Глава 9
В двухстах световых годах от Сферы Дайсона. Планетоид Гермес — частная территория корпорации «Галактические Киберсистемы». Раннее утро.
Где-то, на сотнях населенных людьми планет, в этот час наступали закаты или рассветы, кто-то любил, кто-то ненавидел, одни рождались, другие умирали. Жизнь шла своим чередом.
Но только не здесь.
В тусклых небесах Гермеса неверным, дрожащим миражом, возникшим среди нескончаемой песчаной бури, вставал неправдоподобно большой, налитый цветом дурной крови шар звезды.
Все было, как сотни лет назад, — те же дюны из сыпучего оранжевого песка медленно перемещались под напором неутомимого ветра, так же ядовит оставался воздух, точно так вздымались к тусклому небу покатые этажи похожей на древнюю пирамиду Башни.
Где человечество перешагнуло ту черту своего техногенного развития, когда в числе прочих свидетельств Великой Экспансии, неудержимого продвижения в глубь Галактики стали появляться не только новые колонии, но и иные, подобные Деметре и Гермесу, миры, которые уже сейчас являлись не чем иным, как артефактами человечества?
Эта черта казалась размытой, растянутой в столетиях, но она, несомненно, была. Занятые проблемами выживания, собственными судьбами, люди не обратили внимания на то, как далеко ушли вперед некоторые области знания.
Одни миры поражали дерзостью, изяществом, а порой — чудовищностью биотехнологий, другие конструировали все более и более сложные машины, третьи совмещали кибернетическую ткань с живой плотью в вечной попытке создать идеальные организмы, для которых старение и естественная смерть стали бы днем вчерашним.
Люди спешили жить и не замечали порой, что манипулируют такими образчиками своих технологий, которые, случайно забытые, оставленные в надежде на будущее возвращение или же попросту брошенные, продолжают хранить в себе огромный потенциал.
Когда-то на древней Земле такой опасной для молодой цивилизации вехой явилось открытие ядерной энергии.
В тот момент, на исходе второго тысячелетия, когда Землю наполняло ядерное оружие — продукт запредельной для своего времени технологии, человечество могло покончить с собой в один день.
Но этого не случилось. В тот момент победил разум, и это дало возможность людям вырваться в дальний космос и в конце концов заселить Галактику.
Теперь, сами того не подозревая, люди вновь стояли у черты, за которой клубился мрак неопределенности будущего. История повторялась на несоизмеримо более высоком техническом уровне. И ситуация была тем более опасной, что не казалась столь вопиющей, как в конце двадцатого века.
Теперь речь шла уже не о физическом уничтожении. За той чертой могла оказаться моральная смерть.
«Нас уже не остановить, не уничтожить как вид, не отбросить в прошлое. Человечество состоялось», — так заявил один из популярных к началу четвертого тысячелетия галактических политиков.
Несомненно, он был прав. Ни одна диктатура просто не смогла бы контролировать все человеческие миры. Критическая черта в отношении регресса была пройдена сотни лет назад. Обитаемых миров стало так много, что если в одном из них вдруг намечался поворот к застою, то десятки других развивались стабильно и динамично.
Человечество оставляло следы. Оно разбрасывалось артефактами, которые могли повергнуть в шок не только далеких потомков, но и иные, отличные от людей расы. Чего стоили одни лишь кладбища космических кораблей, до сих пор парящие в пространстве на месте великих битв двух галактических войн. Или забытые, блуждающие в межзвездной среде станции. Или такие миры, как Деметра и Гермес.
Когда компьютеры с течением времени начинают бороться за собственное выживание и самоорганизовываться, порождая искусственные разумы, стоит задуматься: а не опасно ли оставлять без присмотра, бросать, как ненужную, отслужившую или забытую вещь, продукты таких технологий?
В Галактике медленно начинался стихийный процесс возникновения третьей, отличной от людей силы. И эта сила была похожа на ребенка, что делает свои первые шаги.
…Рассвет на Гермесе еще только начинался, когда в темных небесах появился огонь, пробившийся ярким отсветом сквозь клубы пыли и оранжевого песка.
Объятый пламенем планетарных двигателей «Шаттл» шел на посадку. На его борту красовалась эмблема и название базового корабля.
