Часть II
Инкогнито
— Вы только не подумайте, что я вас отговариваю, Джек. Нет-нет, ни в коем случае. — Сильвио Фальконе отхлебнул эль. — И все же: почему именно репортер?
Они сидели в уютном маленьком пабе. За окном падал снег, падал — и тут же таял, едва коснувшись мостовой. Эта зима выдалась теплой. Джек Мюррей с наслаждением затянулся ароматным «кевендишем» из новенькой трубки.
— Очень просто. С тех пор как мистер Инкогнито ступил на землю Альбиона — а в этом у нас почти нет сомнений, верно? — так вот, с тех самых пор о нем ни слуху ни духу. Но этот человек, подозреваю, прибыл с определенной целью. И будет пытаться воплотить ее в жизнь. Сделать это незаметно ему вряд ли удастся.
— Почему вы так думаете? — полюбопытствовал Сильвио.
— Я долго размышлял над тем, что же ему понадобилось в северных землях.
— Ну, и к каким же выводам вы пришли? Очень интересно!
— Единственное, что могло подвигнуть Инкогнито на такое путешествие — это свобода применять дар по своему разумению, не опасаясь преследований. Он тренировался, понимаете?! — Джек прищелкнул пальцами. — Вы ведь сами говорили: все эти ваши жутко секретные устройства регистрировали возмущения эфира едва ли не ежедневно. А теперь, отточив свои способности, он вернулся на Альбион! И будьте уверены: это неспроста, а новости, как правило, первыми узнают представители прессы. Таким образом, я буду держать руку на пульсе событий!
— Браво-брависсимо! — Сильвио Фальконе беззвучно захлопал в ладоши. — Отдаю должное, мой мальчик: я в вас не ошибся. Значит, журналистика…
— Думается, информацию я получу одним из первых и сразу же уведомлю вас. Кстати, Сильвио, давно хотел спросить. Конечно, это не мое дело, но… Кто еще посвящен в эту историю с Инкогнито и его даром?
— Напрямую — никто. Из всех представителей Центрально-Европейской Ложи истинное положение дел известно лишь вам, мне и мсье Легри, — негромко сообщил Фальконе. — Из прочих — только фрау Мантойфель, но Эмма на особом положении, она — могила для многих тайн. И так должно оставаться впредь, запомните. Умение хранить секреты — отнюдь не последнее дело в мастерстве вольного каменщика.
Мюррей машинально затянулся, но трубка успела погаснуть.
— А вы не слишком-то опытный курильщик, верно? — улыбнулся Сильвио. — Позвольте мне, старому трубокуру, просветить вас относительно некоторых тонкостей…
— Да подождите вы с трубкой… Я всегда полагал, что мы исполняем волю Великого мастера Ложи…
Сильвио покачал головой:
— Видите ли, Джек. Тот, кого мы ищем, обладает поистине исполинскими силами, хотя сам он, возможно, еще не осознает этого. Задача в том, чтобы взять Инкогнито под контроль, и тогда… О, тогда перед нами откроются поистине великие возможности! Но скажите, положа руку на сердце: вы рискнули бы доверить неограниченную власть некоторым из наших общих знакомых?
Джек открыл было рот для ответа. И призадумался.
— Мистер Инкогнито — ключ к тайнам мироздания, — чуть слышно вздохнул Сильвио. — И ключ этот должен быть нашим. Только нашим, и ничьим больше.
За столом воцарилось молчание.
— Умеете вы поставить человека перед фактом! — нервно усмехнулся Джек. — Выходит, мы с вами — заговорщики?
— Можно и так сказать. Видите ли, масонство — это не совсем то, что вы полагали. Подлинной властью и влиянием облечены вовсе не те фигуры, что всегда на виду, это своего рода Ложа в Ложе… Предвидя ваш вопрос, Джек — да, я один из них. Но, кроме того, вы, я и мсье Легри составляем еще одну, сакральную, ступень. Я предпочитаю думать о нашей маленькой компании как о посвященных в тайну — и тем самым облеченных величайшей ответственностью. Мы рыцари, Джек; стражи у пещеры дракона. Кстати, о тайнах! — сменил тему Сильвио. — Вы в курсе относительно этого жуткого случая с обваренным трупом?
— Ха, еще бы! В следующий раз, когда возьмете в руки газету — посмотрите, чье имя стоит в конце репортажа!
— «Загадочная смерть», «Полиция в тупике»… Вы поразительно быстро овладели языком желтой прессы, Джек!
Мюррей смущенно улыбнулся:
— Законы жанра, знаете ли. Но это происшествие и в самом деле весьма загадочно! Я видел тело собственными глазами. Такое впечатление, будто его действительно сварили в кипятке — или, скажем, подвергли воздействию перегретого пара. Жуткое зрелище!
— А что, если это какое-то новое оружие? — задумчиво предположил Сильвио. — Паровые бомбы успешно применяются на полях сражений — если только слово «успех» уместно по отношению к столь варварскому средству уничтожения.
— Возможно, все гораздо проще, — невесело усмехнулся Джек. — Покойный был полицейским информатором.
— Вот как?
— Это конфиденциальная информация, сэр. В статье вы не найдете ни слова об этом, но… В доках работают суровые парни; с них станется засунуть стукача в паропровод, а потом втихую избавиться от тела.
— Луддиты? — вопросительно поднял брови Фальконе.
— Луддиты, контрабандисты, грабители — да мало ли кто еще. Кстати, Сильвио! Я тут подумал: почему бы немке не оказать нам помощь?! Раз уж вы с мсье Легри уверены, что ее предсказания имеют хоть какой-то смысл.
— Вы имеете в виду фрау Мантойфель? Ну, во-первых, ее услуги весьма недешевы. А во-вторых, к ним нельзя прибегать слишком часто. Те алкалоиды, что вынуждена вдыхать пифия, крайне негативно сказываются на ее здоровье. Наша предсказательница регулярно ездит в Баден, пить целебные воды; к тому же мое знакомство с ней — чисто шапочное, в отличие от мсье Легри. А он, если говорить начистоту, не самый легкий человек. Так что пока это дело целиком и полностью в нашей с вами компетенции, Джек.
* * *
Они поселились в недорогом пансионе. Этот район Альбиона назывался Пул; будучи одним из крупных портов, он связывал остров-столицу с континентальной частью Империи. Одноглазый механик и его ученик не вызвали подозрений: здесь по большей части жил рабочий и мастеровой люд, не страдающий излишним любопытством. Скудная обстановка могла бы отпугнуть более взыскательных квартирантов; однако Ласка, с младых ногтей приученная к спартанским условиям Крепости, чувствовала себя неплохо. Пожалуй, единственная сложность возникла с умыванием: привыкшая к проточной воде, девушка никак не могла примириться с альбионским обычаем использовать для этой цели тазик. Озорник же, по обыкновению, вовсе не обращал внимания на трудности быта.
— Так когда мы займемся чем-то стоящим? — поинтересовалась Ласка на следующий день.
— Скоро. Но я должен провернуть кое-какие дела, а ты тем временем… — Озорник извлек из-под стола перевязанную шпагатом стопку книг. — Вот, держи. Прочти и… Нет, конспектировать, пожалуй, не надо; просто составь свое мнение. Заодно подучишь язык. Вперед, малыш Билли!
Подборка оказалась весьма специфической: бритиш-славянский словарь и три тяжеленных тома «Краткой истории Евразии и Британской Империи». Чтение неожиданно увлекло Ласку: здесь, в убогой комнатушке с обшарпанной мебелью, скрипучим полом и выкрашенными в пивной цвет стенами, ничто не отвлекало от текста.
Треть Евразии покрывали снега: ледники, ползущие с гор, смыкались на севере с полярными шапками; по бесконечным просторам Сиберии, иначе называемой Снежной Страной, кочевали многочисленные дикие племена. Война, охота и оленеводство были их уделом. К западу от Уральского хребта раскинулись земли Московии; автор описывал их скупо. Не знай Ласка правды, у нее создалось бы впечатление, что страна эта состоит из бескрайних лесов, рек и разбросанных то тут, то там деревень, где уживались бок о бок две расы — людей и разумных медведей. На южных своих границах Московия воевала, пытаясь расширить сферу влияния. Доходило и до столкновения с войсками Империи, закрепившимися на Крымском полуострове при поддержке турок и татар. На западе амбиции московитов сдерживала Жечь Посполита — воинственное государство, заключившее с Империей военный союз. Нынешние имперские земли на старинных картах имели вид лоскутного одеяла. Вот уже без малого две сотни лет запад Европы представлял собой монолит — самую крепкую и величественную из когда-либо существовавших держав. Империя контролировала земли Ближнего и Среднего Востока, владычествовала в Индии, стремительно расширяла свое влияние на Африканском континенте, одну за другой основывала колонии в Новом Свете, тесня дикие джунгли и обитающих там доисторических чудовищ, — словом, Империя правила миром. По крайней мере, большей его частью. Ласка нехотя призналась себе, что до поры не представляла, насколько сильна приютившая их держава. Полно; можно ли вообще помышлять о том, чтобы разрушить этакую громадину?
Желание поговорить с Озорником становилось все сильнее, но тот где-то пропадал целыми днями. Близости меж ними больше не было; впрочем, необходимость соблюдать конспирацию не оставляла даже шанса на это. Тонкие стены и чуткий слух желчной хозяйки пансиона сводили на нет все романтические помыслы. Да и сам Озорник вел себя так, будто меж ними ничего не случилось… В конце концов, та ночь в Гавре стала казаться Ласке чем-то вроде сна… Или мимолетной фантазии. Они виделись лишь за едой, да и то не всегда — Озорник частенько возвращался под утро и, буркнув что-то невразумительное, заваливался спать.
— Тебе стоит подстричься, и чем хуже — тем лучше! — заявил Озорник спустя неделю. — Еще немного, и постояльцы начнут задаваться вопросом — действительно ли перед ними мальчик. Уж больно ты хорошенькая!
Ласка покраснела.
— Справилась с переводом?
— Шутишь? Я и половины первого тома не осилила…
— Ладно, у нас не так много времени. Знаешь, я ведь недаром принес именно эти книги. Скажи, тебя ничего не насторожило в прочитанном? Не возникло ли ощущения фальши, неправильности мироустройства? — добавил он, когда девушка озадаченно нахмурилась.
— Мне не нравится то, что делает с другими странами Империя, если ты об этом…
— Да нет же! — Озорник досадливо мотнул головой. — Ну вот, например, неандертальцы и люди… Как ты думаешь, это естественно, что оба вида мирно сосуществуют рядом? Я уже не говорю о фелис, московитских медведях и прочих…
— А что здесь такого? — пожала плечами Ласка.
— Знаешь, есть закономерность: там, где живут мыши, — не водятся крысы. И наоборот. Близкородственные виды вытесняют друг друга с удобных территорий, таковы законы природы.
— Но неандертальцы живут в основном в Швейцарии.
— А еще на Памире и на Дальнем Востоке, — подсказал Озорник. — Не говоря о тех, которые встречаются в Империи — и не сказать, что редко. Ну, а как тебе Новый Свет с его странной природой и чудищами, которые не привидятся даже в самых кошмарных снах? В Старом Свете они вымерли миллионы лет назад!
— На что ты намекаешь? — непонимающе сдвинула брови девушка.
— На то, что этот мир неестественен. Он — словно химера, склеенная из разных кусков. Он лишен логики и гармонии. Взять хотя бы Империю — уродливую, будто раковая опухоль, опутавшую щупальцами весь мир. Империю, столица которой имеет размер больший, чем иные государства. Заметь, я говорю не о справедливости — это понятие слишком человеческое, к тому же все воспринимают его по-своему.
— Ну… Наверное, это можно как-то объяснить, — не слишком уверенно сказала Ласка.
— Вот именно, что «как-то»! — Озорник усмехнулся. — Официальная наука тщится это сделать уже давно. Ученые мужи погрязли в суемудрии, все больше запутывая других и себя паутиной объяснений и толкований. И некому окинуть все свежим взглядом и сказать «не верю!».
— Сказать-то можно, — хмыкнула девушка. — А дальше?
— А дальше — всего лишь шаг до простой, в сущности, догадки. Этот мир не всегда был таким. Его создали, создали искусственно — но… Не слишком-то искусно.
— Кто? Господь Бог?
— Вовсе нет. Его творение, полагаю, было совершенно. — Озорник серьезно смотрел Ласке в глаза. — Это дело рук человека… Но вот инструмент, оказавшийся в этих руках, вполне возможно, принадлежит Создателю.
В комнате воцарилось молчание. «Инструмент? О чем это он? И… Уж не то ли самое, что он ищет?» — подумала девушка.
— Я называю его Лексикон, — вновь заговорил Озорник. — В переводе с древнегреческого — словарь. Помнишь, как в Библии: «Вначале было слово». Наш мир изречен, Ласка. Он соткан из слов. Из символов. Из единиц структурированной информации. Не знаю, как обозначить точнее; в человеческих языках нет точной аналогии, а математические формулы ты не поймешь, слишком специфичная область. Собственно, и сам Лексикон не является книгой в привычном нам понимании; скорее, это некое устройство.
— Откуда ты все это знаешь?!
— Я потратил два десятка лет, чтобы прийти к таким выводам. Двадцать лет изысканий, кропотливых исследований и путешествий. Зато теперь у меня есть ответы на главные вопросы.
— Что… И где? — после недолгих раздумий предположила девушка.
— В яблочко! — Озорник прищелкнул пальцами и негромко рассмеялся. — Ты умница. Я знаю, что собой представляет Лексикон; знаю, как им можно воспользоваться и что за этим последует. И самое главное: теперь я знаю, где он находится.
— Ну так пойдем и заберем его оттуда! — воскликнула Ласка.
— А вот здесь начинаются сложности. Знаешь, в Империи бытует такая пословица: «Дьявол кроется в деталях».
* * *
Хиггинс, прислонившись к опоре монорельса, лениво поигрывал навахой. Плавно изогнутое лезвие с громким щелчком открывалось, после чего фелис подцеплял вытяжное кольцо когтем, высвобождая клинок из замка — чтобы спустя секунду щелкнуть им вновь.
— Ваше племя прям само не свое до всяких острых вещиц, — заметил Мусорная Голова. — Словно нарочно на неприятности нарываетесь.
Фелис ловко крутанул нож. Его пальцы были короче людских, и такой фокус требовал недюжинной ловкости.
— Неприятности… — протянул Хиггинс. — Вот уж не думаю. Иметь при себе перо — гораздо лучше, чем не иметь, особенно в нашем ремесле. Тогда неприятности будут у кого-то другого, сечешь фишку?
— Вы словно юнцы! Считаете себя бессмертными, лазаете по крышам, балуетесь заточенными железками… И не взрослеете, в отличие от нас.
