Система Кьюиг. База Флота Колоний…
Первое знакомство со вверенным ему кораблем произвело на Глеба сильное впечатление.
Внешние обводы корпуса фрегата «Артемида» напоминали пулю, разделенную на сегменты пятью выступами перпендикулярных к оси вращения корабля артиллерийских палуб.
За короткий послевоенный период космическая техника претерпела значительные изменения, фрегат «Артемида» отличался от своих предшественников габаритами, формой, вооружением. Взгляд Дымова с трудом находил знакомые элементы конструкций. Глеб понимал, что перед ним тщательно продуманный синтез технологий. Даже при беглом осмотре было ясно: космический корабль сочетает в себе все лучшее, надежное, что было создано во время войны конструкторами Колоний и Земного Альянса.
Истребитель «Пума» зашел со стороны носа и начал облет, двигаясь по спирали вдоль корпуса фрегата.
Глеб не спешил. Истребитель медленно чертил заданную траекторию, пока Дымов внимательно изучал компоновку боевых надстроек. По мере приближения корпус «Артемиды» начал разделяться в восприятии на тысячи отдельных элементов. Мощно бронированный, заостренный нос корабля занимала установка генератора короткоживущей плазмы, удар которой способен испепелить астероид средних размеров. Далее между мощными выступами брони, образованными первой и второй артиллерийскими палубами в углублениях, сегментированных продольными ребрами жесткости, располагались батареи тяжелых ракетных установок.
В следующей группе сегментов, между вторым и третьим выступами, были смонтированы шахты электромагнитных катапульт, предназначенных для запуска истребителей, и вакуумные доки для их приема.
Средняя часть фрегата вздымалась локационной надстройкой, чуть ниже из борта выступали два прилива, похожие на короткие массивные крылья, на поверхности которых четко просматривались захваты насильственного удержания, шлюзы, грузовые порталы. Эти устройства служили для стыковки с фрегатом технических носителей, а при необходимости – парковки двух ракетно-артиллерийских платформ или дополнительных модулей тяжелых плазмогенераторов, что вдвое увеличивало ударную мощь корабля.
За локационной надстройкой и стыковочными пилонами были видны еще два выступающих ребра – четвертая и пятая артиллерийские палубы, за ними – секции маршевой тяги и устройство гиперпривода, защищенные наиболее мощным бронированием.
Генератор плазмы главного калибра, наступательные орудийно-лазерные комплексы, батареи тяжелых ракет, системы антилазерной защиты, многочисленные установки противоракетной обороны, скорострельные зенитные орудия, а также интегрированные в обшивку эмиттеры суспензорного поля – все это в комплексе обеспечивало кораблю невиданную ранее ударную и оборонительную мощь, а наличие на борту собственных эскадрилий аэрокосмических истребителей давало фрегату возможность к осуществлению автономных рейдов, вне состава эскадры.
Изучая корабль, Глеб обратил внимание на симметричность корпуса относительно оси вращения и грамотную компоновку артиллерийских палуб – их диаметр возрастал к центру и уменьшался к носу и корме, что обеспечивало возможность одновременной работы всех орудий. Стартовые стволы ракетных шахт и электромагнитных катапульт, заглубленные в нишах, затрудняли противнику атаку этих наиболее уязвимых элементов конструкции, не снижая их функциональности.
Компоновка отсеков и палуб внешнего слоя не оставили его равнодушным. Корабль отвечал самым высоким боевым требованиям, теперь следовало понять, насколько подготовлен экипаж «Артемиды», с какой эффективностью командиры и операторы боевых постов способны использовать вверенную им техногенную мощь.
– Пума-1, прошу разрешения на посадку, – произнес он в коммуникатор.
– Пума-1, четвертый вакуумный док открыт. Данные для сближения в процессе передачи. Прошу включить автопилот для осуществления регламентированных процедур.
– «Артемида», понял вас, автопилот включен.
