержания жизни.

Три месяца, начиная с памятного момента включения резервной командной палубы, прошли для старшего офицера «Тандема» будто один нескончаемый, напряженный день, но теперь все изменилось: закончился период ускоренной информационной подготовки репликантов, в работы по управлению и восстановлению космического корабля вливались не только люди, но и простейшие механизмы, что значительно ускоряло процессы ремонта поврежденных секторов и подсистем огромного колониального транспорта.

Все постепенно приходило в норму, вставало на свои места, борьба за живучесть плавно перерастала в плановое техническое обслуживание, и у Логинова наконец в действительности появилось время, но не для отдыха, а для решения сознательно отложенных проблем.

— Вот что я вам скажу, Николай Сергеевич, — произнес он, глядя на Астафьева. — Я не новый божок, дорвавшийся до власти, и не тиран, узурпировавший ее, а действительный командир сменного экипажа колониального транспорта. Моя личная проблема заключалась лишь в том, что я спал, как в момент Внешней Атаки, так и после нее. И пригласил я вас не для того, чтобы демонстрировать собственное превосходство. Мне хотелось поговорить, задать кое-какие вопросы, относительно ваших взаимоотношений с ИПАМом, и просто, по-человечески поблагодарить за то, что не испугались, решились на создание поколения репликантов, вдохнули в них частицу прежних знаний, что и послужило в конечном итоге толчком к пробуждению основного экипажа.

Астафьев выслушал его в немом изумлении.

— Вы не считаете меня врагом?

Логинов отрицательно покачал головой.

— Я знаю, что такое терять товарищей, — ответил он. — Жизнь надламывала и меня, а что касается вашей попытки отстыковать «Ио» от станции «Танаис», то в этом вопросе я и хочу разобраться. Меня интересуют обстоятельства вашего контакта с ИПАМом, ведь именно он подсказал такое решение проблемы, верно?

— Да, это так. Но сваливать ответственность на него я не буду. Он только давал мне информацию по различным вопросам, а решения всегда принимал я.

— Боюсь, Николай Сергеевич, так было только в самом начале вашего тесного общения. С течением времени вы просто начали воспринимать логику ИПАМа как свою. Расскажите мне все, с самого начала, и, быть может, мы вместе сможем понять, что именно сформировало образ мышления его искусственной нейросети — логика обстоятельств или все-таки внешнее воздействие, полученное при атаке на «Тандем»?

Астафьев судорожно сглотнул.

— Хорошо. Я расскажу вам все, — ответил он после недолгой внутренней борьбы.

В техническую лабораторию, где на специальном стенде был закреплен ИПАМ, Логинов попал только к вечеру, когда с поверхности Ксеноба уже пришло сообщение о благополучной посадке крейсера.

Накоротко переговорив с Лозиным, он подошел к стенду.

Включив аппаратуру тестирования, изолированную от основной сети корабля, Дима сел в кресло, внимательно глядя на невзрачный шар, который едва не инициировал первый виток человеческой инволюции…

Что это, внедренная извне чуждая воля, навязанный путь, или закономерность развития искусственного разума?

Если нейроподобные системы двух цивилизаций подвержены одной и той же логике, то здесь можно говорить о закономерности, не оглядываясь при этом на аспекты теории вероятностей.

Импланты Логинова уже установили связь с комплексом тестирующей аппаратуры.

Блоки долгосрочной памяти. Подать питание, без активации нейросети, — сформулировал он мысленный приказ.

Два часа спустя Логинов устало откинулся в кресле.

Скрупулезный анализ «хода мыслей» нейросети, особенно в критические моменты функционирования, такие, например, как первый контакт с Астафьевым, не вызвали сомнения в логичности рассуждений ИПАМа и последовавших вслед за этим действий.

Дима закурил.

Итак, маленький кибернетический помощник действительно имел перед собой единственную цель — помогать людям, а если уточнить текущий приоритет, то конкретно взятой личности.