— Мы умеем жить красиво, старичок… А вы, пикты, давно превратились в крыс. Вы шныряете на задворках и жрете отбросы, ваши Полые Холмы нынче — груды хлама на городских свалках. Вы боитесь не то что взять свое по праву, даже протянуть руку за подаянием. Жалкая судьба для людишек, что правили когда-то всем Альбионом!
— Ты плохо знаешь историю, Хиггинс. Пикты не правили, они просто жили, — усмехнулся Мусорная Голова; пренебрежительные слова фелис, казалось, ничуть его не задели. — Всегда находился кто-то, предъявлявший права на этот клочок суши… Кто-то многократно сильнейший. О, их было много, этих завоевателей! Римляне, саксы, норманны… А нам не нужны ни слава, ни величие — только жизнь; зато в искусстве выживания мы достигли совершенства.
— Прячась по чащобам и гиблым болотам, — ввернул фелис. — А когда последние леса вырубили, а болота осушили, вы ушли жить на свалки!
— На свалки, в канализацию, под мосты. Но заметь: ни я, ни мои братья не числятся ни в одной ведомости Империи, ни в одном документе — разве что речь в них идет о неизвестных бродягах. Мы были здесь всегда, Хиггинс; и пребудем вовеки. Когда последняя труба перестанет дымить, обрушатся от старости башни Тауэра, а развалины Вестминстерского аббатства скроет ползучий плющ — мой народ выйдет на берега Темзы и будет плясать при луне, радуясь и ликуя.
— Да ты мечтатель, мой татуированный друг! — фыркнул Хиггинс. — Плясать при луне, ха! Ты всю жизнь будешь шастать по помойкам — пока не сдохнешь от какой-нибудь заразы.
— Бьюсь об заклад, я проживу дольше тебя!
— Не бросайся такими словами, когда имеешь дело с фелис! — Глаза Хиггинса опасно блеснули. — Мы парни азартные. Я ведь могу и принять твое пари! Как ты думаешь, долго ты после этого протянешь? Сколько, по-твоему, моих ребят пасли тебя, а?
Мусорная Голова сдвинул на затылок бесформенную войлочную шляпу.
— Значит, так. Юный фелис у станции, потом та кошечка с корзинкой для пикников, что прошла мимо нас минут пять назад. Твоя подружка, да?
Самоуверенная ухмылка Хиггинса померкла.
— Ну и, разумеется, твой кузен на крыше соседнего дома, — невозмутимо продолжал Мусорная Голова. — С его стороны не слишком умно швырять вниз окурки. А теперь скажи, сколько моих людей ты заметил?
— Здесь нет никого, кроме нас. Ты блефуешь! — неуверенно пробормотал Хиггинс.
— В самом деле? — Мусорная Голова тихонько рассмеялся. — Не стоит недооценивать пиктов, партнер! Ты назвал нас крысами, а? Я не в обиде, но ты должен знать: крысы — они везде. Все видят и все слышат. Этим мы и живем, знаешь ли.
— Чертовы посредники, — проворчал фелис.
— Ага. А вон, кстати, и наши приятели.
— Тощий тип и мальчишка? — Хиггинс встопорщил усы. — Что-то они непохожи на серьезных клиентов!
— Какая тебе разница, на кого эти двое похожи, — хмыкнул Мусорная Голова. — Лишь бы не на бобби. Ты же сам просил найти для вас с братьями выгодное дельце. И, кстати, насчет мальчишки ты погорячился. Хотя спутать немудрено, уж больно она плоскогруда.
— Она?!
Ласка с любопытством рассматривала странную парочку. Фелис она видела всего единожды, во время драки в гаврских трущобах: гибкая тень с горящими глазами. Теперь же представлялась возможность разглядеть представителя этого племени во всех подробностях. Хиггинс был одет с некоторым вызовом: клетчатые брюки-дудочки, твидовая охотничья куртка с кожаными нашлепками на локтях и пестрый платок, небрежно повязанный на манер галстука. Шляпа-котелок имела прорези для высоких треугольных ушей; впрочем, от правого уха Хиггинса осталась только половина. Разбойную кошачью морду наискось перечеркивали несколько шрамов, судя по всему, оставленных когтями соплеменников — узкие параллельные полоски лишенной шерсти кожи. Самое большое впечатление производили его глаза: большущие, зеленовато-янтарные, похожие на самоцветные камни. Сзади, в прорези штанов, подрагивал длинный полосатый хвост. Обуви фелис не носил: очевидно, ему частенько приходилось использовать нижние лапы, карабкаясь по стенам и водостокам. Неподалеку от Хиггинса сидел на корточках заросший буйным волосом коротышка, облаченный в ворох немыслимо грязных тряпок. Лицо этого типа сплошь покрывали татуировки: издали казалось, будто кожу его поразила некая экзотическая болезнь. Озорник вежливо приподнял кепи, приветствуя их.
— Мое почтение, джентльмены!
Фелис небрежно кивнул.
— Если не возражаете, перейдем сразу к делу. Итак, господин…
— Хиггинс. Кстати, я чёй-то не расслышал твоего имени…
— Зови меня Озорник.
Хиггинс ухмыльнулся, продемонстрировав крепкие желтоватые клыки.
— Так что же вам угодно… сэр Озорник?
— Хочу предложить тебе и твоим братьям выгодное дельце — как раз из тех, по которым вы большие специалисты.
— С чего ты взял, будто мы что-то такое можем?
— Давай не будем играть… — Озорник усмехнулся, — в кошки-мышки. Мне нужны партнеры достаточно рисковые, чтобы забраться на хорошо охраняемую виллу, — и достаточно ловкие, чтобы вскрыть там пару-тройку замков.
— И чья это вилла?
— Она принадлежит некоему Мэтью Фоксу.
— Мэтью Фокс? — фелис округлил глаза. — Полковник Мэтью Фокс?
— Именно он. Постойте, куда это вы?!
— Всего хорошего, мистер! — обронил через плечо Хиггинс.
— Но вы еще не слышали главного.
— Мертвецам деньги ни к чему.
— В мире нет ничего невозможного — особенно если речь идет о сотне тысяч фунтов.
Хиггинс сделал еще пару шагов и остановился. Ласка почти физически ощутила повисшее в воздухе напряжение. Казалось, Озорника и фелис соединила невидимая, натянутая до предела струна. Мусорная Голова совсем ушел в свои тряпки; между воротником и мятой фетровой шляпой торчал только кончик носа.
— Что ты сейчас сказал? — не оборачиваясь, спросил Хиггинс.
— Ты все расслышал правильно. Как, готов рискнуть за такую сумму?
— Послушай, приятель, ты, наверное, плохо себе представляешь, что такое вилла полковника Фокса!
— Разве я говорил, что это будет легко? — поднял бровь Озорник.
— Думаю, тебе следует кое-что объяснить нашему Другу, — вмешался Мусорная Голова. — Иначе это и впрямь выглядит странно. Представь себе: является некто и предлагает обнести… Виндзорский дворец, например!
— Хорошо, ты прав. Дело в следующем: я знаю, как беспрепятственно проникнуть на виллу, — и могу в этом поспособствовать.
— Очень любопытно, — скучающе протянул Хиггинс. — Ну, а твой какой интерес?
— Полковник Фокс хранит некую вещь. Она, по совести, должна принадлежать мне — но, в силу некоторых досадных обстоятельств, находится в его руках.
— Ты подумай, какая жалость! — фыркнул фелис.
— Ага, — в тон ему ответил Озорник. — Но ближе к делу. Так уж получилось — я неплохо изучил систему охраны виллы и разработал план. Если нам удастся претворить его в жизнь, я получу желаемое… Ну, а ты с братьями обеспечишь будущее не только себе, но и своим детям и внукам.
— Мэтью Фокс — личность известная. После такого налета у нас земля будет гореть под ногами, — задумчиво молвил Хиггинс.
— А что тебе мешает покинуть Альбион, а то и вовсе — пределы Империи? — пожал плечами Озорник. — С такими деньгами ты можешь жить где угодно. Если повезет, купишь себе шале в швейцарских Альпах и наймешь целую армию неандертальцев для круглосуточной охраны!
Фелис молчал; морда его не выражала никаких эмоций — но Ласка буквально чувствовала, как жадность борется со страхом в душе этого существа.
— Я должен подумать, — вымолвил, наконец, Хиггинс.
— Хорошо, думай, — легко согласился Озорник. — Только не слишком долго: я хотел бы знать о твоем решении до конца этой недели. Чтобы было время осчастливить каких-нибудь рисковых парней, если ты вдруг откажешься.
* * *
Подвесной экипаж перемещался почти бесшумно, лишь изредка ролики и шестеренки двигательной системы издавали приглушенный лязг. Монорельсовые дороги сетью опутывали Альбион, протянувшись от полуострова Корнуолл до Шеффилда; а центром этой рукотворной паутины был Лондон. Сердце Альбиона, столица в столице; гигантский муравейник, кишащий представителями всевозможных рас и национальностей — такими словами описывал Озорник цель их путешествия. Пока же за окошком вагона проплывали унылые образы индустриального пейзажа, изредка сменяясь каменистыми, поросшими вереском и дроком пустошами, болотами и речушками.
Исполинские Л-образные опоры возвышались над крышами домов, поддерживая несущий рельс. Зачастую их экипаж проплывал на расстоянии вытянутой руки от плотно закрытых окон. Воздух Альбиона был насыщен тяжелыми, неприятными запахами. Сквозь щели вагончика тянуло то вонью мыловарен, то тиной и водорослями от узкого, с мутной водой канала, то непередаваемым «ароматом» городских свалок — и, конечно же, неистребимым и всепроникающим угольным чадом.
— Как думаешь, он согласится? — спросила Ласка у своего спутника.
Озорник задумчиво глядел в окно.
— Полагаю, да. Фелис славятся своим авантюризмом и безрассудством. Знаешь, будь на его месте человек — он, скорее всего, отказался бы.
— Почему? За такие деньги…
— Полиция Альбиона действует безжалостно и эффективно. Поэтому здешние преступники предпочитают минимальный риск. Посмевших нарушить закон судьи отправляют на виселицу безо всякого снисхождения — иногда по нескольку десятков в день.
— Однако! — Ласка поежилась.
— А ты как думала? В нашей игре ставки высоки. Но это и к лучшему, наверное.
— Почему?
— А какой смысл растрачивать жизнь по пустякам?
По мне, так лучше поставить на кон все, что у тебя есть, и поглядеть, чья карта сильнее. — Озорник помолчал и вдруг усмехнулся: — Хотя туз в рукаве никогда не помешает, знаешь ли.
— А кто такой этот полковник Мэтью Фокс? Он что, — девушка понизила голос, — один из этих?
— Нет, — покачал головой Озорник. — Он, конечно, богат и влиятелен, но даже и близко не стоит к истинным властителям мира. Полагаю, он и сам не знает, что именно находится в его руках; иначе хранил бы эту вещь куда надежнее. Впрочем, добраться до нее и так будет нелегко.
— Его вилла хорошо охраняется?
— О, да! У сэра Мэтью пунктик относительно воров и грабителей; он превратил свое поместье в настоящую маленькую крепость… А ограда — кованая решетка высотой в три человеческих роста, к тому же концы пик дьявольски острые.
— Ты что, пробовал туда залезть?
— Нет. Но я нашел того, кто пробовал, — Озорник помолчал. — Парень еле жив остался. Виллу стережет стая свирепых мастифов и несколько слуг, вооруженных винтовками… Мой собеседник поймал две пули — в плечо и ягодицу; ему чудом удалось скрыться.
— Мастифы?
— Порода собак. Здоровенные, с теленка, брыластые твари.
— Знаешь, мне как-то не очень хочется быть загрызенной, — поежилась Ласка.
— Уж поверь, мне тоже! Поэтому мы не полезем через ограду.
— А как? Неужто через канализацию? — Девушка поморщилась.
— Нет. — Озорник испытующе посмотрел на нее. — Ты войдешь туда сама, без провожатых — и откроешь дорогу остальным.
— Как это?! — Глаза Ласки округлились от изумления.
— Очень просто. Мальчишке Билли, ученику механика, пора исчезнуть. Теперь его место займет очаровательная юная авантюристка.
— Хорошенькие дела! — Девушка возмущенно отвернулась. — А меня, стало быть, и спрашивать не надо?!
— Послушай, это часть плана. Я предположил, что ты не будешь против. Но если тебе не нравится, я придумаю что-нибудь еще. — Озорник чуть заметно усмехнулся. — Например, попробуем проникнуть туда через канализацию. Мне необходима эта вещь, Ласка. Нужна позарез. Без нее ничего не получится.
Девушка молчала, чувствуя, как щеки предательски наливаются красным. «Он ведь положил на это всю жизнь! А я тут еще… кобенюсь».
— Ну хорошо, — хрипловато буркнула Ласка. — Только я все равно не понимаю! Разве что этот Мэтью Фокс приглашает всех без разбора.
— Как раз наоборот. Но пусть тебя это не беспокоит! — подмигнул Озорник. — Ты попадешь туда как желанная гостья — московитская дворянка графиня Воронцова.
— Что?!
* * *
— Опять вы здесь! — Инспектор с отвращением поднял воротник: туманная влага конденсировалась на стальных фермах моста и капала вниз. — Послушайте, как вас…
— Мюррей. Джек Мюррей. — Джек был уверен, что инспектор прекрасно помнит его имя.
— Объясните мне такую вещь: почему вы каждый раз оказываетесь на месте преступления едва ли не раньше полиции?
— Вы меня подозреваете? — поднял бровь Джек.
— Разве я сказал это? Нет, я всего лишь хочу знать, кто из моих людей поставляет вам информацию. Намекните, а? Клянусь, я и пальцем его не трону.
Мюррей улыбнулся и покачал головой:
— Лучше сделайте заявление для прессы. Только, умоляю, не…
— Полиция работает над этим! — мстительно ухмыльнулся инспектор. — Впрочем, вы, по своему обыкновению, напишете — «Скотленд-Ярд в тупике», не правда ли?
— Читателю нужно что-то конкретное, вы же понимаете… Если уж не имя убийцы — то леденящие душу подробности. Покойный, часом, не был осведомителем полиции?
— Да, в этом деле вы, газетчики, большие доки. — Инспектор проигнорировал заданный небрежным тоном вопрос, и Мюррей утвердился в своих подозрениях. — Ладно, можете взглянуть. Надеюсь только, у вас крепкий желудок.
Джек, стараясь не перепачкать туфель, шагнул к телу.
— Биллингс, ну что там у вас?
— Многочисленные ожоги на теле, сэр. Беднягу ошпарили, словно молочного порося.
— Опять пар? — Мюррей глянул в лицо мертвеца и поморщился.
Багровая маска застыла в беззвучном крике; вытаращенные глаза были абсолютно белыми — словно вареное яйцо. Из рваной раны на лбу тянулась запекшаяся кровь. Руки покойного были грязны, ногти содраны — похоже, перед смертью человек царапал землю.
— Эх, если бы ваши люди не затоптали следы!