Это был спускаемый аппарат с «Виктории».
* * *
Если на Гермесе, в районе Башни, полыхал тусклыми красками рассвет, то над одним из участков Сферы Дайсона безраздельно властвовала угольно-черная ночь.
Ночь была самым тяжким временем суток для Райвена, вне зависимости от того, на какой планете он находился.
Ночью он всегда оставался наедине с самим собой. Если днем он мог найти поддержку у Беат, и они, как правило, были заняты различными делами, то ночью, когда Беат спала, Райвен часто начинал хандрить.
Шесть лет назад, еще будучи просто летающим шаром, он подолгу висел у окна спальни, сканируя те ночные города, где им приходилось останавливаться в своей кочевой жизни.
Этой же ночью он не находил себе покоя, и его не привлекали царящие во тьме россыпи огней большого города. Времена, когда маленький, набитый кристаллами шар с удивлением взирал на мир единственным глазом своей видеокамеры и не переставал удивляться, давно прошли. Он вырос, изменился, превратился в Райвена, обрел самосознание, накопил опыт и… потерял себя.
Сейчас он даже не мог просто висеть за портьерой, слушая ровное дыхание Бетти и размышляя над удивительным миром, что лежал вокруг.
Райвен распрямил ступоходы и плавно повел торсом.
Гостиничные номера не были приспособлены для размещения двадцатитонных машин. Перед его видеокамерами плавно проплыла панорама подземного гаража. Он стоял среди ровных шеренг запаркованных на ночь машин.
Он сам был машиной.
Среди глухой тишины нервно взвизгнули заработавшие сервоприводы, и, казалось, стены гостиничного комплекса вздрогнули, когда он тронулся с места.
Ему страшно хотелось поговорить с Бетти, чтобы унять то беспомощное чувство одиночества, что ширилось с каждой секундой, заполняя его сознание.
* * *
Этот вечер начался для Беатриче, словно сон.
Она не привыкла к тому комфорту, что царил тут повсеместно. Сфера казалась ей розовой мечтой маленькой девочки, мечтой, внезапно воплотившейся в жизнь.
Ровно в девять в двери ее номера осторожно постучали.
Она уже начала беспокоится о Райвене, которого забрал с собой Андор. О чем они могли так долго беседовать?
Открыв двери, она увидела красивого молодого человека, безукоризненно одетого, который стоял за порогом, открыто и радушно улыбаясь. Одна его рука была почему-то спрятана за спиной, и Беат мгновенно насторожилась. Ее взгляд затравленно метнулся по сторонам в поисках укрытия на тот случай, если незнакомец прячет оружие.
— Мисс Блейз? — осведомился он.
— Да? — не менее вопросительно ответила она.
— Меня зовут Патрик, Мистер Райвен задерживается, и я буду счастлив немного скрасить ваш вечер. — Он непринужденным жестом достал из-за спины благоухающий букет невероятно красивых цветов. — Я готов стать вашим гидом, показать вам город. Знаете, Сфера — это чудесное место, мисс Блейз.
Она в первый момент не нашлась что ответить. Не то чтобы ее прежняя жизнь превратила ее в грубое и неотесанное существо, просто события слишком резко контрастировали друг с другом…
Она приняла букет и пригласила его войти.
— Не стоит, — вежливо отказался Патрик. — Я подожду вас внизу, в холле. Не беспокойтесь, мисс Блейз.
— Вас послал Райвен? — не удержавшись, спросила она, прежде чем он успел сделать шаг от двери.
Патрик обернулся, сверкнув радушной белозубой улыбкой.
— Мистер Андор просил передать его глубочайшие извинения по поводу их затянувшейся беседы. Он просил меня скрасить ваш вечер.
— Ну хорошо, я сейчас спущусь, — наконец решилась она.
* * *
Райвен и Андор действительно долго беседовали. Они неторопливо шли по недавно проложенному участку автобана, который еще был закрыт для движения транспорта и вел к подземному гаражу гостиничного комплекса.
— Я думаю, что не стоит беспокоить Беат, — на прощание заметил Андор. Ей много пришлось пережить. А человеческому организму нужен полноценный отдых, чтобы оправиться от потрясений.
