Книга: Форма жизни
Назад: Глава 5
Дальше: Часть 3 КАРМИЧЕСКИЙ УЗЕЛ

Глава 6

Земля, центральный офис корпорации «Фон Браун».
Кабинет управляющего робототехническими производствами
Когда запищал зуммер вызова, Толмачев сидел, устало уронив голову на сцепленные в замок руки. В последние дни он почти не спал — продолжался процесс экстренного отключения оборудования в злополучном секторе колонии, и главный инженер корпорации был измотан до предела, причем основные душевные силы Анатолия отнимала не сама работа, а гложущие его неуверенность и страх.
Как грамотный инженер он понимал, что ему не представили и десятой доли правдивой информации о происходящем на Марсе. А если с ним не поделились истиной, то как он может эффективно работать, а главное — почему ему не доверяют?
За десять лет работы на корпорацию он успел достаточно узнать Майлера фон Брауна, чтобы отдавать себе отчет в серьезности исходящей от него угрозы. Босс платил огромные деньги своим доверенным сотрудникам, но и требовал с них, словно сатана, полностью откупивший душу того или иного человека.
В этом смысле Толмачев не соответствовал понятиям фон Брауна об идеальном сотруднике: грамотном, исполнительном, но безропотном проводнике его воли.
Анатолий прекрасно знал свою жизненную планку и никогда не пытался подпрыгнуть выше — должность заместителя главного инженера его вполне устраивала. После гибели Френка Лаймера обстоятельства не только вознесли его по служебной лестнице, но и возложили на Толмачева ту долю ответственности, нести которую он никогда не стремился.
Подняв голову, Анатолий посмотрел на панель коммуникационного терминала. Вызывал центр связи Хьюстон.
— Да? — Он коснулся сенсора видкома, и монитор персонального компьютера тут же осветился, показывая лицо оператора.
— Марс на виртуальной линии, сэр, — доложил тот. — Центр технической экспертизы в Новоламске.
— Соединяйте.
Экран на мгновение потускнел, затем в его стереообъеме возникло лицо начальника марсианского отдела службы корпоративной безопасности. Каким ветром занесло шефа охраны в технический центр, оставалось только гадать, но Анатолий уже не предполагал в развитии марсианских событий ничего хорошего.
— Привет, Николай. — Толмачев устало потянулся за сигаретой. Немедленного ответа ждать не приходилось — запаздывание сигнала между Землей и Марсом составляло на этот час три минуты двадцать семь секунд. Данный параметр связи отмечали цифры, расположившиеся под изображением, у нижнего среза экрана.
Давний коллега Толмачева, работавший когда-то на Марсианский отдел РНАА*, еще не услышал его приветствия. Он по-прежнему сидел в ожидании, пока их соединят, а слова Анатолия летели к нему, преобразованные в электромагнитный импульс, преодолевая по восемнадцать миллионов километров в минуту.
Прикурив, он вновь обернулся к экрану.
За две недели, прошедшие с момента памятного разговора в кабинете фон Брауна, ситуация на Марсе не менялась коренным образом, но Толмачев не верил, что события, начавшиеся с крупной катастрофы, способны утрястись сами собой. Пока что им удавалось удерживать ситуацию, изолировав очаг поражения, возведя железобетонный периметр и отключив в радиусе пятидесяти километров все оборудование, но подсознательно Толмачев ждал развития событий и потому вздрагивал от каждого звонка с Марса.
Вот и сейчас он в напряженном ожидании смотрел на экран, мучительно пытаясь предугадать, зачем он понадобился начальнику корпоративной службы безопасности.
Если верить хронометру, то Николай уже услышал его, и сейчас связь должна передать его ответ.
Точно. Скрягин коснулся пальцами мочки своего уха, прижимая крохотную бусину вживленного коммуникатора, — видимо, рядом кто-то шумел, мешая ему нормально разговаривать.
— Привет, Анатолий.
Связь с Марсом обходилась недешево, поэтому Скрягин тут же перешел к сути дела, стараясь дать за короткий промежуток времени максимум полезной информации:
— Недавно произошел инцидент, в результате которого к нам попал исключительно странный образчик человекоподобного механизма. — Скрягин чуть отодвинулся, позволяя передающей видеокамере показать расположенный за его спиной технический стол, на котором в специальной растяжке был распят полуразобранный андроид. Даже в таком неудобном для наблюдения ракурсе можно было заметить, что в машину стреляли — защитные кожухи с пенорезиновым покрытием, имитирующим человеческую плоть, были во многих местах разворочены попаданиями пуль, причем, как машинально отметил про себя Толмачев, огонь вели фактически в упор. Мысленно сосчитав отверстия с рваными, загнутыми внутрь краями, он понял, что оружием был автоматический «стайгер» — только у него в обойме пятнадцать зарядов и калибр вроде бы соответствовал…
Анатолий почувствовал, что ему становится не по себе. В среде клиентов «Фон Брауна» и раньше наблюдались мелкие случаи психоза в отношении человекоподобных машин, но обычно дело ограничивалось терпеливой разъяснительной беседой или заменой неугодной модели на какую-либо иную…
Так… Значит, вся обойма с близкого, если судить по пороховым подпалинам, расстояния и большинство пуль вошли в голову. Последний факт говорил о том, что стрелявший не робкого десятка, но вот об устройстве человекоподобных машин знает лишь понаслышке. На самом деле мозг робота расположен не в голове, а в центральной части грудной полости. Под черепной коробкой для оптико-позитронного процессора слишком мало места.
— Некто Зыбов преподнес нам этот подарок, — подтвердил его догадку голос Николая. — Две недели назад он вызвал охрану рано утром, сообщив, что к нему на участок забрел человекоподобный механизм, который вел себя, мягко говоря, неадекватно программному обеспечению.
Толмачев, слушая пояснения, напряженно всматривался в экран, стараясь ухватить взглядом как можно больше деталей.
Запаздывание сигнала раздражало Анатолия, но он ничего не мог поделать с физикой распространения волновых колебаний. Приходилось ждать, теряясь в мучительных догадках, пока очередная фраза Николая преодолеет бездну разделяющего планеты пространства.
— Мы немедленно начали поиск, но обнаружить машину удалось только сегодня. Это наш механизм, партия закуплена у новоазиатов два месяца назад, предназначалась для нового района, конкретно этот дройд — для одного из домов в городке Нью-Даймонд.
— Так в чем проблема? — устало спросил Анатолий, пытаясь сообразить что к чему, хотя название города его насторожило — Нью-Даймонд находился на территории той самой проклятой зоны заражения, с которой была связана его личная головная боль последних недель. Оборудование вокруг источника проблем удалось отключить, но что творилось в самой зоне, лично для него оставалось загадкой. Может быть, фон Браун или Мошер имели на этот счет более полную информацию, но они явно не спешили делиться ею с новоиспеченным главным инженером корпорации. Всем заправляла служба корпоративной безопасности, и звонок ее шефа откровенно напугал Анатолия.
Его мысли были прерваны очередной репликой Николая:
— Короче, Толя, я докладывал Дейвиду Мошеру, он приказал связаться с тобой. Линия защищена от прослушивания, но все равно от комментариев воздержись, доложишь свои соображения фон Брауну. Просто посмотри и послушай. — Скрягин подошел к столу с распятой на нем человекоподобной машиной и приподнял крышку грудной клетки, под которой скрывались основные процессорные блоки дройда. При этом последний с тонким, едва слышным визгом микромоторов скосил глаза в сторону Скрягина, и Анатолий вдруг услышал синтезированный блоком речи голос:
— Что ты делаешь, мать твою, ублюдок траханый?
У Толмачева ледяной озноб продрал по коже, а Николай, который, видно, уже освоился со своим «пациентом», криво усмехнулся, пояснив:
— Знаешь, с кем он себя ассоциирует? Он осознает себя неким Дунканом Макклайтом, бездомным обитателем городского дна из Нового Гарлема.
С ума сойти…
Толмачев откинулся на спинку кресла, потрясенно глядя в объем стереоэкрана. Дройд продолжал свои попытки вырваться из сковывающих его захватов, грязно ругаясь при этом. Не обращая внимания на его потуги, Николай склонился над вскрытой грудной клеткой. Очевидно, кто-то из его помощников поднес ближе глазок передающей камеры коммуникатора, вынув его из гнезда терминала связи. Изображение на экране помутилось, стало хаотичным, а потом вновь обрело резкость.
Теперь экран передавал крупный план размещенных внутри андроида узлов. Спустя секунду в поле зрения появился чрезмерно увеличенный оптикой кончик авторучки, и голос Скрягина пояснил:
— Мы протестировали все схемы, и могу тебя уверить, что система работает нормально. Сбой, судя по всему, произошел вот тут, — кончик авторучки указал на два продолговатых цилиндра из прозрачного пластика, внутри которых было заключено смятое складками серое вещество нейронных тканей. Анатолий сразу же узнал недавно запущенные в серию биологические модули долгосрочной памяти, которые рекламировали представители концерна «Новая Азия».
Однако внимание Скрягина было сосредоточено не на самих блоках биологической памяти, а на той неожиданной архитектуре, которая в буквальном смысле опутывала их.
Нити… Тонкие серебрящиеся нити толщиной с человеческий волос.
Дройд, которому было положено лежать не шелохнувшись, продолжал свои тщетные попытки вырвать руки из механических захватов, изрыгая при этом поток невнятной ругани.
Передающая камера приблизилась, осуществляя наплыв на пораженный инородными вкраплениями участок. Нити образовывали сложнейшую архитектуру, часть из них, пробив пластиковые кожухи, вонзалась в скопления нейронов.
Изображение опять помутилось, затем в фокусе передающей камеры появилось лицо Скрягина.
— Вот такие дела. — Он криво усмехнулся. — За последние двое суток мои ребята собрали целую коллекцию из тринадцати таких уродов. Все в окрестностях известного тебе места. Все как один — агрессивны и дезориентированы. Пятерых пришлось просто изрешетить — не давались в руки. Информационный пакет по данному образчику, — он неопределенным жестом указал себе за спину, — будет передан тебе в ближайшие минуты. Мошер велел показать тебе это и попросил зайти к шефу, когда переваришь увиденное. Все. Мое дело сделано. Пока, Толя.
Оперативное окно видкома опустело.
Спустя несколько секунд в недрах терминала заработал привод запоминающего устройства — это начала поступать обещанная техническая информация.
Толмачев сидел, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, и смотрел, как медленно поворачивается на экране красочная рекламная заставка межпланетной сети «Видком»…
Такого оборота марсианских событий не мог предположить никто…
* * *
В кабинете Майлера фон Брауна в этот момент находился он сам и вице-президент корпорации.
— Андроиды — не единственная проблема, — говорил Мошер, прохаживаясь по кабинету. — Даже мне понятно: в зоне закончился некий инкубационный период, и там теперь происходит процесс образования каких-то новых форм, исходным материалом для которых послужила та самая серебристая погань, что явилась причиной первого взрыва на перерабатывающем комплексе.
Фон Браун, который последние несколько дней провел на американском континенте, теперь болезненно пытался вникнуть в суть дела.
— Я не стал дожидаться твоего возвращения, — продолжал Мошер, — и вывел «Орион» из зоны базирования в поясе астероидов. Через восемь часов корабль выйдет в точку высокой геостационарной орбиты над нашим сектором освоения Марса.
Фон Браун кивнул. Речь шла об одном из двух боевых космических кораблей корпорации, которые несли постоянную вахту в районе пояса астероидов, где производилась добыча полезных ископаемых.
Мошер подошел к столу, коснулся сенсора, расположенного в торце столешницы, и встроенный голографический проектор тут же превратил огромную плоскость Т-образного стола в рельефную карту марсианской поверхности.
Фон Браун неприязненно посмотрел на тщательно распланированный рельеф нового мира, мысленно пытаясь подсчитать хотя бы приблизительную сумму убытков, которые неизбежно понесет корпорация от потери полностью терраформированного, уже готового к заселению района, на преобразование которого ушло без малого пять лет.
— Нам крупно повезло, что проблемы возникли до того, как в Нью-Даймонде появились первые жители, — произнес Дейвид. — Сейчас у нас все еще остается реальный шанс избежать огласки и обойтись малой кровью. Основной план действий, думаю, нужно оставить в силе. «Янус» уже преодолел половину пути до Марса, но коррективы, конечно, потребуются серьезные, к тому же, на мой взгляд, инцидент с дройдами дает нам возможность получить свою долю выгоды из этой кучи дерьма.
Фон Браун скептически хмыкнул, но пока не стал возражать.
— Введи меня в курс дела, Дейв, — потребовал он, откидываясь на спинку кресла. — Ночь не спал, ничего не соображаю… — пожаловался Майлер, массируя покрасневшие веки. — Давай, давай, не тяни.
