Николай Гуданец
30 КОНТЕЙНЕРОВ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЗЕТ

ЧАСТЬ I ГРУЗ

Глава 1 ДИСКВАЛИФИЦИРОВАН

Прощай, разведка!

Улье вошел в крошечный гостиничный номер и с треском задвинул дверь.

Прощай, любимое дело, прощай, настоящая жизнь, прощай, друзья до гроба. Все, кранты, был разведчик Улье, да спекся.

Он сорвал с плеч накидку и швырнул в угол. За ней с грохотом последовали мокрые сапоги. Растянувшись на узком ложе и заломив руки за голову, Улье уставился в потолок. Всегда его умиляли традиционные голубые потолки в каютах звездолетов и гостиницах космопортов. Теперь же его подмывало смачно плюнуть в дурацкий лазурный пластик, да, плюнуть, харкнуть от всей души, как сделал бы раздосадованный колонист.

А что остается? Плевать в потолок. Все вторые пилоты только этим и занимаются.

Все, разведка, прощай навеки. Эх, разведка, любил я тебя больше самой жизни. Не думал, не чаял, что придется живым и здоровым уйти во вторые пилоты мл и таможенные крысы.

Дисквалифицировали.

Да лучше бы меня прирезали тогда на Золотой Канаве или утопили бы жрецы-сангхли. Лучше бы Ивз ocтавил меня подыхать от гангрены тогда, в пещере.

Ивз, эх, Ивз. Ты же меня знаешь как облупленного, меня еще сопливым мальцом натаскивал, и, между нами говоря, не всегда по уставу. И ты, ты мне такое устроил! Еще и проголосовал на комиссии вместе со всеми. Да ежели рассуждать так, как тот заморыш, нас обоих надо начисто лишить допуска в колонию. Да что там нас, да что там в колонию — всех разведчиков до единого не выпускать в космос ни за какие коврижки. А повязать им выглаженные слюнявчики, дать цветные кубики и поручить заботам самой кислой изо всех старых дев Галактики. Впрочем, вместо старой девы можно Ивза. Тоже сойдет. Эх, был у меня друг, брат, отец и командир, и все это в одном лице называлось Ивз, а теперь я ему руки не подал, и он мне больше не подаст, мы друг другу никто, а я еще и числюсь в команде отставной козы барабанщиков. Это я-то, которому сразу после училища присвоили третий класс, потом дали внеочередной второй, а теперь, не дожидаясь стажа в шестьсот микролет, уже хотели давать первый! И надо же, все врачи на всех осмотрах всегда констатировали абсолютную пригодность, а этот докто-ришка…

Улье вспомнил унизительный спор в кабинет врача.

— Да вы что, сдурели, док?! — горячился paзвeдчик. — Вы что мне лепите 203-ю УРС? Что я вам, трy-ляля негожее?

— Вот вам пожалуйста, — развел руками врач. — Вы уже разговариваете в точности, как ваши подопечные. Рассуждаете почти так же. И не исключено, что вскоре начнете поступать, как они.

— Что-о?!

— Всем своим поведением вы только подтверждаете мои выводы. Заметьте, рефлекторно вы сжали кулаки. Полагаю, вы не прочь были бы их применить в отношении меня. Вы полностью утратили самообладание. А это уже на грани 203-й статьи устава разведслужбы.

— «На грани»! «На грани»! — Улье окончательно вышел из себя. — На грани — это еще не статья! Это не eсть психологическая непригодность!

— Я поражен, — отчеканил врач. — Я просто поражен вашей необузданностью. Как вы могли столько времени проработать в разведслужбе? Уму непостижимо. Вы поразительно разболтаны. Да еще эта ваша грива, борода…

Разведчик перевел дух. Надо было срочно загладить оплошность.

— Доктор, поймите, — заговорил он гораздо спокойнее. — Работа есть работа. Срывов у меня до сих пор не было и не будет. Когда я на задании — это же совсем другое дело. А бороду я отращиваю для следующего рейда, и волосы тоже. Это камуфляж, поймите.

— Итак, на карантинной планете вы умеете держать себя в руках. Там — другое дело. А в кабинете врача вы позволяете себе немножко распуститься? Нет, Улье, ваше поведение слишком красноречиво свидетельствует против вас. Поищите себе другое дело по душе.

Все рухнуло. Улье понимал, что при таком обороте дела возражать бессмысленно и остается надеяться лишь на чудо, на снисходительность комиссии, на послужной список, на заступничество Ивза. Но он попытался, пусть ценой унижения, как-то исправить ситуацию.

— Доктор, приношу вам свои извинения, — начал он как можно задушевней. — Вы специалист, вам виднее. Но поймите меня и как человек. Вы же меня рубите под корень. Я разведчик и никем иным быть уже не смогу. Спросите хоть кого в бригаде, спросите Ивза. Они меня знают, они видели меня в деле. Вот вы гово-Рите, найти другую работенку. Не выйдет у меня. Без Разведки я ничто, я не выдержу, я тогда точно сойду с тушек, извините за профессиональную терминологию. Вы, конечно, вправе изложить комиссии свое мнение. На то вы и врач, на то и очередное освидетельствование. Я не прошу вас смягчать картину. Но ващ вывод слишком жесток. Доктор, снимите 203-ю статью. Ваш диагноз я учту. Я переломлю себя, я выкарабкаюсь, даю вам слово. Но только дайте мне шанс остаться в разведке.

— Почему вы думаете, что я не советовался с командиром Ивзом?

— Потому что ни один врач до сих пор этого не делал.

— А он, представьте, сам попросил обратить на вас особое внимание. Многое в вашем поведении его настораживало.

Такого удара Улье не ожидал.

— Ах вот оно что… — только и смог вымолвить он.

— Не смею вас более задерживать, — холодно бросил врач, поглощенный своими записями.

Если бы Вселенная вывернулась наизнанку и встала кверху дном, если бы колонисты организовали благотворительный базар в пользу нуждающихся разведчиков, а те, в свою очередь, отвергли бы начисто Принцип Гуманности, все равно Улье не был бы так потрясен, как теперь. Он хотел немедленно разыскать Ивза и потребовать объяснений. Но потом Улье понял, что претензий к командиру иметь не может. Дружба дружбой, а служба службой. Заметил сдвиги в психике подчиненного — значит, должен посоветоваться с врачом. А будь Улье предупрежден о грозящем ему диагнозе, уж конечно, он держался бы настороже.

Медицинское заключение для комиссии вышло роскошное. Тут тебе и признаки жестокости, и неадекватная самооценка, и смещение ценностных ориентации, и перемежающаяся потеря выдержки, и повышенная лабильность, и даже ростки эгоцентризма. Словом, краше в гроб кладут. После такого диагноза третьим помощником на мусоровоз и то возьмут с опаской.

Впрочем, комиссия смилостивилась. Принимая во внимание заслуги и все такое, учитывая то и се, постановили дать 203-ю статью условно, с испытательным сроком в сто пятьдесят гал и временным переводом на работу, не связанную с разведслужбой. Естественно, под неусыпным врачебным контролем. Весьма мягко по сравнению с диагнозом, это уж Ивз постарался, выступая в роли адвоката. Он закопал, он же и выкопал. Настоящий друг, что и говорить.

На выбор предложили две работенки — или в службе досмотра, или пилотом второго класса на грузачах. Такой расклад. Улье решил пойти в пилоты — все ж та-ки в космосе, не на одном месте.

Теперь, в гостиничном номере, такая тоска на него навалилась, такая злость обуяла, что хоть криком кричи.

И тогда Улье решил попробовать излюбленное средство колонистов, чего никогда не позволил бы себе ни на задании, ни в отпуске. Но теперь ему было начхать на все запреты.

Он вытащил из-под койки сумку с походным синтезатором, запрограммировал химический состав и концентрацию напитка. В считанные минуты аппарат нацедил стакан прозрачной, остро пахнущей дряни. Улье проглотил ее залпом, поперхнулся. В глотку словно воткнули рашпиль. От жгучего вкуса и мерзкого запаха его едва не стошнило.

Ну и гадость, подумал он, валясь на койку, чтобы отдышаться.

Вскоре жжение сменилось ровным приятным тлением. От теплого очага в желудке по телу растекалась Мстома. Ожидаемого прилива сил, впрочем, не наступило. Насколько это пойло взвинчивало и веселило лонистов, настолько Ульса оно расслабило и погрузило в черную меланхолию.

На душе у бывшего разведчика стало еще гаже. Вспомнился последний разговор с Ивзом. После комиссии тот сразу подошел к Ульсу и отвел его в сторону.

— Я должен тебе кое в чем признаться, — начал командир. — Видишь ли, это я попросил врача отнестись к тебе с особым вниманием.

— Спасибо, я знаю.

— Тем лучше. Ты хочешь знать, почему я так поступил?

Улье не ответил.