Райвен знал это не хуже андроида. И тем не менее он не выдержал. Ему было просто необходимо услышать ее голос…
Был уже первый час ночи. Сервомоторы в последний раз взвыли, и он остановился возле коммуникационного устройства гаража. Из брони Райвена выдвинулся тонкий гибкий манипулятор. Коснувшись им сенсорной клавиатуры, он набрал номер.
Интерком ответил ему долгими протяжными гудками.
Райвен нажал сброс и повторил попытку.
Никто не ответил. Обескураженный, он стоял подле коммуникационного устройства, не зная, что теперь делать, и в его сознании щемящим холодом вдруг пролилось какое-то незнакомое доселе чувство.
Оно было странным, это внезапное ощущение внутренней пустоты, словно оборвалась какая-то цепочка информационных файлов или основные системы вдруг дали секундный сбой. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Беат не было в номере. Возможно, она вышла прогуляться по городу. Возможно… Возможно…
Тысячи разрозненных мыслей теснились в его сознании. Не отдавая себе отчета, Райвен вдруг развернулся и зашагал к сияющему терминалу сетевого компьютера, который управлял автоматикой подземного гаража.
Он словно обезумел. Первый опыт настоящих человеческих чувств ошеломил его своей противоречивостью и глубиной. Для его процессора это был своего рода шок, и вряд ли в этот момент он на все сто процентов осознавал, что и зачем делает.
Выдвинув другой манипулятор, с сетевым разъемом на конце, он точным движением вставил его в свободное гнездо терминала и вошел в коммуникационную сеть города.
Поток обрушившейся на него информации немного привел Райвена в чувство. Его процессор обладал незаурядной мощностью, и сотни картинок, передаваемых с видеокамер, раскиданных по разным улицам, обрабатывались в нем почти мгновенно.
Он нашел знакомое лицо на седьмой секунде поиска.
Беат сидела за столиком летнего ресторана. Она смеялась радостно, беззаботно, а напротив, подперев подбородок скрещенными руками, сидел красивый молодой мужчина. Он не отрываясь смотрел в глаза Беат. Между ними, в интимном сумраке, теплилась свеча.
Картинка в сознании Райвена внезапно померкла.
Его процессор действительно дал сбой.
* * *
Спустя полчаса Райвен связался с компьютером космопорта.
Ему не нужно было никаких разрешений. Его процессор взламывал любую программу, написанную людьми, достаточно быстро. Он не чувствовал, что поступает неправильно.
От города к космопорту вела прямая, как стрела, дорога.
В этот час движение по ней практически отсутствовало — навстречу Райвену попалось лишь два автоматических фургона, осветивших фигуру шагающего по автостраде робота своими фарами.
Он не понимал того, что происходит с ним. Он вел себя неразумно.
Он вел себя, как человек. Порывшись в памяти, он нашел подходящее сравнение, но от этого не исчезло сосущее чувство пустоты.
Между ним и Беат лежала пропасть. Их взаимная привязанность должна была окончиться трагедией. Шагая по широкой обочине автобана, Райвен с отчаянным упрямством думал о том, что пусть лучше это случится с ним, чем с Беат. Ей нужен был человек.
Их взаимная привязанность. Это был абсурд. Райвен вдруг затормозил, так что его керамлитовые когти оставили глубокие царапины в стеклобетоне. Почему он не думал об этом раньше? Ведь не прошло и недели с того момента, как они отдавали жизнь друг за друга и делали это не задумываясь.
Ответ был прост. Он больше не мыслил, как машина. Машина не может обладать подсознанием. С того момента, как он понял, что раньше, очень давно, был точно таким, как Беат, его мысли вдруг изменились коренным образом. Он ощутил собственную неполноценность.
Что-то освободило дремлющий в нем потенциал человеческих чувств. Это оказалось страшно.
Райвен-машина умер. Остался некто, облеченный в механическое тело, но мыслящий, как человек.
Он покачнулся и вновь размашисто зашагал к манящим огням космопорта. Если существовал ответ на мучившие его вопросы, то он знал, где его искать. Там, где его создали. На Гермесе, в таинственной Башне.
Гермес. На подступах к Башне.
Говоря о потенциальных возможностях Отто Шнайдера, Андор ошибался. Он недооценивал полковника.