Мошер взял световую указку и очертил ею окружность радиусом в пятьдесят километров в масштабе голографической карты.
— Здесь нами был построен бетонный периметр, по которому до вчерашнего дня располагались блокпосты, — пояснил он. — Буфер незаселенных земель, — световой маркер указал на огромные пространства, окружающие зону, — помогал хранить режим полной секретности. Я позаботился о том, чтобы ни один спутник не мог отследить происходящее.
— Это мне ясно. Давай говори, что там случилось с этими роботами?
Мошер поднял взгляд на фон Брауна.
— Что конкретно происходит с ними, я тебе пояснить не могу, — ответил он, — но хронология событий такова: утром тринадцатого мая в службу охраны позвонил некто Зыбов. Он проживает вот тут, — Мошер указал на городок, расположенный в четырехстах километрах от Нью-Даймонда. — К нему на участок под утро вторгся человекоподобный робот. Господин Зыбов был очень раздражен этим и разрядил в него всю обойму автоматического «стайгера», после чего дройд благополучно ретировался…
— Этот болван, конечно, дырявил ему башку? — презрительно буркнул фон Браун.
— Естественно, — кивнул Дейвид. — При беседе с Зыбовым выяснилось, что он весьма далек от понятий технической грамотности, но речь не о нем. Служба безопасности сразу же приступила к поиску непонятного механизма. Его принадлежность было трудно определить — никаких заявлений о пропаже роботов к тому времени не поступало.
— Он из зоны? — спросил фон Браун, который уже понял, куда клонит его заместитель.
— Да. Но это стало достоверно известно только вчера, когда дройда наконец отыскали в массиве лесопосадок, километрах в двухстах от усадьбы господина Зыбова. Тебе следует посмотреть на это, прежде чем я начну вводить тебя в курс событий сегодняшнего утра.
— Давай.
…Просмотрев видео, полученное с Марса от Скрягина, Майлер некоторое время молчал. Он был потрясен и не мог скрыть этого.
— Этот урод вообразил себя человеком?! — наконец, справившись с внезапно возникшей сухостью в горле, переспросил он, потянувшись к успевшему остыть кофе.
— Выходит так, — кивнул Мошер. — Как ты видел, в нем поселилась та самая серебристая дрянь, которая после взрыва на перерабатывающем комплексе явно изменила свою структуру, стала более сложной и сумела внедриться в биологические составляющие процессора. Откуда у андроида взялась реальная память о Нью-Гарлеме и какой-то жизни в трущобах, я тебе объяснить не могу, для этого мной вызван Толмачев, но сегодняшнее утро показало, что данный дройд — не единственный. В зоне начался какой-то обвальный процесс. Если до вчерашнего дня вся техника там просто отказывала, то теперь наоборот — механизмы зашевелились… Они начали оживать и расползаться в разные стороны. В течение нескольких часов произошло пять прорывов периметра, но, что самое скверное, мы строили в Нью-Даймонде базу для сил корпоративной безопасности.
— И что? — Щеки фон Брауна побледнели.
— Туда успели завезти полный набор робототехники, включая десять ПКМ.
Лицо Майлера фон Брауна приняло серо-зеленоватый оттенок. Казалось, что он сейчас взорвется, но нет…
— Дай сигарету, Мошер.
Дейвид щелкнул своим портсигаром.
— Ты же понимаешь, что мы не могли эвакуировать оттуда технику. После случившегося с Френком и спасателями я запретил кому бы то ни было пересекать границы периметра.
Майлер прикурил и со вздохом выпустил струю дыма.
— Давай дальше, раз уж начал, — справившись с неприятным потрясением, произнес он. Майлер понимал: наорать на Дейва — это не решение проблемы. — Сколько машин теперь шатается по зоне, что стало с местами прорыва и какие действия предприняты службой безопасности?
— Количество роботов подсчитать невозможно. Орбитальный контроль будет осуществляться с борта «Ориона», а до его подхода еще семь с половиной часов. Места прорыва блокированы, пять машин уничтожено, тринадцать захвачено в плен…
— Ты что, рехнулся? — Теперь щеки фон Брауна побагровели. Он вдруг несколько раз ударил себя сжатым кулаком по лбу. — Я спятил или ты? Что значит «захвачены в плен»?! — Он все-таки не удержался и начал орать: — Мы что, ведем боевые действия с каким-то конкретным противником?! Это же наши роботы, закупленные, мать твою, для бытового обслуживания домов!
— Успокойся, Майлер.
— Да я спокоен!
— Нет, ты психуешь. Остынь. Все захваченные машины ассоциируют себя с людьми. Я не могу найти этому объяснение и нервничаю не меньше, чем ты! Кроме андроидов, там еще куча всякой техники. Город был готов к сдаче под ключ…
Сигарета, дотлев, обожгла пальцы фон Брауна. Он вздрогнул, нервно дернул рукой, и длинный столбик пепла рассыпался по столу. На фоне голографической карты казалось, что там пошел серый снег — это пылинки пепла, подхваченные статическим напряжением, заплясали в воздухе.
— Я отодвинул периметр, расширив зону отчуждения еще на пятьдесят километров, — сообщил Мошер, глядя на необычный эффект.
— И что? — доставая новую сигарету из лежащего на столе портсигара, спросил фон Браун.
— Остается ждать подхода «Ориона». Тогда мы сможем начать активную зачистку и сгрести все это механическое отродье ближе к эпицентру, не дав машинам вырваться оттуда.
Тонкая золоченая пластина электронной зажигалки дрогнула в пальцах Майлера.
— Мы начнем войну?! — искоса посмотрев на Мошера, спросил он. — Войну с принадлежащими нам бытовыми агрегатами, да? Весь мир узнает об этом, нас сначала засмеют, а потом, когда разберутся, что к чему, просто порвут в клочья за несанкционированные действия против неизвестных науке жизненных форм!
— Ничего подобного не будет, — ответил ему Дейвид, который уже успел пережить нечто подобное тому, что происходило сейчас с Майлером.
— Расскажи мне, как теперь мы сможем запихнуть этого джинна обратно в бутылку?!
— Очень просто. Все останется по-прежнему. Капитану «Ориона» дано указание соблюдать режим максимальной секретности. Точка геостационарной орбиты, куда выйдет корабль, не контролируется посторонними. На Марсе, слава богу, еще не развиты системы противокосмической обороны, а со спутников высокие орбиты не просматриваются — подавляющая часть их аппаратуры нацелена вниз, на Марс.
— Хорошо, допустим… — немного успокоившись, произнес фон Браун. — Что дальше?
— С борта «Ориона» в проблемный сектор будут высажены штурмовые группы. При поддержке истребителей мы загоним всю нечисть назад, соблюдая при этом одно условие: по возможности захватить как можно больше образчиков инфицированной техники.
Фон Браун плохо соображал в эти минуты. Он был слишком ошеломлен случившимся, чтобы мыслить последовательно и здраво.
— Зачем?
Дейвид постучал трубкой световой указки по толстому стеклу монитора, в объеме которого застыло статичное изображение распятого дройда.
— Ты считаешь его поведение нормальным, Майлер? — негромко спросил он.
— Нет, — признал фон Браун.
— Я тоже. С первого взгляда это сильно смахивает на бред, но с фактами трудно спорить, а немного поразмыслив, начинаешь понимать, что перед нами загадка, разрешение которой может дать толчок не имеющим цены технологиям. Такой шанс нельзя упустить. Зона марсианских проблем должна быть вычищена, как мы и договаривались, это верно, но прежде, используя лимит времени, мы постараемся извлечь оттуда и изолировать для исследований побольше техники, зараженной этой чумой.
Фон Браун некоторое время размышлял над его словами, потом был вынужден признать:
— Разумно. Только где ты ее собираешься изолировать, Дейв?
— Я подумал об этом, — ответил Мошер. — Единственное место, где мы сохраним в тайне все происходящее и сможем спокойно исследовать добытые образцы, должно отвечать трем требованиям: во-первых, такая исследовательская база должна быть полностью подконтрольна нашей корпорации, во-вторых, желательно расположить ее как можно дальше от Земли, где нет любопытных глаз, карантинных служб и вездесущих репортеров, и, наконец, третье — это место должно быть легко уничтожаемым в случае возникновения непреодолимых проблем.
Пока он говорил, лицо Майлера немного просветлело.
Он понял, куда ведет свою мысль Мошер. Дейвид, как всегда, мыслил ясно и логично. Фон Браун иногда всерьез задумывался — есть ли у его заместителя эмоции вообще?
— Ты имеешь в виду «Европу»? — не скрывая своего одобрения, спросил он.
— Точно. Более подходящего места нам не сыскать. Колониальный транспорт законсервирован, и сейчас он дрейфует в точке несостоявшегося старта за поясом астероидов. Мы использовали часть его ангаров как перевалочный склад в процессе добычи полезных ископаемых, но на его борту, ко всему прочему, масса лабораторий, есть все условия для проживания технического персонала, и, в конце концов, «Европу» можно просто взорвать, если у нас внезапно возникнут непреодолимые проблемы. — Он немного подумал и добавил: — Ну а в случае успеха мы получим нечто, не поддающееся сейчас здравому осмыслению.
— А кого мы туда пошлем? — спросил фон Браун.
— Толмачева. Я уже проинформировал его через Скрягина. Думаю, что наш главный инженер должен появиться тут с минуты на минуту.
* * *
Мошер не ошибся. Через пару минут поступил доклад секретаря, и на пороге кабинета возник Толмачев.
Выглядел он прескверно: волосы растрепаны, костюм помят, а глаза на осунувшемся лице выдавали смятение мыслей и чувств, которое он и не пытался скрыть.
Впрочем, главного инженера корпорации можно было понять.
На взгляд Анатолия, который обладал чисто техническим, рациональным складом мышления, все происходящее никак не укладывалось в рамки привычной логики и больше смахивало на бред.
Андроид, которого продемонстрировал ему Скрягин, был выпущен на заводах концерна «Новая Азия». Толмачев ни на секунду не сомневался, что остальные дройды сошли с аналогичных конвейеров. Если корпорация «Дитрих фон Браун» лидировала в планетном преобразовании и добыче полезных ископаемых, то новоазиаты исторически несли пальму первенства в области робототехники. Производственные мощности концерна, базирующиеся на Марсе, производили весь спектр роботов, в которых нуждались поселения колонии, начиная от обычных бытовых агрегатов и заканчивая самыми современными моделями человекоподобных машин.
Анатолий следил за всеми новинками и знал, что полгода назад концерн «Новая Азия» начал рекламную акцию своей новой продукции — модели человекоподобного робота последнего поколения, позитронный мозг которого был оснащен биологическими модулями долгосрочной памяти.
Попавший в руки Скрягина дройд принадлежал именно к этой модели, принципиальное отличие которой заключалось в том, что впервые в качестве комплектующих в роботе использовались искусственно выращенные фрагменты нервных тканей, созданных на основе человеческой ДНК.
Прогресс не остановить…
О клонировании продолжали спорить, но технология фирмы «Селл» — одной из дочерних компаний концерна «Новая Азия» — вполне укладывалась в рамки международных юридических норм — процесс исключал выращивание человеческого эмбриона. В инкубаторах «Селла» выращивались отдельные виды специализированных тканей, к которым невозможно было применить термин «организм».
Тайны человеческого мозга по-прежнему оставались не разгаданы в целом, но назначение отдельных видов составляющих его нервных тканей уже было известно, как и принцип, по которому они передавали или сохраняли информацию.
Результаты миллиардов лет кропотливой работы эволюции внезапно были поставлены на конвейер, и, пока разгорался спор о правомочности и этической окраске тех или иных действий, компания «Селл» уже поставляла свою новинку на марсианский рынок.
В том, что человеческий мозг по многим признакам является самым совершенным на сегодняшний день компьютером, уже не сомневался никто, и исследования в данной области проводились очень давно, еще с конца двадцатого века. Локализовать участки серого вещества, являющиеся не чем иным, как отделами долгосрочной памяти человека, удалось еще шестьдесят лет назад, но реальная технология по внедрению нейронной ткани в оптико-позитронные схемы появилась совсем недавно.
С той минуты, как поступило злополучное видео с Марса, Толмачевым владели недоумение и страх, но он все же не терял рассудка. Локализованный, заключенный в цилиндрическую пластиковую колбу фрагмент серого вещества — это еще не мозг. Нет никаких оснований приписывать двум биологическим модулям какие-то сверхъестественные способности — они были и остаются не более чем скоплением нервных клеток, специализированных эволюцией для хранения и передачи данных.
Нет… Он даже тряхнул головой перед входом в кабинет фон Брауна, словно пытался отогнать наваждение этого рокового слова: биологический. Какая разница — живой или неживой, это был не более чем блок памяти, и нужен конкретный злой умысел, чтобы информация, помещенная в него на заводе-изготовителе, вдруг оказалась подмененной на воспоминания какого-то бомжа из Нью-Гарлема.