Он развивался, подчиняясь логике обстоятельств, и лишь одна ошибка, которую можно назвать недочетом разработчиков, прослеживалась в рассуждениях искусственной нейросети — стремясь во что бы то ни стало исполнить свой программный долг, о котором ему постоянно напоминали постулаты, поступающие из ПЗУ, он не имел запрета на совершение определенных действий, а именно — ИПАМу следовало запретить не только причинять вред человеку, но и видоизменять биологическую структуру живого существа.

Одна-единственная строка, добавленная в блок долгосрочной памяти, ежесекундно проверяющий логику нейросети, и ничего бы не произошло — Астафьев не подвергся бы процедуре принудительного имплантирования, а нейросеть ИПАМа не сформулировала бы в дальнейшем идею о полной замене биологических органов человека более прочными и совершенными, на его взгляд, конструкциями.

Введение такого запрета навсегда обезопасит людей от попыток искусственного рассудка «усовершенствовать» своих создателей.

Логинов устало усмехнулся.

Цель была достигнута, ответ получен: теперь, после незначительной коррекции базовой программы, контролирующей логику нейросети, можно реактивировать сотни автономных модулей, которые значительно облегчат и ускорят работы по окончательному восстановлению «Тандема».

Докурив, Дима быстро перепрограммировал модуль, запустив процесс «холодной» инициализации.

ИПАМ ожил.

В объеме виртуального монитора было отчетливо видно, как импульсы микротоков распространяются по искусственным нейронам, образуя характерный узор возбуждений.

Это визуальное отображение несло в себе мысли искусственного рассудка:

«Помогать людям, ни при каких обстоятельствах не изменяя их биологическую структуру».

Надо бы записать картинку, — подумал Логинов, глядя на пространственный узор прихотливо распределяющихся микротоков, передающих импульсы возбуждения от одной искусственной нервной клетки к другим.

Это было красиво, особенно при визуализации ауры микромагнитных полей, неизбежно сопутствующих каждому разряду.

Он еще не догадывался о грядущих последствиях только что проделанной работы.

— Станция «Танаис» вызывает «Ио».

— «Ио» на связи. Слышу вас хорошо.

— Процедура расстыковки начата. Крепежные штанги отошли, электромагниты удержания понижают мощность. Приготовьтесь к импульсу.

— Вас понял, к импульсу готовы.

— Смена полярности через десять секунд… Девять… Восемь…

Мягкий толчок ускорения, и две исполинские конструкции отошли друг от друга.

Станция биологической ассимиляции, на борту которой имелись хранилища генофонда представителей флоры и фауны как земной, так и ксенобианской биосфер, по обоюдному согласию сторон, оставалась в системе Проксимы Центавра.

Пустынный Ксеноб отныне станет прибежищем двух островков жизни.

Последнее совместное совещание, в котором принимал участие Дрог, состоялось двое суток назад, после того как были обработаны все данные, собранные десантно-поисковыми группами.

В обширном конференц-зале крейсера «Ио» собрались все выжившие члены экипажа несуществующего теперь «Тандема».

Слово взял Логинов.

— Мы возвращаемся в Солнечную систему, — без долгих вступлений произнес он. — Анализ собранных обломков прямо свидетельствует, что на орбитах Ксеноба сошлись, как я и полагал, не два, а три противоборствующих флота. ИНЫЕ не только испепелили планету, они вступили в схватку друг с другом. Инволюционировавшие формы кибернетических механизмов одержали верх над своими создателями. Таков, к сожалению, печальный итог тысячелетнего прогресса, который превратил некогда разумную расу в колонии простейших микромодулей, не осознающих факта собственного существования, подчиняющихся лишь логике заложенных в них программ.

Построенные для эффективного ведения боевых действий, они представляют собой угрозу всему живому, так как будут размножаться и постепенно прочесывать космическое пространство, совершая перелеты от одной звездной системы к другой.

Мы не знаем, устояла ли оборона Земли под напором вторгшихся сфер: последние данные о пограничном конфликте в районе Плутона устарели, как минимум, на два десятилетия. Поэтому, по согласованию с разумными представителями Ксеноба, мы приняли решение оставить станцию «Танаис» в системе Проксимы Центавра для организации колонии людей на малом материке планеты.