— Я не ожидал, что дело примет такой оборот. Командир сделал паузу. Улье молчал.

— Претензий служебного свойства я к тебе не имел и иметь не мог. Формально ты чист передо мной и перед уставом. Однако есть в тебе нечто такое, что давно меня настораживало. Я поделился своими сомнениями с врачом. И вот что вышло.

— Я не согласен с диагнозом, — процедил Улье.

— Диагноз — еще полбеды. Врач ведь не знает тебя так хорошо, как я.

Повисло тяжелое молчание.

— Давай выкладывай, — не выдержал Улье.

— Во-первых, у тебя полностью отсутствует чувство страха. Ты постоянно прешь на рожон. Когда от этого зависит твоя жизнь, это плохо. Но когда жизнь других, кто тебя страхует или работает в паре с тобой, — это уже хуже некуда.

— Когда это и кого я подставлял вместо себя?! Ивз! Что ты говоришь?

— Ну вот, ты даже не понял, о чем речь.

— Нет, почему же, я прекрасно понял. Но кто меня учил никогда и ничего не бояться? Разве не ты?

— Трусить и испытывать страх — разные вещи. Трусость парализует. А страх помогает оценить опасность. Извини, что приходится тебе втолковывать азбучные вещи.

— Так. И, по-твоему, из-за этого я не, гожусь для разведки?

Улье начинал медленно закипать. Скажи ему такое иеловек, ничего не смыслящий в их профессии, он тиxo посмеялся бы. Но Ивз…

— Погоди, я сказал еще не все. По части мимикрии тебе нет равных. Ты можешь прикинуться кем угодно, ни один черт не раскусит, кто ты такой на самом деде. Казалось бы, для разведчика это плюс. Но тут есть одна опасность. Ты перенимаешь не только манеры, но и весь способ поведения, повадку. Всю психологию того, под кого ты в данный момент работаешь. И тогда уже не замечаешь, что роль оседает в тебе, как накипь. И чем дальше, тем больше. Ты уже совсем не тот, каким пришел к нам в бригаду. И я не могу поручиться за то, что в будущем…

— Ты хочешь сказать, что я могу стать таким, как они?! Такой же мразью?!

— Ну вот. Об этом я тоже хотел поговорить с тобой. Колонисты вовсе не мразь, Улье. Ты столько проработал в разведке, но до сих пор их не разглядел, не понял. В тебе нет к ним ни капли сострадания. Ты видишь в них только врагов. А они — люди. Да, они жестоки, порочны, стоят неизмеримо ниже нас по своему нравственному развитию. Но это не их вина. Скорее наша. Мы до сих пор не сумели ничего для них сделать. Более того, мы опасаемся вступать с ними в контакт. Мы ведем себя как совершенно посторонние наблюдатели. Вот что жутко.

— Что ты говоришь, командир? — ужаснулся Улье. — Они — люди?! Они же сброд! Отребье! Мусор! Кому их знать, как не тебе?

— А ты никогда не задумывался над тем, что из тебя вышло бы, родись ты в темный век или на колонизированной планете? Не ставил такой мысленный эксперимент?

— Ну, достаточно того, что это сделал ты. Послушать тебя, так я уже созрел для колониста. Спасибо, командир.

Ивз мягко опустил свою лапищу ему на плечо.

— Успокойся. Впереди у тебя испытательный срок. Тебе надо за это время хорошенько подумать. Еще ничего не потеряно, Улье.

— Ты думаешь? А впрочем, действительно ничего не потеряно, живут же иные и без разведки. Только ты, командир, мой добрейший, умнейший, честнейший и храбрейший командир, который меня тысячу раз спасал, который сделал из сопляка Ульса разведчика, ты, на которого я молился… — У него перехватило горло.

— Что я?

— Ты всадил мне нож в спину, командир. Ты не помог, не объяснил, не предупредил, не посоветовался, ты элементарно заложил меня врачу. Вот что ты сделал, мой командир. Да на кой ляд мне теперь разведка? С кем, с кем прикажете в нее идти? Значит, остался один расклад — кантоваться на грузачах. Что я и сделаю.

— Не пори горячку. Пойми, у тебя срыв. Будем надеяться, это пройдет. Запомни: я хочу, чтобы ты вернулся в разведку.

— Почем знать, может, и я этого захочу. На твоей ведь бригаде свет клином не сошелся. Прощай, Ивз.

И, не замечая протянутой для рукопожатия руки, Улье вразвалочку пошел прочь.

За окном гостиницы шумел все тот же, с утра зарядивший ливень. Улье неподвижно лежал на койке. В голове у него колыхалось вязкое месиво из оборванных мыслей, неузнаваемых лиц, невнятных побуждений. Напиток колонистов все больше забирал над ним власть. Перипетии дня казались ему теперь досадными мелочами, чем-то смешным и посторонним, но одно бередило душу бывшего разведчика — то, что он не подал на прощание руки Ивзу. Он разговаривал с воображаемым командиром, не замечая, что бормочет вслух. Сбивчиво, заплетающимся языком Улье каялся, что-то обещал, в чем-то сознавался, о чем-то умолял, уже сам не понимая, о чем речь. Его бормотание становилось все глуше и бессвязнее, и наконец он уснул одетым на неразобранной постели.

Глава 2 РЕЗЕРВНЫЙ ПИЛОТ

Улье проснулся с кошмарной головной болью. Во рту гадко, на душе гнусно. Собственный мозг казался ему клубком колючей проволоки. Вспомнив о вчерашнем опыте с веселящим напитком, он содрогнулся.

А доктор-то прав оказался, подумал он. И Ивз тоже. Мне самую чуточку осталось, чтобы дойти до заправского колониста. Не хватало только ширево попробовать. Все, покатился. Позор на всю Галактику…

Стоявший на тумбочке видекс коротко звякнул. Улье нажал клавишу, и на экране появился второй диспетчер Космопорта-1 собственной персоной.

— Привет, старина, — сказал он. — Что поделываешь?

— Привет, — буркнул Улье. — Набираюсь сил потихоньку.

— Ты зачислен в резервные пилоты Космопорта. Как только на одном из грузачей освободится место, сразу его займешь. Иди принимай вахту.

— Волосы и бороду прикажете подровнять?

— Как хочешь. Вообще пилоты редко так зарастают, но дело твое.

— Ну, спасибо так спасибо. Должность ты мне по старой дружбе подсуропил, как я понимаю? Весьма тронут. Второй эшелон запасных пилотов — для меня теперь и это великая честь…

— Брось. Все экипажи укомплектованы. Ты что думал, за сутки тебе можно найти место пилота?

— Ладно, — сказал Улье. — Я перекушу и двину в твою контору. Буду околачиваться в предбаннике. Там меня и ищи, если что.

Он переоделся в обыкновенный комбинезон, а Форму разведчика безжалостно пихнул в пасть утилизатора. Аппарат зашипел, поглощая ее вместе со всеми знаками отличия. Пусть этот мундир защитного цвета Улье надевал гораздо реже, чем обноски колонистов, но все же сердце у него глухо екнуло. Теперь последней памятью о разведке оставался его личный платиновый жетон, который, впрочем, предстояло обменять на удостоверение пилота. А еще длинные волосы и косматая борода.

В кафе на цокольном этаже Улье позавтракал, проглотил пилюлю от головной боли и отправился на новую работу. После вчерашнего ливня пахло свежестью, небо прояснилось, и над серой многокупольной громадой Космопорта висело гигантское розовое светило. Улье неторопливо шагал вдоль фасада, направляясь к противоположному крылу, где находились комнаты отдыха экипажей, именуемые для краткости предбанником, и служба досмотра. Предстояли нескончаемо тягучие дни, а то и недели пребывания в резерве, до тех пор пока кто-нибудь из вторых пилотов не заболеет, не уйдет в отпуск или не возвысится до капитанского чина.

Бывший разведчик размышлял о превратностях судьбы. Диспетчера-2 он знавал еще в ту пору, когда оба они проходили курс в разведучилище. Потом их пути разошлись: один стал разведчиком и даже снискал себе некоторую известность на этом поприще, другой ушел из разведки, обнаружив, что не вполне для нее пригоден, и подался в служащие Космопорта. Когда бывшие коллеги встречались, между ними всегда возникала некоторая натянутость: Улье считал диспетчера неудачником, и тот это чувствовал. Теперь в неудачники попал сам Улье, и бывший сокурсник обращался к нему с мягкой снисходительностью, подчеркивающей, что, несмотря на явную разницу в занимаемом положении, они все-таки бывшие однокашники и добрые знакомые. Ульсу приходилось терпеливо испить еще и эту чашу унижений.

На входе в предбанник, за столиком, сидела юная дежурная и что-то вдохновенно Строчила на кристаллографе. Может, стихи, а может, письмо возлюбленному.

— Добрый день. Где тут кантуются резервные пилоты? — поинтересовался Улье.