Анатолий достаточно хорошо разбирался в нюансах программирования андроидных машин и оттого еще более безнадежно недоумевал: его опыт не мог подсказать той червоточины, что вкралась в программные блоки, заставляя машины внезапно и необъяснимо менять свое поведение, совершая абсолютно неадекватные поступки, описанные Скрягиным в информационном пакете. Анатолий прочитал короткую справку о поведении тринадцати дройдов, и все это, вместе взятое, просто сводило его с ума. Он прекрасно понимал, что ни одна серийная машина не может действовать описанным образом, ведь роботом руководят инсталлированные на его носитель программы, которые жестко регламентируют каждый шаг и не предусматривают никаких вольностей, а тут… нападение на блокпосты периметра, причем с использованием холодного и огнестрельного оружия, полная свобода в выборе целей и средств их достижения, и на фоне этого — абсолютная дезориентация в пространстве и времени. Ни одна из захваченных машин не смогла ответить на вопрос о текущей дате и местном времени, но каждый из роботов необъяснимым образом был осведомлен о различных уголках Земли, на которой они попросту не бывали…
Конечно, в своих мучительных размышлениях Анатолий ни на секунду не забывал, что переписать руководящие андроидом программы в принципе возможно — мощностей и быстродействия современного процессора хватит, чтобы какой-либо злоумышленник смог превратить бытовую машину в примитивного насильника-отморозка, но для этого нужно долго и кропотливо работать над конкретным образчиком, полностью уничтожить его систему и вписать на ее место новую программную архитектуру.
От мысли, что нечто подобное могли сотворить тонкие серебрящиеся нити, опутывающие и пронзающие блоки биологической памяти андроидов, Толмачеву становилось жутко.
Он не был морально готов к встрече с неизведанным и слишком хорошо ощущал степень своего ужаса.
Дверь кабинета фон Брауна тихо затворилась за его спиной, негромко клацнув старомодным механическим замком.
* * *
Борт «Януса».
Семь суток спустя
Вопреки опасениям Диброва, вахта прошла вполне обычно.
Шесть раз он сменялся с Хью, уходя отдыхать в свою каюту с внутренним ожиданием, что странный сон повторится или его психическое расстройство даст знать о себе каким-то иным образом, но нет, шли дни, а с ним ничего не происходило.
И все же видение не прошло бесследно.
В период службы на кораблях военно-космического флота Андрей сталкивался со многими видами психических расстройств и отчетливо понимал, что космос — не место для шуток, тут нельзя махнуть рукой на какое-то незначительное отклонение в привычном укладе мыслей, рассудив, что все пройдет само собой.
И все же рассуждать уставным образом, опираясь на голые инструкции, когда речь идет о тебе самом, — занятие сомнительное и неблагодарное. Разум машинально начинает искать лазейки, оправдания и в конце концов находит их.
Они с Майкрофтом больше не разговаривали о самочувствии или сновидениях — после того неудачного полушутливого диалога при смене вахты оба старательно избегали подобных тем.
Рабочие будни пролетели достаточно быстро. Андрей нашел в себе силы успокоиться и ложился в гибернационную ячейку почти без страха — чуть шевелился в душе червячок сомнения: а вдруг все повторится? — но Дибров задавил его, подкорректировав систему жизнеобеспечения так, чтобы сон был более глубоким, чем обычно.
Колпак камеры медленно опустился, отсекая все шумы космического корабля, лишь тело ощущало легкие вибрации, ритмично пробегающие по переборкам в такт включению двигателей, — «Янус» уже начал маневр предварительного торможения.
Он уснул, сам не заметив момента перехода из реальности в грезы.
Это походило на вспышку света.
Создавалось ощущение, что он пропустил несколько дней показа в длинном сериале, повествующем о чужой жизни.
Интерьер был тот же: озаренная ослепительным сиянием лавовая пустыня, фрагмент рукотворного оазиса, притаившегося под сенью наклонной скалы, но чувства, мысли…
Чужое сознание опять вторглось в разум Диброва, совершив это с болезненной бесцеремонностью, будто его морально насиловал некто, обладающий чудовищной волей…
Он понял, что вторгающееся сознание возбуждено сверх всякой меры: существо по имени Кайл испытывало страх и отвращение.
…Кайл впервые видел Измененного так близко.
Тот факт, что он сам с недавнего времени мог считаться одним из них, никак не повлиял на его восприятие. Он по-прежнему ненавидел этих существ, хотя и не знал толком — почему? Он чувствовал, что от произошедших с ним несчастий это чувство стало лишь глубже и острее.
Затаившись в укрытии, он в напряжении смотрел, как хозяин оазиса — старик по имени Гоум — стоит, спокойно скрестив на груди руки, в ожидании, пока запыленные путники подойдут ближе.
Их было трое. Сзади, навьюченный поклажей, тащился изуродованный Серв обычного паукообразного вида, самого распространенного на Новом Селене. У механизма не хватало двух лап, и он комично прихрамывал, оставляя в пыли следы-полосы.
Кайл уже понял, что Измененных удобнее всего различать по степени их уродства. Этот критерий был, наверное, несправедлив, но нагляден.
Трое путников выглядели столь необычно, что Кайл, еще не свыкшийся с подобными картинами, ощутил дрожь: на них не было обычных для людей защитных костюмов, а тела прикрывал лишь минимум одежды.
Не отрываясь, он смотрел на приближающихся, все отчетливее осознавая, что они ничем не защищались от суровой реальности Нового Селена. Эти существа плевали на нее, не замечая ни изнуряющего зноя, разлившегося над желто-коричневым каменным морем, ни низкого содержания кислорода в разреженном, удушливом воздухе. Кожа всех троих была обезображена глубоко въевшимися серебрящимися пятнами металлической проказы, руки одного оказались сплошь покрыты рубцами, в которые металл въелся особенно сильно, на лице второго отсутствовал глаз, и вместо него в глазнице под тонко выщипанной бровью гнездилось нечто отвратительное, похожее на глубоко впившегося клеща, который постоянно шевелил своими лапками.
Третий Измененный поначалу внушил Кайлу особенное отвращение. У него серебристая проказа поразила половину лица, пробороздив его тонкими, ртутно поблескивающими прожилками, протянувшимися по правой щеке и исчезающими за ухом в пыльной, беспорядочно спутанной шевелюре, перехваченной узкой лентой, из-под которой выбивались скатавшиеся сосульками рыжие пряди.
Очевидно, эти въевшиеся в кожу серебристые нити доставляли Измененному неудобства — он постоянно подергивал пораженной щекой, время от времени поднимая руку и поглаживая изуродованную плоть кончиками пальцев.
Пока Кайл в напряжении разглядывал вновь прибывших, троица пересекла границу оазиса и остановилась.
— Привет, Гоум, — произнес тот из путников, у которого не было глаза.
Хозяин кивнул в ответ, по-прежнему держа руки скрещенными на груди.
— Привет, Онжилай, — ответил он. — Давно тебя не было видно в наших краях.
— Охотился на темной стороне… — небрежно обронил Измененный, устало присаживаясь на каменный поребрик, ограждавший ртутный пруд. — Тамошние Сервы сейчас идут на рынках по десять чимов за штуку.
Двое его спутников продолжали стоять. Механизм, на спину которого была навьючена поклажа, подогнул лапы, опускаясь в пыль с тихим, затухающим на низких нотах воющим звуком, и тут же утратил всякую схожесть с живым существом — просто покрытая пылью груда металла, на которую сверху навалили тюки с тряпьем…
— Хорошая цена, — кивнул Гоум, нарушая возникшую в разговоре паузу. — Но ведь и трудиться приходится изрядно, верно? — заметил он.
— Да, — коротко согласился с ним Онжилай. Он протянул руку и коснулся своего отсутствующего глаза. — Видишь, какой подарок я приволок с собой оттуда. Сможешь вытащить?
Гоум не спешил с ответом.
Несколько секунд он пристально смотрел на отвратительно шевелящиеся лапки.
— Сильно мешает? — наконец осведомился он. Онжилай подозрительно покосился на него здоровым глазом.
— Издеваешься? — с угрожающими нотками в голосе спросил Измененный.
— Нет. Даже не думаю. — Гоум продолжал смотреть на впившегося в глазницу металлического клеща. — Просто мне непонятно, почему ты тащился в такую даль? Разве ты не мог получить помощь раньше?
— Это не твое дело, — неприветливо буркнул Онжилай. — Я заплачу тебе тридцать чимов, если ты сумеешь обезвредить этот модуль.
Гоум покосился на спутников одноглазого.
— Ей тоже требуется помощь? — спросил он, взглядом указав на Измененного, который машинально поглаживал стягивающие щеку серебристые нити.
Великий Селен! Это была женщина!
Кайл едва не выдал себя, вовремя задавив готовое вырваться из пересохшего горла бессвязное восклицание.
Действительно, стоило присмотреться повнимательнее, и под пылью, пятнами проказы и заскорузлым подобием одежды начинал угадываться контур женского тела.
Она выглядела изможденной, а раньше, наверное, была красива. Неряшливые волосы, торчащие во все стороны из-под матерчатой повязки, закрывающей часть лба, казались пучком раздерганной во все стороны медной проволоки.
Жалкое зрелище. В другой момент вид изуродованной женщины показался бы Кайлу отвратительным, но разве он сам не выглядел так же, когда из последних сил полз сюда, уже не отдавая себе отчет, мираж перед ним или настоящий оазис?
Все познается в сравнении. Чувства слишком быстро и калейдоскопично менялись в душе Кайла, словно кто-то, забавляясь, встряхивал наполняющие его осколки мыслей, образов, ценностей. Раз встряхнешь — вспыхнет в душе злой огонек злобы, ненависти и отвращения, еще раз — и вдруг просыпается жалость, а вместе с ней и растерянность, непонимание происходящего, беспомощность, желание понять, кем же на самом деле является теперь он сам?
Женщина выступила вперед. Откинув выбившуюся из-под повязки слипшуюся от пота прядь медно-рыжих волос, она молча подставила свою щеку для осмотра.
— Похоже на плевок, — не дотрагиваясь до щеки, произнес Гоум, внимательно изучая въевшиеся в кожу стягивающие ее нити. — Как тебя зовут?
Она покосилась на Гоума, не меняя при этом своей напряженной позы, и в ее взгляде читалось недоумение, словно она хотела спросить: какое тебе дело до моего имени? Но все же ответила, вытолкнув сквозь зубы:
— Беат…
Гоум кивнул. Он явно что-то обдумывал, взвешивая в уме какие-то «за» и «против».
— Тебя, Беат, я возьмусь привести в порядок, а вот твоего Онжилая…
Лицо женщины внезапно исказилось.
— Я с ним не сплю! — прошипела она, и в этот миг Кайл, который не дыша наблюдал из своего укрытия за развитием событий, вдруг заметил, как вспышка непонятной ярости на мгновение разгладила ее черты, вернув им прежний облик.
Она была молода. Кайл мысленно содрогнулся, осознав, как сильно она, должно быть, страдает, если эта гримаса муки стала ее привычной мимикой, навсегда исказившей миловидные черты.
Гоум отступил на шаг назад, миролюбиво подняв обе руки.
— Стоп… Не так резко, девочка. Я не лезу в ваши взаимоотношения. — Он обернулся. — Онжилай, где ты подобрал этого милого, бешеного скварга?
— На темной стороне, — буркнул в ответ одноглазый. — Она подыхала в руинах. Пожалел.
— Ясно. — Гоум обернулся. — Значит, перед нами дикая, гордая, независимая девочка, мм… думаю, лет двадцати от роду, маленькое исчадие темной стороны? Прекрасно. Сколько раз этот грязный тип пытался тебя изнасиловать? — приподняв бровь, напрямую спросил он у Беат.
Она опять начала багроветь. На ее щеке от напряжения из-под серебрящихся нитей выступили крохотные капельки крови.
— Остынь, — осадил ее Гоум. — Я спрашиваю не из праздного любопытства. Если ему удалось это сделать, то ваши микромашины могли вступить во взаимодействие, а это осложнит лечение.
— Хватит нас расспрашивать, — вмешался в разговор Онжилай, которого раздражала, но не смущала развитая хозяином оазиса тема. — У меня ничего не вышло.
— Вот это уже лучше, — позволил себе улыбнуться Гоум. — Хоть одна приятная новость из вороха пакостей, что вы приволокли ко мне. Ну, а чем страдает наш молчун? — обратился он к третьему члену маленького отряда, который с видом полного безразличия уселся прямо на дорожку рядом с Сервом и проявлял во время разговора не больше эмоций, чем тот каменный поребрик, о который он оперся локтем.