Истребитель изменил курс. Через минуту, отработав двигателями торможения и коррекции, «Пума» Дымова попала в поле удержания, и неодолимая сила мягко, но уверенно увлекла машину в открытый посадочный док.
…Старшие офицеры корабля встретили Дымова на предшлюзовой площадке.
Он спокойно вытерпел формальности, выслушал доклады командиров палуб, поймал немало настороженных, откровенно изучающих его взглядов, затем отдал команду «вольно», снял гермоперчатку, поздоровался с каждым из присутствующих.
Необычные чувства владели Глебом.
Он смотрел на незнакомые лица, еще не чувствуя контакта ни с кораблем, ни с экипажем, но уже понимая, что отвечает за их жизни, несет полную ответственность за боеспособность фрегата.
– Командор, в кают-компании все готово к обеду, – обратился к нему полковник Золотарев, временно исполнявший обязанности капитана «Артемиды». – Надеюсь, вы произнесете речь перед экипажем?
Дымов кивнул:
– Произнесу. Чуть позже. – Он натянул гермоперчатку и внезапно скомандовал: – Боевая тревога!
На лицах офицеров отразилось недоумение, некоторые скривились, несколько откровенно злобных взглядов скользнули по новому командиру, но не задели, не обожгли его.
– Групповая цель по левому борту!
До офицеров дошло, что он не шутит.
– Командир третьей артпалубы, ко мне!
Перед Дымовым тут же появился капитан Штокман. Низкорослый, коренастый, он держался спокойно, уверенно. Грубые черты лица и массивное телосложение выдавали в нем уроженца Эригона.
– Проверим боевые отсеки. Ведите, капитан.
По кораблю звучали сигналы тревоги. От предшлюзовой площадки Глеб в сопровождении командиров палуб, проследовал по короткому коридору к транспортной системе.
«Палуба три» – высветилось на дисплее, мягкая сила увлекла людей в стремительное контролируемое перемещение, на миг захватило дух, затем ощущение полета схлынуло, они стояли на платформе у развязки коротких тоннелей, ведущих внутрь боевых отсеков и орудийных башен.
Дымов произвольно избрал направление.
Предупреждая его вопрос, капитан Штокман поспешил с докладом:
– Орудийная башня номер двадцать восемь!
Глеб осмотрелся. Массивные люки боевых отсеков сияли индикацией гермозатворов, а вот коридоры оставались свободны, работало основное освещение, ни одна из герметичных переборок не опустилась.
– Десантный рейдер противника! Процедура насильственной стыковки осуществлена! – отчетливо произнес Дымов данные новой вводной.
Офицеры недоуменно переглянулись.
– Вы все уже мертвы, – обронил Глеб, заметив, что никто не отреагировал. – Обшивка взломана, вы погибли от декомпрессии. – Штокман, ведите.
Массивная герметичная дверь орудийной башни отворилась.
Внутри боевого поста тускло сияли голографические мониторы, куда бортовая кибернетическая система «Артемиды» транслировала условные маркеры групповой цели: пять корветов противника шли на сближение с фрегатом.
Офицер, управляющий орудийно-лазерным комплексом, вскочил, вытянулся в струнку:
– Господин командор, комплекс номер двадцать восемь к стрельбе готов!
– Фамилия?
– Лейтенант Савичев!
– Почему без гермоэкипировки? – Дымов отыскал взглядом опломбированную нишу с установленным в ней боевым скафандром.
– Тревога учебная. По регламенту…
– Ты погиб, лейтенант. Погиб бездарно. Не уничтожил корабли противника, не надел скафандра, не сделал ничего!
– Но…
– Молчать! Сколько прошло времени с момента подачи сигнала тревоги?
– Минута тридцать секунд!
– За это время ты, лейтенант, должен был успеть экипироваться и поразить группу целей. Теперь слушай меня внимательно. Даю тебе шанс все исправить. До декомпрессии отсека тридцать секунд! Действуй!
Чтобы вскрыть нишу с боевым скафандром и облачиться в него, Савичеву потребовалось две минуты.