Крейсер «Ио» возвращается на Землю с разведывательно-спасательной миссией.

На данный момент это все, что мы можем сделать для возрождения двух наших цивилизаций.

Капитан Логинов и Андрей Лозин сидели за терминалами исследовательского центра.

Оба сосредоточенно работали, лишь изредка обмениваясь короткими замечаниями по существу исследуемого вопроса.

На лабораторном столе в силовых захватах покоился микромодуль ИНЫХ — октаэдр, размером чуть меньше человеческого кулака.

С момента старта прошло уже два месяца, и звезда Проксимы давно превратилась из яркого шарика в маленькую серебристую точку.

— Я не могу понять, почему они избрали именно такую форму? — произнес Андрей, посмотрев на модуль ИНЫХ.

— Геометрическая целесообразность, — ответил ему Логинов. — Октаэдры плотно смыкаются между собой, образуя сферические слои.

— Только это? — настойчиво переспросил Андрей. — Неужели они так сильно опасались остатков ксенобианского флота, что стали строить принципиально новые корабли буквально накануне победы?

— Ты подозреваешь другие пели?

— Мне кажется, сферы были спроектированы не для последнего удара по Ксенобу. Посмотри, — Андрей указал на укрупненную схему внутренней структуры модуля. — Мы отсканировали десятки октаэдров, имеющих различную специализацию, но везде присутствует вот это, — он указал на тонкие нити проводников, идущие от вершин геометрической фигуры к ее центру. — Тебе ничего не напоминает подобное образование?

Логинов долго смотрел на изображение.

— Неужели искусственный нейрон? — наконец потрясенно произнес он. — Но мы считали, что это всего лишь сопрягаемые энерговоды…

— Да, если подать на них одинаковое, постоянное напряжение, эти нити будут играть роль энерговодов. А что, если использовать микротоки и просмотреть, будут ли они реагировать на броски напряжения?

— Давай попробуем.

После сотен опытов стало ясно: перед ними искусственный нейрон, который начинает работать лишь при строго определенных условиях.

Атаковавшие Солнечную систему сферы обладали нейросетями, но последние оставались невостребованными.

— Здесь может быть только одно объяснение. — Логинов в который раз посмотрел на послойную проекцию сферы. — ИНЫЕ создали для себя новые носители, их разум должен был размести гься в управляющих слоях, образующих нейросеть, сравнимую по объему с мозгом разумного существа, но уже несущую в каждой «нервной клетке» программные расширители.

— Они создавали сверхразум, — согласился с ним Андрей, — но затянувшееся столкновение с ксенобианами заставило их использовать сферы в боевых целях, поэтому ИНЫЕ не успели завершить проект и скопировать свои личности в управляющие слои сферических кораблей.

— Интересно, что, на твой взгляд, им помешало?

— Активные боевые программы. Сферы не вышли из режима ведения боевых действий, а когда их творцы попытались дезактивировать собственные создания, то примитивные исполнительные механизмы восприняли это как прямую агрессию.

Логинов с сомнением посмотрел на проекцию сферического корабля.

— Нет, Андрей, они должны были предположить возможный сбой. Элементарно застраховаться.

— Посмотри на эту конструкцию. Она примитивна, если рассматривать отдельные частицы, но сложна и практически неуязвима в собранном виде. Как, по-твоему, добраться до управляющих слоев, чтобы передать им новые инструкции?

— Для этого нужно «рассыпать» сферу, как это произошло в системе Плутона при ракетных залпах.

— Вот именно. Возможно, ИНЫЕ попытались сделать это, но примитивная логика исполнительных модулей тут же перенесла их в разряд «врагов» со всеми вытекающими последствиями.

— Выходит, и нам не одолеть их?

Лозин в это время смотрел на заставку личного терминала Логинова.

Там, начинаясь с произвольной точки, ветвилась удивительно красивая система электромагнитных возбуждений, заснятая в момент реактивации перепрограммированного ИПАМа,

— Мне кажется, что у нас есть шанс, командир, — внезапно произнес он.