— Хотите поучить меня моей работе, а? Так вот, к вашему сведению: следы — это первое, на что мы обратили внимание! — Инспектор был рад поставить нахального щелкопера на место, и Джек мысленно поздравил себя: его тактика принесла плоды.
— Там, — инспектор махнул рукой в туман, — он столкнулся с чем-то, что напугало его до чертиков. Бедняга бросился бежать, не разбирая дороги. Ссадина на голове — пустяк, он споткнулся и ударился о ферму моста… А вот дальше получается нечто странное. Парень бежал к реке, как будто надеялся найти там спасение; но так и не успел добраться до воды. В прибрежном иле ясно видны следы борьбы, да и одежда покойного выглядит так, словно он кувыркался в грязи… Потом он несколько ярдов прополз — должно быть, уже умирая.
— Значит, все произошло у воды? Скажите, инспектор, — а чьи-нибудь еще следы там остались?! — Джек вытащил блокнот в жестком кожаном переплете, извлек из его корешка тонкую латунную палочку с грифелем — патентованный вечный карандаш.
— В том-то и дело, что нет, — поморщился инспектор. — Ни единого! Такое впечатление, будто парень умер совершенно самостоятельно, без всякой помощи извне. Но если все же имело место самоубийство, то где, хм… орудие? Знаете, Мюррей, это дело меня доконает. Сплошные вопросы и ни единого ответа!
Джек снова глянул на лицо покойника. «Ну уж нет, готов поспорить на что угодно — это не суицид!»
— Кто нашел тело?
— Местные жители. — Инспектор кивнул на темнеющие неподалеку дома. — Ночью их разбудили жуткие вопли…
— Но, как обычно, никто ничего не видел.
Инспектор бросил на Мюррея взгляд, словно говоря «не будь идиотом».
В голову Джеку неожиданно пришла идея. Торопливо простившись, он направился прочь. Едва полицейские скрылись из вида, репортер свернул в ближайшую подворотню — и почти сразу обнаружил искомое. Тощий подросток сидел на груде шифера, сосредоточенно орудуя перочинным ножиком — по всей видимости, пытаясь вырезать более-менее целый кусок из старой подметки.
— Эй, малый! — негромко окликнул его Мюррей.
Юнец поднял настороженный взгляд.
— Вам чего, мистер?
— Поди сюда, дело есть. — Порывшись в кармане, Джек выудил шиллинг.
Подросток приблизился, все так же настороженно поблескивая глазами; видно было, что он в любой момент готов дать деру. «Точь-в-точь помойный кот!» — усмехнулся про себя Джек.
— Скажи-ка, малый, ты слыхал о том, что здесь случилось ночью? Ну, все эти крики и так далее…
— Ничо я не знаю. — Мальчишка попятился, не сводя, впрочем, взгляда с монеты.
— Я не сыщик! — поспешно сказал Мюррей. — Я журналист, газетчик. Просто хочу разузнать, что здесь такое творится.
— Чего-чего. Убили здесь одного — все шлялся, вынюхивал. — Юнец криво ухмыльнулся.
— Ты его знал?
— Не-а… — Подросток замотал лохматой головой. — Откудова? Он не здешний, это точно. Местные все по домам сидят, особливо ежели туман…
— Да ну? — Джек изобразил недоверие. — С чего бы людям бояться тумана? Здесь такое частенько случается.
Юнец облизнул губы.
— Это все из-за призраков! — выпалил он.
— Каких еще призраков?!
— А таких… Они появляются по ночам, вместе с туманом! Настоящие призраки, чтоб мне провалиться! И горячие, ровно адский пламень. Старый Эдвард Мозель повстречал как-то одного, возвращаясь из трактира. Хотел схватить его — да как заорет! Грит, будто за чайник кипящий схватился! У него ладонь потом вся клочьями облезла, сам видел.
— И что, из-за одного пьянчуги все боятся выходить из дому? Что-то не верится…
— Так ведь их не только Эд видел, мистер! И другие тоже встречали, особливо кто по ночам шарится… — юнец неприятно усмехнулся. — Местных-то они никого не трогают, но лучше на всякий случай держаться подальше… Здесь ночью всякое может быть!
— Ну, хорошо. — Джек щелчком переправил юнцу монету; тот проворно схватил ее на лету.
В голове Мюррея потихоньку складывался план будущей статьи. Добравшись до оживленной улицы, он взмахом трости остановил кеб и, назвав вознице адрес, откинулся на жесткую спинку сиденья. К тому моменту, как лошадь остановилась, он уже практически завершил работу. Осталось лишь записать придуманное и отшлифовать некоторые фразы. Джек снимал квартиру в восточной части Гринвича; здесь селились в основном люди среднего достатка. Он распахнул дверь — и едва не столкнулся с девушкой, сбегавшей вниз по ступенькам.
— О! Прошу меня простить. — Мюррей отступил и приподнял шляпу.
Незнакомка состроила нетерпеливую гримаску и проскользнула мимо. Джек заинтересованно смотрел ей вслед. Волосы, чересчур короткие для нынешней моды, выбивались из-под шляпки непослушными вихрами, плащ-пелерина, слишком легкий по такой погоде, трепал ветер.
— Кто эта леди? — осведомился Мюррей у консьержа.
— Некая мисс Вайзл; она всего второй день как поселилась у нас. Вроде бы имеет какое-то отношение к театру, — консьерж усмехнулся в густые усы. — Прелестная девушка, не правда ли?
— Пожалуй… — задумчиво кивнул Джек.
* * *
Уроки хороших манер поначалу не вызывали у Ласки ничего, кроме отвращения; но Озорник был неумолим.
— Ты должна продержаться, по крайней мере, час! И все это время тебя будут окружать люди, до тонкостей знающие здешний этикет, впитавшие его нормы с молоком матери…
— Кошмар! Послушай, но я ведь ничего не знаю об этой Воронцовой…
— Это как раз неважно. Графиня будет такой, как тебе захочется; главное — умение держать себя… И хорошо подвешенный язык. Но с этим у тебя проблем нет, по-моему.
Правилам хорошего тона девушку обучала миссис Сивер — сухощавая желчная особа, придирчивостью своей живо напомнившая Ласке ее старого урядника времен службы в Крепости. По прошествии нескольких уроков девушка начала чувствовать себя скованной невидимыми цепями: все эти понятия о том, что должна и чего не должна «настоящая леди», просто не умещались в голове! Вдобавок пришлось сменить привычные уже одежки мальчишки-механика на женский наряд. Все ее счета оплачивал Озорник. Откуда он добывал деньги — оставалось загадкой; Ласка все собиралась расспросить его об этом — но каждый раз забывала. Компаньона своего она теперь видела крайне редко и исключительно на людях: незамужней девушке не полагалось принимать у себя мужчин. По словам миссис Сивер, это окончательно и бесповоротно компрометировало ее «в глазах общества».
Тяготы нового положения были очевидны. Поначалу Ласка успокаивала себя тем, что это ненадолго; но по прошествии нескольких дней, к немалому собственному удивлению, обнаружила, что происходящее понемногу начинает ей… нравиться! Отношение окружающих разительным образом изменилось. На молчаливого подростка с угрюмым характером обращали внимание исключительно в одном смысле: как бы он что-нибудь не стянул. Облачившись в платье и начав пользоваться косметикой, Ласка тут же ощутила интерес противоположного пола. Это оказалось странным, раздражающим. Но и приятным тоже! На удивление приятным. До этой поры большинство мужчин, с которыми ей довелось общаться, были казаками Крепости, а ухаживания товарищей по оружию не шли дальше двусмысленных шуток и шлепков по мягкому месту. На последнее Ласка пару раз отвечала ударом маленького, но крепкого кулачка, что надолго отбивало у шутников охоту. Но теперь… О, теперь это было нечто иное! Заинтересованные, теплые взгляды, дружелюбие и интерес — иногда тщательно скрываемый, иногда нет, к ее скромной персоне. Девушка робко попробовала кокетничать — и поразилась, насколько падки мужчины на столь примитивные штучки. Желания опробовать «женские чары» на своем друге Ласка не испытывала совершенно: казалось, та вспышка страсти меж ними была единственной и случайной. Озорник, конечно, заметил произошедшие в ней перемены — еще бы, он ведь сам был их творцом!
— Миссис Сивер творит чудеса. Нет-нет, я нисколько не умаляю ваших заслуг, леди: это просто замечательно. Из куколки вылупилась бабочка! — Озорник подмигнул девушке. — Но ты пока что не графиня Воронцова, скорее, хм-м… начинающая авантюристка. — Он усмехнулся. — Теперь следует поработать над стилем; впрочем, уроки хороших манер оставлять нельзя. Нынче вечером я сведу тебя с одним интересным человеком.
Знакомство состоялось в старом, изрядно запущенном особняке. Немногочисленные следы былой роскоши еще сохранялись: резные дубовые панели, чиппендейловский шкаф в углу комнаты, напольные часы с массивным фарфоровым циферблатом, напоминающие вычурное надгробие. Но рассохшийся, почерневший паркет взывал о циклевочном ноже и лаке; да и полосатые обои давно выцвели и пожелтели от времени.
Хозяин встретил их лично. Богатырского телосложения, хотя и несколько обрюзгший, он был облачен в заметно повытертый бархатный шлафрок и мягкие домашние туфли. Благородный профиль несколько портил красный, в прожилках нос, выдававший пагубное пристрастие хозяина к спиртному.
— Мисс Вайзл, позвольте представить вам моего друга Тома О’Шонесси, замечательного человека и, не побоюсь этих слов, одного из самых выдающихся трагиков современности. — Озорник отвесил церемонный поклон. — Поверьте, вряд ли во всем Альбионе найдется человек, знающий актерское ремесло столь досконально. Том, а это — та самая девушка, о которой я говорил…
— Вы преувеличиваете мои скромные заслуги, друг мой! — О’Шонесси улыбнулся и вальяжно указал на продавленный диван. — Прошу вас, присаживайтесь. Итак, мисс Вайзл, вы решили попробовать свои силы на театральных подмостках?
— О, это любительский спектакль. Но я отношусь к своей роли очень серьезно! — отвечала наученная Озорником девушка. — Знаете, я участвовала в «живых картинах»; но тут совсем другое! Честно говоря, я очень боюсь опозориться.
— Гм… Ну что же, я буду рад, так сказать, поделиться опытом. Хотелось бы, конечно, увидеть текст пьесы. Или это что-то общеизвестное?
— В том и дело, что текста, как такового, нет, — пришел на помощь Ласке Озорник. — Новые веяния, знаете ли: имеется общая постановочная канва, а в ее рамках артисты импровизируют в соответствии с выбранным образом.
— Ох, не одобряю я подобные новации! — Старый актер осуждающе покачал головой. — Что толку в них, мой друг? В конце концов все вернется на круги своя, к шекспировским традициям, помяните мое слово…
Наука Тома О’Шонесси оказалось непростой, куда тоньше «хороших манер» — но и куда увлекательней. До сих пор Ласка видела театральное представление только единожды — когда Крепость посетила бродячая итальянская труппа, бог весть какими судьбами занесенная на Урал. Обильно жестикулирующие люди в странных нарядах тогда не произвели на нее особого впечатления. Куда больше заинтересовал девочку московитский медведь, сопровождавший артистов в качестве телохранителя и проводника.
— Забудьте о сцене, леди. Забудьте о роли, в конце концов. Вы не должны играть эту вашу графиню; вы должны быть ею! Взять хотя бы последнюю реплику… Не акцентируйте приказание, это совершенно ни к чему!
— Но…
— Вы не сержант, командующий взводом солдат! Голос должен звучать мягко и ровно… И абсолютно уверенно! У этой леди не возникает даже тени сомнения, что ее распоряжение поймут неправильно или исполнят неверно… Ну-ка, попробуем еще раз… Нет-нет, опять не то, с самого начала! Ваш взгляд выдает смятение, и этого достаточно, чтобы загубить роль! Поймите: ваше достоинство — это броня, разрушить которую не-воз-мож-но! Ничто не способно смутить вас, кроме ваших собственных чувств и мыслей. Движения души рождаются изнутри, а не вовне — именно это вы должны показать!
Ласка была поражена. Ей открылась вдруг еще одна грань этого мира; открылась через ее собственное, пусть и невеликое пока, умение — позой, осанкой, вскользь брошенной фразой закладывать в головы окружающих нужные ей мысли! Для закрепления навыков они с Озорником совершали долгие прогулки, с заходами в рестораны и театры. Дни улетали прочь, словно ласточки; минула неделя, затем еще одна — и вот, наконец, Озорник сказал:
— Завтра.
— Ну наконец-то! — вздохнула Ласка, чувствуя, как тревожно забилось сердце. — Значит, коты согласились?
— Я в этом даже не сомневался. Фелис уже в Лондоне, разнюхивают, что и как.
— Ну, и каков твой план?
— Строгого плана нет — но это и к лучшему; опыт подсказывает мне, что в такого рода делах что-нибудь обязательно пойдет не так. Будем действовать по обстановке. Твоя главная задача — помочь фелис проникнуть в дом; остальное уже их забота.
— Может, ты наконец скажешь мне, как оно выглядит — то, что мы ищем? Вдруг я увижу его?
— А я разве не говорил? — Озорник удивленно поднял бровь. — Мне казалось… Надо же, старею! Это такая забавная штуковина… Книга, переплет которой невозможно толком разглядеть.
— То есть? Она что, невидима? Прозрачна?
— Нет, ты определенно увидишь перед собой книгу; но вот сказать, к какому веку она принадлежит, из чего сделана обложка и каков ее точный размер, не сможешь… Каждую секунду все это будет казаться немного другим, хотя момент превращения глаз не замечает. Своего рода воплощенная платоновская абстракция.
— И с ее помощью ты надеешься разрушить Империю? — недоверчиво спросила девушка.
— Самое смешное, что это правда.
* * *
Вынырнувшие из густого, подсвеченного фонарями тумана фигуры двигались с неестественной для человека быстротой и грациозностью. Испуганно заржала схваченная под уздцы лошадь; кебмен схватился было за кнут, но тут же опустил руку: поверх револьверного ствола на него уставились светящиеся глаза фелис.
— Главное, не дергайся, мистер! — мяукнул гнусавый голос из-под закрывающего морду платка. — Сиди смирно, и с тобой не случится ничего плохого.
Дверцы кеба распахнули сразу с двух сторон; сверкнули ножи.
— Кто вы такие!? — возмущенно воскликнул женский голос.
— Разбойники, мэм! — Фелис издевательски приподнял шляпу. — Соблаговолите отдать драгоценности… И сумочку тоже.
— Да как вы сме… — Возмущенный мужской голос смолк на полуслове: в горло говорившему кольнуло острие навахи.
— У нас чувствительные уши, мистер. Поэтому умоляю: не надо шума. Это может очень плохо отразиться на вашем здоровье, хе-хе-хе… Короче, заткнись и делай, что тебе велят!