Та организация, что стояла за его спиной, финансируя поиск оружия, способного сокрушить Сферу, являла собой союз всех более или менее крупных корпораций Окраины.
Третья волна Великой Экспансии человечества вместо того, чтобы выплеснуться в неизведанные сектора космоса, оказалась направлена вовнутрь, в Сферу Дайсона, которая поглощала миллионы иммигрантов, введя лишь некоторые ограничения и не требуя баснословных денег на процедуру переселения.
Для корпораций, производящих колониальные транспорты, да и вообще для всей Окраины, такое течение событий грозило обернуться если не катастрофой, то затяжным экономическим кризисом.
Сфера Дайсона оказалась вовлечена в корпоративную борьбу, ту самую азартную и в большинстве своем нечистоплотную игру по большим ставкам, где не было четких правил и границы дозволенности казались зыбкими и размытыми.
Вот почему, как только остатки экипажа «Виктории» сумели обуздать взбесившийся гипердрайв, в распоряжении полковника вновь оказалось все деньги, техника, люди, компьютеры.
Единственное, что изменило полковнику после катастрофического старта с Деметры, — это хладнокровие и здравый смысл. Он испытал слишком много неудач, одну за другой, и ему была необходима полная, неоспоримая победа.
Соавторов он не принимал.
Темные фигуры в камуфлированных бронескафандрах двигались от севшего «Шаттла» в сторону Башни, охватывая ее полукольцом.
Корабль висел на орбите — темный, безмолвный, покинутый людьми, которых после дикого старта с Деметры осталось не так много.
Отто Шнайдер казался одержимым. Он еще не перешагнул черту, за которой начиналась тьма безумия, но был определенно близок к ней.
Ноги полковника по щиколотки тонули в бурой пыли. Ветер хлестал по забралу гермошлема, осыпая бронированную фигуру шелестящей песчаной поземкой.
Темный силуэт Башни приближался, и сквозь песчаную бурю уже можно было различить отдельные детали этого таинственного циклопического сооружения.
На высоте около ста метров от поверхности Гермеса в покатой стене зияла безобразная дыра. Очевидно, что взрыв произошел внутри здания — балки несущих опор были выворочены наружу и перекручены, словно корявые иссохшие руки, простертые к небу в вечном, застывшем на века жесте отчаяния.
По коже Шнайдера продрал озноб. Сквозь тучи песка и бурой пыли проглядывали рваные свинцовые тучи, которые гнал по небу все тот же шквальный ветер. Впереди, за обрамлявшими цоколь дюнами, виднелся наполовину засыпанный вход. Бойцы его отряда, разбившись на пары, встревожено озирались по сторонам.
— Вперед! — рявкнул в коммуникатор полковник. — Хитмен, взорвать дверь! — приказал он.
Две темные фигуры метнулись к подножию Башни. Остальные наблюдали, как они расчищают от песка пространство перед плотно сомкнутыми створами огромной двери, служившей скорее всего грузовым порталом. Через несколько минут они, пригибаясь, побежали назад.
Все, включая полковника, ничком бросились на землю, прямо на струящийся песок.
Башня возвышалась над ними, вызывая ощущение заброшенности, и каждому в душе хотелось верить, что так оно и есть. Катастрофический старт с Деметры научил этих людей прежде всего ирреальному страху перед подобными, давно заброшенными и забытыми людьми творениями.
По контуру ворот сверкнуло ослепительное оранжевое пламя. Упругая ударная волна смела макушки дюн, на некоторое время превратив пространство перед Башней в ровную песчаную площадь. Оглушительный грохот, сопровождаемый горячим ветром и дождем обломков, накатил на засыпанных песком людей.
Когда они приподнялись, стряхивая с себя песок, то увидели, как беззвучно падает вовнутрь здания выбитая взрывом многотонная стальная плита.
Ее падение породило глухой толчок.
— Вперед! — вновь прозвучал в коммуникаторах приказ полковника.
Фигуры в фототропной броне послушно двинулись в черный зев открывшегося входа.
Ярко вспыхнули укрепленные на плечах фонари, и первая двойка вошла в узкое пространство тоннеля.