— Отсутствием мозгов, — зло хохотнул Онжилай. — Мне кажется, я не слышал от него внятной речи с тех самых пор, как он сунул свои руки в улей микромашин. Они, наверное, свили себе новое гнездо в твоей башке, да, Даккар?
Измененный не ответил, продолжая сидеть с безразличным видом.
Онжилай хмуро посмотрел на Гоума.
— Ты ничего не сказал относительно моего глаза, — напомнил он.
— И не скажу. Сначала мне надо вас обработать, вымыть, осмотреть, а уж потом станет ясно, что я могу сделать.
— Но ты же сказал ей…
Гоум жестом прервал протест Онжилая. Он уже понял, что троих путников, кем бы они ни являлись в иной жизни, привела сюда крайняя нужда и никто из них не станет создавать серьезных проблем. По крайней мере, до той поры, пока они не получат желаемую помощь.
— С Беат мне все ясно. Я уже имел дело с подобными плевками и знаю, как с этим бороться. А вот ты и твой друг Даккар вызываете у меня серьезные сомнения. Боюсь, что я не сталкивался с такого рода изменениями. Остается надеяться на милость создателя, который не произвел на свет ни одной бесполезной микромашины.
Выслушав его, Онжилай насупился.
— Чем же может быть полезна эта дрянь?
— Пока не знаю, — пожал плечами Гоум. — Но опыт подсказывает, что ни один модуль на Новом Селене не существует просто так. У каждого есть своя неповторимая функция, разгадать которую — удача для любого исследователя. Мы потеряли слишком много знаний в период темных тысячелетий, потому и ходим сейчас вот так, — он выразительно указал на Беат, которую снова скрутило, изменив до неузнаваемости и черты лица, и саму фигуру, превратив человека во что-то непотребное, скрюченное, готовое подохнуть прямо на твоих глазах…
— Твои предварительные условия я принял, — добавил Гоум, обращаясь к одноглазому. — Девушку я возьмусь вылечить бесплатно, а вот что делать с твоим другом? Ты согласен нести расходы на его обследование?
Онжилай покосился на Даккара, который безразлично продолжал смотреть в одну точку.
— Когда-то он был моим компаньоном, — наконец вздохнул одноглазый. — Ладно, пусть Селен смилуется над ним. Я оплачу его лечение.
— Отлично, — подытожил результат переговоров Гоум, не скрывая своего облегчения от того, что ситуация разрешилась без особых проблем. — Ты знаешь мои правила, Онжилай. На территории оазиса командую я. Кто не желает подчиняться моим указаниям, может проваливать немедленно. — Он повернулся к Беат и смотрел на нее, пока не дождался утвердительного кивка. — Тогда прошу всех следовать за мной, но прежде я бы хотел представить вам своего помощника. — Гоум обернулся к зарослям металлизированного кустарника и позвал: — Кайл, выходи.
Пока юноша выбирался из сплетения ветвей, цепляясь за них вверенным ему громоздким оружием, Онжилай, напрягшийся было от такого оборота событий, вдруг расхохотался:
— Вот, значит, как? Держал все это время нас на мушке, старый пройдоха?
Гоум пожал плечами.
— Мир жесток. Разве ты не проявил бы подобной предусмотрительности на моем месте?
Онжилая, видимо, охватил приступ веселой откровенности. Он криво усмехнулся и вдруг заявил, глядя на выбирающегося из кустов Кайла:
— На твоем месте, Гоум, я бы перестрелял подобную компанию, движущуюся в моем направлении, еще вон там… — Он указал на одинокий валун, отбрасывающий короткую черную тень метрах в пятистах от оазиса.
— Спасибо за откровенность, — в свою очередь, усмехнулся Гоум. — Это не в моем стиле, ты же знаешь.
— Потому и пришел, что знаю, — оборвав смех, ответил одноглазый и тут же переспросил, внимательно глядя на Кайла: — С каких это пор ты начал пригревать у себя людей?
В его голосе не было злобы или ненависти — в нем ясно прозвучала глухая реальная угроза.
— Он не человек, — спокойно ответил ему Гоум. — Такой же Измененный, как я и ты. Покажи ему, Кайл, — потребовал хозяин, заметив, что губы Онжилая дрогнули, кривясь в недоверчивой, не предвещающей ничего доброго усмешке.
Щеки Кайла вспыхнули румянцем точно так, как это несколько минут назад случилось с Беат.
С какой это радости я должен оголяться перед одноглазым уродом? — говорили его глаза, выцветшие от внезапной вспышки бесконтрольного, ничем не оправданного и не свойственного юноше гнева.
Он еще не знал, что это микромашины, попавшие в его кровь, необратимо изменили биохимический баланс в пользу наиболее эффективного, основанного на яростной борьбе выживания…
— Я же сказал, покажи ему! — повысив голос, прикрикнул на Кайла Гоум, заметив, что побелевшие пальцы юноши впились в ложе метательного оружия.
— Ты смотри, сервеныш недоделанный! — Онжилай, видно, был морально готов к драке в любую секунду, не расслабляясь ни на миг в своей полной опасностей жизни. Он встал одним тягучим, плавным движением, и в его руках, словно по мановению злой силы, тут же сверкнул длинный, не предвещающий ничего, кроме смерти, серометаллический клинок с несколькими сенсорными переключателями на замысловато инкрустированной рукояти.
Кайл не знал, что за сила владела им самим в тот момент. Непонятная вспышка ярости затмила разум, выбила из головы все иные чувства, не оставив места даже элементарному инстинкту самосохранения. Не он владел ситуацией, а ситуация владела им. Не было ни смысла, ни повода, чтобы причинять неприятности Гоуму, но в эти секунды Кайл даже не вспомнил о своем спасителе, как не вспомнил и самого себя, остолбеневшего при первой в его жизни стычке с Сервами…
…Они совершили роковые движения фактически одновременно.
Палец Кайла утопил спусковую скобу метательного оружия, освобождая сжатую пружину, а Онжилай неуловимым глазу движением резанул клинком снизу вверх, без видимых усилий, с жутковатой усмешкой на губах и ледяным блеском во взгляде единственного глаза.
Две половинки металлической стрелы полетели по сторонам, с жалобным звоном ударившись о каменный парапет искусственного водоема, а Онжилай, не останавливая начатого движения, подался вперед, вытягивая руки, и его клинок жестко ударил по цевью самострела, выбив оружие из рук Кайла.
Юноша не успел ни отскочить, ни испугаться. Он лишь ощутил, как самострел вырвало из пальцев, а затем что-то холодное, шуршащее коснулось его груди и одежда распахнулась сама собой по всей длине косого разреза…
Он охнул, отступив на шаг назад, и вдруг осознал, что стоит абсолютно голый и безоружный, но на его груди при этом не было раны — на коже не выступило ни единой капельки крови.
— И вправду Измененный, — удивился Онжилай, взглянув на серебристые пятна видоизмененной Гоумом проказы, которые прижились на ключицах Кайла. — Классно сделано, — прищелкнул он языком, убирая за спину свой страшный клинок. — Жаль, что мне в свое время не повстречался такой мастер, как ты, Гоум.
На Кайла он больше не обращал никакого внимания, но, заметив, что хозяин оазиса покосился на своего подопечного, небрежно обронил:
— Тебе стоит вбить в его голову немного послушания, а то ведь забредет к тебе какой-нибудь незнакомый урод, потом горя не оберешься.
* * *
Это был первый в его новой жизни урок.
Гнев Кайла иссяк так же внезапно, как вспыхнул, а оставшуюся на его месте сосущую пустоту тут же заполнил целый сонм противоречивых чувств.
Во-первых, пришел запоздалый страх, во-вторых, он испытал жгучий стыд перед Гоумом. В-третьих…
Да что там говорить… Кайл ощущал себя полным идиотом. Униженный, голый, он стоял, не зная, что ему делать, и в этот миг ненавистный Измененный вдруг подошел к нему и потрепал по плечу.
— Со мной было хуже, — внезапно произнес он. — Учись не давать волю чувствам, а если уж дал, так сумей довести свою ярость до логического конца. — Он опять жутковато усмехнулся и выразительно чиркнул себя ребром ладони по горлу.
Кайл, дрожа и краснея, потянулся за разрезанной на две половины одеждой, а Онжилай, больше не обращая на него внимания, пошел вслед за Гоумом в глубь оазиса.
Подняв распоротый надвое защитный балахон, за который его сознание по инерции цеплялось, как за последнюю реликвию, оставшуюся от прошлой, утерянной навсегда жизни, Кайл вдруг ощутил на себе еще один взгляд и невольно поежился.
Резко обернувшись, он увидел Беат, которая стояла, беззастенчиво разглядывая его.
Кайл машинально закрылся одеждой, а она пожала плечами и тоже пошла в глубь оазиса к приземистым постройкам, сложенным Гоумом из серой, нарезанной прямоугольными блоками вулканической породы.
Никто не осудил его, не наказал за спонтанную вспышку гнева, словно выплеснувшаяся наружу ярость являлась в этом новом для Кайла мире нормой.
* * *
Последующие часы оказались настолько перенасыщены событиями, что Кайлу попросту некогда было вспоминать о своем недавнем поведении и жестоком, полученном от Онжилая уроке.
Гоум действительно взялся врачевать пришедшую к нему троицу, если, конечно, тут уместен термин, означающий исцеление живого организма.
Только вдоволь насмотревшись на Измененных, Кайл смог наглядно убедиться, какую неоценимую услугу оказал ему старик. Если бы металлическая проказа, поразившая его раны, получила возможность свободно распространяться по телу, то один Селен ведает, каков был бы облик юноши спустя пару месяцев после инфицирования.
Онжилаю и его молчаливому другу Даккару повезло в этом смысле намного меньше — их тела были в буквальном смысле изуродованы: участки серебристой, насыщенной металлом кожи, как модифицированной впоследствии, так и самостоятельно переродившейся в негнущийся, неприятно поблескивающий покров, перемежались со здоровой плотью в хаотичном беспорядке, отчего тело нагого Онжилая казалось раскрашенным под пустынный камуфляж, какой иногда наносят на свои защитные балахоны человеческие воины.
Прежде всего Гоум загнал троих путников в палатку из грубой водонепроницаемой ткани, где они долго и тщательно мылись под его беззастенчивым, строгим контролем. Когда с их тел была удалена вся пыль и грязь, а плоть неприятно засверкала пятнами пораженных участков, Гоум, не успокоившись на этом, обрил всех наголо, пощадив лишь Беат, которой он оставил на голове сантиметровый ежик медно-рыжих волос.
Кайл, который выполнял роль разнорабочего, таская воду, относя в специальный очаг тряпье, которое когда-то было одеждой, а теперь могло называться разве что лохмотьями, поначалу старался не смотреть на Измененных, но, когда разделась Беат, он не выдержал — скосил глаза в ее сторону.
Беат действительно была молода, чуть старше его самого, может, на год или два — в таком возрасте различия почти не ощущаются. Она оказалась вполне сформированной женщиной, и Кайлу оставалось только внутренне изумиться, как сильно искажала, уродовала ее облик та гнусная, на его взгляд, одежда, которую он только что отнес в очаг и сжег, испытав при этом непонятное удовольствие.
Мысли о Беат после брошенного на нее украдкой взгляда становились все навязчивее. Он гнал от себя ее образ, но тот упорно маячил перед мысленным взором Кайла…
…В ложбинке между ее грудей неприятно поблескивал металл, да еще одно обработанное пятно овальной формы расползлось по бедру. Оба очага поражения, насколько мог судить Кайл, были локализованы достаточно быстро, и изменения в структуре тканей не успели глубоко проникнуть в ее организм.
По-видимому, как и в его случае, рядом с Беат в момент Изменения находился кто-то более старший и опытный. Чья-то добрая рука ограничила очаги поражения и не только остановила распространение металлизированных пятен, но и модифицировала их, придав податливой в тот момент поверхности пораженных участков форму универсальных разъемов, куда впоследствии, при желании самого измененного, можно было подключать внешние устройства.
Кайл еще слабо разбирался в тонкостях того искусства, которым владел Гоум. Он мог наблюдать лишь внешнюю часть процесса, а суть происходящего при этом в большинстве случаев оставалась за кадром.
Первой в руки целителя попала Беат. Онжилай попробовал было протестовать, но Гоум просто не стал его слушать, напомнив, что тут распоряжается он.
Беат уложили на жесткий стол из полированного камня.
Гоум принес поднос со склянками, в которых были насыпаны или налиты различные вещества. Чтобы Кайл не путался, он называл их просто: желтый порошок или фиолетовая жидкость.
Поначалу процесс лечения шел однообразно и утомительно. Гоум требовал различные реактивы, которыми он обрабатывал пораженные участки кожи, а затем долго, иногда по полчаса кряду, наблюдал за малейшими изменениями в структуре пораженных тканей, за их цветом, плотностью и иными, ведомыми только ему признаками.