— Миледи, с этими негодяями шутки плохи! — хрипло прошептал мужчина своей спутнице.
— Вам известно, кто я такая, отребье?! — с ледяным спокойствием процедила женщина. — Спустя полчаса вся полиция Лондона будет идти по вашему следу!
— Мы знаем это, мэм. И если нас поймают, то вздернут на виселицу без лишних разговоров. Так что терять нам особо нечего, соображаете? Поэтому не заставляйте моих ребят нервничать!
Один из нападавших спрыгнул с подножки кеба и подошел к закутанной в плащ фигуре, наблюдавшей за происходящим из ближайшей подворотни.
— Ну-ка, глянь…
— То, что надо, — отозвался мужчина, рассматривая содержимое сумочки. — Я забираю приглашение, остальное ваше. Кеб и людей нужно спрятать, как и договаривались; пассажиров связать — да получше! А тебя с кузенами я жду в условленном месте.
— Никаких проблем. Твоя девчонка готова к светской жизни?
— За нее не беспокойся, Хиггинс.
— Я беспокоюсь только об одном, приятель, — о чертовых псах.
— Тогда за дело!
* * *
Нельзя сказать, что Ласка была так уж спокойна, въезжая во владения полковника Фокса. Нет, присутствовала и слабость, и легкая дрожь в коленках — но… Все это словно происходило не с ней, а с кем-то еще. Нереальность действа, туман и призрачный свет газовых фонарей — казалось, она и впрямь готовится выйти на подмостки некоего странного, потустороннего театра, чтобы сыграть первую в своей жизни роль. Вилла полковника вовсе не походила на неприступную крепость: просто дом, большой и добротно построенный, с двумя флигелями. Парадный вход стерегли чугунные львы; из их пастей вырывались голубоватые язычки газового пламени, а раскаленные клыки светились темно-вишневым в наползающих сумерках.
— Ручку пожалте, барышня, — проворчал по-славянски Потап, спрыгнув на землю и проворно обойдя кеб сзади: лошади при виде его мохнатой туши впадали в ужас.
Идея пригласить в качестве лакея московитского медведя принадлежала Озорнику. До сих пор Ласка видела этих созданий лишь мельком: медведи сопровождали торговые караваны, идущие из Московии в Уральское Атаманство, в качестве охранников. «Жители Альбиона падки до чужеземной экзотики ничуть не меньше прочих, — решил напарник. — Это сыграет на руку твоему образу». Потапа он нашел в одном из пабов: тот глушил дешевое виски, объясняясь с барменом при помощи языка жестов. Надо сказать, цену за свои услуги медведь заломил немалую — на такие деньги можно было бы нанять трех лакеев; но Озорник посчитал, что дело того стоит.
— Помимо прочего, он будет исполнять обязанности телохранителя. Я намекнул ему, что среди гостей могут найтись твои недоброжелатели… Если что-то пойдет не так, Потап даст тебе возможность вырваться оттуда до прихода полиции.
— Он же не будет все время ходить за мной! Тогда я точно не смогу ничего сделать…
— Просто крикни погромче, и он тут же придет на помощь. Слух у медведей ничуть не хуже, чем у фелис. Но это лишь в самом крайнем случае.
Дворецкий полковника встретил их на крыльце. Ласка, улыбаясь загадочно и слегка надменно, протянула ему приглашение; но тот почти не обратил на него внимания — взгляд его не отрывался от московита.
— Миледи… Ваш… э-э…
— Потап? Отправьте его к слугам. — Ласка добавила чуточку снисходительности в улыбку.
— Но…
— Не бойтесь, он их не съест. Разве что обыграет в карты. Но подобные вещи неизбежны, когда несколько джентльменов собираются за зеленым сукном, не так ли?
«Ну, мистер О’Шонесси, похоже, первый экзамен я сдала!» — подумала девушка; но уже в следующий миг ее невозмутимость была подвергнута серьезному испытанию. Посреди холла стояла некая конструкция. В первый миг Ласка приняла ее за старинный рыцарский доспех — только почему-то сделанный из меди. В следующий момент она поняла, что перед ней машина — наподобие рыцаря Атаманства, только гораздо меньших размеров. «Как же ей управляют?» — изумилась она. На груди у металлического человека была приклепана табличка с надписью: «Пожалуйста, не дотрагивайтесь до меня. Вы можете обжечься». Внутри механизма что-то щелкнуло, зашуршало, и из корпуса зазвучал на удивление приятный голос:
— Полковник Мэтью Фокс очень рад видеть вас, сэр, мэм. Пожалуйте за мной.
С этими словами медный человек развернулся и покатил в глубину холла: Ласка заметила, что он движется по узким, вмонтированным в пол рельсам. «Интересно, на чем у него работает топка? Что-то бездымное, вроде спирта или сжатого газа — иначе здесь уже нечем было бы дышать!» — подумала Ласка.
Распахнув двери гостиной, медный лакей замер.
— Как прикажете вас представить, сэр, мэм? — осведомился записанный на эбонитовый валик голос.
— Леди Воронцова, — ответила Ласка, с любопытством ожидая, что будет дальше. В утробе механизма что-то щелкнуло, зашипело — а вслед за тем она услышала собственный голос, усиленный жестяным рупором рта. Тут девушка увидела хозяина виллы: статный седовласый мужчина, близоруко щурясь, отвесил короткий поклон.
— Миледи, рад вас приветствовать в моем скромном жилище…
Ласка сделала шаг за порог — и невольно вздрогнула. Зал был полон чудовищ, и все они смотрели на нее. Пламя газовых рожков отливало темным янтарем в глазах монстров, поблескивали оскаленные клыки, чешуйчатые тела отбрасывали причудливые тени на дубовые панели обшивки. Секундой позже пришло понимание; девушка невольно улыбнулась.
— Какие великолепные трофеи! Мое искреннее восхищение таксидермисту, сэр: они просто как живые! Неужели вы сами убили всех этих тварей?
— О нет, что вы! — рассмеялся полковник. — Чудовища Нового Света — охотничья добыча сэра Дадли, моего отца. Он был великим путешественником и страстным охотником. Э-э… Не сочтите за бестактность, но, признаться, я ожидал, что вы, гм-м… несколько старше!
Этот вопрос Ласка с Озорником предусмотрели заранее, и у девушки был готов на него ответ.
— Должно быть, вы спутали меня с моей маменькой, полковник… — обворожительно улыбнулась Ласка. — К сожалению, она неважно себя чувствует: климат Альбиона не идет на пользу ее здоровью. Я же просто не могла упустить такой случай. Возможно, я несколько преступила рамки. Но у нас в Московии мы относимся к таким вещам не столь формально.
— О, мы вовсе не такие формалисты, какими нас представляют! — рассмеялся хозяин виллы. — Знали бы вы, что вытворяют некоторые юные леди нашего круга. Гм, не буду называть имен… Я и понятия не имел, что у графини есть столь очаровательная дочь! Где они вас прятали все это время? А вы, надо сказать, прекрасно говорите на бритиш!
— Как и все московитское дворянство, полковник. Язык Империи ныне сделался достоянием людей просвещенных…
— И это замечательно, не так ли? Однако же, я слыхал, в Московии сильна партия славянофилов. Стало быть, вы придерживаетесь прогрессивных взглядов, графиня?
— Как истинная патриотка своей страны, я не одобряю политику Империи, — заявила Ласка. — В конце концов, наши и ваши солдаты еще недавно убивали друг друга на поле брани. Но это не значит, что я отрицаю достижения британской цивилизации. Кстати, ваш медный лакей произвел на меня впечатление.
— Паровой Том? Забавная игрушка, не правда ли? Я ведь тоже своего рода коллекционер, но, в отличие от своего родителя, увлекаюсь не экзотической фауной, а всевозможными техническими новинками…
— Мэтью, старый ловелас! Вы, похоже, решили завладеть вниманием юной дамы безраздельно! — раздался веселый голос из глубины зала. — Идите же к нам, мы тоже хотим получить причитающуюся нам долю!
* * *
— Холодно, черт! — один из темных силуэтов поежился. — Не хватало еще подцепить простуду. Ненавижу чихать! Черт, черт, черт!
— Не поминай дьявола всуе, — отозвался другой.
— С чего бы вдруг? — фыркнул первый. — Или ты ударился в религию, Хиггинс? Ты что, не знаешь — эти святоши отрицают, что у нас есть душа! Каково, а?
— Да плевал я на них и на все поганое англиканство. Меня беспокоит одно: как бы нас кто-нибудь не услышал. Это богатый район, парень, и здесь полно бобби. Стоит кому-то пронюхать, что на чердак забралась пара-тройка фелис, как их здесь соберется целая толпа; глазом моргнуть не успеешь!
— Сейчас бы глоточек валерьяновой настойки… — мечтательно протянул третий голос.
— Маленько терпения, парни. Если дельце выгорит, мы загуляем так, что чертям тошно станет!
— Хорошо бы. Слышь-ка, ты и впрямь думаешь, будто нас там ждут золотые горы? Что-то я не очень доверяю этому одноглазому! Как-то слабо верится в такое везение.
— Не беспокойся, денежки мы в любом случае получим! — Хиггинс улыбнулся, обнажив на миг влажно блеснувшие клыки. — Если окажется, что кривой играет нечестно, его ждет маленький сюрприз.
— Ну?! Расскажи-ка!
— Всему свое время, Марвин. Не забывай, нам еще нужно туда попасть.
На чердаке воцарилось молчание.
— Вот дьявол!
— Что еще?
— Я только что видел за оградой собаку — здоровущая, ровно теленок! — говоривший встопорщил шерсть на загривке.
— Вот поэтому мы и не можем туда сунуться, покуда девчонка не перебросит нам веревку!
— Интересно, долго еще ждать?
— Смотри, смотри — окно открылось!
— Так, всем отойти! — распорядился Хиггинс. — Не то еще словите штырь в брюхо…
В тишине прозвучал негромкий шлепок — и спустя пару мгновений что-то темное мелькнуло в проеме чердачного окошка, едва не зацепив раму. Хиггинс проворно подхватил упавшую стрелу, нащупал бечевку и привязал к ней тонкий, но прочный канат.
— Готово…
Другой фелис извлек потайной фонарь и приоткрыл заслонку. Луч света, отфильтрованный кобальтовым стеклом, был почти невидим, но адресат тем не менее заметил синий огонек в темноте чердачного окошка. Бечевка дрогнула и поползла обратно, таща за собой канат. Хиггинс аккуратно стравливал его, не давая образоваться узлам и петлям.
— Интересно, как она протащила арбалет? — поинтересовался один из подельников.
— Хе! Бедовые дамочки под юбками еще и не такое прячут! — ухмыльнулся Хиггинс. — Видел я эту штуковину! В разобранном виде можно запросто распихать по карманам…
— Нам бы тоже нелишне обзавестись такой вещицей, как считаешь? Может, потолкуешь с одноглазым, и он продаст нам арбалетик?
— Зачем, Джонни?! Если все выгорит, нам больше не придется лазить по чужим окнам! — напомнил Хиггинс. — Станем этими… ре-спек-табельными членами общества, во!
— Точно! Заведу себе дилижанс… Не, лучше этот, как его — стимкеб, на паровом ходу! И буду себе разъезжать с важным видом.
— Ага. Только где подальше отсюда. — Хиггинс подергал канат, проверяя прочность узлов. — Ну, вроде готово. Я первый, вы за мной следом — и чтобы по одному, ясно?
Темный силуэт беззвучно скользнул над залитой туманом мостовой, над острыми пиками ограды — и исчез в отворенном окне.
* * *
Общение с гостями полковника довольно быстро утомило Ласку. Еще несколько часов назад, собираясь приступить к выполнению их с Озорником плана, девушка гадала: какие они, аристократы Империи? Действительность оказалась прямо противоположной ожиданиям: более скучную и неинтересную компанию трудно было представить. Образ графини Воронцовой, созданный Лаской под руководством старого актера, оказался гораздо более ярким, глубоким. Более живым — словно написанный маслом портрет в окружении дагерротипов. Эти мужчины и женщины, прекрасно и со вкусом одетые, с важным видом рассуждали о дерби, о новом фасоне платьев, о поварском искусстве Индии и Китая. Но стоило московитской аристократке заговорить о вещах действительно важных: о политике, войнах, имперской экспансии — как между ней и собеседниками словно вставала незримая стена. Девушке сделалось тошно от этих улыбок, таких вежливых — и однозначных, словно захлопнувшаяся перед носом дверь. Воздуха не хватало; к тому же от чучел едва уловимо несло какой-то химией. «Пора», — подумала где-то в глубине графини Воронцовой Ласка. Девушку уже некоторое время не оставляло странное чувство — она словно была маленьким, очень внимательным и абсолютно спокойным наблюдателем, существующим где-то в глубинах ее собственного тела — а оно, подобно рыцарской машине, послушно исполняло приказы… «Не спеши. Дай им время привыкнуть к тебе, — говорил Озорник. — Фелис будут ждать столько, сколько нужно; хоть всю ночь». Однако осуществить задуманное оказалось не так-то просто. У дверей во внутренние покои, как раз там, куда ей необходимо было попасть, постоянно дежурил лакей. Можно было, конечно, сделать попытку пройти мимо, словно тот был мебелью — но, подумав немного, Ласка отклонила такой вариант. К счастью, ситуация разрешилась сама собой: страж все-таки покинул свой пост, и девушка не преминула воспользоваться этим.
Светильников здесь не было, но слабые отблески уличных фонарей позволяли ориентироваться в пространстве. Дав глазам привыкнуть к полумраку, графиня Воронцова двинулась вперед по анфиладе комнат, стараясь не шуметь. Вскоре она достигла нужной точки дома: окно смотрело как раз в правильном направлении. Девушка повернула бронзовую рукоять запирающего механизма, толкнула створки — и замерла, вдыхая насыщенный уличной сыростью воздух. Вокруг царила тишина. По спине скользнул предательский холодок: сейчас, в эту самую секунду, она все еще была гостьей, но уже следующий шаг делал ее преступницей, окончательно и бесповоротно. «Поспеши. Время работает против тебя», — шепнул внутренний голос. Преодолев секундную слабость, девушка приподняла подол платья и извлекла из прикрепленных к кринолину чехлов части арбалета. Сборку и разборку этого небольшого, но весьма мощного приспособления она освоила в совершенстве: Озорник всякий раз завязывал ей глаза, и действовать приходилось на ощупь. Самым трудным было взвести стальной лук, маленький, но дьявольски тугой: силы Ласкиных мускулов едва хватало для этого. Установив стрелу с привязанной к ней бечевой, девушка подняла арбалет, прицелилась — и, задержав дыхание, нажала на спуск. Стрела унеслась прочь, таща за собой шпагат; громко жужжала разматывающаяся катушка. Прошло несколько тягостных мгновений — и вот в чердачном окне дома напротив замигал синий огонек. Ласка облегченно перевела дух и потянула бечеву. Скоро в ее руках очутился канат; недолго думая, Ласка привязала его к ножке массивного письменного стола. Дело было сделано. Темная фигура фелис скользнула по канату — над брусчаткой мостовой, над пиками ограды, над темным садом — бесшумно, словно тень.