– Майор Золотарев?
– Здесь!
– Почему офицеры несут боевую вахту без гермоэкипировки?
– Виноват. Мы в границах системы базирования.
– Это не оправдание! – резко заметил Дымов.
– Виноват, исправим!
– Капитан Штокман, перечислите поражающие факторы при прямом попадании в отсек.
– Декомпрессионный выброс, перепад температур, временный сбой кибернетических составляющих систем управления орудийным комплексом!
– Гибель лейтенанта, оказавшегося без скафандра, в расчет не принимается?
– Виноват!
Глеб снова обернулся к лейтенанту, который только что завершил процедуру герметизации боевой экипировки.
– Савичев, последняя вводная. Кибернетическая система управления огнем временно отключилась в результате прямого попадания, декомпрессии отсека, отказа энергоснабжения. До перезагрузки сорок секунд. Приказываю перейти на прямое мнемоническое управление подсистемой и уничтожить цели!
Лейтенант на миг растерялся, но затем, опомнившись, бросился к креслу, хотя его движения в бронескафандре выглядели крайне неуклюже.
Тридцать секунд потребовалось ему, чтобы соединиться через специальные модули импланта с контроллерами сервомоторов наведения.
Орудийно-лазерный комплекс произвел три залпа, затем орудия ушли в перезарядку, а лазер продолжал бить, хотя маркеры целей по-прежнему сближались с кораблем. Ни одна из мишеней не была поражена, и Глеб прекрасно понимал, почему все так произошло. Лейтенант не имел опыта прямого мысленного управления подсистемами. Он не ощущал себя частью кибернетического комплекса, его разум не привык напрямую воспринимать данные от сенсоров, и как следствие – полная дезориентация замедлила его реакцию, превратила в самое слабое звено уцелевших цепей управления.
Дымов, крайне раздосадованный таким результатом внезапной проверки боеспособности, отдал мысленный приказ кибернетической системе корабля, продублировав его вслух для напряженно наблюдавших за ним офицеров:
– Повтор симуляции с новыми исходными данными. Две групповые цели!
Голографические экраны мгновенно отобразили пять штурмовиков условного противника, появившихся из пространства гиперсферы, практически на дистанции атаки. Их прикрывало звено аэрокосмических истребителей класса «Фантом».
Глеб уже сидел в кресле, его рассудок мгновенно вошел в прямой нейросенсорный контакт с исполнительными подсистемами, орудийная башня с тихим гулом начала стремительный разворот, на седьмой секунде заработали гаусс-орудия комплекса, но не залпом, а поодиночке – каждое по определенной цели, отголоски работы сервомоторов точной наводки прорвались в помещение боевого поста, маркеры штурмовиков внезапно начали гаснуть, демонстрируя затухающие сигнатуры, истребители резко сманеврировали, уклоняясь от огневого контакта, но попытку отхода пресекла серия лазерных разрядов: ведущий истребитель взорвался, двум ведомым пришлось производить коррекции курса, чтобы избежать потоков когерентного излучения и столкновения с обломками уничтоженного лидера, но их маневр, ограниченный в выборе вариантов, завершился плачевно – обе машины настигли снарядные трассы.
– Двадцать пять секунд, – сообщил бесстрастный голос о результатах стрельбы, – все цели поражены. Израсходовано тридцать семь процентов оперативного боекомплекта.
Глеб отстегнул ремни, встал с кресла, поднял проекционное забрало своего гермошлема, обернулся к лейтенанту Савичеву:
– Запомни, я никогда не потребую от подчиненного невозможных действий. Но в совершенстве владеть вверенными системами будет каждый из вас. Отбой тревоги! – Дымов перевел хмурый взгляд на лица старших офицеров корабля. – Сбор в тактическом зале через десять минут, – произнес он. – Торжественный обед и обращение к экипажу пока подождут.
…За десять минут Глеб успел снять гермоэкипировку, умыться, сделать глоток воды и переступил порог тактического зала ровно в назначенный срок.