— Сейчас ни одного нет на месте. Вот-вот должен прийти вахтенный резерва, пилот Улье, — ответила дежурная, разглядывая буйную растительность на лице бывшего разведчика.

— Это я самый и есть, девушка.

Она так и подскочила в своем креслице.

— Ой, это вы?

— Я, — подтвердил он, улыбнувшись эффекту, который произвело его имя.

— Вас же срочно ищет диспетчер-2! Он просил сообщить, как только вы появитесь. А я же не знаю ни вас, ни где вас искать…

— Да-да, — буркнул Улье. Улыбку словно тряпкой стерло. — Ну-ка соедините меня с диспетчером, милочка.

Дежурная тоже насупилась, но проглотила вертевшуюся на языке резкость, набрала код и развернула видекс экраном к Ульсу.

— Здорово, дружище. Что там у вас за переполох? Кому-то срочно требуются отставные разведчики?

— Слушай, Улье, давай без кривлянья.

— Это как угодно будет приказать вашему высокоблагородию.

— Отставить треп!

На секунду Улье представил, что будет, если он сейчас просто-напросто повернется и пойдет куда глаза глядят… Одно известно наперед: тогда его к разведке и на версту не подпустят. Ни через сто пятьдесят гал, ни через тысячу. Это уж точно. Остается стиснуть зубы и терпеть. Что он и сделал.

— Жду ваших указаний, — проговорил он.

— Пилот Улье, вы идете вторым номером экипажa в рейс М-80429. Срочно. Даю вам двадцать минут нa сборы и прохождение контроля. Прибудете на корабль с грузовой баржей и доложите о прибытии капитану Мэгу. Повторите.

— М-80429 — двадцать минут — капитан Мэг, — отчеканил Улье. — Что-нибудь еще?

— О стартовой готовности доложите с баржи мне, Все.

Экран погас.

Улье позвонил в гостиницу, сообщил, что освобождает номер, и попросил сдать его личные вещи в камеру хранения. Затем лифтом спустился в подвальный этаж, где экипажи проходили предстартовый личный досмотр. Эта нудная формальность всегда раздражала его еще в разведке, а теперь, когда он стал пилотом никому не нужного захудалого грузача, — тем более.

При его появлении у таможенного турникета дежурный по досмотру необыкновенно оживился.

— А-а, старина Улье! Здорово! Да что ты мне тычешь свой жетон, что я тебя — в первый раз вижу?

— Кто вас, таможню, разберет, — буркнул он. — Иной раз вы родного папу не пропустите без жетона, еще и обшарите с ног до головы.

— Ну-ну, кого другого мы бы просто так в космос не пустили, но тебя… — дежурный выразительно развел руками.

При другом раскладе Улье был бы польщен. Однако почесть, которой он удостоился, относилась к прежнему Ульсу — разведчику, отнюдь не пилоту. Порывшись в памяти, он вспомнил имя таможенника: Вайс.

— Спасибо Вайс. Покажи, где тут галоша, на которой мне лететь.

— Погоди минутку. Тебе еще не скоро взлетать. Разговорчик есть один.

Улье облокотился на турникет:

— Давай выкладывай.

— Мы все очень жалели, что ты не пошел к нам, Улье. Серьезно, очень жалели. Нам требуются настоящие парни, особенно сейчас, в связи с некоторыми событиями. Может, еще не поздно переиграть?

— Что это вдруг понадобились настоящие парни? — Улье фыркнул. — До сих пор ведь обходились, а?

— Смейся-смейся. Думаешь, мы только перетряхиваем грузы да по карманам шарим?

— Неужто вы еще что-нибудь придумали? Ты, Вайс, не обижайся, но смысла в вашей работенке негусто. Колонисты сидят на своих планетах, разведка их, голубчиков, пасет, а вы чем занимаетесь? В кои-то веки перехватите груз утепленных подштанников, который сдуру заслали не в тот конец Галактики. Вот и вся работа, не так, что ли?

— Раньше, признаться, так оно и было, — Вайс заговорил вполголоса. — А теперь и у нас наклевывается кое-что. Думаю, тебе можно сказать. Но учти, секретность А1.

За время работы в разведке Улье всего три раза имел дело с такой секретностью. А тут какой-то рядовой таможенник имеет к ней доступ. Да еще и распускает язык по глупости. Ну-ка, ну-ка, интересно…

— Знать ничего не желаю, — лениво ответил он. — Я второй пилот грузача, и такие великие тайны не по мне. Я человек маленький.

— Брось, — зашептал Вайс. — Ты только послушай. Знаешь, за что сняли пилота, вместо которого ты летишь?

— Очевидно, у парня двусторонний насморк с осложнением?

— Нет, его всего-навсего подозревают в нарушении карантина.

— Фью-у! Это не шуточки.

— То-то и оно. Значит, так: этот парень приписан к нам совсем недавно. Грузач, на котором он ходил, отправили в капремонт. Команду, естественно, рассовали кого куда. И тут вдруг выяснилось, что в их экипаже был колонист.

— Что-о? — переспросил Улье, не веря своим ушам. — Колонист? В космосе?! Да быть того не может.

— Вообще-то никто пока не знает, колонист ли он в самом деле. Просто досмотр в третьем порту его расколол. Он не тот, за кого себя выдавал. Липовое имя, липовая биография, послужной список и все такое. Правда, сфабриковано было на совесть. Он прокололcя случайно. Теперь идет расследование. Подозревают, что он колонист. Иначе кто же он такой?

— Но это же полный бред! Колонист попал в космос, внедрился на корабль, а разведка что, выходит, прошляпила?

— Я же говорю, до конца ничего не известно. Сам он ни в чем не сознался. Полчаса назад Ивз и его парни сграбастали пилота, когда он садился на баржу. Сейчас они уже на пути в третий порт. Больше я ничего не знаю. Только думаю, что пахнет крупной заварушкой. Жаль, что ты работаешь не у нас. Очень жаль.

— Ничего, расхлебаете как-нибудь сами. Да и Ивз с бригадой кое-чего стоят. Зазвонил видекс.

— Улье у вас? — спросил появившийся на экране диспетчер-2.

— Да, только что прошел досмотр.

— Попросите его поторопиться. До старта триста секунд.

Видекс выключился.

— Пока, Вайс. Полечу себе потихонечку.

— Давай. Только в полете думай хорошенько. Может, еще не поздно будет переиграть. Надумаешь перейти к нам — милости просим, — таможенник похлопал его по плечу. — Уж я замолвлю за тебя словечко. Это обещание довело Ульса окончательно. В рулевую кабину баржи он вскарабкался с тем чувством, с каким лег бы живым в могилу. Диспетчер-2 oбъявил предстартовый отсчет времени. Побежали сeкунды на табло. Девяносто… шестьдесят… двадцать… пятнадцать… три, два, один…

Мягко, бесшумно отделилась от космодрома многотонная баржа и устремилась в солнечное небо. Улье развалился в кресле, закинув ногу на ногу. Всеми маневрами баржи управляла автоматика. На долю пилота оставались одни только непредвиденные случайности, бывающие раз в сто микролет. Что касается управления грузачом, то им занимался капитан, лишь изредка доверяя штурвал второму пилоту, чтобы тот не свихнулся от ничегонеделания. После услышанного на гаможне Улье начал сознавать, что дал маху, избрав местом работы грузач. Вряд ли чрезвычайное происшествие в третьем Космопорте — эпизод или недоразумение. Скорее всего назревают сенсационные события, и не сегодня завтра у всей Галактики на устах будет то дело, которое сейчас раскручивают Ивз и его бригада. Раскручивают без него. Без Ульса. Он поймал себя на том, что думает о командире и товарищах как о посторонних. Вместо «наша бригада» он уже мысленно произносил «бригада Ивза». Вот такой расклад.

Обзорный экран понемногу темнел, на небе проступали звезды; казалось, баржа падает в стремительно наступающие сумерки. Мрак быстро сгустился, и в кабину заглянула вечная ночь, усеянная мириадами звезд. Баржа шла точно по заданному курсу, поэтому созвездия казались приклеенными к черному бархату пространства. Впрочем, приглядевшись внимательнее, можно было заметить то здесь, то там блуждающие огоньки. Они с незаметным упорством минутной стрелки пробирались от звезды к звезде, появляясь на экране слева и в конце концов скрываясь из виду за его правым краем. Это спутники и космические корабли кружили над планетой Космопорт-1.