Где-то неподалеку скрипнула дверь. Паника отозвалась волной мурашек вдоль хребта. Ласка заметалась, не зная, куда спрятать арбалет, и наконец сунула его под стол. «Стоит кому-нибудь обнаружить фелис, и все пропало! Здесь такое начнется! Стоп, стоп… Я пока что гостья, а значит, как жена Цезаря, — вне подозрений. Мало ли как я очутилась здесь! Например, поднялась подышать свежим воздухом. Или просто — из любопытства». Девушка наспех привела в порядок юбки, закрыла за собой дверь и сделала вид, будто рассматривает висящий на стене портрет, изображавший сурового джентльмена в старомодном мундире, с повязкой на глазу. Шаги приближались; но это оказался вовсе не лакей, а один из гостей полковника — молодой блондин в светло-сером костюме, отчего-то смутно знакомый Ласке.
— Вы так неожиданно нас покинули, графиня. Надеюсь, я не очень помешал? — учтиво произнес он.
— Нет, просто внизу душновато.
— Да, пожалуй. Задумка с тварями Нового Света не самая удачная: смотрится эффектно, не спорю — но все же они слегка попахивают. Надеюсь, мои бестолковые соотечественники не слишком вас утомили? Водка, медведи и бесконечные снега — вот, пожалуй, и все, что приходит им на ум при слове «Московия».
— А что приходит на ум вам? — полюбопытствовала девушка.
Блондин негромко рассмеялся.
— Увы, должен признаться — в этом я не слишком-то отличаюсь от прочих! Московия… Бесконечные просторы, от Балтики до Урала, густые леса… Величественная и спокойная страна. Я ведь чуть было не совершил путешествие на вашу родину, графиня; даже начал учить язык. И немного помню его до этого дня, — последнюю фразу молодой человек произнес по-славянски, слегка запинаясь.
— Очаровательно. — Ласка улыбнулась уголками губ. — Но что же вас удержало от этого шага?
— Мой друг и наставник. Он убедил меня в том, что это бессмысленно — впрочем, на тот момент так оно и было. Ох, я все еще не представился, простите покорно! Джек Мюррей, репортер «Курьера», к вашим услугам, графиня.
— Как любопытно! — Ласка постаралась вложить в реплику нечто противоположное смыслу слов: присутствие этого человека тревожило ее. Где же она могла его видеть?
С той стороны, куда проникли фелис, не слышно было ни звука: люди-кошки славились своим умением двигаться бесшумно.
— Думаю, мне понравилась бы Московия. Вопрос в том, как там относятся к гражданам Империи. Мы ведь совсем недавно были врагами.
— И продолжаем ими оставаться в какой-то мере — покуда Крымский вопрос не будет решен к обоюдному согласию! Впрочем, я заметила, на эту тему здесь не любят говорить.
— Гм… Полагаю, это не совсем корректно — ведь вы московитка, а полковник Фокс, как ни крути, — один из героев Крымской кампании…
В этот момент снизу донесся грохот, звон разбитого стекла, женский визг — и яростные крики. Ласка в замешательстве остановилась. Что-то явно пошло не так — причем отнюдь не связанное с фелис!
— Добралси я до тебя, с-сотона! Кровавый ублюдок! — ревел по-славянски чей-то жуткий бас. — Теперича не уйдешь!
— Ружье, ради всего святого — принесите ружье! — визжал женский голос. — Пристрелите же, наконец, этого зверя! О, боже!
— Потап!!! — Ласка поняла, наконец, из-за чего возник переполох. — Нет! Что ты делаешь!
Девушка бросилась вниз по ступеням, в гостиную. Там царила полная неразбериха. Меж поваленных чучел застыли растерянные лакеи; нескольким дамам стало дурно — а хозяин дома был зажат в угол здоровенной мохнатой тушей. Полковник Фокс выставил перед собой саблю; лицо его покрывали мелкие бисеринки пота. Потап не давал ему двинуться с места: оскалив клыки, он ловил каждое движение полковника, готовый немедленно воспользоваться его оплошностью. На полу виднелись капли крови: похоже, клинок Мэтью Фокса уже зацепил медведя — впрочем, судя по всему, рана была легкой.
— Прекрати немедленно! — Ласка бросилась к Потапу. — Что ты себе позволяешь!
— А ну, пр-р-рочь!!! Я этого моменту много лет ждал!!! — В рыке хищника с трудом можно было разобрать членораздельную речь. — Я, командир Специальной пластунской бригады! Я пробралси на Альбион заради него! Ну-ко, вспомни-ко, полковник — кто приказал расстреливать десять пленных за каждого вашего солдата?!
— Он не понимает тебя! — отчаянно крикнула девушка. — Ты говоришь по-славянски!
— Так переведи ему!!! — рявкнул медведь. — Давай-ко, сделай это, авантюристка — пущай знает, за что…
В этот момент полковник сделал короткий выпад — и Потап с бешеным ревом отпрянул: клинок сабли зацепил ему плечо. Внезапно медведь развернулся и бросился к противоположной стене. С потрясающей легкостью могучая туша взлетела в прыжке, когтистая лапа рванула шотландский палаш, закрепленный на старинном щите — и скобы не выдержали. На пол Потап приземлился уже с оружием; и держал он его твердо, несмотря на то, что рукоять была не слишком-то удобна его лапе. Полковник отделился от стены и сделал несколько шагов навстречу противнику. Потап налетел на него, словно ураган. Пронзительно дзенькнула сталь — раз, и другой; полковник пошатнулся, но устоял на ногах, а медведь проворно отскочил, получив еще одну легкую рану. Теперь он не спешил. Искрилась мохнатая шкура, когти нижних лап оставляли глубокие царапины на дорогом паркете. Полковник не спускал глаз с Потапа; противники медленно кружили по залу, выжидая подходящий момент. Ласка, закусив губу, оглянулась — и увидела на галерее человека с винтовкой. Он был одет в ливрею, но девушка отчего-то сразу поняла, что обязанности его несколько выходят за рамки лакейских. Человек вроде бы не спешил — и в то же время двигался с быстротой и точностью опытного солдата. Раз — и ствол оружия ложится на перила галереи, вороненый металл холодно поблескивает в свете газовых рожков. Два — щелкает затвор, стрелок приникает щекой к прикладу. Повинуясь импульсу, девушка бросилась к медведю и обхватила его руками.
— Потап, тебя сейчас пристрелят! Пожалуйста, остановись!
— А ну, отпусти! — рявкнул тот; Ласка ощутила, как под мохнатой шкурой перекатываются мышцы — огромные, мощные, не чета человеческим.
— Отойдите, леди! — Резко окликнули ее с галереи; но девушка лишь плотнее прижалась к вздыбленному, остро пахнущему звериным потом меху.
Странное спокойствие вдруг снизошло на нее.
— Ты на мушке, дурень! — негромко бросила она. — Скажи мне, Потап, скольких ты потерял… там?
— Твое како дело?!
Тело зверя содрогалось от еле сдерживаемой яростной силы. Ласка понимала — лишь самая малость удерживает Потапа от непоправимого: отшвырнуть ее в сторону, словно куклу, рвануться вперед, в самоубийственную атаку — а там будь, что будет.
— Если тебя убьют сейчас, если ты словишь пулю или клинок… Значит, те, кто лег в крымскую землю, умерли напрасно! Потому что они погибли ради того, чтобы жил ты!!! — с неожиданной яростью закончила она. — А теперь брось этот чертов палаш! Выполнять, живо!
Тугие, как натянутый арбалетный лук, мышцы зверя еще несколько секунд пребывали в напряжении — а потом вдруг разом обмякли. Потап выпустил из лапы оружие, оно воткнулось в пол острием — и басовито загудело, покачиваясь из стороны в сторону. Ласка обернулась: стрелок все еще держал их на мушке.
— Опустите ружье! — негодующе воскликнула она. — Немедленно!
И лакей, который был отнюдь не только лакеем, подчинился.
Полковник Фокс откашлялся. Лицо его пошло красными пятнами от пережитого волнения.
— Миледи…
— Мы уходим, полковник Фокс! — ледяным тоном процедила Ласка, легонько подталкивая Потапа в сторону двери. — Прошу прощения за доставленные неудобства.
— Но… Что, черт возьми, происходит?! Почему ваш… э-э… почему этот зверь на меня накинулся?!
— Вспомните Крым, полковник, — бросила девушка через плечо. Вспомните ваш приказ — десять за одного…
— О чем вы… — начал Мэтью Фокс и осекся.
Ласка шла к дверям, не оборачиваясь, — и не видела, с каким жадным любопытством смотрит ей в спину молодой блондин, как вспыхивает в его глазах запоздалое узнавание.
— Уже уходите, сэр, мэм? — с идиотской невозмутимостью обратился к ним медный дворецкий. — Надеюсь, вам понравилось… Тш-ш… Вам понравилось… Тш-ш… Вам понравилось… Тш-ш… Вам понравилось… — в системе звуковоспроизведения что-то заело; механический болван катился следом и уже у самого входа вдруг пожелал: — Счастливого пути, сэр, мэм.
Потап глухо зарычал; Ласка же не смогла удержать смешка — правда, несколько истеричного.
Стоило им выйти из дома, как девушку охватила дрожь. Лошади заволновались, начали ржать и биться в удилах. Вознице с трудом удалось успокоить животных — запахи крови и медвежьего пота были столь сильны, что у Ласки закружилась голова.
— Раны серьезные? Куда он тебе попал? Кровит сильно? — с такими вопросами обратилась она к своему спутнику.
— Не помру… — буркнул Потап после долгого молчания.
— Надо перевязать! — Ласка решительно сдернула шаль. — Показывай!
— А толку? Здесь все равно не видать — темно, — резонно возразил медведь. — Атам я уж сам… как-нибудь.
— Вот «как-нибудь» не надо! — нахмурилась девушка. — Приедем домой, и я сама все сделаю. Терпи пока.
Несколько минут прошло в тишине; лишь нервно цокали по брусчатке мостовой лошадиные копыта.
— Ты не графиня Воронцова, — сказал вдруг Потап. — Ты вообще… не из благородных.
— Почему ты так решил?
— Видал я всяких аристократов… И смелых, и не шибко… — Потап фыркнул. — Но чтоб благородна барынька палаш от сабли с ходу отличала — ой нет…
— А крестьянская девка, стало быть, отличит! — не удержалась от ехидства Ласка.
— И говоришь не по-господски… Ты не думай, мне до этого дела нет.
— Тогда чего разговор заводить? — Ласка помолчала. — Может, я только на сегодняшний вечер… графиня.
— Куды едем? — спросил Потап чуть погодя.
— В восточную оконечность Гринвича. Там я снимаю жилье, — Ласка подумала, как прореагирует консьерж на появление огромного окровавленного зверя, и закусила губу. Но другого выхода у нее не было: место встречи Озорник назначил именно там.
* * *
Фелис скользили по дому беззвучно, словно барракуды в недрах затонувшего корабля — одного из тех многоярусных гигантов, спускать на воду которые под силу лишь Империи. Быстро пересекая освещенные пространства, замирая в тенях, сливаясь с ними, заглядывая в пустые комнаты, чутко вслушиваясь в доносящиеся звуки, принюхиваясь. Пылинки лениво вальсировали в призрачных лучах, льющихся меж шторами, поскрипывала рассыхающаяся мебель. Эти шкафы и бюро — большой соблазн для Хиггинса и его родственничков: всего несколько секунд возни с замками — и вожделенное содержимое станет доступным, подобно нежной мякоти устрицы, скрывающейся меж известковых створок. Марвин приостановился: «Кузен?» Хиггинс секунду помедлил, потом отрицательно покачал головой. Не за этим они сюда пришли; одноглазый утверждал — тут есть нечто вроде музея. Стук открывшейся неподалеку двери заставил грабителей искать убежище. Один нырнул под стол, другой взмыл на шкаф, последний распластался у стены — в самом темном углу, за дверью. Когтистые лапы нервно нащупали оружие: шеффилдовский нож, корсиканский автоматический стилет — последние все больше входят в моду среди преступного мира Альбиона. Хиггинс коснулся изогнутой рукояти навахи. Еще у него есть «велодог», кургузый и не слишком надежный револьвер, более подходящий для кабацкой драки или устрашения, чем для серьезной перестрелки; но, как и все фелис, Хиггинс куда больше надеется на острую сталь. Троица замерла в ожидании. Шаги все ближе, ближе, вот из-под двери на шашки паркета лег отблеск фонаря. Хиггинс слегка расслабился: походка у человека медленная, шаркающая — должно быть, ему уже немало лет.
Дверь открылась. Старый слуга подошел к окну, поднял фонарь, мельком осмотрел рамы, шпингалет, вздохнул — и отправился дальше, так и не заметив притаившихся фелис.
— Похоже, они тут скоро задрыхнут! — чуть слышно прошептал Хиггинс.
Остальные согласно кивнули. Главарь устроился поудобнее: надо подождать, пока лакей не проверит все окна в этом крыле и не уйдет спать… Внезапная мысль подбросила Хиггинса, будто пружиной.
— Что такое?! — тихо зашипел из угла кузен Джонни.
— Проклятие!!! Если этот тип проверяет окна — наверняка скоро обнаружит то, через которое мы забрались сюда! Кто-нибудь из вас, идиотов, догадался замести следы?!
Фелис переглянулись.
— А ты предупредил нас, а?!
— Да откуда же я мог знать, тупица?!
— Ну, а мы откуда?!
Из подушечек пальцев Хиггинса выскочили когти, губа задралась, обнажая клыки, хвост начал судорожно подергиваться. Он был в ярости, но не потерял способности соображать. Они забрались в здание через окно в центральном флигеле и сразу двинули в левое крыло. Шухера по этому поводу никто не устроил, значит — их проникновение осталось незамеченным… «Или нам устроили засаду!» — подсказало малодушие. «Нет, нет, успокойся — будь так, прочесывать дом отправилось бы несколько крепких мужчин с оружием, а не дряхлый старикашка! Он всего-навсего проверяет, закрыты ли окна — должно быть, такой тут заведен порядок». — «Но если дело обстоит так, он не ограничится этим крылом! Что же делать?!» Несколько секунд Хиггинс обдумывал проблему. Закрыть окно невозможно, не даст канат. Отвязать его — значит, лишить самих себя возможности вернуться: тащить награбленное через сад, где бродит стая свирепых мастифов, равносильно самоубийству. Значит… Значит, остается одно: остановить этого сморчка раньше, чем он поднимет тревогу, — и сделать это тихо. Хиггинс вновь коснулся роговой рукояти навахи, задумчиво поглаживая ее. Всего-то делов: подкрасться сзади, зажать старикашке рот и одним взмахом перехватить горло; а потом подождать минуту-полторы, покуда тело не перестанет сучить ногами — и дело сделано! Однако… Попадись они на убийстве — это виселица, без вариантов. А вот с попыткой ограбления не все так однозначно. Случается, некоторых приговаривают к каторжным работам в колониях Нового Света и Австралии. В тех краях вечно нехватка рабочих рук, тюремные транспорты курсируют по Атлантике постоянно. Та еще «милость», конечно, — половина просто сдохнет, не вынеся тягот пути, оставшихся быстро доконают всякие мерзкие твари и болезни. Но шансов, как ни крути, больше, чем с пеньковым галстуком на шее.