На первый взгляд, тут не было ничего особенного. Обычный транспортный тоннель, по полу которого пролегал тусклый желоб монорельса. В стенах, за серой пластиковой облицовкой, были наверняка скрыты обмотки мощных электромагнитов.
И тем не менее им было страшно. Ужас ледяными когтями забирался под мимикрирующий керамлито-титановый сплав брони, заставляя пальцы впиваться в рукоятки импульсного оружия. Тьма казалась осязаемой и вязкой, а каждый изгиб тоннеля — пугающим и враждебным.
Спустя некоторое время монорельсовая дорога влилась в сферический зал. Здесь, помимо каких-то древних контейнеров, штабелированных у стен, оказалось несколько шахт бездействующих лифтов и еще несколько транспортных артерий, вливавшихся в зал с четырех сторон.
— Ищите, тут должна быть аварийная лестница, — категорично заявил полковник, несколько раз простучав все кнопки пульта управления возле одной из лифтовых шахт.
Дверей в зале было много, и в ход опять пошла пластиковая взрывчатка. Наконец, после очередной вспышки, за выбитым прямоугольником дверного проема показалась закручивающаяся вверх, в абсолютный мрак, узкая лестница с гулкими металлическими ступенями.
Один из членов экипажа «Виктории» заглянул во мрак, освещая фонарем узкое пространство лестницы, и тут же отшатнулся.
— Что там? — Шнайдер оттолкнул солдата, ступив в проход.
Он сам едва не вскрикнул, когда луч фонаря выхватил из тьмы чей-то тускло блеснувший силуэт. Сдержав застрявшее в горле восклицание, полковник повернул фонарь.
На ступенях лестницы, привалившись спиной к центральному столбу винтовой конструкции, в нелепой позе сидел эндоостов киборга. Открытый рот хромированного черепа сиял в свете фонаря белозубой фарфоровой улыбкой. В глазницах застыли потухшие объективы видеокамер. На металлокерамическом скелете еще кое-где сохранились мумифицированные ошметья плоти.
— Дерьмо Шииста, — выругался Шнайдер, сглотнув вставший в горле ком. Вперед, — уже не так уверенно, как раньше, распорядился он, нервно сжимая в ладони успокаивающую импульсную «гюрзу» — стозарядный автоматический пистолет.
Лестница показалась ему бесконечной. От постоянных поворотов терялась ориентация и начинала кружиться голова. Но мрак уже больше не нервировал наоборот, чем дальше они продвигались среди абсолютной тишины, чем больше признаков запустения попадалось на глаза полковнику, тем сильнее росла его уверенность в том, что он, наконец, получил карт-бланш. Башня создавала впечатление именно того места, что так упорно искал он на протяжении многих лет.
Когда через полчаса изматывающего подъема им попался первый открытый выход в горизонтальный ярус, это впечатление полностью подтвердилось.
Отряд попал в бесконечный комплекс биолабораторий.
Настоящие цеха по воспроизводству жизни. Лучи фонарей обшаривали помещения, выхватывая из мрака жуткие подробности внезапно прерванного производства. Темные камеры клонирования возвышались, словно таинственные саркофаги, около них в глубоких креслах за пультами управления, перед погасшими терминалами, сидели скелеты в истлевших лохмотьях. Голые черепа давно умерших киборгов были усыпаны разъемами биоинтерфейсов, от которых к пультам и камерам клонирования тянулись плоские многожильные провода.
Шнайдер представил, как тут произошла катастрофа. Свет погас, отключилась энергия на пультах, а киборги, не получая команд, продолжали сидеть на своих рабочих местах в полнейшем мраке, пока постепенно атмосфера в башне не стала ядовитой, смешавшись с воздухом Гермеса.
Тогда они умерли.
В этой покорности было что-то жуткое и зловещее.
Именно то, что было так необходимо Отто Шнайдеру. Он нетерпеливо осматривал однообразные цеха, поражаясь масштабам существовавшего тут производства, но мысли полковника то и дело срывались на другое — он хотел найти компьютерный центр управления Башней. Ему не терпелось попасть в «сердце» этого могучего и непонятного его разуму сооружения. Он хотел владеть им.
Шнайдер забыл, как десять суток назад его обуревало такое же страстное и самоуверенное желание относительно компьютерной Сети Деметры.