Баржа меняла курс. Поднявшись над орбитой невидимого пока грузового корабля и разогнавшись, она теперь плавно тормозила, теряя высоту и приближаясь к расчетной точке стыковки. Звездное небо заструилось по экрану, внизу мелькнул и пропал ослепительный краешек солнечного диска. Затем включился задний обзор. Над голубой горбушкой планеты неподвижно висели звезды; в центре экрана проступило яркое пятнышко. Оно мало-помалу разрасталось, одновременно принимая очертания грузового корабля. Казалось, грузач двигается навстречу, хотя в действительности он догонял баржу сзади, раздвинув огромные лепестки шлюзовых створок. Вскоре мерцающая обшивка грузача заслонила обзор, затем ее сменила непроглядная тьма разверстого шлюза. Без шума, без единого толчка баржа ошвартовалась в правом трюме. Улье перевел вектор обзора на 180 градусов и увидел, как шлюзовые створки смыкаются, заключая звездную россыпь в черное кольцо, превращая ее в кружочек, и наконец закрываются наглухо.

Глава 3 ГЛАЗА ШТУРМАНА ХИСКА

Тенькнул сигнал вызова.

— Капитан Мэг вызывает пилота Ульса, — послышалось из видекса.

— Я слушаю, — Улье щелкнул клавишей.

— Капитан Мэг приветствует вас на борту корабля, — морщинистое лицо на экране радушно улыбнулось, — и просит пройти в рубку управления,

— Приказ понял, — машинально ответил Улье и тут же одернул себя, ведь капитан обратился к нему не по форме. Видимо, придется забыть об уставных командах и ответах. Ох уж эти патриархально-фамильярные экипажи грузачей…

Пластиковая гармошка перехода урке присосалась к люку баржи и наполнилась воздухом.

Улье выбрался в коридор, тянувшийся от переборки двигательного отсека до самого носа грузача, где помешалась рубка управления. Его встретил специфический запах космического корабля, вернее, гнетущее отсутствие каких-либо запахов, которое замечаешь не сразу, а заметив, невольно связываешь с бесконечной холодной и темной пустотой, зияющей вокруг, отгороженной лишь скорлупой из металлического сплава, именуемой звездолетом. И он почувствовал себя наконец в космосе.

Пройдя по коридору, он вошел в услужливо раздвинувшуюся дверь. При его появлении человек, сидевший за рулевым пультом, поднялся с кресла и протянул руку.

— Очень рад, — сказал он. — Надеюсь, вы не будете сожалеть, что пришли в наш экипаж?

— Лишь бы вы не пожалели, — вырвалось у Ульса. Впрочем, капитан расценил это как свидетельство скромности нового подчиненного.

— Познакомьтесь: штурман Хиск, механик Тод. Пилот Улье заменит в этом рейсе пилота Эди.

Сидевшие в углу за столиком Хиск и Тод поднялись со своих кресел и молча обменялись рукопожатием с новичком.

И внешность, и манера выражаться безошибочно выдавали в капитане Мэге уроженца планеты Ийе. Что касается его подчиненных, то определить их происхождение Улье затруднялся. Скорее всего у обоих оно было смешанным, как и у большинства населяющих ойкумену. Белобрысый верзила Тод снова сел в крес-лo, склонился над доской для игры в нак-нак и принялся обдумывать позицию.

— Что новенького там, внизу? — спросил Хиск. — С Эди еще не разобрались толком?

Этот низкорослый крепыш с первого взгляда вызвал У Ульса неприязнь, что случалось редко. Глядя в юркие черные глазки штурмана, он заподозрил неладнoе. Нечто знакомое и вместе с тем из ряда вон выходящее почудилось бывшему разведчику в этих глазах.

— Пока разбираются, — сухо сказал Улье.

Другого ответа не предвиделось, и Хиск вернулся к прерванной партии в нак-нак.

— Не имеет ли пилот Улье каких-либо вопросов к нам? — осведомился капитан.

— Пожалуй, нет. А впрочем, хотел бы узнать, куда мы идем и с каким грузом. Мне в суматохе назвали только номер рейса.

— Корабль совершает прямой рейс на Софорос. Груз — две баржи с исследовательской аппаратурой и маршевым топливом. На Софоросе мы заберем троих сотрудников станции, их надо на обратном пути завезти в 612-й центр агеронтона. Кстати, пилот Улье не нуждается в очередной прививке?

— Нет, благодарю, — сказал Улье. — Вы сказали, в груше маршевое топливо?

— Да, тридцать типовых контейнеров. Бывший разведчик невольно присвистнул.

— Позвольте, капитан Мэг, нет ли здесь накладки? На Софоросе только и есть что полдюжины лабораторий. Аппаратура еще туда-сюда, но горючее? Да еще такой огромный запас?

— В самом деле, — сказал капитан, поразмыслив. — Да, не исключено, что контейнеры погружены ошибочно.

— А кто их, ученых, разберет, — подал голос из угла рубки штурман. — Мало ли какой опыт они там собираются поставить.

— Я что-то не могу вообразить никакого такого опыта, — возразил Улье. — Разве что они приделали к Софоросу маршевый движок и решили прокатиться в другой конец Галактики. Тридцати баков хватит еше на обратную дорогу.

— Нам-то что за дело? — буркнул Хиск. — Все равно ведь лететь. На Софоросе они сами разберутся, что к чему.

— Но пока мы здесь, лучше выяснить у диспетчера нет ли какой путаницы. Это ведь гораздо проще, а? — стоял на своем Улье.

Вопреки его ожиданиям штурман не стал спорить.

— Валяйте, мне-то что. Мое дело — брать координаты. Ну, Тод, сдаешься? Может, начнем новую — как раз закончим к старту.

— Пилот Улье прав совершенно, — подытожил капитан Мэг.

Он набрал на пульте вызов диспетчера и стал ждать ответа.

Странно, весьма странно, думал между тем Улье. Наклевывается веселенький расклад. Сначала эта история с арестованным вторым пилотом. Колонист в третьем Космопорте — да это же уму непостижимо. И если бы только он один. Вот он, колонист, сидит в углу, пешки двигает. Самый натуральный колонист, потому что кто же еще во всей ойкумене будет ширяться. Правда, он хорошо держится, ширяется по малой, чтобы не впасть ни в отключку, ни в отход, и засечь его может лишь наметанный глаз. Милый капитан Мэг ни о чем не подозревает. Где ж ему было навидаться ширакешей? Это я их узнаю за версту — поволока в глазах, чуточный пальцевый тремор. Если специально не приглядываться, так и не заметишь ничего. Но с чего я взял, что милый капитан Мэг ничего не знает? Да ну, чушь какая. Он самый типичный уроженец Ийе, типичнее некуда, с какой стати ему связываться с колонистами? Стоп, а с какой стати он при пушке? Какой ийянин согласится хоть пальцем прикоснуться к оружию, хотел бы я знать? Загадка на загадке. А с какой такой стати колонисты вообще объявились в космосе? Это не шуточки. Сами они взлететь не могут — не нам, значит, им помогли. Их вывезли в космос. Их oбучили и внедрили в экипажи. Кто, как, с какой целью? Неужто нашлись идиоты, которые под угрозой Ссылки, за спиной у разведки, под носом у таможни, cтали на свой страх и риск возиться с этим делом? Неужели не понятно, что, стоит колонистам хоть чуточку освоиться в космосе — и нам всем кранты, гроб с мyзыкой, нас как слепых котят передушат и глазом не моргнут. Как прикажете с ними воевать? Ампульными пистолетами? А они развернутся к тебе дюзами да врубят полный ход — и от любой планеты останется пшик, головешка радиоактивная… Ну и ну. Им понадобилась горючка, ясно как божий день. Значит, где-то у них есть свой корабль. Корабль колонистов. Мама родная, рехнуться можно. Неужто ни один контрольный буй их не засек? Неужто никто в разведке об этом не знает?..

Отозвался диспетчер-2:

— Ну что, готовы, капитан Мэг? Даю предстартовый отсчет.

— Капитан Мэг просит второго диспетчера немного подождать. Необходимо разрешить один вопрос oтносительно груза.

— Что там такое с грузом?

— На баржу, которую привел пилот Улье, погружено тридцать контейнеров с горючим. Не находит ли уважаемый диспетчер, что это груз скорее для заправочного спутника, а не для исследовательской станции? Нет ли здесь ошибки?

— Честно говоря, я и сам так сперва подумал, — ответил диспетчер. — Но все указания получены от главного.

Краем глаза Улье следил за Хиском и Тодом. Те казались полностью поглощенными ситуацией на доске.

— Вот как, — капитан удовлетворенно кивнул. — Что ж, тогда все в порядке.

— Даю отсчет.

Улье подошел к капитанскому креслу и встал так, чтобы диспетчер его заметил.

— Минуточку, — вмешался он. — Нельзя ли соединить нас с главным?

— Капитан Мэг считает необходимым напомнить пилоту Ульсу, что переговоры с диспетчером осущест вляет капитан судна.

— Да, да, Улье, — подхватил диспетчер-2. — Поверьте, у главного и без вас хватает забот. Кстати, шесть минут назад он специально справлялся у меня, отправлена ли баржа с контейнерами.