Хиггинс поманил пальцем того кузена, который сидел на шкафу, потом сжал кулак и беззвучно шлепнул по нему раскрытой лапой. Кузен ухмыльнулся и достал из-за пазухи мешочек, сшитый из грубой парусины и наполненный песком. Шаги старого лакея вновь приблизились. Ночные тени быстро и беззвучно переместились. Слуга полковника Фокса ничего не заметил: фонарь, который он нес, освещал небольшой пятачок, за пределами которого царила тьма. Внезапно старик получил сильнейший удар по макушке — и упал как подкошенный.
Хиггинс бросился вперед и подхватил выпавший из ослабевшей руки фонарь возле самого пола. Непоправимого не произошло: стекло не разбилось, керосин не пролился, да и шума почти не было — так, легкий шорох, не более.
— Свяжите его, чтоб ни рукой, ни ногой не мог шевельнуть! — шепотом распорядился он. — И не забудьте вставить кляп.
Фелис работали споро: за свою не слишком долгую, но наполненную событиями жизнь им не раз доводилось проделывать нечто подобное.
— Джонни, ты не слишком сильно его угостил?
— В самый раз… Часок-другой проваляется в отключке, мы за это время успеем перетряхнуть весь дом!
Хиггинс в задумчивости погладил свои вибриссы: он не разделял оптимизма родственника.
…Следующие полчаса ушли на исследование дома. Фелис беззвучно перемещались по коридорам, прислушивались к шорохам, заглядывали в приоткрытые двери, сами оставаясь невидимыми…
— В общем, так: если здесь и есть что-нибудь стоящее, то находится оно на первом этаже, — доложил, наконец, Марвин.
— У меня под большим подозрением одна дверь… Там дежурит парочка хмырей с винтовками, — подхватил Джонни.
— Хм… Двое с оружием, говоришь? — Хиггинс сощурил глаза. — Крепкие парни?
— Судя по всему, бывшие солдаты. Но нас не ждут, так, клюют носом на своем посту.
— Ну что же…
— Эй, Хигги, я бы на твоем месте не делал этого! Мне что-то не очень хочется схлопотать пулю в упор!
— Свет там какой?
— Свет? — недоуменно нахмурился Марвин.
— Ну, что у них там: свечи, газ, керосин?
— Э-э… В коридоре газовые рожки, штуки четыре…
— Отлично! Бьюсь об заклад, здесь имеется один общий вентиль. Проберись в подвал, найди его и перекрой. А мы с Джонни попробуем управиться с этой парочкой по-тихому.
Ровное пламя светильников заколебалось минут через пять. Дремлющие стражи встрепенулись.
— Это еще что за дела! — хрипловато буркнул один, вставая. — Ну и вечерок, а? Сперва эта дикая московитка со своим чудовищем, теперь еще и это…
— Жалеешь, что не пристрелил медведя, Мозли? — усмехнулся второй, нащупывая в темноте газовые краники.
— Ага, — бросил через плечо тот. — Ненавижу этих тварей; звери есть звери, и место им…
Мешочек с песком опустился на макушку охранника. Мозли пошатнулся, но остался стоять; он был на диво крепок. Джонни добавил — раз и другой; наконец ошеломленный человек рухнул на пол.
— Эй, что там?! — встревоженно спросил второй и потянулся к винтовке.
— Не стоит… — Чужое дыхание коснулось лица охранника, в горло уперлось что-то острое. — Ты у нас понимаешь намеки? Если понимаешь, то у тебя есть неплохой шанс дожить до завтрашнего утра. А вот и намек: не вздумай шуметь! Говорить будешь шепотом и исключительно вежливо.
— Запомни, мы тебя видим, а ты нас — нет! — зашептал второй призрак. — Где ключи?
— Да какого дьяв…
Острие надавило на кожу чуть сильнее.
— Ключи, живо!
Охранник покорился неизбежному; в следующий миг мешочек с песком вырубил и его.
Негромко щелкнул замок. Преступная троица шагнула в святая святых полковничьего дома. Окон здесь не имелось, и Хиггинс засветил потайную лампу с темно-синим светофильтром: даже ночное зрение фелис в такой тьме оказалось бессильно. Чего здесь только не было! Необычные устройства и механизмы соседствовали с бесстыдными статуэтками индийских танцовщиц, китайские росписи по шелку хранились рядом с ветхими египетскими папирусами и тибетскими свитками, пестрые узоры арабских молитвенных ковриков перекликались с инкрустированными перламутром вьетнамскими шкатулками… На хвостатых злоумышленников такая обстановка произвела весьма своеобразное впечатление.
— Слышь, Хиггинс! — в полный голос сказал Джонни, озираясь. — Это ж долбаная лавка старьевщика! Где, дьявол его дери, наши денежки!?
Главарь поднял фонарь повыше.
— Ты не прав, кузен, — наконец, буркнул он. — Пошевели мозгами: зачем, по-твоему, у этих дверей торчала охрана?!
— Ну, и что нам в таком случае брать?!
Этого Хиггинс не знал и сам. Предводитель шайки сейчас про себя последними словами клял Озорника: скользкий человечишко соизволил сообщить лишь, что нужно ему; о ценности всего остального можно было только догадываться. Пощипывая вибриссы, фелис прошелся меж экспонатов. Взгляд его упал на застекленную витрину.
— Ага! Золото и камушки!
— Где?! — подобрались Джонни и Марвин.
Хиггинс аккуратно поднял стекло и сгреб тускло поблескивающие украшения в мешок.
— Смотрите по сторонам внимательней, парни! Времени у нас не так уж много: что, если на связанных кто-нибудь наткнется?!
Кузены лихорадочно заметались по залу.
— Марв, а Марв! Глянь! Это что за штуковина? Ценная, а?
— Да откуда я знаю! Э, как ты намерен вытащить ее отсюда?!
— Камушки, ты посмотри, какие камушки! Клянусь хвостом моей мамочки, это же рубины! И пребольшущие!
— Ну так выковыряй их! Нож у тебя на что?
— Ого, глянь-ка! Монеты!
— Старинные… Это как — они шибко дорогие нынче или наоборот?
— А шут их знает… Давай, греби на всякий случай. Это что — серебро? Проклятие, с таким светом ни черта непонятно!
— Ого! Ты только глянь, какой кинжал!
Хиггинс меж тем искал вполне определенную вещь. Одноглазый описал ее чертовски расплывчато: книга, которую нельзя разглядеть толком. Где же она тут?
— Эй, Хигги, помог бы, что ли! — пропыхтел Марвин. Они с Джонни вовсю трудились над бронзовой статуей Анубиса, пытаясь извлечь драгоценные камни из глазниц шакальей головы.
— Надо засунуть лезвие в щель и чем-нибудь стукнуть по рукоятке. Да хоть вон той штукой, она толстая! А ну, подвинься.
— Получилось!
— Тихо вы! — прошипел Хиггинс. Взгляд его мазнул по кузенам — и остановился. Джонни и Марвин, алчно приоткрыв рты, таращились на вынутый рубин, а на полу возле них лежало то, что он безуспешно разыскивал!
— Откуда вы это взяли?!
— Ты про книгу? Да она валялась тут… — Фелис неопределенно повел лапой. — А что?
Хиггинс поднял с полу предмет. Старинный кожаный переплет… Или нет, это дерево, резное дерево. Что за чертовщина, и впрямь не рассмотреть! Теперь она словно из картона. Или это камень? Да… Забавно. Интересно, что в ней такого ценного? Одноглазый болтал — какая-то древность. А забавная штуковина, между прочим. Есть в ней что-то этакое, неправильное. Ага, вот в чем дело! Книга обладала инерцией, совершенно не соразмерной своему весу — из-за этого все время казалось, будто она вот-вот выскользнет из рук. Хиггинс завернул странный предмет в бязевую тряпицу и спрятал его за пазухой. Обостренное чувство опасности подсказывало ему, что надо поторопиться — и ощущение это с каждой секундой крепло.
— Так, парни, закругляемся, да поживее!
— Слышь, кузен! — Марвин явно вошел во вкус. — Давай прихватим, что сможем унести за один раз, а потом сделаем еще одну ходку! Или даже не одну! Вынесем отсюда все мало-мальски ценное; зря, что ли, старались!
Хиггинс яростно замотал головой: тревожное чувство усиливалось.
— Слишком опасно! — прошипел он. — Давайте пошевеливайтесь!
Полковник Мэтью Фокс никак не мог уснуть — впервые за долгие годы. Стаканчик шерри-бренди, принятый для успокоения нервов, не произвел желаемого эффекта. Помучившись с полчаса, он решительно сел, чиркнул фосфорной спичкой, поднес огонек к газовому рожку и отвернул краник; но газ так и не вспыхнул.
— Ну, это уже просто ни в какие ворота не лезет! — сердито буркнул полковник и набросил на плечи шлафрок. — Московиты! Ха! Да что они себе воображают — эта девчонка и ее дикий зверь! — бормотал он. — Крым… Там была война, ясно вам?! А ночные атаки пластунов, вырезанные до последнего солдата роты, взлетевшие на воздух орудийные батареи — просто милые шутки, да?! Я, черт побери, обязан был защищать моих людей; и я не запятнал чести мундира!
Чувствуя смутное беспокойство, сэр Мэтью снял с каминной полки подсвечник и зажег свечи. Что-то тревожило его — то ли непривычная тишина, то ли странные, на самой грани восприятия, запахи. Он вышел из комнаты, свернул за угол — и резко остановился, едва не споткнувшись о связанное тело.
— Проклятие! Мозли! Что тут происходит?! — возопил Мэтью Фокс, не в силах поверить в очевидное.
Мимо скользнула быстрая тень. Полковник резко обернулся, пытаясь схватить фелис; острые когти глубоко пробороздили ему запястье. Изрыгая проклятия, полковник подхватил с пола винтовку, щелкнул затвором и выстрелил. Пуля едва не задела Джонни; фелис прижал уши и метнулся за угол. Воры в панике бросились на второй этаж, к спасительному окну; полковник двинулся следом. Оказавшись наверху, Марвин вылез наружу, обхватил канат и с обезьяньей ловкостью заскользил над темным садом. Джонни тут же последовал его примеру. Внизу разразились яростным лаем собаки.
— Стой! Куда?! Он же оборвется! Надо по одному! — воскликнул Хиггинс, но кузен был слишком напуган, чтоб ждать.
Волокна каната опасно потрескивали; под тяжестью обремененных добычей фелис он провис так, что Хиггинс испугался — как бы мастифы не сдернули его родичей, ухватив в прыжке за одежду.
На вилле меж тем творился переполох. Слуги и домочадцы полковника, заслышав беготню и выстрелы, выскакивали из своих комнат в одних ночных рубашках, привнося дополнительную суету в происходящее. Главарь шайки затравленно огляделся, схватил стул и подпер его спинкой дверную ручку, а сверху повалил резное ореховое бюро — как раз вовремя: спустя несколько мгновений на дверь обрушился тяжелый удар. Хиггинс ухмыльнулся. А в следующую секунду завопил от боли: винтовочная пуля, пробив филенку, попала ему в уже ополовиненное некогда ухо, напрочь оторвав его остатки. Заливая все вокруг кровью, фелис бросился к спасительному канату. Украденная штуковина ерзала за пазухой, норовя выскользнуть наружу, — так что приходилось все время поправлять ее, теряя драгоценные мгновения. Внизу рычали и ярились мастифы. По хребту заскребли острые пики ограды, и в тот же момент грабитель почувствовал, как слабеет натяжение каната: там, в доме, кто-то развязывал узел!
Хиггинс выхватил револьвер и пальнул в полураскрытое окно, совершенно не надеясь попасть — лишь бы выиграть пару мгновений. Наконец ограда осталась позади. Он отпустил веревку и полетел вниз, по-кошачьи растопырив лапы. Мостовая больно припечатала фелис по конечностям. Куртка предательски затрещала — книга едва не прорвала плотную ткань. Хиггинс вскочил на ноги и, прижимая одной лапой рану, устремился прочь от полковничьей виллы.
* * *
При виде Потапа консьерж выпучил глаза и принялся глотать воздух — но девушка не обратила на это ни малейшего внимания. Она все еще была графиней Воронцовой… Поднявшись в свои апартаменты, Ласка сдернула с кровати чистое одеяло и постелила его на пол.
— Ложись пока сюда. Боюсь, койка твой вес не выдержит.
— Ох, заарестуют нас, барышня… — проворчал медведь.
— Постарайся не двигаться лишний раз. Я сейчас приду, — с этими словами девушка поспешно спустилась вниз.
— Мне нужны бинты, корпия, ножницы и карболка. — Ласка не позволила консьержу и рта раскрыть. — И еще — горячая вода, целый тазик воды… Пожалуйста, не спорьте! Все остальное после…
— Но где же я возьму… хм-м… Вообще-то, помнится, у моего племянника была бутыль карболовой кислоты — он студент-медик… — Сам себе удивляясь, пробормотал консьерж. — Надо спросить, может, и корпия найдется. Подождите, я сейчас.
Отсутствовал он довольно долго. Девушка уже начала терять терпение, когда консьерж, наконец, принес требуемое.
Потап пребывал в мрачной задумчивости. Он лишь тихонько вздохнул, когда Ласка принялась обрабатывать раны — выстригать колтуны шерсти и спекшейся крови, промывать и накладывать повязки. Ее пальцы та и дело натыкались на старые рубцы, скрытые густым мехом — похоже, вояка медведь был еще тот! Самой глубокой оказалась рана в плечо. Полковничий клинок проткнул мышцу и уперся в кость — по счастью, не зацепив крупных сосудов.
— Нужен дренаж, каучуковая трубка. И шелк, чтобы зашить. Ничего этого сейчас нет; а потом будет чертовски больно. Придется потерпеть. Я пока наложу тампон и плотную повязку.
— Сейчас бы водовки… — мечтательно пробурчал Потап. — Чутка на шкуру плеснуть, остальное — внутрь. У нас в отряде знашь како наипервейшее лекарство было? Крапивна настойка. А ежели стреляна рана — порохом прижигали, и все…
— Ну да — вам, московитам, лишь бы водку жрать! — сердито бросила Ласка. — Тоже мне, лекарство!