Все это время Кайл вынужден был стоять подле, не смея заговорить с Гоумом, который, насупясь, молчал, изредка проводя по обезображенной коже особой металлической палочкой, острой с одной стороны и уплощенной на другой.
Маясь от вынужденного безделья, Кайл волей-неволей смотрел на Беат. Несколько раз они встречались взглядами, но она тут же отводила глаза, словно мучительно стыдилась всего происходящего с ней.
Кайлу было понятно и знакомо это чувство, он лишь подумал, что, имея на своем теле два измененных пятна, глупо переживать по поводу третьего.
Участок пораженной кожи, куда попало то, что Гоум назвал «плевком», находился на правой стороне ее шеи. Серебристая проволока, пронзающая плоть щеки и причиняющая Беат особенно сильные мучения, видимо, появилась не так давно вследствие разрастания пораженного участка.
Девушка лежала, уставившись в потолок. Когда Гоум начал пальцами растягивать кожу на пораженной щеке, из уголков ее глаз ручьем брызнули слезы.
— Зеленую жидкость, Кайл, быстро.
Юноша подал Гоуму нужную склянку, и старик принялся своей палочкой, смоченной в ядовито-зеленом растворе, выглаживать щеку Беат, двигаясь вдоль глубоко въевшихся в кожу нитей.
Она скривила губы, терпеливо вынося боль.
Нити засеребрились, потом вдруг начали тускнеть.
— Придется потерпеть, милая… — произнес Гоум. — Сейчас я попробую их убрать.
Беат, лицо которой было белым, как лист бумаги, едва заметно кивнула.
Старик обернулся к Кайлу.
— Держи ее голову, — приказал он.
Юноша повиновался. Он сам был взволнован и напрягался каждый раз, как только инструмент касался покрасневшей, распухшей плоти вокруг нитей.
Гоум, действуя острыми щипчиками, обкусил одну нить у основания, там, где она сливалась с безобразным пятном. В месте вмешательства выступило несколько капель крови.
— Сожми зубы, — посоветовал он.
Беат опять едва заметно кивнула. Слезы продолжали сбегать из уголков ее глаз, скользя по пальцам Кайла, который ладонями сжимал ее виски.
Он ощущал ее страдания и страх. В эти минуты в его душе что-то смешалось, одни понятия теряли свою опору, другие незаметно обретали почву под собой. Юноша почти не помнил своей собственной физической боли, но моральные муки были еще так свежи, что он понемногу начинал видеть ситуацию совсем в ином свете. Разве человек пойдет на добровольные муки, станет терпеть адскую боль, мириться с уродством своей плоти?
Нет, конечно.
Значит, изменения, по своей сути, события случайные, произошедшие в силу каких-то неподвластных человеку обстоятельств, и они — действительно проказа, болезнь, но разве следует презирать, ненавидеть и уничтожать больных?
Это был безответный вопрос, заданный самому себе. Для каждого эта дилемма решается по-своему. Кто-то, кого не коснулась беда, возможно, лишь фыркнет, заявив, что источник болезни нужно уничтожать, вырывать с корнем, а кто-то, напрямую вкусивший этой горечи, осознающий, что больной остается человеком, станет действовать и думать как-то иначе.
Вот Гоум наверняка относился к последней категории.
Его действия были болезненными по отношению к пациенту, жестокими из-за элементарного отсутствия анестезирующих средств, но оправданными с точки зрения практического выживания.
Взяв пинцет, Гоум ухватил конец нити и резко потянул за него.
Раздался отчетливый хруст.
Голова Беат дернулась, рот раскрылся в немом крике, Кайлу казалось, что его самого пронзила эта боль, когда серебристая нить с неприятным звуком начала извлекаться из ее щеки.
Эта кошмарная процедура повторилась шесть раз.
На пятой нити Беат не выдержала и потеряла сознание. Заметив это, Гоум удовлетворенно хмыкнул.
Ладони Кайла вспотели от напряжения.
— Пока все, — к его неописуемому облегчению объявил старик, вытащив шестую нить. Щека Беат после операции покраснела и распухла.
— Присыпь ей следы от нитей желтым порошком. Пусть он смешается с кровью и засохнет, — распорядился Гоум, не глядя больше на потерявшую сознание женщину, словно, удалив проказу, он утратил к пациентке всякий интерес. — Если вдруг очнется, не позволяй ей крутить головой. Я скоро вернусь. — С этими словами он просто вышел, перейдя в соседнее помещение и оставив Кайла наедине с измученным, кровоточащим, бессознательным телом.
Его руки дрожали, когда он выполнял наставления жестокосердного старика. Сделав все, как приказывал Гоум, Кайл снова встал в изголовье и сжал ладонями ее виски на тот случай, если Беат внезапно придет в себя и начнет дергаться от боли.
Шли минуты, но она не приходила в сознание.
Кайл стоял в напряженной позе, глядя на ее черты, на коротко стриженные волосы, которые стали еще больше похожи на короткий проволочный ежик из-за своего медно-рыжего цвета.
В его короткой и достаточно однообразной в недалеком прошлом жизни не было никакого опыта общения с женщинами. Как и любой подрастающий юноша, он с определенного момента стал поглядывать на представительниц иного пола несколько иными глазами, но реального случая понять, что за смутные чувства тревожат его разум, у Кайла попросту не было.
И вот сейчас этот миг наступил.
Как ни противоестественной могла показаться эта ситуация, но Беат оказалась первой, на кого Кайл смотрел как на женщину.
Чувство, обрушившееся на него, показалось юноше ошеломляющим. Он ощущал под своими ладонями тепло ее кожи, и те муки, которые он сопереживал вместе с ней несколько минут назад, сделали его взгляд не постыдным, а теплым, понимающим, нежным, гладящим ее кожу и…
Он вдруг понял, что Беат пришла в себя и вот уже несколько секунд смотрит на него. Ее губы были чуть приоткрыты, дыхание стало неровным, прерывистым.
Кайл не успел смутиться или испугаться. Они встретились глазами, и он понял, что голова Беат под его ладонями дрожит.
— Я, наверное, умру… — тихо, но внятно произнесла она.
Кайл отчаянно затряс головой.
— Нет. Не думай об этом.
— Я боюсь. Мне говорили, что когда это проникает в мозг, то наступает смерть… Человек становится дебилом, как Даккар. Ему, бедняге, уже не поможет никто…
Кайл содрогнулся от этих тихих, как само дыхание, слов.
— Не надо думать о плохом. Гоум тебе поможет.
— Я боюсь… — повторила она, и ее взгляд вдруг опять начал тускнеть.
— Постой… — Кайл запаниковал. Ему хотелось помочь ей, как-то облегчить страдания, но он не знал, что следует делать, и стоял, лишь сильнее сжимая ее виски своими ладонями, так что короткие волосы Беат впивались в его кожу.
Ее блуждающий взгляд остановился на шее Кайла, где на тонкой, но прочной цепочке висел медальон размером с небольшую бусину. Такие личные метки выдавали в городе всем воспитанникам муниципальных учебных заведений.
Почувствовав, куда она смотрит, Кайл отнял одну ладонь от ее головы и дрожащими пальцами на ощупь расстегнул замок цепочки.
— Возьми. — Он нагнулся, вложил медальон в ее руку и легким усилием сжал ее пальцы в кулак. Это было наивно, но ему казалось, что он поступает должным образом. — Это поможет тебе, — внезапно добавил он. — Держи его крепко, и ты не умрешь.
Их диалог нарушило возвращение Гоума. Старик вошел с какой-то шкатулкой в руке и положил ее на стол у изголовья Беат.
— Очнулась? — спросил он, пристально посмотрев на юношу.
Кайл кивнул, стараясь избегать его проницательного взгляда, будто и вправду совершил что-то постыдное.
— Ну-ну… Сейчас посмотрим. — Гоум присел, разглядывая обработанное кем-то пятно на ее бедре. — Что-то я не припомню таких мастеров… — через некоторое время произнес он, закончив исследование сформированных чьей-то твердой рукой выступов и впадин на месте посеребренной кожи. — Эта форма гнезд мне незнакома. Кто формировал их тебе?
Беат молчала. Поджав губы, она смотрела в потолок, а ее взгляд вдруг стал мертвым, ненатуральным. Гоуму это не понравилось, но он сдержался.
— Ладно. Тогда ограничимся стандартным модулем выживания. — Он открыл принесенную с собой шкатулку. — Если ты не солгала мне, девочка, то прошло достаточно времени после изменения, и это новое пятно на твоей шее уже вступило в контакт с нервной и кровеносной системами. Сейчас я лишу эту колонию возможности размножаться и попробую сформировать из внедрившейся в тебя пакости что-нибудь полезное. А ты потерпи и подумай, может, захочешь все-таки ответить на мой вопрос хотя бы из элементарной благодарности?
Беат продолжала молчать, глядя в потолок, и Гоуму пришлось заняться делом.
Опять Кайл подавал ему различные реактивы из склянок, которыми Гоум последовательно обрабатывал серебрящуюся поверхность пятна на ее шее, пока оно не утратило своего ртутного блеска, приняв серо-стальной оттенок.
Спустя полчаса, потыкав в пятно палочкой, Гоум нашел состояние размягчившейся поверхности вполне удовлетворительным и извлек из шкатулки металлический модуль, легко разнявшийся в его пальцах на две половины.
— Модуль выживания, — пояснил он, обращаясь к Кайлу. — Тебе я поставил точно такой же в правое предплечье. Смотри, как это делается. — Он взял в пальцы половинку устройства, на плоскости которого виднелись ряды углублений. — Это приемная часть, она вживляется в организм. Я нейтрализовал колонию внедрившихся в кожу металлических бактерий, они вскоре умрут, и тогда участок металлизированной кожи станет твердым. Ну а пока они мягкие и податливые, нужно успеть сформировать пятно. — С этими словами он взял приемную часть приспособления и вдавил его в кожу Беат.
Она тихо вскрикнула, когда эта половинка на сантиметр утонула в ее матово отсвечивающей плоти.
— Прижать и подержать минуту, — прокомментировал Гоум.
Кайл смотрел на эту операцию расширенными глазами, представляя, как хозяин оазиса совсем недавно проделывал то же самое с ним самим.
— Замечательное устройство, — прокомментировал Гоум, отнимая руку. — В эти гнезда могут подключаться до десятка приспособлений, извлекающих из окружающей среды кислород, питательные вещества или же энергию в чистом виде. Если нет специально выращенных насадок, то подойдет и вторая, ответная часть. В ней содержатся микромашины, которые живут за счет тепла человеческого тела. Они выполняют полезную симбиотическую функцию, питая организм, который снабжает их энергией. Единственное неудобство: они размножаются приблизительно раз в полгода, выбрасывая свои споры. Если соблюдать осторожность, это безопасно, к тому же из собранных спор можно, при надлежащем усердии, вырастить новый модуль для вживления. — Заметив, что Кайл недостаточно внимательно относится к его словам, Гоум добавил уже более строго: — Ты не глазей по сторонам, а слушай. Эти знания собирались веками, по крохам, и один Селен ведает, сколько людей умерло в муках, пока кто-то не распознал назначения этих модулей и не научился трансформировать пятна проказы в полезную соединительную ткань.
Ворчание Гоума не мешало ему работать — пальцы старика, вооруженные тонким металлическим стержнем, медленно перемещались вдоль вживленной секции импланта, поверхность которой содержала множество ответных соединительных гнезд. Все происходящее на его глазах казалось Кайлу если не чудом, то невероятным таинством. Он не мог объяснить значения большинства производимых Гоумом операций, но замирал каждый раз, когда тонкое, заостренное в виде иглы стило касалось той или иной части вживленного модуля. Если на противоположной оконечности этого непонятного инструмента вдруг загоралась трепетная зеленая искра, то Гоум удовлетворенно кивал головой, переходя к следующему участку, если же нет, то он начинал втыкать длинную иглу под кожу Беат, пытаясь добраться до неведомой Кайлу цели. Не зная точного смысла совершаемых действий, юноша замечал лишь гримасу боли, от которой беспомощно и некрасиво кривились ее губы, да капельки холодного пота, выступающие на лбу молодой женщины. Удивительно, как терпела она эту процедуру, больше не издав ни единого стона.
Наконец Гоум удовлетворился сделанным. В последний раз потыкав иглой в установленный имплант, он разогнулся и посмотрел на Кайла, который стоял в напряженной позе, машинально закусив губу.
— Читать умеешь? — внезапно спросил он.
Кайл, мысли которого были сосредоточены в этот миг совсем на другом, растерялся.
— У-умею… — заикнувшись, наконец ответил он.
— Надо бы дать тебе пару старых книг, где описана суть процесса, — себе под нос проворчал Гоум и добавил уже громче: — Чтоб в следующий раз не смотрел на меня, как на изувера.