Так-так. Главный диспетчер Космопорта беспокоится, отправлена ли какая-то там баржа для захудалой станции на краю ойкумены. Совсем заврались вы, ребята. Слишком дружно меня отшиваете.

Улье передвинулся вбок, словно бы желая лучше видеть экран. На самом деле он занимал позицию для схватки. Теперь капитанское кресло находилось между ним и мирно играющими в нак-нак Хиском и Годом. Те уже не могли напасть внезапно, со спины. Оружия при них не наблюдалось. Но вот у капитана на поясе болталась кобура со штатным револьвером. Даже на разведывательных фрегатах капитаны не придерживаются ветхой традиции и хранят личное оружие кто в шкафу, кто в ящике с обувью. А этот чудак на грузаче с тремя человеками команды таскает при себе абсолютно ненужную пушку. Но зачем и в кого он собирается стрелять? В Ульса, что ли? Вот это да. Уроженец Ийе, планеты, где культивируются вегетарианство и самая изысканная вежливость, где нет и не было ни войн, ни преступности, где никто никогда не погибал от руки разумного существа, — этот человек снюхался с колонистами и намерен вывести в расход своего нового пилота? Бред. Между тем Улье не сомневался, что в ближайшие минуты не замедлит последовать развязка. Один против троих. Ай-яй-яй, какой расклад. Они представить себе не могут, как легко разделывается с емя противниками бывалый разведчик…

— Позволю себе настаивать, — сказал он.

— Перестаньте ломаться, Улье. Что это вам взбрело в голову? Профессиональная подозрительность взыграла? Если я вызову главного, вы упустите время и Придется делать лишний виток. Сбесились вы, что ли?

— Я прошу подтверждения от лица, на которое вы ccылаетесь. При всем уважении к вам и капитану Мэгу. Иначе, согласно кодексу о досмотре, я имею право задержать рейс и вызвать таможенников. Я имею нa это право, как и любой член экипажа.

Диспетчер-2 запыхтел от ярости. Капитан Мэг осуждающе покачал головой.

— Соединяю с главным, — процедил наконец диспетчер. — Ждите. Экран погас. Хиск поднял голову от доски.

— Что это ты, парень, как с цепи сорвался? — лениво молвил он. — Или ты думаешь, диспетчер тебе врет?

Улье молча ожидал нападения.

— Кстати, что это там было сказано насчет профессиональной подозрительности? — добавил Хиск.

— Разве? Я не расслышал, — ответил Улье. Так. Ай да диспетчер. Он ясно дал понять, что Улье никакой не пилот. Сейчас эти пентюхи попытаются его убить. Если бы они только знали, какая уйма народу бралась за это дело, искренне считая невысокого, худощавого Ульса легкой добычей…

— Некрасиво это, парень, — заявил Хиск. — Ой, некрасиво. Откуда ты только выискался такой? А впрочем, дело твое. Ходи, Тод.

— Оставьте его в покое, — миролюбиво промолвил механик. — Пока эти резервные околачиваются в предбаннике, у них совсем заходит ум за разум. Ну, проваландаемся лишний виток, ну и что…

Партнеры снова занялись игрой. Капитан сидел неподвижно, глядел в погасший видекс. Похоже, никто не собирался убивать Ульса.

На душе у бывшего разведчика заскребли кошки. Неужто маху дал, подумал он. Но как же прикажете тогда понимать всю эту историю с арестом пилота, контейнерами, наширявшимся штурманом? Плюс кобура на ремне у капитана. Что он в ней — пилюли от запора таскает, что ли? С какой стати он ее нацепил? Странная причуда, если не сказать больше.

Включился видекс.

— Даю главного, — буркнул диспетчер. — Кстати, вы только что миновали стартовую точку.

Лицо второго диспетчера сменилось лицом Старика. Улье никогда ни вслух, ни мысленно не именовал его иначе. Право обращаться к нему по кличке Улье заслужил в ту далекую пору, когда тот еще не был главным диспетчером Космопорта-1 и пользовался славой самого матерого разведчика во всей ойкумене, а также преподавал своим юным коллегам курс по выживанию в экстремальных условиях. Курсант Улье ходил у него в любимчиках.

— Здравствуйте, капитан Мэг. Что там за неувязка?

— Капитан Мэг не вызывал главного диспетчера. На этом вызове настоял пилот Улье.

— Улье? Мальчик мой, ты здесь?

— Ну да. Вместо парня по имени Эди.

— Так что случилось?

— У нас в трюме тридцать баков горючки, а летим мы на Софорос…

— Да, правильно, — перебил его Старик. — Оттуда пришла срочная заявка. Они добились разрешения на какой-то небывалый эксперимент.

Хиск фыркнул в своем углу. На Ульса жалко было смотреть.

— Ах вот как… — пролепетал он, сраженный.

— Тебя ведь именно это интересовало? Никакой ошибки нет. Счастливого пути. Капитан Мэг, не сердитесь на Ульса. У него горячая голова, но в остальном он стоит десятка других. Можете на него положиться. Отсчет времени вам даст второй диспетчер. Желаю Удачного рейса.

Крах. Полный крах. Улье почувствовал, что у него зарделись уши, как у пристыженного школьника. Еще и это вдобавок. Хорош разведчик, ничего не скажешь.

Штурман и механик демонстративно встали, не доиграв партию.

— Капитан, мы будем ждать старта на своих местах, — отрапортовал Хиск. Приятели вышли.

Ну ладно, ребята. Похоже, вы оба одного поля ягоды. Первый раунд остался за тобой, загадочный штурман с туманными глазками. Но с Софороса мы придем сюда, и тогда на досмотре я тебя расколю. Я раскопаю, кто ты такой на самом деле, откуда и почему нахально ходишь под ширевом на виду у ничего не подозревающего капитана. А пока давай гони прокладку на Софорос. И не вздумай мухлевать. Вряд ли я умею брать координаты хуже тебя.

Глава 4 КАПИТАНСКИЙ РЕВОЛЬВЕР

По экрану медленно передвигалась координатная сетка; светлое пятнышко в центре указывало, над какой точкой планеты находится грузач. Скоро корабль пройдет виток и по касательной сорвется с орбиты в бесконечный звездный простор.

Начнется заурядный рейс среднего каботажа, когда механик мирно дрыхнет, приткнувшись к теплой переборке реакторного отсека, штурман, изнывая от скуки, таращится в дисплей на стандартные координаты контрольных точек, зевающий капитан ждет субпространственного нырка, чтобы взять управление в свои руки, а второй пилот может надеяться лишь на то, что капитана вдруг хватит кондрашка и место за пультом управления станет вакантным.

Присев к столику для игры в нак-нак, Улье принялся размышлять, машинально двигая пешки по разноцветным клеткам.

После разговора со Стариком инцидент, казалось бы, был исчерпан. Во всяком случае, не было никакой возможности задержать отправку подозрительного груза. Контейнеры заказывал Софорос. Значит, надо отправляться туда и на месте выяснить что к чему. Может быть, и впрямь горючее предназначено для экспериментов. Однако нюхом Улье чуял неладное. Работа в разведке научила его не полагаться на случай и не верить в случайность. Между арестованным Эди, мутноглазым Хиском и загадочными контейнерами несомненно существует связь. То есть, если эту связь допустить, вырисовывается прелюбопытная картинка. Колонисты получили возможность тайно, в обход карантина, покидать свои планеты. Более того, они обучены кораблевождению. И теперь им нужно горючее для корабля, который нигде не зарегистрирован. Потому что внесенные в реестр корабли берут горючее на заправочных спутниках, а других кораблей в Галактике нет и быть не должно. Значит, их корабль не на ходу, иначе они взяли бы любой заправочный спутник на абордаж. Им нужна баржа, баржа с контейнерами, которая может тихо, без шума и пыли, сесть на любую планету. Вот так.

Наверно, им надо заправить один из тех старых кораблей, на которых ссылали их непутевых предков. Все сходится, и остается только ждать, когда грузач прибудет к месту назначения. Скорее всего эта лихая команда сразу махнет туда, где спрятан незаправленный корабль, — на одну из карантинных планет. А по пути они попытаются избавиться от Ульса. Или отложат это нехитрое, как им кажется, дело до прибытия на свою планету. Так что теперь бывший разведчик, а ныне второй пилот Улье будет и приманкой и охотником. Пока Ивз и ребята возятся со злополучным Эди, он размотает это дело здесь, на корабле. Он выяснит, куда направляется грузач. Он найдет тех, кто спланировал похищение горючего. Тех, кто сфабриковал срочную заявку, тех, кто допустил колонистов в экипажи. Мо-кет статься, на этом испытательный срок окончится и йторой пилот Улье станет опять разведчиком Ульсом. Медицина медициной, а дело остается делом. Он еще докажет, чего он стоит и кого потеряла разведка из-за этой дурацкой дисквалификации!