Десять старших офицеров корабля дружно встали при его появлении.
– Вольно. Прошу садиться. – Дымов говорил ровно, не повышая голоса. – Результат первой проведенной проверки неудовлетворителен. Боеспособность личного состава просто отвратительная. – Он взглянул на собравшихся. – Майор Золотарев, поясните, при внезапном нападении на систему Кьюиг либо при действиях фрегата в глубоком космосе с каким типом противника мы столкнемся?
– Наиболее вероятны два варианта, – откашлявшись, произнес Золотарев. – Либо остаточные подразделения Земного Альянса, либо незаконные формировании частных армий, попросту говоря – флотилии грабителей и контрабандистов.
– Да, именно так, – кивнул Дымов. – Прошу заметить: обе упомянутые силы используют боевые системы искусственного интеллекта. Что это означает? – Он выдержал секундную паузу. – А это означает, что у нас нет и никогда не будет ни одного лишнего мгновенья между сигналом тревоги и началом боя. Если экипаж «Артемиды» не приобретет должных навыков, то встреча с первым же каперским патрулем станет для нас последней. Капитан Горман, какова проникающая способность разряда спаренной двухсотмегаваттной лазерной установки истребителя класса «Фантом»?
– Разряд способен прожечь отверстие в полутораметровом слое керамлита.
– Толщина внешнего бронирования орудийных башен «Артемиды»?
– Два метра.
– Прекрасно. Значит, одно попадание любая из внешних огневых точек выдержит. Но существуют и более мощные лазерные орудия, я уже не говорю о концентрированном огне гаусс-орудий или разряде генератора плазмы. Рассмотрим попадание кумулятивной ракеты класса «пиранья». Что вы способны доложить?
– С большой долей вероятности прямое попадание ракеты прожжет броню орудийной башни.
– И?
– Вызовет нагрев внутреннего пространства боевого поста до нескольких тысяч градусов.
– Итак, одно попадание ракеты. – Дымов вел элементарный удручающий подсчет. – Оно вызовет пожар, удар декомпрессии, размягчение материала внутренних переборок, деформирует внутренний люк, что подвергнет корабль еще большим разрушениям. Декомпрессионный выброс создаст реактивную тягу, приведет к толчку, который сведет на нет работу всех орудийных, лазерных и зенитных комплексов, внеся неучтенную поправку в расчеты прицеливания. В бою подобные ситуации возникают примерно каждые десять секунд. Кроме того, противник будет применять нанопыль для ослепления сенсоров, бить электромагнитными импульсами, нарушая обмен данными между кибернетическими компонентами уже поврежденных, лишившихся надежной экранировки боевых отсеков. Я сейчас рассматриваю наиболее очевидные и прямолинейные воздействия. Не стану подробно развивать тему, и без того понятно – при поступлении сигнала тревоги все аварийные переборки должны быть автоматически опущены. Экипаж на боевых постах обязан нести службу в бронескафандрах. Навык прямого мнемонического управления подсистемами корабля обязателен для каждого офицера – в большинстве случаев способность человека правильно ориентироваться в цифровом пространстве сохраняет боеспособность атакованного узла корабельных коммуникаций. И, наконец, последнее из обязательных требований: отсеки внешнего слоя должны быть заранее разгерметизированы, аппаратура откалибрована для работы в условиях вакуума. Такая мера позволит избежать декомпрессионных выбросов во время боя, уменьшит потери среди личного состава, позволит сохранять боевой курс.
Дымов выждал пару секунд, затем добавил:
– Вопросы?
Он заметил лишь злобные взгляды. Вопросов не последовало.
– Капитан Логвуд, – обратился Глеб к командиру технической службы фрегата, – к двадцати двум часам подготовить план мероприятий по декомпрессии отсеков внешнего слоя, а также представить мне полный отчет о состоянии основных систем корабля. Майор Шершнев, жду аналогичного доклада по загрузке артпогребов, состоянию систем вооружений. Остальным – составить список предложений и замечаний. Мнение старших офицеров будет учтено. Сейчас все свободны, через тридцать минут сбор в кают-компании.