Видя, что юноша смутился еще больше и не находит слов для ответа, старик взглядом указал на обессилевшую Беат:
— Неси ее в соседнюю комнату и дай две желтые пилюли, они там приготовлены на подносе. Пусть спит, а мы с тобой займемся Онжилаем.
* * *
Лечение одноглазого Измененного оказалось более сложным и болезненным, чем операции, произведенные над Беат.
Гоум вел себя с ним несколько иначе, чем с женщиной.
— Садись и запрокинь голову, — резким, каркающим голосом приказал он, когда Онжилай вошел в комнату. Из одежды на нем была лишь чистая набедренная повязка. Кайл, который стоял за массивным стулом с высокой спинкой, смотрел сейчас на множество рубцов и шрамов, покрывавших кожу воина, думая при этом, что по отметинам, наверное, можно прочитать всю его жизнь, вот только судить, длинна она была до сей поры или коротка, не взялся бы и сам Гоум. Большинство шрамов затягивала серебрящаяся пленка, не позволяющая прикинуть на взгляд — свежие это рубцы или давние? По ртутным отметинам ясно было одно — получены они при столкновениях с Сервами.
Как же так, подумалось Кайлу, ведь всегда считалось, что Сервы и Измененные лучшие друзья… сообщники!..
Перехватив его взгляд, Онжилай криво усмехнулся. Неизвестно, о чем он подумал в этот миг, но комментировать свою ухмылку не стал, лишь сверкнул на Кайла своим единственным глазом да скривил уголки губ.
— Пристегни его ремнями к креслу, — приказал Гоум, бросая Кайлу связку прочных матерчатых полос с застежками на концах. — А ты, — обратился он к Онжилаю, — сиди и терпи. Стул прикручен к полу, если тебе интересно.
Воин кивнул.
В школе Кайлу внушали, что беззастенчиво пялиться на людей, особенно если они отмечены печатью физических недостатков, неприлично, но сейчас он был не в городе, да и поделать ничего не мог — его взгляд нет-нет да и соскальзывал на ту механическую тварь, что обосновалась в глазнице Измененного.
Создание было совсем небольшим, и оно полностью перекрывало глазницу. То, что издали казалось лапками, на самом деле не имело никаких суставчатых соединений и больше походило на гибкие металлизированные усики.
Некоторое время Гоум не начинал никаких действий, приглядываясь к этому невиданному включению в человеческую плоть.
— Когда ты потерял глаз, Онжилай? — в своей обычной манере неожиданно спросил он.
— Три стандартных года назад, — не задумываясь ни на секунду, ответил ему воин.
— Изменения были?
— Нет, — покачал головой Онжилай. — Чистый удар от воина-человека. Его клинок был стерилен, как луч света. Никакой дряни, только крови много вышло.
— Понятно… — Гоум опять склонился, разглядывая металлического клеща. — Похоже на какой-то модуль, не находишь?
Воин пожал плечами. Откуда мне знать, говорил этот жест.
— Он так и прыгнул на тебя, в таком вот виде? — продолжал расспрашивать старик.
— Нет, — внезапно признал воин. — Это был плевок.
Невозмутимость Гоума как рукой сняло.
— Ты серьезно?! — Он недоверчиво посмотрел на Онжилая. — Плевок, как в случае с Беат? Ты ничего не путаешь?
Онжилай скривился, потом вдруг хохотнул, словно ему на ум пришла неожиданная веселая мысль.
— Придется тебе верить мне на слово, старик… Единственный мой свидетель — это Даккар, а из него, сам видишь, рассказчик никакой.
Гоум, неосознанно теребивший в пальцах свой щуп, который он после операции с Беат тщательно промывал в каком-то растворе, вдруг насупился.
— Ну-ка расскажи подробнее.
— Нечего рассказывать, — нахмурился Онжилай. — Это были обычные плюющиеся кусты. Думаю, мы просто подошли к ним в неудачное время, когда эти твари начинают стадию размножения. Даккару уже тогда было все равно — одним пятном больше, одним меньше, он почти не разговаривал, только мычал иногда, а вот я сплоховал, подставился. Вообще-то плевок попал мне в ворот, и немного брызнуло на щеку, но я быстро отер капли, подумав, что обойдется, тем более что к тому времени стоны девочки уже были слышны вовсю. Она валялась у самого основания отдельно растущего куста и корчилась от боли. Я вынес ее оттуда, а потом, когда нашел время осмотреть себя, понял, что дела плохи, — там, куда попали брызги, уже поползло серебро. Я обработал его обычным составом, но не помогло. Когда стал глядеть во второй раз, часа через три после плевка, вся эта дрянь сползла со щеки и собралась в глазнице. — Онжилай нервно дернул плечами и добавил: — То, что ты сейчас видишь, сформировалось на третьи сутки, примерно неделю назад.
На Гоума рассказ произвел самое неожиданное впечатление. Впервые за две недели пребывания в оазисе Кайл видел старика в явном замешательстве.
— Из плевка вырос модуль… — бормотал он себе под нос, глядя куда-то в стену, словно там было прозрачное окно. — Хм… Плюющиеся кусты… Почему, спрашивается, у девочки не выросло никаких модулей, а потянулись эти нити? Странно… — Он отошел к низкому столику и принялся перебирать склянки с реактивами, расставленные на подносе.
— Вот что, Онжилай… — спустя некоторое время произнес Гоум. — Я не готов прямо сейчас удалять его. Мне нужно подумать.
Воин, который до этого времени сидел абсолютно невозмутимо, резко повернул голову.
— Мы так не договаривались.
Гоум попытался объяснить свою позицию, но мало преуспел в вопросе взаимопонимания с рассерженным Измененным.
— Ты пойми, мир Нового Селена не возник сам по себе, — начал растолковывать старик. — Его создали много тысячелетий назад выходцы со Старого Мира.
— Ну и что? — насупившись, переспросил Онжилай.
— Все, что существует на поверхности Нового Селена, завезено сюда извне, — терпеливо попытался объяснить ему Гоум, но благодарного слушателя старик получил разве что в лице Кайла, который, затаив дыхание, ловил каждое его слово. — Если отбросить сейчас вопрос о божественности Создателя, то можно сказать, что жизнь на Новом Селене подразделяется на две резко отличающиеся друг от друга категории: Живое и Неживое. Живое подчиняется одним законам, Неживое — другим…
— Ты, видно, бредишь, старик, — оборвал его Онжилай. — Если возня с девчонкой тебя утомила, то так и скажи, что устал и не хочешь заниматься мной сегодня.
— Да нет же, — попытался вразумить его Гоум, но Онжилай неожиданно резко оборвал старика:
— Тогда делай свое дело и нечего юлить. Потом, если захочешь, я отведу тебя на темную сторону к этим кустам, благо граница недалеко. Пусть тебе пометит рожу эта дрянь, вот тогда и будешь восторгаться ею.
Гоум не обиделся, лишь тяжело вздохнул, глядя на воина.
— Дело твое.
Кайл мог поклясться, что во время операции Гоум несколько раз порывался прервать ее, и все же, покосившись на свирепую рожу Онжилая и бугристые мышцы его рук, он не рискнул дать волю своим желаниям. Случись что, и ремни вряд ли удержат воина на хлипком стуле. С определенной категорией людей лучше играть по заранее оговоренным правилам.
Кайл в этой ситуации принципиально не мог встать на чью-либо сторону — его знания о мире, где он неожиданно оказался, были скудны, смехотворны, но с эмоциональной точки зрения ему было непонятно, почему старик поглядывает на металлического клеща, оккупировавшего глазницу воина, со скрытым восторгом и явным нежеланием убивать его.
Великий Селен… Как же можно симпатизировать твари, которая впилась в человека и паразитирует на нем? Мысль была острой, требующей какого-то ответа, но его не находилось, как ни крути. Кругом обнаруживалось столько загадок, что в иные моменты у Кайла голова шла кругом.
Гоум тем временем уже обработал глазницу воина несколькими составами. Прижигания, примочки явно не понравились той твари, что впилась Онжилаю в выбитый глаз. Щупальца-усики усиленно зашевелились, осязая воздух и не находя источника едких растворов, потом эти неприятные волнообразные движения пошли на убыль и наконец прекратились совсем.
— Подох? — лаконично осведомился Онжилай, который, оказывается, видел свое отражение на изогнутой стенке полированного сосуда для воды.
— Клянусь Яростью Неба, это был модуль, — буркнул ему в ответ Гоум, продолжая заниматься своим делом. — Ты упрямый болван, Онжилай, вот увидишь.
— Что я увижу? — опять набычился воин.
— Потерпи. Сниму его, тогда посмотрим.
После этой недовольной фразы Гоума в комнате опять установилась тишина, нарушаемая лишь звуком дыхания трех человек да редким позвякиванием инструментов.
Наконец твердый материал обездвиженной твари начал размягчаться под воздействием химических реактивов.
— Держи его! — Гоум выразительно кивнул Кайлу на Онжилая. — А ты постарайся не дергаться, сейчас будет больно.
Кайл понял, что никогда не забудет этой картины: окровавленное, наполовину сформированное глазное яблоко, которое пытался вырастить измененному воину маленький Серв… Это было так поразительно и отвратительно одновременно, что находилось вне понимания и восприятия. Кайл стоял, глядя на окровавленную глазницу Онжилая, и хватал загустевший вдруг воздух непослушными, онемевшими губами.
Гоум аккуратно положил оторванный от плоти полусферический модуль на специально приготовленный поднос и дал Онжилаю зеркало.
— Придурок, — обронил он, когда бледное лицо воина начало вытягиваться от удивления — Онжилай наконец смог разглядеть зародыш нового глаза, который начал формироваться в изуродованной глазнице.
— Это был неизвестный тип модуля, причем крайне полезный!
Больше Гоум не добавил ничего — ушел, крайне раздосадованный, и долго сидел на парапете, обрамляющем ртутный пруд, о чем-то размышляя в мрачном одиночестве.
Никто не решился потревожить его, даже Онжилай.
* * *
Ночью, пока все спали, произошло два события, в корне изменившие жизнь Кайла.
Во-первых, исчезла исцеленная Беат, а во-вторых, умер Даккар.
Это обнаружил сам Гоум, который спал мало и встал раньше других.
— Проклятие! — Этот вырвавшийся у старика возглас разбудил Онжилая, а тот, вскочив, в свою очередь, растолкал Кайла, чувствительно пихнув его ногой.
— Вставай! Что-то случилось!
Кайл вскочил как очумелый.
Первые несколько секунд он не понимал, где находится и что происходит вокруг. Во сне юноше казалось, что он вернулся к людям и снова толкает ворот городского шлюза, так что ему потребовалось время, чтобы окончательно вырваться из мира грез и осознать действительность.
За тонкой перегородкой вновь раздались возбужденные голоса.
Кайл оглянулся. Столь бесцеремонно оборвавшего его сон Онжилая уже не было в комнате, и, видимо, второй голос за стеной принадлежал ему.
— Да не знаю я! — услышал Кайл его злой, озадаченный возглас. — Она что-нибудь украла?
В ответ раздалось глухое, неразборчивое ворчание Гоума, за которым последовал уже более внятный вскрик:
— О Селен! Она убила его!
Этот крик заставил Кайла сорваться с места.
Вбежав в соседнюю комнату, он увидел Онжилая, свирепо вытаращившего свой единственный глаз, и Гоума, медленно отступающего к стене.
Даккар, которого он осматривал накануне, лежал на полу, вытянувшись как струна. В его теле, казалось, напряжен каждый мускул, но самое страшное заключалось не в этом: голова немого спутника Онжилая была отделена от тела!..
Кайл тоже попятился, с трудом сдерживая подступившую к горлу тошноту.
— Мерзкая тварь… — прошипел Онжилай, глядя на мертвого Даккара. Кому адресовалось сорвавшееся с губ воина проклятие, не вызывало никаких сомнений — постель Беат была пуста и уже успела остыть…
Кайл расширенными от ужаса глазами смотрел на труп.
Крови почти не было — лишь небольшое, уже подсохшее пятно темнело под наголо обритым затылком Даккара. О том, что его голова более не связана с туловищем, свидетельствовал едва заметный, тонкий как волос, круговой порез на шее.
— Чем это сделано? — вопросительно хмыкнул Онжилай, присев на корточки подле трупа.
Гоум, который понемногу взял себя в руки, пожал плечами.
— Ты должен лучше знать это.
Онжилай покосился на старика.
— Я тут ни при чем, — буркнул он и протянул руку, чтобы прикрыть глаза мертвого, пока его веки окончательно не одеревенели.
Ему не следовало этого делать — голова Даккара вдруг отделилась от туловища и с неприятным стуком откатилась в сторону, обнажив ровный срез обугленной плоти, какой не могло сделать ни одно известное людям оружие.