Грузач приближался к стартовой точке. Капитан Мэг связался со вторым диспетчером, получил отсчет времени и предупредил экипаж о готовности. А чего предупреждать, спрашивается. До тех пор пока они летят в обычном пространстве, никто из команды и пальцем не пошевелит. И вообще, если рейс проходит как по маслу, а так обычно и бывает, с кораблем запросто справляется в одиночку капитан.

Капитан. Капитан Мэг. Мэг с планеты Ийе. Мэг, ийянин с кобурой на ремне. И все-таки Улье голову мог прозакладывать, что Мэг не колонист. И непохоже, чтобы такой человек был с ними в сговоре. Хотя чем черт не шутит, чужая душа — потемки.

На табло вспыхнул ноль. Затем побежали секунды, отсчитывающие уже время полета. Улье по-прежнему передвигал пешки, а капитан Мэг встал с кресла и начал прохаживаться по рубке, заложив руки за спину. Гравитационная изоляция, незримыми витками силового поля окутывавшая корпус корабля, спасала экипаж от перегрузок. Внутри же корабля, в жилых помещениях, поддерживалась гравитация, равная тяготению на планете средней величины.

Улье думал. Его мысли опять вернулись к неизвестно где спрятанному кораблю колонистов. Интересно, есть ли у них транспер, без него ведь много не налетаешь. Ссыльные корабли, конечно, трансперами не оборудованы. Значит, помимо горючки колонистам понадобится еще и эта машинка. А может, они уже ее раздобыли? Нет, не так все просто. Это ж не иголка. А тридцать баков горючки — иголка? Но ведь они в трюме… Кто же заварил всю эту кашу? Неужто не понятно, чем дело пахнет и что может натворить пусть даже один-единственный корабль с головорезами на борту? Что тогда будет со всей ойкуменой, давным-давно позабывшей о войнах и насилии? Н-да, однако горючка — полдела, другая половина — транспер.

— Капитан Мэг, можно задать вам один вопрос? — осведомился Улье.

— К вашим услугам.

— Какой примерно величины бывает транспер для корабля обычного тоннажа?

— Капитану Мэгу неизвестно слово «транспер».

— Прошу прощения. На сленге так называют генератор транспространственного импульса. Капитан удовлетворенно кивнул.

— Вместе со всеми каскадами он занял бы помещение гораздо больше этого.

— Значит, примерно с баржу?

— О да, баржа вполне подошла бы.

— Ну а как насчет того, чтобы переставить транспер с одного корабля на другой?

— Гм. Трудно представить себе ситуацию, в которой это могло бы понадобиться. Капитан Мэг никогда не задавался подобным вопросом.

Внешне капитана ничуть не удивили ни любознательность, ни вопиющая техническая безграмотность подчиненного.

— А все-таки? — не отставал Улье.

— Наверно, это ненамного труднее, чем смонтировать новый корабль.

— Спасибо, все ясно.

Итак, забрать транспер с грузача невозможно. Для посадки на планету корабль не приспособлен, а выполнить монтаж такого рода на орбите совершенно нереально, даже если бы среди колонистов нашлась бригада, искушенная в сборке звездолетов.

Капитан Мэг прошелся из угла в угол, затем остановился перед Ульсом и заговорил:

— Должен сказать, никого не желая обидеть, что пилот Улье знает устройство корабля меньше, чем полагается пилоту.

— Видите ли, я — пилот не далее как со вчерашнего Дня. Но не беспокойтесь, вождению корабля я обучен, и неплохо.

— Так. Нельзя ли узнать, чем занимался пилот Улье до вчерашнего дня?

— Пожалуйста, — сказал Улье, испытующе глядя в глаза капитана Мэга. — Я работал в разведке. Я кадровый разведчик второго класса, имею отличия.

Капитан и бровью не повел.

— Итак, разведчику Ульсу дано специальное поручение конфиденциального свойства? — спросил он.

— Ничуть. Я комиссован по причине ухудшения здоровья.

— О-о, будем надеяться что ваше здоровье еще улучшится.

На этом разговор прервался.

Он абсолютно непроницаем, разочарованно подытожил про себя Улье. Приросшая маска бесстрастной вежливости. Ну что ж, посмотрим, как дело пойдет дальше. Если он в сговоре, такой разговор обязательно заставит его понервничать. Пускай ломает голову, заподозрил я что-то или нет. А от нервозности до промашки — один шаг. Хотя бы одну, самую крошечную промашечку, чтобы наступила полная ясность, а там уже и до корабля колонистов недалеко…

Стоп. Какой же я идиот! Все двести четыре ссыльные планеты уже найдены. И ни на одной нет корабля. Они либо разобраны на кусочки, либо погребены в культурном слое. Во всей колонии не сыщется судна, годного для капремонта, не то что для полета. Последнему лодырю с последней парты в разведучилище это известно. А я-то, я-то уже сочинил целую версию… Полный прокол. Да, двести четыре звездолета сосланы, двести четыре планеты найдены, и ни одного целого корабля. Факт.

Улье пригорюнился. Он удрученно двигал пешки нак-нака, загоняя самого себя в угол, окружая со всех сторон и уготавливая себе бесславную гибель, как вдруг увидел краем глаза, что капитан Мэг вытаскивает из кобуры массивный старинный револьвер.

А вот это уже другое дело, подумал Улье, подобрался и сдвинул ноги под стулом, готовясь к прыжку.

Ийянин повертел оружие в руке, зачем-то заглянул в дуло.

— Капитан Мэг просит разведчика Ульса о небольшой ответной консультации, — начал он. — Как ни странно, корабль устроен гораздо проще револьвера. Можно сказать иначе: капитан Мэг не имеет понятия, как обращаться с этой увесистой штуковиной. Не мог бы разведчик Улье немного поделиться опытом по части стрельбы?

— С вашего позволения, не разведчик, а второй пилот Улье, — ответил тот, не веря своим ушам.

— Пусть так, — согласился капитан Мэг, протягивая револьвер.

Улье осмотрел оружие, убедился, что оно в исправности и заряжено.

— Разрешите сначала узнать, зачем вы носите при себе револьвер, если не умеете с ним обращаться?

— Такова инструкция.

— В первый раз слышу о такой инструкции.

— Шесть часов назад всем капитанам космофлота была дана инструкция иметь при себе личное оружие. В связи с исключительными обстоятельствами, о которых, впрочем, в инструкции нет никаких пояснений. Согласитесь, шести часов мало, чтобы выучиться владеть оружием.

— Это может значить только одно, — заключил Улье. — В космосе объявились колонисты. Как ни фантастично такое объяснение, другого я подыскать не могу.

— В самом деле, другой причины быть не может.

— Но зачем тогда старинные пороховые револьверы, из которых легче убить, чем ранить? Не проще ли ампульные пистолеты?

— Вряд ли найдется столько ампульных пистолете, сколько в Галактике капитанов.

— Тоже верно. И все-таки инструкция совершенно безумна! — горячился Улье. — Неужто найдется хоти один капитан, способный применить к другому человеку оружие, пусть в крайней ситуации? Вот вы, лично вы, смогли бы?

Капитан Мэг развел руками:

— Трудно ответить так сразу. Но если жизнь экипажа и судьба корабля подвергнутся опасности… тогда… не исключена возможность…

— Вы откроете стрельбу?

— Возможность не исключена.

— И следовательно, нарушите Принцип Гуманности?

— В ситуации, о которой мы говорим, Принцип Гуманности будет попран вне зависимости от того, выстрелит капитан или нет.

— Что-то больно сложно вы рассуждаете.

— О, ничуть. Если капитан не выстрелит и не обезвредит того, кто угрожает чужой жизни, это называется отказ в помощи. Тем самым нарушится один из аспектов Принципа. Налицо неразрешимое и трагическое противоречие.

— Все ясно, капитан. С револьвером обращаются так. Прежде всего сдвигаете предохранитель. Затем направляете ствол на… гм… объект стрельбы. Затем нажимаете указательным пальцем на курок. При необходимости стреляете неоднократно, пока не добьетесь положительного результата.

Капитан внимательно следил за манипуляциями Ульса.

— О, это достаточно просто. Даже не требуется специальной подготовки, — сказал он, взяв из рук разведчика оружие и засовывая в кобуру. — Весьма при- знателен.

Прозвучал сигнал зуммера. На табло пошел отсчет времени перед субпространственным нырком. Капитан Мэг вернулся на свое место, сел и опустил ладонь на пульт.

Глава 5 ЗНАК РАВЕНСТВА

— Капитан, извините, если я вас отвлекаю, — возобновил разговор Улье. — Но до нырка еще есть время. И я хотел бы побеседовать, если вы не против, конечно.

Капитан Мэг развернулся вместе с креслом лицом к Ульсу.

— Пожалуйста.

— Не находите ли вы, что инструкция относительно капитанских револьверов абсурдна от начала до конца?

— Личное мнение капитана Мэга тут ни при чем. Инструкции даны для выполнения, а не для обсуждения.