Все встали, задержался только майор Золотарев.
– Круто ты начал, командор, – произнес он, когда герметичная дверь отсека закрылась за спиной капитана Штокмана.
– Иначе нельзя. – Глеб присел. Разговора с первым помощником не избежать, да он и не собирался уклоняться от нужной беседы. – Говори. Начистоту.
– Вот так сразу? В лоб?
– Нам воевать вместе. – Дымов не выносил «прелюдий». – Давай на «ты», Александр Сергеевич, и без обиняков.
– Хорошо. – Золотарев оперся руками о тактический терминал. – Мысли у тебя правильные, но зачем вот так сразу? Толком ни с кем не познакомился, в курс дел не вошел, с кораблем не сжился, а уже регламент несения службы ломаешь.
– Не в игрушки играем, – в тон ему ответил Дымов. – Не солдатиков расставляем по отсекам, а людей.
– Все равно – неправильно действуешь. Озлобится экипаж.
– Пусть. Пусть пропотеют, озлобятся – первый же бой все поставит на свои места.
– Пятнадцать лет, как война завершилась. Мы в своей системе.
– А я месяц как вернулся с Периферии. И скажу тебе прямо – ничего не закончилось! В любой момент поднимут по тревоге и бросят в пекло. Или ты не воевал?
Жесткий колючий взгляд ожег Дымова.
– Воевал.
– Хочешь спросить о моем прошлом? – Глеб усмехнулся. – Спрашивай.
– А что воздух сотрясать? Ты из офицеров Альянса.
– Я гражданин Элио. Этого достаточно?
– Нет. – Золотарев встал. – В Элианских протоколах четко записано: ни один офицер, воевавший на стороне Альянса, не может занимать командных должностей во Флоте Колоний!
– Что ж. Твое право – пиши рапорт по инстанции. Не волнуйся, я его не остановлю.
– А я тебе на стол его не положу! – резко ответил майор. – Через пару дней выметут тебя отсюда!
Дымов пожал плечами.
– Поживем – увидим. А пока меня не сместили, изволь подчиняться полученным приказам.
– Разрешите идти, господин командор?
– Иди.
Дверь боевого поста плотно затворилась.
Господин командор… Глеб некоторое время катал в мыслях непривычное для слуха словосочетание. «Зачем согласился принять командование фрегатом? Знал ведь – не твое это. А что мое? Вернуться на «Эдем», к Айле? Вместе с ней возрождать безжизненную планету?»
«Она тебя любит», – шепнул внутренний голос.
Глеб кивнул в ответ на мысли. «Любит. Она жизни не видела. Заперлась в коконе своей мечты, одна на борту станции боевого терраформирования, вот и влюбилась в первого встречного».
Айла нравилась Глебу, но допустить в душу острое щемящее чувство он не был готов. Не вырвался еще из омута войны. Немало тому способствовали два последних года, проведенных среди наемников «Мантикоры». Периферия не тлела, как выразился полковник Ремезов, она уже давно охвачена пожарами локальных войн, только здесь, в Центральных Мирах, мало кто это замечает.
«Каждый должен заниматься своим делом. Погасим мы пожар, или нас пожрет пламя, еще неизвестно».
Глеб сверился с внутренним ощущением времени. Пора идти на встречу с экипажем.
Мысли, горькие, ранящие, все еще бились в рассудке. Глеб знал только одно средство избавиться от них, привести себя в норму, вернуть способность к трезвой оценке ситуации. Нужно работать. Довести себя, корабль, экипаж до состоянии полной боевой готовности. От бегства, которым стало бы возвращение на «Эдем», толку сейчас никакого. Все равно на станции я долго не выдержу. А здесь, по крайней мере, востребован мой опыт.
С такими мыслями он покинул тактический модуль, направляясь на первую встречу с экипажем «Артемиды».