Кайла опять замутило, реакция же Гоума оказалась совершенно иной: взглянув на обрубок шеи, он резко толкнул Онжилая в сторону.
— Прочь! — заорал он, второй рукой толкая к дверям оцепеневшего Кайла.
В эти ужасные секунды он успел заметить, что срез, принадлежащий отчлененной голове, выглядит совсем не так, как обрубок, оставшийся на туловище. Там явственно серебрился металл, но что самое жуткое — среди матового мерцания что-то шевелилось.
Первый фонтан микромашинного семени ударил в тот миг, когда все трое уже были в дверях. Онжилай, который успел понять, что происходит, схватил низкий стол, опрокинув стоявшие на нем склянки, и прикрывался им как щитом, отступая последним.
Перепуганный Кайл увидел лишь серебристые брызги, чей стремительный, извергающийся полет сопровождался влажным, неприятным шипением…
Дверь захлопнулась.
— О Селен!..
Гоум в изнеможении сполз по косяку.
Онжилай держал на вытянутых руках столик, вырезанный из податливой породы вулканического камня. Его крышка серебрилась тусклыми кляксами. Старик глазами указал на очаг, в котором тлели раскаленные куски металлизированных кустов:
— В огонь. Брось его в огонь!
Воин кивнул. Приблизившись к очагу, он бросил туда свой импровизированный, забрызганный ртутными каплями щит.
— Что это было? — смог наконец выдавить Кайл.
Испачканная серебром каменная столешница с треском зашипела, соприкоснувшись с угольями.
— Микромашины… — не то с отвращением, не то со страхом произнес Онжилай, глядя, как всеочищающий жар заставляет корчиться и усыхать ртутные кляксы.
— А девочка не так глупа, как показалось, — неожиданно произнес Гоум, не меняя своей позы. Он сидел на корточках, свесив между колен изборожденные морщинами руки. Кайл, переводивший взгляд с воина на лекаря и обратно, с удивлением заметил, что пальцы старика мелко дрожат. — Я ведь не сумел вчера распознать, что внутри черепной коробки Даккара созрело семя…
Онжилай, хмурясь, смотрел в огонь.
— Непонятные вещи происходят. — Он повернул голову. — Мне надо было оставить ее подыхать в развалинах, под тем кустом. Дурацкая жалость…
— Не кори себя, — ответил Гоум, вставая. — Думаю, Беат тут ни при чем.
— Ну да, а голова Даккара отвалилась сама по себе? — фыркнул воин.
— Нет, конечно, — согласился Гоум. — Но девочка по каким-то признакам сумела понять, что плод созрел. Даже мне не дано было этого увидеть. Скажи, Онжилай, она при тебе пользовалась своими измененными участками?
— Нет, — скупо ответил воин.
— Странная девочка… Я бы хотел догнать ее. — Гоум посмотрел на Онжилая и спросил: — Ты поможешь мне?
Воин немного подумал, потом кивнул.
— Мне самому не нравятся некоторые происходящие в последнее время изменения, — угрюмо сознался он. — Пока это не касалось меня лично, я… — Он вдруг устало махнул рукой… — Слишком много загадок. Сервы начинают вести себя неподобающим образом, жизнь как-то неуловимо меняется. Не по душе мне все это.
Гоум, внимательно слушавший его речь, кивнул.
— Я тоже замечал некоторые странности, но в последнее время ко мне мало кто забредал, а сам я не люблю путешествовать, годы уже не те. Но девочку надо догнать. У меня к ней сформировалось несколько вопросов.
— А он? — Онжилай недвусмысленно кивнул в сторону Кайла.
— Пойдет с нами. — Гоум обернулся к юноше: — Ты ведь не возражаешь против маленького путешествия?
Кайл, сильно обескураженный событиями последних суток, был вынужден кивнуть. А что ему еще делать? Не оставаться же тут?
К тому же он, не менее чем Онжилай или Гоум, хотел догнать Беат, но предпочел держать этот мотив при себе.
* * *
Они вышли спустя несколько часов. Сборы не заняли много времени. Гоум выдал одежду из своих запасов, собрал кое-какое имущество и напоследок прошелся вокруг оазиса, втыкая в рыхлый грунт таблички, на которых красовалась одна и та же надпись:
«Не входить. Здания заражены».
— Думаешь, это остановит грабителей? — усмехнулся Онжилай.
— Я пекусь не об имуществе, — коротко ответил ему Гоум. — Умный человек не станет пренебрегать предупреждением, а глупцу я уже ничем не смогу помочь.
— Ты что, не собираешься вернуться сюда?
— Собираюсь, конечно, — энергично кивнул Гоум, втыкая в рыхлый грунт очередную табличку. — Но ведь здания действительно заражены, — выпрямляясь, напомнил он. — После случившегося с Даккаром нетрудно сделать вывод, что те микромашины, которые проникли в его организм, отнюдь не безвредны. Мне неизвестен такой тип, но размножаются они стандартным образом… хоть это успокаивает.
— Выходит, что я приволок тебе настоящие проблемы, — сокрушенно покачал головой Онжилай, глядя на окна строения, в котором погиб его зараженный спутник.
— Ничего… Если ты поможешь мне догнать и расспросить Беат, все остальное я как-нибудь переживу. Пара зараженных комнат — это еще не самая худшая из бед, — философски заметил старик.
— Помочь-то я тебе помогу, только не выросла бы тут в твое отсутствие какая-нибудь пакость посерьезнее…
— Не вырастет, — успокоил его Гоум. — Думаю, что и эта дрянь долго не протянет. Все строения обработаны особым составом, и семя должно погибнуть, не дав никаких всходов. Для этого потребуется лишь несколько дней.
Онжилай, конечно, отдал должное оптимизму Гоума, но все же покачал головой с явным сомнением во взгляде.
— Дело твое, старик. Я выполню обещание, и тогда мы будем в расчете, идет?
* * *
Кайлу не понадобилось много времени, чтобы понять: он совсем не знает Новый Селен.
За защитными оболочками островерхого балахона царит тишина, в которой слышно лишь твое собственное дыхание, а когда в дополнение к этому еще и тянешь телегу, то мир вокруг вообще перестает существовать, сливаясь в один бесконечный и мертвый фоновый пейзаж.
На самом деле все было совершенно иначе.
Он уже замечал некоторые проявления жизни в те страшные часы, пока полз по каменной пустыне, не чая найти помощь. Тогда его помутившийся разум, занятый собственными проблемами и переживаниями, мало что смог осознать, но зато теперь, не отягощенный грузом страха и сбросивший наконец все стесняющие взгляд оболочки, Кайл впитывал реальность Нового Селена с упоительным восторгом первооткрывателя.
Удивительная жизнь гнездилась по расселинам лавовой пустыни. Здесь фактически не было воды в свободном состоянии, стояла изнурительная жара, а ночью те камни, что днем грозили ожогом неосторожному путнику, начинали трещать и лопаться от мороза. Кайл вдыхал раскаленный воздух и ощущал в нем запахи, которые тревожили обоняние, переворачивая все устоявшиеся представления о термине «жизнь».
Он помнил, как воняют баки с вырабатывающими кислород бактериями, помнил также и благоухание городских оранжерей, где ему дважды удалось побывать с мелкими поручениями. Жизнь там была совершенно иной — днем она пряталась за толстыми светофильтрующими стеклами, а ночью обогревалась и освещалась специальными лампами, запахи там стояли прелые, терпкие, густые, а тут…
Пахло горячим железом. Иногда дуновение ветра доносило более сложные флюиды, которые казались Кайлу пугающими и незнакомыми. Под ногами в мелкой пыли сновали крохотные существа на тонких, будто проволочки, ножках. Иногда в воздухе раздавалось басовитое гудение, и мимо, спеша по своим делам, пролетал целый рой каких-то маленьких существ, попадались и дикие Сервы, но эти, видимо, хорошо изучили повадки Измененных и держались на почтительном расстоянии.
Кое-где в расселинах между потрескавшимися камнями блестели наросты металлизированной пленки. Кайл уже знал, что это одичавшие микромашины. Гоум пояснил ему, что жизнь каменного моря имеет очень мало общего с биологическими формами. Она базировалась на ином принципе — маленькие и большие существа жили и размножались, поглощая солнечную энергию и строя свои тела из металлов, в основном из алюминия, которым был богат мелкий щебень раздробленных пород, составляющий основу унылого, мертвого на первый взгляд пейзажа.
По словам Онжилая, выходило, что дальше, на темной стороне, небиологическая жизнь становится разнообразнее, богаче, появляются не только мелкие твари и налет из ртутно поблескивающих колоний микромашин, но и более сложные образования, внешне похожие на кусты и деревья, а Сервы там ведут настоящую борьбу за жизнь, особенно в темное время, когда живительное для них солнце уходит за горизонт и на две недели воцаряются холод и мрак.
— Приручить их сложно, — объяснял он Кайлу, энергично шагая известным только ему маршрутом. — Для приручения Сервов служат чимы. — Он сунул руку за пояс и достал оттуда маленькие прямоугольные кусочки, похожие на обработанный кремний с серебристыми дорожками, вытравленными по поверхности сложным узором. — Когда ловишь Серва, он дикий и печется только о том, как бы оттяпать тебе руку. Говорят, раньше они все были ручными и на что-то годились, но я не верю. — Он отобрал у Кайла те несколько чимов, которые дал посмотреть, и продолжил:
— Нужно исхитриться и открыть пойманному Серву его башку, там есть целый ряд разъемов, куда идеально подходят эти пластинки. Вставляешь одну и смотришь, как он себя поведет, но лично я предпочитаю другой способ, — тут же оговорился Онжилай. — Ловлю их в сеть и скрученными доставляю в город перекупщикам. Платят, конечно, раза в три меньше, чем за прирученного Серва, который уже умеет делать что-то полезное, но зато и риск минимальный. Никогда не знаешь, как себя поведут эти твари. — Онжилай по привычке усмехнулся — жутковато и жизнерадостно. — Один раз я попробовал приручить их, двое просто сдохли, когда я сменил им чимы, а третий… Никогда не забуду. Он словно взбесился, что-то заговорил, не поймешь, скороговоркой, а потом как начал плеваться огнем, откуда только в нем сила взялась.
Короче, с тех пор, как мне подпалили шкуру, я больше не экспериментирую. И Сервов, между прочим, не люблю, особенно таких, которые похожи на нас. Гнусные твари. У них в башке этих чимов — штук двести, наверное. Я их не ловлю — убиваю и вытаскиваю нутро, деньги все-таки… — хохотнул он.
Гоум, который шел чуть позади Онжилая и Кайла, молча слушал пояснения воина, не вмешиваясь в разговор.
— А где тот город, о котором ты говоришь? — спросил Кайл у воина. — Мы попадем туда?
— Придется, — ответил ему Онжилай. — Сегодня к вечеру, если не нагоним девчонку, нужно будет завернуть, пополнить запасы. — Он обернулся: — Ты не возражаешь, Гоум?
— Нет, не возражаю, — буркнул себе под нос старик. — Если ты, конечно, знаешь, где потом искать твою подружку.
— Никуда она не денется, — успокоил его воин. — Она не местная, с темной стороны, а дорога туда одна — через кольцевой перевал. Мы окажемся там раньше ее, вот увидишь.
— Ну-ну…
— Онжилай, а что такое темная сторона? — спросил Кайл. — Почему она так называется? Ты же сам сказал, что там светит обычное солнце.
— Да, но по ночам там темно, хоть глаз выколи, — пояснил воин. — Владыка Ночи тоже не любит царство Сервов и никогда не заглядывает туда.
— А ты говорил, что в последнее время там творятся какие-то странные вещи. Можешь сказать — какие?
Онжилай кивнул.
— Сервы… — неопределенно ответил он, а потом, немного подумав, добавил: — Понимаешь, раньше они были просто дикими. Шатались себе по равнинам, грызлись друг с другом из-за энергии, ну, бывало, сбивались в стаи, а тут вот уже больше года как стали появляться какие-то новые. С виду такие же, как прежде, но ведут себя не так, понимаешь? Что-то копают, носят с явной целью, сообща, а вот что им надо — ума не приложу. И организация у них почище, чем в твоем городе: рабочие, воины, все как положено. Не стая, а уже отряд. Говорят, у них завелся какой-то управляющий центр, но что это такое и откуда вообще берутся такие слухи, непонятно.
* * *
Структура общества Измененных оказалась выстроенной совершенно иначе, чем в том городе, где вырос Кайл.
Попав на улицы этого фантастического поселения, он опешил, был раздавлен, совершенно сбит с толку той пестрой, суетливой, неугомонной жизнью, которая пульсировала под низким каменным сводом, выплескиваясь наружу через провалы выбитых в незапамятные времена огромных панорамных окон.
Первое, что шокировало Кайла, — это транспорт и свет.