— Согласен. Но вы инструкцию выполнили в точности. Теперь не грех и обсудить ее на досуге. Начнем того, что не на каждом корабле имеется отставной разведчик, чтобы обучить капитана стрельбе.

— К счастью, в нашем случае это не так.

— Тогда, извольте, поговорим о нашем конкретном случае. Предположим, что на наш корабль прокрался колонист. Остается выяснить, кто бы это мог быть. Хиск? Тод? Может быть, я?

— Последнее вероятнее всего, — без тени юмора заметил капитан. — Штурман Хиск и механик Тод идут не в первый рейс на этом корабле, и была возможность оценить их квалификацию. Они не колонисты. Они для этого чересчур компетентны в своем деле.

Улье расхохотался:

— Прекрасно, капитан! Один — ноль в вашу пользу. Допустим, я колонист, пробравшийся на корабль с преступной целью. Допустим также, что я собираюсь нa вас напасть. Интересно, что вы предпримете? А?

Капитан Мэг погрузился в мучительное раздумье Нет, нет и еще раз нет, он явно не имел никакого отношения к колонистам. Уверившись в этом, Улье мог с легкой душой разрядить ситуацию.

— Ладно, — сказал он. — Оставим шутки. Я никакой не колонист. Хотя бы потому, что меня знает в лицо Старик.

— Это имя ничего не говорит капитану Мэгу.

— Ну, главный диспетчер, если на то пошло.

— Ах да, совершенно верно, — капитан просиял. — Самое лучшее доказательство, других не требуется.

— Я тоже так думаю. Но хочу задать все тот же вопрос, несколько видоизменив его: как бы вы вели себя, доведись вам вступить в поединок с колонистами? Вы уверены в том, что сможете выстрелить?

— Если есть хоть малейшая возможность не обсуждать этот вопрос, капитан Мэг хотел бы ее использовать с глубочайшими извинениями.

— А все-таки, — не отставал Улье. — Десять минут назад вы при помощи абстрактных выкладок убедились, что без стрельбы не обойтись. Но одно дело — решить проблему абстрактно, в уме, а совсем другое — пальнуть в нападающего на вас выродка. Боюсь, что, если дойдет до вполне конкретных действий, капитан, вы не сдюжите. Увы, это так.

— Необходимость причинить зло — самое тяжкое испытание, — подумав, сказал капитан Мэг. — Именно необходимость причинить зло другому человеку.

— Они не люди! — крикнул Улье. — Вы не знаете, вы не можете даже вообразить, какое это зверье! Я видел их, я знаю, что говорю, я насмотрелся такого, что не приснится в кошмарном сне! Я видел, как они убивают друг друга. И поодиночке, и десятками тысяч. Им уничтожить себе подобного не тяжелей, чем сплюнуть! Вы не можете этого представить, вы родились на Ийе. Но они — зверье. Зверье! Самое страшное и хищное зверье во всей Галактике. Они — людоеды. Они — вне закона. Это говорю вам я, я, тысячу раз ходивший среди них на волосок от смерти! И если бы я мог, я их…

Улье прервался, испугавшись сам того, что едва не дорвалось с языка.

— Убивали бы, — закончил его мысль ийянин. — и это означало бы лишь то, что вы, будучи не в силах поднять их до себя, упали до их уровня. А знаете, разведчик Улье, вы — очень слабый человек. Очень, очень слабый. С первого взгляда может показаться, что в вас незаурядная сила. Но вся она — как пирамида, стоящая на своей вершине. Ваша сила велика, но, увы, шатка. Я понимаю, что наш разговор закончился бы просьбой передать револьвер вам. Вы подозреваете, что рейс пройдет не совсем обычно, хотя я сомневаюсь, так ли это. Одно несомненно: оружие вам ни к чему. Да, вы не раз смотрели гибели в глаза и не раз держали в руках человеческие судьбы. Но вкладывать оружие в эти руки я не могу, не хочу и не буду.

Тон его речи ничем не отличался от обычного — ровного и подчеркнуто корректного. Однако Улье заметил и оценил отсутствие назойливых ийянских формул вежливости. Капитан Мэг вышел из себя. Капитан Мэг открыто грубил. В меру своих способностей, разумеется.

— Нет, так и не надо, — махнул рукой Улье. — Не скрою, мне было бы спокойнее знать, что револьвер — в Надежных руках вроде моих. Но, капитан, я и безоружный стою дюжины вооруженных. Говорю это без бахвальства. Наверно, вы знаете хотя бы понаслышке, чему обучают разведчиков.

— Судя по вам, их обучают все-таки не тому, чему необходимо, — все в том же духе отвечал капитан Мэг. — Нет, не тому.

— Интересное суждение. Чему же мне следует научиться?

— Прежде всего — умению видеть в колонистах людей. Помнить о том, что они люди. Не сметь забывать о том, что они люди. Такие же, как вы и я.

— Видите ли, капитан, каждый из них признает человеком лишь самого себя. А остальных за людей не считает. Со всеми вытекающими последствиями Они не мучаются проблемами высшего порядка. Они даже не задумываются о том, что другой может испытывать боль, душевную муку. А когда они что-то замечают, это их только забавляет. Они не понимают самого элементарного — того, что другой тоже хочет жить.

— Научите их пониманию. Ведь они — наши братья.

— О, вы считаете их братьями? Между прочим многие из них не признали бы вас братом. Они сочли бы это либо оскорблением, либо издевкой.

— Как так?

— Очень просто. Благодаря цвету вашей кожи. Иссиня-черное лицо ийянина застыло в полнeйшем недоумении.

— Я, может быть, не слишком осведомлен о тaмошних обычаях и нравах, — наконец выговорил он. — Разве такой пустяк может иметь хоть какое-тo значение?

— Может, кaпитан, еще как может! В колонии представлены почти все расы, все цвета и с тенки кожи. Немного сыщется планет, чьи уроженцы не ссылались бы. Так вот, в этом кошмарном мире, гдe все пропитано насилием и злобой, существует повсюдy самое вопиющее неравенство. На одних планетах белые люди угнетают черных. На других — диаметрально противоположная ситуация. На третьих — желтокожие держат в рабстве и тех и других. Но принцип неизмeнен: одна раса господствует, другая считается непoлнoценной и низводится до положения рабочей скотины. Мало того, существует различие по цвету глаз, форме носа, подбородка, черепной коробки. И этому принципу также люди с рождения получают либо право на господство, либо бесправие, позор и щету.

— Как это нелепo, страшно, гнусно… — прошептал Мэг.

— Неравенство и насилие, насилие и неравенство — это два столпа, на которых держится вся колония. Ее планеты разбросаны, между ними нет обмена информацией, но на подавляющем большинстве из них встречаешь одно и то же. Неравенство плодит насилие, насилие порождает неравенство. И конца-краю этому не видно. Насилие там процветает на любом уровне и во всех видах. Более того, в зависимости от обстоятельств насилие либо карается, либо поощряется. Если вы зарежете человека на городской площади, вас казнят. А если сделаете это на поле сражения, вас наградят. Виновник гибели тысяч людей может пользоваться почетом, всеми благами и мирно умереть в глубокой старости. Ах да, еще: огромный успех имеют имитации насилия. Поверите ли, капитан, целые толпы собираются поглазеть на инсценированное насилие либо игру, построенную по принципу избиения или убийства. Они возбуждаются, они остро переживают, впадают в самый настоящий психоз в зависимости от того, кто одержит верх.

— Кошмарный мир, кошмарный мир… Вы не преувеличиваете?

— Преувеличить просто невозможно. Вся их жизнь проходит в атмосфере враждебности. Каждая крупная группа людей имеет заклятого врага в лице другой подобной группы. Внутри каждой из них, однако, есть два противоборствующих лагеря. И так далее. И все они грызутся за власть, то есть, другими словами, за возможность неограниченно применять насилие.

— Чудовищно. Расколотый мир, разобщенное челoвечество.

— Да, капитан, такова колония.

— Речь идет не о колонии, — возразил капитан Мэг. — Расколота прежде всего населенная Галактика. ма разделена на колонистов и нас.

— Но, позвольте, капитан. Как можно ставить знак равенства между ними и нами?

— Очень просто. Если этот знак перечеркнуть, возникает то самое противоестественное неравенство, которое вы только что обличали.

Против такого аргумента возразить было невозможно. И все же Улье не сдавался:

— Говорю вам, капитан: они люди только внешне по совокупности биологических признаков. Больше ничего общего между ними и нами нет. Их существование лежит в абсолютно иной плоскости. Они поглощены мелкими распрями, раздираемы междуусобицами, беспрестанно посягают на жизнь друг друга, и без того невероятно краткую…

— Тем более они нуждаются в сострадании, — тихо и веско сказал капитан Мэг.

Улье помолчал, собираясь с мыслями.