* * *
– Боевая тревога! – мягкий женский голос изливался из скрытых динамиков бортовой аудиосистемы фрегата «Артемида».
Веки лейтенанта Савичева дрогнули. Он открыл глаза, резко сел, едва не ударившись головой о низкий потолок ниши, в которой располагалась откидная койка.
Проклятье! Фрайг бы побрал нового командора!
Денис вскочил, стряхивая сонную одурь. Третья тревога за сутки!
Бронескафандр, тонко подвывая приводами, тем временем самостоятельно покинул установленный в каюте специальный бокс и, двигаясь под управлением автоматики, остановился в центре тесного помещения, смещая бронепластины, раскрываясь, чтобы лейтенант мог шагнуть внутрь бронированной оболочки.
Савичев, продолжая мысленно проклинать всех и вся, принял недвусмысленное приглашение. На этот раз он не запутался в подключении датчиков системы жизнеобеспечения, не ушиб, как в прошлый раз, ногу, и вообще процедура экипировки заняла на десять секунд меньше. Сегменты брони вновь пришли в движение, полупрозрачное проекционное забрало гермошлема мягко подсветилось, мигнули и погасли искры индикации, расположенные подле сенсорных кнопок по внутреннему ободу соединительного кольца.
Включившийся коммуникатор транслировал вводные:
– Четыре корабля противника в зоне сканирования. Класс – крейсер. Зафиксирован запуск малоразмерных групповых целей. Пятая артпалуба, отсеки с девятого по восемнадцатый под угрозой ракетного удара!
Не дожидаясь окончания тестирования, Денис выскочил в коридор жилой палубы.
Все стволы транспортной системы работали, лишь зловещее красноватое освещение да неугомонный голос бортовой кибернетической системы напоминали, что фрегат находится под атакой и сейчас идет курсом боевого маневрирования. Дрожь, гуляющая по переборкам, в скафандре не ощущалась, да и гасители инерции пока работали исправно.
«Ага, было бы смешно, пройди все гладко…» – Савичев успел нырнуть в шахту гравилифта, когда корпус «Артемиды» содрогнулся от серии «условных» прямых попаданий.
Боевые чипы импланта уже вошли в контакт с доступными подсистемами корабля, и сейчас в верхнем правом углу проекционного забрала развернулось оперативное окно, где мелькали коды отсеков, пораженных прямым попаданием вражеских ракет.
«Дьяволы Элио! Ну почему опять моя орудийная башня?!» – обреченно подумал Денис.
Злиться на командира некогда. Пока он бежал по отрезку разгерметизированного коридора, массивный люк орудийной башни, считав данные с личного чипа Савичева, начал автоматически открываться.
Несмотря на прямое попадание ракеты, половина оборудования работала, Сашка Стрельцов неподвижно застыл в кресле – видимо, его вывели из строя по условиям вводных данных.
По спине проскользнула дрожь.
В стене отсека зияла уродливая дыра. Раскаленная броня светилась, оборванные оптические кабели сплавились в единое целое с магистральным энерговодом – голограмма, конечно, но все равно жутковато.
– Сашка, живой?
Савичев сел в кресло, пристегнулся и, не дождавшись ответа, вошел в прямой нейросенсорный контакт с подсистемами орудийно-лазерного комплекса.
Система наведения не отвечала. Отклик пришел только от резервных датчиков БСК «Аметист» да от главного сервомоторного узла орудийной башни.
Задача вновь усложнилась. Несколько часов назад, во время предыдущей тревоги, они работали в паре со Стрельцовым, да и попаданий в их боевой отсек не было.
Секундная растерянность едва не стоила Денису «условной смерти».
Рой ракет, еще не разделивших боевые части, но уже сблизившихся с кораблем на критическую дистанцию, он заметил мгновением позже, и тут же произошла та самая чудовищная метаморфоза, от которой к горлу подкатывала тошнота, а мысли сбивались в ком, как будто слипались в ощущение собственной беспомощности, ничтожности по сравнению с бездной космического пространства, открывшейся перед ним, и стремительно приближающимися целями.