— Много ты понимашь! — фыркнул Потап. — Да меня, ежли хошь знать, сам Пирогов в Крыму штопал!
— Кто еще таков?
— У-у… — Медведь возвел маленькие глазки к потолку. — Такого человека не знашь, барышня… Великий врач, великий… Сколько наших спас…
— Ну не водкой же, верно? И не пороховыми прижиганиями.
— Нет у меня сил с тобой пререкаться, — пробормотал Потап. — Да и найди ее здесь, водку-то. Альбионщина нашей, чистой, не кушает. То можжевеловая у них, то виски этот, с которого башка поутру трещит, как севастопольские батареи. Попить дай, а?
По лестнице затопали торопливые шаги, и кто-то нетерпеливо постучал в дверь. Потап приподнялся, опираясь на здоровую лапу; в горле медведя завибрировал низкий рык.
Девушка бросила быстрый взгляд на стол. Там, в верхнем ящике, упрятанный в муфту, лежал шолт-нортовский пистолет: один патрон все еще находился в стволе.
— Ласка, открой, это я! — раздался приглушенный голос Озорника.
Облегченно переведя дух, Ласка отодвинула защелку. Компаньон шагнул было в комнату — и замер на пороге, с удивлением глядя на Потапа.
— А ты что здесь делаешь?!
— Его ранили! — сердито отозвалась Ласка. — По-твоему, я должна была просто взять и бросить его на улице?!
— Нет, конечно. Просто все идет не так, как предполагалось. — Компаньон закрыл за собой дверь и устало опустился в кресло. — Давай, рассказывай, что там у вас приключилось…
Ласка вкратце поведала о своем дебюте в роли графини Воронцовой.
— Нечего сказать, хороша история! — Глаз Озорника мрачно уставился на Потапа. — Где была моя интуиция? Это же надо — из всех московитских медведей выбрать именно тебя!
— Провиденье, — флегматично откликнулся зверь. — Я ведь за этим на Альбион-от приехал, полковника сыскать. А тут дорогонько все, сбереженья мои тю-тю. И тут ты появляисси, мне работу предлагать. Я как сообразил, чья эвон вилла — ну, думаю, впору Вседержителю свечку ставить…
— Что ж, в таком случае тебе придется вернуться в Московию, — сухо сказал Озорник. — На земле Альбиона нет православных храмов, а в англиканские церкви таким, как ты, вход заказан.
— Может, и вернусь, — буркнул Потап. — Как дело сделаю…
— Все еще не угомонился, да?! — Ласка вскочила и, уперев кулачки в бока, сердито уставилась на зверя. — Мало тебе дырок в шкуре наделали?! Пока не убьют, не успокоишься?!
— Так, подожди, — прервал ее Озорник. — У нас, похоже, намечаются проблемы.
— Я не проблема, — буркнул Потап.
— А я не имел в виду тебя. Знаешь, Ласка — наши хвостатые друзья, похоже, начали собственную игру.
Девушка все еще кипела негодованием; поэтому смысл сказанного не сразу дошел до нее.
— Почему? Как?
— Они не пришли на условленное место.
Ласка нахмурилась и внимательно посмотрела на своего товарища. Озорник мрачно уставился в пол; за прошедшие сутки он словно бы постарел на несколько лет. Повязка, закрывающая поврежденный глаз, сползла на лоб, из-под нее виднелся жутковатый темный провал.
— Лекси…
Озорник прижал к губам палец:
— Эта вещь у них. Я почти уверен. Вопрос в том — что фелис намерены делать дальше.
— Будут торговаться?
— Наверняка. Беда в том, что мои финансы показывают дно. Не знаю, сможем ли мы договориться.
Озорник вскоре ушел. Потап лежал неподвижно: то ли уснул, то ли глубоко задумался. Мохнатый бок тяжело вздымался и опадал в такт дыханию. Ласку тоже начало клонить в сон: ночь, что ни говори, выдалась весьма богатой на события. Сновидения пришли почти сразу — бестолковые и сумбурные. Она вновь очутилась в гостиной полковника, но теперь зала была полна вальсирующими. Среди оскаленных допотопных тварей в безостановочном танце кружились полковничьи гости, Хиггинс со своими братьями, лакеи, даже медный «Паровой Том» — и у каждого в руках было по длинной острой сабле. А ей, Ласке, приходилось как ни в чем не бывало танцевать вместе со всеми, улыбаться, расточая любезности, — и одновременно уклоняться от блестящих и дьявольски острых лезвий…
Из забытья ее вывел стук в дверь. Ласка со стоном оторвала голову от подушки. За окном было светло: похоже, она проспала до полудня… Торопливо одевшись, девушка отодвинула щеколду; она ни на минуту не сомневалась, что это вернулся Озорник, — однако на пороге стоял не кто иной, как давешний блондин… Как его… Морри… Нет, Мюррей, кажется. Но какого черта ему здесь надо?!
— Как вы меня нашли?! — выпалила Ласка, не придумав спросонья ничего умнее.
Джек Мюррей усмехнулся:
— Так уж получилось, что мы с вами соседи по подъезду, мисс Вайзл… Или я должен называть вас «миледи»?
— Что вам угодно?
— Поговорить, всего лишь. Я могу войти?
— А если я скажу «нет?» — Ласка вызывающе посмотрела незваному гостю в глаза.
Джек пожал плечами:
— Ну что же, в таком случае я откланяюсь. Уйду писать некролог полковника Фокса, а также большую статью о скандальном вечере, предшествовавшем его смерти. Я ведь журналист, если помните…
— Его смерти? О чем это вы?! — недоумевающе нахмурилась девушка. — Когда я уходила, он был жив и здоров.
— Этой ночью Мэтью Фокса прикончили, — прищурился журналист. — Судя по всему — ограбление. Или его инсценировка. Подумайте сами, мисс Вайзл, с кем вам приятнее будет беседовать — со мной или с инспектором поли…
В этот момент Джека самым бесцеремонным образом прервали. Дверь распахнулась во всю ширь, Ласку оттерли в сторону, и огромная медвежья туша сграбастала Мюррея за грудки, в мгновение ока затащив его в комнату.
— Что еще за субчик? Шпик?! — рявкнул медведь в побледневшее лицо Джека.
— Потап, погоди… Это газетчик. И он говорит, что полковника сегодня ночью убили. Как это произошло? — спросила Ласка, вновь перейдя на бритиш.
— Застрелен из револьвера, прямо в окно. А вообще-то, я рассчитывал узнать подробности от вас! — дерзко заявил журналист. — Вся эта история чертовски подозрительна. Так кто же вы такие?!
Ласка лихорадочно соображала. У этого типа нет никаких причин ей сочувствовать; кроме того, рассказать правду просто нельзя: ведь это все равно что признаться в подготовке ограбления… Проклятие, даже не так — она теперь соучастница убийства! Немудрено, что Хиггинс с братьями исчезли! Наверняка затаились в какой-нибудь дыре, боятся нос высунуть на улицу! Соврать? Но что?! Мюррей знает, что она не графиня Воронцова, стало быть… Выход напрашивался один. Интересно, подумала девушка, если я скажу: «Потап, сверни ему шею», — сделает ли он это? Ох, наверное, сделает. Но нет, нет, я так не могу! Это же все равно что хладнокровно убить своими руками!
— Потап… — Ласка прокашлялась: в горле вдруг запершило. — Отпусти его, пожалуйста. И ляг: у тебя кровь на повязках выступила.
Медведь с ворчанием подчинился. Джек нервно одернул полы пиджака. Девушка внезапно ощутила приступ злости. Ишь какой! Волосишки причесаны, одет с иголочки, на светлом костюме — ни единой складочки. А руки холеные, сразу видно — ничего тяжелее пера держать не доводилось. Да пошел он в болото!
— Ну, так что вы хотели услышать?! О том, какие приказы отдавал полковник в Крыму? Пожалуйста, Потап вас просветит, а я переведу!
— Почему вы его так зовете — «put up»? — полюбопытствовал Мюррей.
— Нормальное московитское имя… — пожала плечами Ласка.
— Забавно. Собственно, относительно пресловутого приказа я уже выяснил, — самодовольно заявил Джек. — Не могу сказать, что я на вашей стороне. Командир обязан защищать своих подчиненных всеми доступными методами. А война — штука жестокая.
— Московиты, насколько я знаю, не расстреливали пленных солдат Империи в отместку! — пошла в наступление Ласка.
Мюррей нетерпеливо махнул рукой:
— Не будем обсуждать политику… Знаете, у нас есть пословица: это моя страна, права она или нет.
— Тогда вы должны признать, что и другие могут считать себя… правыми!
— Итак, ваш лакей… бывший солдат, конечно… решил поквитаться с полковником, а вы его остановили… — Джек улыбнулся. — Версия неплохая, но… Видите ли, я знаю, что вы — не графиня Воронцова.
— По-вашему, я не могу проживать здесь инкогнито? Возможно, у меня есть на то причины. — Ласка вызывающе вздернула подбородок.
— Да, но… Настоящая графиня сейчас глотает валерьянку под присмотром лучших лондонских врачей: прошлой ночью на нее напали, похитили вещи и драгоценности. В числе прочего — приглашение на вечеринку полковника. Стало быть, вы причастны к этому?
— Вы так считаете?
— Графиня и ее спутник описывают похитителей как фелис премерзкой наружности. И грабители, проникшие на виллу, — опять-таки фелис. Те же самые, надо полагать? Вы с ними связаны?
Ласка молча пожала плечами: не отрицать же очевидное! А парень и впрямь не промах: столько всего разнюхать за какие-то полдня.
— Вижу, вы не хотите ничего рассказывать, — сокрушенно вздохнул Мюррей. — Поймите, леди: вас и вашего зверя уже сейчас разыскивает вся лондонская полиция! Не позднее вечера эта история появится в газетах, и кто-нибудь наверняка сообщит, где вы находитесь! У вас есть шанс рассказать правду, как вы ее видите! Клянусь, я ничего не добавлю от себя, «Курьер» опубликует все слово в слово.
— Нет. Не опубликует.
Джек и Ласка вздрогнули. На пороге комнаты стоял Озорник. Девушка мельком заметила, как изумленно округляются глаза журналиста: словно тот узрел в дверях не усталого, скромно одетого мужчину, а по меньшей мере жуткое чудище из тех, что обитают в непроходимых джунглях Нового Света.
— Не будет никакого интервью, — медленно, словно пьяный, проговорил Озорник. — Потому что и встречи нашей… не было. Никогда.
От Озорника, казалось, исходят некие флюиды. Находиться рядом с ним было все равно что стоять на берегу моря, беспомощно глядя на исполинскую волну, рожденную сдвигом геологических пластов. Озорник поднял руку к лицу, и за этот краткий миг сердце девушки судорожно сжалось, словно в ожидании чудовищной силы удара… Остальные тоже почувствовали это: шерсть на загривке медведя поднялась дыбом, а Джек Мюррей отпрянул, хватаясь за спинку стула, словно хотел защититься им.
Озорник снял повязку с поврежденного глаза. Вписанный в глазницу иероглиф вдруг запульсировал ослепительным зеленым огнем — и вышел наружу, пронзив стены и перекрытия, оттиснув в сером лондонском небе изумрудное факсимиле. Кажется, Ласка закричала — а может быть, ей это только показалось, ведь ни двинуться, ни даже сделать вдох у нее не было ни малейшей возможности. Зеленый огонь выжигал пространство, реальность плавилась, словно ледышка, брошенная в чрево костра — и текла… Обратно. Иероглиф неторопливо вращался — там, в небе, и здесь, в глазнице Озорника; но это там и здесь были одним и тем же! Позднее, пытаясь хоть как-то сформулировать для себя происходившее, девушка натыкалась на полную лингвистическую беспомощность: в языках Атаманства и Альбиона попросту не было слов, чтобы описать этот процесс. Остались лишь воспоминания о неторопливых метаморфозах знака — и ощущение ветра, ураганного, но в то же время неосязаемого, призрачного: он с равной легкостью пронзал воздух, стены домов, землю.
* * *
Распрощавшись с инспектором полиции, Джек Мюррей поспешил домой. Тайна, которой, пускай ненадолго, владел он один, растравляла журналистские инстинкты. Графиня, точнее лжеграфиня, была не кто иная, как мисс Вайзл, его соседка! Разумеется, там, в гостиной полковника, он не признал ее сразу — в кринолине, с шикарной прической. Интересно, а она? Вдруг она запомнила его еще с той самой первой встречи — и съехала с квартиры, оборвав единственную ниточку. Нет, нет, этого не может быть! Загадочная незнакомка, каким-то образом причастная к смерти полковника Фокса, просто не могла ускользнуть у него из-под носа; это было бы в высшей степени несправедливо! Мюррей вспомнил настоящую графиню Воронцову: жертвой похищения оказалась желчная старуха с землистым лицом и жутким ломаным бритиш, донельзя раздосадованная необходимостью давать показания в полицейском участке. Да уж, в исполнении юной авантюристки родовитая московитская аристократка выглядела куда более… интересной. «Уж не влюбился ли я? — весело подумал Джек. — Хм-м… Просто из головы нейдет. Этот тонкий стан, высокие скулы, шальные азиатские глаза. Кто же вы такая, мисс Проныра? Неужели — обыкновенная преступница? Или здесь скрыто что-то еще. А вдруг она — агент московитской разведки?! Бред, конечно, но все же. Нет, я определенно был прав, что ни словом не обмолвился полиции! Надо разобраться в этой истории самому».
Джек намеревался узнать номер квартиры мисс Вайзл у консьержа, он даже придумал подходящий предлог — заколка, якобы утерянная девушкой и найденная им на лестнице. Но последующие события спутали все его планы.
— Мистер Мюррей, сэр! Вам записка! — Консьерж приветственно помахал плотным конвертом. — Просили передать, как только я вас увижу, это срочно…
На сложенном вчетверо листе бумаги красовалась всего одна строчка: «У меня. Немедленно!» Подписи не было, но Джек и так знал, от кого пришло послание: из всех его знакомых готическими буквами писал только один человек…
— Скверные новости? — участливо осведомился консьерж при виде помрачневшего лица Мюррея.
— Н-нет… — в задумчивости протянул журналист. — Просто… А, неважно!
Послание было от Сильвио; но в таком тоне друг и наставник до сих пор к нему не обращался. Больше смахивает на приказ. Должно быть, случилось нечто экстраординарное.
Владелец сети книжных магазинов и по совместительству Мастер Центрально-Европейской масонской Ложи Сильвио Фальконе метался по своему кабинету, словно дикий зверь, посаженный в клетку.
— Господи, Джек, почему так долго?! — воскликнул он, стоило Мюррею переступить порог. — Я битый час вас жду!
— Гм… А что, собственно, случилось? — полюбопытствовал Джек.