Нужно понять состояние парня, в сознании которого единственным самодвижущимся устройством мог быть Серв — туманный, враждебный, расплывчатый образ, который приобрел конкретные черты лишь за несколько секунд до рокового удара, а тут по улицам перемещались даже не десятки, а сотни, если не тысячи машин, большая часть которых являлась не чем иным, как транспортными средствами, которыми управляли Измененные.
Если воображение Кайла было так сильно задето обилием и разнообразием машин, то про самих обитателей города и говорить нечего. Двух одинаковых, похожих друг на друга существ попросту не было, по крайней мере, Кайлу показалось именно так. Никакой серости и однообразия, к которым он привык в родном городе, везде, куда ни взгляни, феерия красок смешивалась с явными признаками тотальных разрушений, постигших данное поселение много тысячелетий назад.
Естественно, основными обитателями этого места являлись Измененные.
Он уже усвоил, что, не имея микромашин, которые являлись симбионтами человеческого организма, дышать на поверхности Нового Селена и выносить контрастные перепады температур невозможно.
Хотя нет, тут же мысленно поправился он, исподволь разглядывая привлекательную девушку, по рукам которой тянулись замысловато сплетенные в узор серебристые полосы. Иной путь был возможен, но, вспоминая свой город, его серую, унылую, полную лишений и тягот жизнь, Кайл невольно получал материал для наглядного сравнения, а внутреннее ощущение своей человеческой сущности, которое только обострилось после внезапного Изменения, толкало его мысль дальше к вопросу: так ли разумно упорное сопротивление и обособленность тех настоящих людей, которые цепко держались за биологическую чистоту своего организма, прозябая при этом в стенах герметизированных полуподземных убежищ?
Пока он размышлял, девушка уже прошла мимо раскрывшего рот пропыленного странника. Кайл с сочувствием посмотрел ей вслед, невольно вспоминая Беат. В тот день он и подумать не мог, что на руках Измененной не настоящая проказа, а искусно наложенный макияж — дань местной моде.
Продолжая озираться, он понемногу начал осваиваться в потоке прохожих.
Кайл уже мысленно разграничил их на три основные категории, и эта, если можно так выразиться, «классификация», пусть и не отражающая всех нюансов действительности, помогла ему хоть как-то сориентироваться.
Первый тип Измененных можно было без труда вычленить из окружающей толпы. Они выглядели наиболее угрожающе. Как правило, эти люди пришли сюда тем же путем, что и Кайл. Родившись в городах с замкнутыми циклами жизнеобеспечения, они по той или иной причине получили изменения в столкновениях с иной жизнью, не избежав при этом сильной доли уродства и озлобленности.
Вторую категорию представляли люди, рожденные здесь. Внешне они мало отличались от обитателей городов-убежищ. Изменения, произведенные сразу после рождения младенца, как пояснил Кайлу Гоум, носили локальный, продуманный характер. Введение специально подобранной колонии микромашин-симбионтов в кровь новорожденного являлось процедурой безболезненной и косметически безвредной. Чаще всего такое вмешательство оставляло лишь крохотное серебристое пятнышко на одной из ягодиц.
Третья, наиболее многочисленная категория городских обитателей характеризовалась, по мнению Кайла, термином «вторично измененный». То есть в данную категорию входили люди, рожденные здесь, получившие при рождении свою порцию микромашин, а затем их дальнейший облик формировали уже превратности жизни в каменных пустынях. Эти существа обычно являлись воинами, охотниками, искателями приключений, и большинство из них носили свои шрамы и пятна металлизированной проказы с таким же холодным достоинством, как делал это Онжилай.
Впрочем, вполне насладиться феерическим зрелищем города Измененных Кайлу не удалось — Гоум не хотел задерживаться тут, его неумолимо тянуло вслед за исчезнувшей Беат, и им пришлось ограничиться посещением городской окраины, где Онжилай смог купить все необходимое ему в первой же, расположенной на краю улицы лавке.
Выйдя оттуда, он показал Кайлу два новеньких, крепящихся на руку пружинных метательных устройства, снаряженных короткими и увесистыми металлическими стрелами с бронебойными наконечниками.
Отдав одно из метательных приспособлений юноше, он объяснил, как им пользоваться.
Ни Кайл, ни Онжилай в этот миг не подозревали, какую роль сыграют эти самострелы в их жизни спустя всего лишь сутки.
Пока что они ощущали взаимную симпатию друг к другу и ничего больше.
* * *
Перевал, о котором упоминал Онжилай, находился приблизительно в одном стандартном дне пути от города Измененных.
Кайл, который в последнее время смотрел на мир широко открытыми глазами, жадно впитывая всю доступную взгляду и разуму информацию, внезапно осознал одну простую, но сильно потрясшую его истину: тот город, в котором он родился, был врезан в толщу этих же самых гор, действительно образующих кольцо вокруг лавовой равнины.
В памяти моментально всплыл обрывок слышанного когда-то давно разговора, где один воин, прибывший с караваном, хвалился, что за свою жизнь посетил уже семь кратеров.
Нетрудно было сопоставить доступные знания и понять: мир, который он привык называть Новым Селеном, огромен. Стоило вспомнить, сколько времени шел их обоз, потом он, получив изменения, много дней брел по застывшему лавовому морю, и вот теперь они втроем уже вторые сутки продолжают этот путь, который ведет всего лишь от одной стороны кольцевых гор к другой…
Сколько же надо времени, чтобы обойти весь Новый Селен, думал Кайл, сколько разных городов и иных чудес должно быть на его просторах!
Ему впервые со дня Изменения по-настоящему захотелось жить, и лишь мысли о Беат, нет-нет да и проскальзывающие в его голове, несколько омрачали это предвкушение от встреч с неизведанным.
Кем она была? Почему она не захотела сказать Гоуму, кто формировал ей разъемы имплантов? Отчего она казалась такой беспомощной, если смогла отрезать голову Даккару каким-то неведомым даже Онжилаю оружием, и зачем бежала, если в ее действиях, с точки зрения хозяина оазиса, не было ничего дурного, ведь в голове спутника Онжилая действительно гнездились микромашины… В справедливости Гоума Кайл уже успел убедиться и был уверен, что старик не дал бы Беат в обиду, останься та в оазисе, под его защитой…
Странно было все это… Странно, непонятно, нелогично, но Кайл еще очень мало знал мир, чтобы с уверенностью судить, что правильно, а что нет. С другой стороны, девушка, чьи виски он сжимал в своих дрожащих ладонях, не могла быть носительницей зла — он чувствовал это.
…Его мысли прервал толчок.
Задумавшись, Кайл налетел на внезапно остановившегося Онжилая. Воин даже не почувствовал этого, он стоял, широко расставив ноги, с напряжением вглядываясь в щедро политый солнечным жаром горный склон.
— Проклятие, — выдавил он. Воин явно пребывал в замешательстве и не мог скрыть этого.
Кайл стал озираться по сторонам, пытаясь понять, что так встревожило Онжилая. Цепь кольцевых гор была уже совсем рядом. От каменной пустыни к иззубренным пикам вела дорога, проложенная очень давно. Ею, очевидно, часто пользовались, потому что серая лента, свободная от вездесущего наслоения мелкого гравия и пыли, отчетливо просматривалась на всем протяжении горного склона, пока не вливалась в широкую расселину между двух островерхих скал.
Там и происходило нечто непонятное.
Одновременно с невнятным ругательством Онжилая в той стороне сверкнула вспышка, будто кто-то забавлялся с огромным солнечным камнем, направляя испепеляющий луч собранной им энергии на невидимую отсюда цель. Кайл лишь смог заметить, как блеснула ослепительная молния и вверх взметнулись куски раскрошенных скал, кажущиеся отсюда мелкими, будто горсть темного песка, подброшенная в воздух.
— Бежим! — приказал Онжилай, легко срываясь с места. — Там кто-то дерется с Сервами! — уже на бегу, не оборачиваясь, добавил он.
— Эй, подождите! — выкрикнул Гоум. Он явно не мог поспеть за воином и Кайлом, но ни один, ни второй не обратили внимания на его крик. Онжилай бежал по дороге, на ходу взводя резервные пружины укрепленного на руке метательного оружия, и Кайл, захваченный его порывом, очертя голову бросился следом, неуклюже пытаясь повторить манипуляции одноглазого воина.
Взвести все пружины самострела на бегу ему не удалось — ободрав пальцы и сбившись с дыхания, он решил оставить все как есть. Хватит и одной заряженной стрелы, подумал он, опасаясь в этот миг только одного — безнадежно отстать от Онжилая.
По зрительной оценке, до источника вспышек было километра два. Дорога круто забирала вверх, и уже через минуту прыжки Кайла заметно укоротились, но Онжилай не сбавил темпа и на подъеме. Со спины он выглядел немного странно и был похож на существо, которое Кайл однажды видел в городских оранжереях. Кажется, того плоского зверька именовали лягушкой… Мысли прыгали в голове юноши, перескакивая с одного на другое, дыхание безнадежно сбилось, и он хватал ртом воздух, ощущая при этом болезненную резь в груди.
На ровную площадку среди скал он выбрался секунд на двадцать позже одноглазого воина.
Картина, представшая взгляду Кайла, заставила помутиться его рассудок. Вся поверхность небольшого плоского выступа скалы была щедро забрызгана кровью и усеяна обломками нескольких разорванных на куски Сервов неизвестного ему типа, но самое страшное крылось впереди. Под сенью скалы, болезненно скорчившись, лежала Беат.
Вопреки прогнозам Онжилая, они не сумели опередить ее. Если бы не Сервы, вставшие на пути, то она уже благополучно перевалила бы за хребет и навек исчезла на просторах темной стороны мира…
Одноглазый воин, немало повидавший на своем веку, был шокирован не менее, чем Кайл.
Он застыл в напряженной, полной немого изумления позе, потрясенно рассматривая обломки механических обитателей Нового Селена. Потом его взгляд переместился на Беат, тело которой, изувеченное в жестокой схватке с машинами, извивалось в кровавой пыли, и из горла Онжилая вдруг вырвался вскрик:
— Проклятая тварь!
Кайл, который в этот миг только выкарабкался на площадку, бросился было к Беат, но, сделав всего шаг, остановился в полнейшем замешательстве. Он увидел, как Онжилай поднимает руку с закрепленным на ней метательным оружием.
— Не надо! — Кайл машинально бросился вперед, встав между воином и корчившейся в пыли Беат.
— Отойди! — рявкнул Онжилай.
— Не трогай ее! Она ни в чем не виновата! В голове твоего друга гнездились микромашины!
— Ты на нее посмотри… — По выражению лица Онжилая было понятно, что воин потрясен и в эти секунды лишь последние капли самообладания удерживают его палец на спусковой скобе.
Кайл обернулся.
Беат лежала в кровавой пыли, бессильно прижавшись спиной к скале. Ее плечо и рука были распороты страшным ударом конечности Серва до самой кости…
Ртутные пятна проказы покрывали ее многочисленные раны. Микромашины буквально напитали ее тело, размножаясь с чудовищной скоростью, — это был какой-то новый вид заразы, готовый разбрасывать споры в тысячи раз быстрее, чем обычно…
Кайл был так потрясен этим открытием, что не смог выдавить ни звука, лишь его губы болезненно, горько искривились…
Беат, которую перестали бить конвульсии, вдруг открыла глаза.
Живые человеческие глаза, в которых читалась мольба и мука.
Ее взгляд скользнул по Онжилаю и остановился на Кайле.
— П-помоги… — едва слышно выдохнула она.
— Не двигайся! Я пристрелю тебя, если сделаешь шаг к ней! Она заражена!
Глаза Беат опять стали закрываться, ее ресницы дрожали, взгляд тускнел, но губы все еще пытались что-то сказать.
Кайл не выдержал — он бросился к ней.
Онжилай в первую секунду все же промедлил, и юноша успел услышать:
— Не убивайте… я была… послана… все… погибнет… если… я…
— Отойди!
Кайл резко обернулся, вскидывая руку.
— Не трогай ее! Она… — Он не закончил фразы.
Сухой щелчок — и хрусткий, раздирающий плоть удар стрелы превратили в хрип конец начатой фразы, но, падая, он продолжал закрывать ее своим телом, и самострел юноши с сухим металлическим звоном выплюнул стрелу.
Онжилай пошатнулся.
Секунду он стоял, в немом изумлении глядя на заостренный кусок металла, вонзившийся ему в грудь.
— Сервеныш проклятый… — прохрипел воин, пошатнувшись.
Самострел Онжилая отчетливо клацнул пять раз подряд, выплевывая стрелы.
Одну успел получить Кайл, остальные достались Беат…
Как все глупо… Как неправильно…
Это была его последняя мысль.
Назад: Глава 5
Дальше: Часть 3 КАРМИЧЕСКИЙ УЗЕЛ