В первую тревогу двое суток назад он просидел в ступоре, глядя в глаза Бездне, которая вливалась в разум через прямое нейросенсорное соединение. Что значит почувствовать себя частицей корабля, взглянуть в глаза Вселенной, испытать острое фантомное ощущение соприкосновения с бесконечностью?
Савичев был измотан морально и физически, но на фоне непомерной усталости, накопившейся в процессе непрекращающихся учебных тревог, просыпалась злость – сначала на командира, затем почему-то на самого себя.
Семь секунд до разделения боевых частей!
Он привык действовать иначе. Без дыр в обшивке, без ощущения слияния с полуавтоматическими подсистемами, без избытка адреналина в крови, который сейчас даже не пыталась сгладить система метаболической коррекции, встроенная в скафандр.
Секунды.
Мгновенья жизни, уносящиеся в прошлое.
Злость, адреналин, страх…
Денис не понял, в какой момент его мысли переключились не на собственные ощущения, а на мнемонический интерфейс управления уцелевшими подсистемами орудийной башни.
Вакуум не передает звуков, но он почувствовал гулкую вибрацию, когда комплекс начал разворачиваться – его рассудок ухватил цели, мозг обрабатывал данные, он подменил собой вышедшую из строя кибернетическую систему, сознание помутилось и вновь, как в прошлый раз, вдруг начало болезненно расслаиваться, не в силах одновременно сопровождать десятки объектов, но все же комплекс огрызнулся огнем, часть ракет противника исчезла: их стерла из восприятия серия оранжевых вспышек и…
Чудовищный удар обрушился на поврежденную орудийную башню – сосредоточившись на ракетах, Денис не успел отреагировать на появление маркеров, обозначающих звено штурмовиков условного противника, и тут же поплатился: проекционное забрало гермошлема начало мутнеть, ощущения нейросенсорного контакта оборвались, лишь на фоне матовой черноты перед глазами сияли две надписи:
Орудийная башня номер двадцать восемь уничтожена.
Лейтенант Савичев – вы условно мертвы. Сервомоторы скафандра заблокированы до завершения боя.
Тьма навалилась со всех сторон.
Денис внезапно понял, у страха есть оттенки. Если минуту назад он боялся не успеть, промахнуться, вновь оказаться среди аутсайдеров, то сейчас в мысли вплелись иные тревожные нотки – а что, если никто на корабле не справится со своей задачей, фрегат «Артемида» будет разрушен, а его главная кибернетическая система условно «сдохнет»?
Кто в таком случае включит сервомоторы моего скафандра по завершении учебной тревоги?
* * *
– Боевая тревога!
Лейтенанту Савичеву казалось, что он только секунду назад сомкнул веки, и вот опять, какой уже раз, его пробудил мягкий голос, от которого нервная дрожь обдает холодом вдоль спины.
Тело реагировало машинально. Он еще не стряхнул сонную одурь, когда бронепластины боевого скафандра начали сдвигаться.
Пять секунд?
Он окончательно проснулся.
Месяц назад Денис бы не поверил, скажи ему кто-то, что от каюты до орудийной палубы можно добраться за пятнадцать секунд, да еще и в полной гермоэкипировке.
– Саня, живой?!
– Система сдохла! В нас пока не попали, но на второй палубе проблемы! Включайся!
Бездна рванулась навстречу мириадами звезд, сотнями целей.
Фрегат «Артемида» двигался боевым курсом, плазменная установка главного калибра только что произвела выстрел, борта озаряли вспышки от работы пусковых ракетных шахт и непрерывного огня артиллерийских комплексов.
За кораблем тянулся длинный шлейф обломков, но лишь малая часть «условно изуродованных» фрагментов брони и механизмов принадлежала фрегату.
Командор Дымов, пожалуй, будет доволен – промелькнула в рассудке Савичева торжествующая мысль.