— Мистер Инкогнито! — выпалил Сильвио и рухнул в кресло. — Он здесь, в Лондоне — и применяет свои… способности.
— И… где это произошло?
— Ориентировочно — в восточной части Гринвича…
У Мюррея отвисла челюсть:
— Не может быть!!! Это же… Я ведь там живу! И ничего похожего…
Наставник скрипнул зубами:
— Это означает только одно, Джек… Вы попали под его воздействие.
* * *
Тогда, три года назад, все началось внезапно. Сильвио Фальконе не желал медлить ни секунды, а Мюррей не собирался упускать заманчивые карьерные перспективы ради лишнего саквояжа с барахлом. Бумажник, тросточка да трехпенсовый, карманного формата бульварный роман — вот и все имущество, с которым молодой человек рискнул отправиться в путешествие. Едва завидев улыбку Фортуны, хватай свой шанс обеими руками — это правило он выучил твердо. Но не только честолюбие привело его в Центрально-Европейскую Ложу. В то время как большинство оксфордских однокашников Джека считало масонство не более чем клубом с забавными ритуалами и неплохими банкетами, Мюррей искренне восхищался миссией, добровольно возложенной на себя этими людьми. «Мы — строители, Джек. Но Храм, возводимый нами, создается не в честь дряхлых богов, а в честь человечества, в честь разума и науки. Масон — это не просто просветитель… Масон — это состояние духа; деятельное стремление к истине, постоянное самосовершенствование — и ясное понимание того, что совершенство недостижимо», — говорил Сильвио Фальконе, тогда всего лишь один из друзей семьи. И как только наставнику потребовалась помощь, он не раздумывал ни минуты — можно сказать, напросившись в спутники Сильвио. Вот тут-то Джек впервые почувствовал нешуточную мощь организации, членом которой уже некоторое время являлся. Паромы на континент были переполнены; но стоило появиться Фальконе — как его тут же проводили к начальнику порта.
— Ну вот, дело улажено! — спустя пять минут заявил наставник. — Для нас нашлись две каюты в классе «люкс».
— Ого! У вас хорошие связи, сэр! — уважительно заметил Мюррей.
— Безусловно, — тонко улыбнулся Сильвио. — Но в данном случае я просто воспользовался правом занимать места, бронированные для членов правительства.
Джек изумленно вскинул брови.
— Да, у некоторых из нас есть такие привилегии… И не только такие, — заметил наставник чуть позже, удобно устроившись в мягком кресле.
— Значит, Центрально-Европейская Ложа работает на правительство Империи?
— Скорее уж наоборот. В данном конкретном случае…
— Наоборот?!
— Не забивайте себе голову, Джек, — поморщился наставник. — У нас сейчас есть более насущные проблемы. — Он порылся в саквояже и достал отпечаток с дагерротипа.
— Кто это?
— О, этот джентльмен известен под разными именами: Адам Дрейзе, Дэниэл Блэксмит, Артур Ли… Мы называем его мистер Инкогнито. Зря улыбаетесь, Джек… Это очень опасный человек. Очень. И нам необходимо заполучить его.
— Что значит — заполучить?
— Заполучить — значит заполучить. Любым способом.
— Похищение?! — Джек ошеломленно глянул на наставника.
— Ну… В общем, да. Я сильно сомневаюсь, что он согласится помогать нам добровольно. — Фальконе покосился на своего протеже. — Боитесь?
— Это как-то… Не совсем законно, знаете ли! — Мюррей нервно усмехнулся.
— Вы все еще не понимаете. Если понадобится, мы наймем самых отпетых преступников и схватим его средь бела дня на глазах у изумленной публики. А полиция, Джек, будет отгонять любопытных и расчищать похитителям дорогу.
Юноша некоторое время молчал, переваривая сказанное.
— Но тогда зачем… В смысле, для чего вам нужен я?
— Мы стараемся действовать по возможности деликатно. Чем меньше посторонних будет осведомлено, тем лучше. Вы молоды и сильны, к тому же неплохо боксируете, да? Ну, это на крайний случай, конечно. На континенте к нам присоединится наш коллега — собственно, он крупный специалист в такого рода делах.
«Специалиста» Джек представлял себе этаким низкого пошиба громилой; но мсье Легри оказался представительным господином, одеждой и повадками скорее напоминавшим финансиста или банкира, чем некую темную личность. Даже охранник его, внушительного вида неандерталец со странным прозвищем Имеющий Зуб, выглядел именно тем, кем являлся — телохранителем важной персоны.
— Как обстоят дела с транспортом? — осведомился Сильвио Фальконе.
— Нет времени на поезда, — отрывисто бросил француз. — Для нас подадут мотриссу. Слава богу, имперские железные дороги позволяют добраться от побережья до Праги без пересадок.
— Что такое мотрисса? — поинтересовался Джек.
— Увидите.
— Прелюбопытная штука, — снисходительно пояснил Фальконе. — Паровоз, тендер и вагон класса «люкс», объединенные в одно целое. Простым пассажирам такое недоступно, конечно же. Снова — правительственный резерв.
— Какую ступень посвящения имеет мсье Мюррей? — неожиданно поинтересовался Легри.
— Э-э… формально, Джек — рядовой каменщик. Но…
Легри сердито заговорил по-французски.
— Я за него ручаюсь.
— Надеюсь, вы понимаете, что делаете… Запомните, молодой человек, — теперь Легри обращался к Мюррею. — Эта миссия облечена высшей степенью секретности!
Джек молча кивнул.
Мотрисса оказалась удобным и удивительно быстрым транспортом. Они практически все время находились в движении, останавливаясь лишь ненадолго, чтобы взять воду и уголь. По встречным веткам тащились грузовые составы — шварцвальдский строевой лес, рурский уголь, трансильванская нефть в неопрятных, покрытых черными потеками цистернах. Попутные поезда везли другое: металлопрокат, тяжелое оборудование, закрепленные на платформах хитроумные машины, укрытые от непогоды линялыми брезентовыми чехлами.
— В палате лордов поговаривают о возможности дальнейшего расширения на восток, — задумчиво молвил Сильвио. — Успехи Крымской кампании дали понять: Московия — колосс на глиняных ногах, а богатства этих территорий давно уже не дают покоя нашим промышленникам.
— Московиты не так просты, как полагают некоторые, — усмехнулся Легри. — Даже приблизительная калькуляция докажет несостоятельность подобных планов… По крайней мере, на ближайшие пару десятилетий.
— Но потом…
— Это слишком большой срок, чтобы строить политические прогнозы. К тому же не забывайте: именно наша операция может повлиять на дальнейшие судьбы мира самым решительным образом. Да-да, юноша, именно так! — француз заметил изумление Джека. — Ставки в этой игре до небес, не меньше.
Темные шпили Праги уже начали сливаться с вечерним небом. Джек зябко кутался в пальто: погода Восточной Европы оказалась для него неприятным сюрпризом. На Альбионе в это время года достаточно было накинуть легкий плащ, а здесь отнюдь не лишним был бы теплый жилет, шарф, да и перчатки, надо сказать, тоже не помешали бы… Красоты древнего города, пускай даже увиденные мельком, произвели на молодого человека огромное впечатление. С каким удовольствием он побродил бы по узким улочкам, любуясь готическими шедеврами, — или просто посидел бы в пивной, дегустируя знаменитое на всю Империю пражское пиво! Но его спутники имели совершенно другие планы. Прямо на перроне к Легри подскочил неприметный господин в горохового цвета плаще. Имеющий Зуб словно бы сконцентрировался из дымного вокзального воздуха и властно остановил незнакомца, опустив тяжелую ладонь ему на плечо. Джек только сейчас обратил внимание, что волосатые пальцы неандертальца унизаны массивными стальными перстнями: пожалуй, удар таким кулаком запросто раздробил бы кирпич! Гороховый что-то быстро залопотал на донельзя скверном бритиш.
— Университет… Библиотека… Вернулся домой… — только и смог разобрать Джек.
— Хорошо. Продолжайте наблюдение, только не вздумайте его спугнуть, — бросил француз.
Извозчик доставил их на улицу Алхимиков. Здесь, в одном из старинных зданий, находилась штаб-квартира пражского отделения Ложи. Долго они задерживаться не стали. Мсье Легри зажег свет, присел возле стола и достал из саквояжа необычного вида револьвер — очень короткий, но чрезвычайно крупного калибра. Следом появилась коробка патронов. Один за другим толстенькие латунные бочонки входили в гнезда барабана. Сильвио Фальконе наблюдал за действиями компаньона с возрастающей тревогой.
— Гм… Послушайте, Огюст, мертвый Инкогнито для нас бесполезен! — не выдержал наконец он.
— Не беспокойтесь, я знаю, что делаю, — досадливо отмахнулся француз. — Вы что-нибудь слышали про магнезиум?
— Э-э… Что-то связанное с моментальной дагерротипией, если не ошибаюсь?
— Да, порошок этого металла дает ярчайшую вспышку. Ослепляет на три-четыре секунды… Абсолютно безвредно, кстати.
— Но вы ослепите и нас тоже!
— Я скомандую «lumière!» перед выстрелом; вы должны тут же зажмурить глаза… Имеющий Зуб, ты запомнил? Это важно!
— Да, хозяин…
— Каков план действий? — поинтересовался Джек.
Молодой человек нервничал, хотя и старался не показывать этого: происходящее не укладывалось в рамки привычных представлений. Он, юноша из хорошей семьи, блестяще образованный, вот-вот должен был стать соучастником похищения, словно какой-то Ринальдо Ринальдини! Мюррей украдкой покосился на Сильвио. Наставник отнюдь не выглядел обескураженным, напротив: в уголках рта Фальконе залегли жесткие складки, добродушное и немного рассеянное лицо его в одночасье преобразилось, став волевым и решительным.
— Мы просто вломимся в его квартиру. Как только я увижу Инкогнито — стреляю; остальное сделает мой телохранитель. Сильвио, вы пойдете замыкающим. Мсье Мюррей… — Легри на мгновение задумался. — Думаю, вам лучше будет остаться снаружи. Подстрахуете нас на тот маловероятный случай, если наш фигурант вдруг сумеет выбраться через окно.
Джек хотел было возразить, но наставник незаметно сжал ему ладонь.
— Итак, господа, все готовы? Имеющий Зуб, ты взял все необходимое?
Неандерталец молча продемонстрировал моток сыромятных ремней и тряпицу.
— Вперед, господа!
Мистер Инкогнито проживал в мансарде, в одном из старых домов неподалеку от университета. За полквартала к членам Ложи присоединился уже знакомый господин в котелке и гороховом пальто — вынырнул из подворотни, с угодливой улыбкой заглядывая в глаза Легри.
— Почему вы здесь? — буркнул француз.
— Не извольте беспокоиться, дом сторожат Франтишек и Штычка, я полагаюсь на них, как на самого себя!
— Карета готова?
— Подадим, как только прикажете, к самым дверям. В наилучшем виде!
— Хорошо. Проводите этого господина к черному ходу, — француз кивнул на Мюррея. — Мы войдем через главный.
Заняв, как ему показалось, удобную позицию возле ниши со статуей, Джек зябко поежился. Неподалеку попыхивал цигаркой один из филеров, нанятых Легри, — толстяк с непроизносимой шипящей фамилией. Уже совсем стемнело; фонари здесь стояли редко, и пятна тусклого голубоватого света лишь подчеркивали глубокую темноту меж ними. Джек поднял взгляд. В окне мансарды еле теплился огонек; должно быть, там горела свеча. Еще минута-другая, и неандерталец вышибет дверь…
Вспышка ярчайшего изумрудного сияния вспорола пражскую ночь. Вот это да, восхитился Мюррей; он решил было, что видит действие ослепляющего револьвера француза. Но свечение продолжало бить по глазам, более того — с домом творилось нечто невероятное: верхний этаж и крыша делались прозрачными, таяли, словно кусок сахара в чашке горячего чая! Зеленое зарево пробило атмосферу, отразилось от низких туч — и там, среди клубящихся облачных масс, развернулся исполинский Знак. Он менял форму, усложнялся, раскладывался, словно чудовищная китайская головоломка, вращаясь сразу по нескольким осям… Невиданное зрелище сопровождалось протяжными, стонущими звуками — словно в небесах настраивался невиданный трубный оркестр… Редкие прохожие замерли в изумлении, кое-кто упал на колени. Стоящий неподалеку филер выронил окурок и быстро забормотал что-то по-славянски, дрожащей рукой осеняя себя крестным знамением. Поборов оцепенение, Джек сделал было шаг вперед — но мостовая вдруг заколыхалась, пошла волнами, словно болотный зыбун! «О господи, — в панике подумал Джек, — да что же это за светопреставление, сейчас дома начнут разваливаться, и меня погребет под обломками». Но мостовая колыхнулась еще раз — и замерла. В один миг все стало, как прежде, и ни единого куска штукатурки не отслоилось от древних стен…
Мюррей, не чуя ног, ворвался в дом и побежал вверх по лестнице. Второй этаж… Третий… Вот, наконец, и последний: выбитая, повисшая на одной петле дверь — и негромкие голоса изнутри.
— Господи, Джек! Что случилось?! — Фальконе тревожно смотрел на него поверх очков.
— Вы меня спрашиваете?!! — опешил молодой человек.
— Гм… Ну да… Вы что, видели кого-то?
— То есть как?! Да здесь такое творилось — здесь, у вас! Этот зеленый огонь… Как вы не ослепли?! У меня до сих пор пятна перед глазами.
— О чем вы?! — Легри и Фальконе недоуменно уставились на него.
— Судя по всему, квартира пуста по меньшей мере день! — Тон француза не оставлял сомнений: кому-то из филеров придется за это поплатиться. — Чашка с остатками утреннего кофе на столе, кофейник давно остыл. Ну, так что вам привиделось?
Запинаясь, Джек пересказал произошедшее в последние минуты. Легри и наставник обменялись долгими взглядами.
— Значит, он все-таки был здесь, — прошептал Сильвио.
— Да что же тут случилось, во имя всех святых?!
— Мы ничего не видели, — мрачно отозвался Легри.
— Как такое может быть?!
Француз не удостоил его ответом; он зажег свечу и принялся перебирать лежащие на столе бумаги. Мюррей мельком бросил на них взгляд. Похоже, что-то связанное с астрономией: рисунки, схемы планет, движущихся по орбитам, математические расчеты… И тут же — раритетная Страбонова «География», старинные гравюры с изображением горних сфер, брошюры Географического общества.
— Вы тоже ничего не видели! — внезапно сказал француз. — Слышите, юноша? Ничего!
— Господи! Да половина Праги… — нервно рассмеялся Джек.
— Прага меня не волнует. Я говорю о вас, понятно?
— Конечно, как скажете, сэр. Но…
— Джек, вы помните основные принципы нашей организации? — тихонько спросил Сильвио Фальконе. — Помните клятву каменщиков?
— Послушание и молчание… — вздохнул Джек.
— Именно.