— Время для беседы истекает, — заметил ийянин. — Если пилот Улье позволит, капитан Мэг приступит к своим непосредственным обязанностям. А наш спор можно оставить до другого раза.

Из своего угла Улье не различал циферблат лага. Но над ним давно загорелась крупная цифра 5, означающая, что корабль набрал пятую космическую скорость, при которой возможен нырок в субпространство. Область сильной гравитации осталась позади, и ничто не мешало нырнуть в неизведанное Никуда, чтобы вынырнуть за сотни световых лет отсюда, вблизи Софороса.

Нет, думал Улье, не так все просто с капитаном Мэгом. Вон куда, оказывается, гнет прекраснодушный уроженец Ийе. К братанию с колонистами. К воссоединению разобщенного человечества. И меня, кстати, видимо, надеется завербовать в сторонники своей доктрины. Ай да капитан! Вот и прояснился расклад. Колонисты ведь не дураки, ох, не дураки. Вот где наша слабость. Вот лазейка для них. Вот как они нашли себе пособников. Милый наивный капитан Мэг. Представляю с какой постной рожей слушает твои проповеди штурман Хиск. И с каким удовольствием он перережет тебе глотку, как только ты перестанешь быть нужен. Нет, дорогой Мэг, прежде чем лезть к колонистам с братскими объятиями, надо мало-мальски изучить эту публику. И хорошенько взвесить, а стоит ли. Ох, ох! Вовремя списали меня во вторые пилоты. Очень кстати. Эти Мэги не ведают, что творят. Еще немного — и вся Галактика стала бы вотчиной колонии. Эх, капитан, капитан, еще ни одно доброе дело не оставалось безнаказанным, как говаривают колонисты…

Капитан Мэг объявил по трансляции:

— Экипажу быть на местах. Трехминутная готовность. — И сосредоточенно возложил руки на штурвал.

Дверь рубки распахнулась.

Капитан оглянулся в недоумении.

На пороге стоял Хиск. Тод маячил за его плечом.

Глава 6 СХВАТКА

— Что случилось? — обеспокоенно спросил капитан Мэг.

Разве что слепой мог теперь не заметить, что Хиск наширялся под завязку. Его лицо стало багровым, ноздри подрагивали, губы кривились в бессмысленной ухмылке.

Тяжело ступая, он приблизился к пульту.

— Ничего особенного, Мэг. Уступи-ка Тоду место. Грузач поведет он. Надо заглянуть к приятелю на одной планете, тут неподалеку.

Капитан в изумлении поднялся с кресла.

— Вот вам и колонисты, — сказал Улье. — Легки на помине.

— Тод, займись им, — бросил через плечо Хиск. — Сдается мне, что он сучкарь.

Механик пригнулся, пошарил за голенищем, в его руке блеснул длинный нож.

— Ну ты, хмырь корявый, — пробормотал он, cейчас я тебя заделаю под красный воротник.

На табло отсчета мелькнул ноль. Немного позжe заныл зуммер, замигала аварийная лампа. Автоматика сигналила о том, что в программе полета происходит заминка по вине экипажа.

— Капитан, ты оглох или сдурел, что ли? — повысил голос Хиск. — А ну пшел, образина лиловая!

Тод остановился в двух шагах от спокойно сидящего в кресле Ульса, поигрывая ножом.

— Эй, Хиск, — сказал он, не отрывая взгляда от лица разведчика. — Похоже, этот волосатый чунарь нас ни капли не трухляет.

— Я ж тебе говорю: он сучкарь. Гнус легавый из досмотровки. Давай кончай его.

Вооруженный человек не опаснее однорукого. Все его внимание сосредоточено на оружии. Его действия легко предугадать. А главное — он уверен в своем преимуществе перед безоружным. Улье широко улыбнулся, потягиваясь в кресле, и это вывело Тода из себя. Что и требовалось для полного перевеса сил в пользу разведчика.

— Ах ты, гнида! — рявкнул колонист и ринулся вперед, замахиваясь ножом.

В тот же миг капитан с неожиданной для его лет ловкостью отпрыгнул в угол, вырвал из кобуры револьвер и наставил на Хиска.

— Стоять! — крикнул он.

Xиск сделал шаг вперед. Револьвер чуть заметно дрогнул в руке Мэга.

Выстрела не последовало.

Молниеносно колонист схватил капитана за кисть левой руки, из правого кулака Хиска выскочило лезвие складного ножа и вошло по рукоять в грудь Мэга. Все произошло в считанные мгновения. В углу рубки навзничь лежал труп Мэга с ножом в груди. В противоположном углу, среди рассыпанных по полу пешек нак-нака, стонал скрюченный Тод. Улье стоял над ним с ножом в руке, глядя на то, как Хиск целится в него из капитанского револьвера.

Ныл зуммер, мигала сигнальная лампа.

Разведчик думал не о револьвере, а о капитане Мэге. Револьвер — барахло, детская хлопушка. Пока нервный импульс, отразившись в глазах стреляющего, сбегает к пальцу, пока сокращается мышца, пока курок становится на боевой взвод и срывается, ударяя по бойку, пока сгорает порох, ввинчивается в ствол пуля, пока пуля рассекает воздух со скоростью полмили в секунду, — времени более чем достаточно. Легкий финт корпусом, прыжок, удар ногой по стволу револьвера. Выстрелить дважды Хиск просто не успеет. Увалень с чудовищно плохой реакцией. Так черепаха могла бы попытаться укусить змею.

Не о револьвере, который в руках Хиска безобиднее пугача, думал Улье, а о капитане Мэге.

Ийянин все-таки не выстрелил.

Но кто бы мог предположить, что Хиск его зарежет? Улье полностью был уверен, что капитан в сговоре с колонистами. Из лучших, из гуманнейших побуждений, но в сговоре. Проклятая инерция мышления.

Разведчик понимал, что смерть капитана лежит на его совести. Надо было не мешкая, одним махом скрутить обоих подонков и возвращаться в Космопорт-1. В конце концов, рано или поздно выяснилось бы, кто организовал похищение горючего и где находится корабль колонистов.

Мэг. Благородный непротивленец злу Мэг. Нет, капитан, что-то тут не так. В твоей концепции кроется изъян. Ты обнаружил его своей гибелью. Ты не прав, капитан. Нет ничего возвышенней и героичней такой смерти, но и более нелепую трудно представить.

По-прежнему ныл зуммер и мигал аварийный сигнал.

Ты надеялся, что убийца испугается револьвера, Мэг. А тот знал, что ты не сумеешь выстрелить даже под страхом смерти. Он спокойно и цинично зарезал тебя, зная наперед, что ты не сможешь оказать сопротивления.

Тут что-то не так. До тех пор пока мир делится на хисков и мэгов, нельзя отказаться от оружия. Даже рискуя встать на одну доску с убийцами. Кто — кого. Либо мы избавим мир от заразы насилия, либо колонисты вынудят нас стать такими же, как они. Но ты избрал свой путь, Мэг. Иначе и быть не могло.

Противники стояли в разных углах рубки. Хиск целился, надо отдать ему должное, безупречно. Правее и ниже левого соска на три пальца.

Ульсу ничего не стоило увернуться от пули, перехватить обрызганную кровью руку и сломать ее, как хворостину. Он дорого дал бы за то, чтобы она медленно похрустывала, и сухожилия лопались одно за другим, и так же лопался бы от боли мозг убийцы, пока на него не упадет милосердное покрывало шока. Пусть. Пусть летит ко всем чертям великий Принцип Гуманности, если гибнут такие, как капитан Мэг. Но тогда игра будет окончена. И смерть Мэга не будет полностью отомщенной.

Знал бы врач, на какие мысли способен разведчик Улье, он вообще выправил бы ему инвалидность.

Так прошло несколько секунд. Хиск тщательно целился. Но не стрелял.

— Милосердный дьявол, — наконец пробормотал колонист, — да он и пули не трухляет.

Стонущий Тод заворочался и сел на полу. Сломанная рука задела ножку опрокинутого столика, и колонист зашипел от нестерпимой боли.

— Чего ты тянешь?! — сдавленным от ярости голосом выкрикнул он. — Этот гнус размастырил мне граблю! Кончай его!

— Не кипеши, — ответил Хиск, продолжая целиться Ульсу в грудь. — А что еще он мог заделать такомy хавырлу негожему? Ты теперь полное труляля. Кто поведет грузач?

— Думаешь, он пилот? Он же сучкарь, легавый сучкарь, клянусь на Башню!

— Легавый или нет, но он стоит десятка таких чунарей ненадобных, как ты. Сиди, кочумай. Паси свою граблю. Слушай, ты, — обратился он к Ульсу, — не вздумай только вертеть косую. Ты пилот или вправду легаш?

— Я умею водить корабль. Этого тебе достаточно?

— Он, косит! Он жить хочет и лепит тебе горбатого! В досмотровке не учат водить корабли! — вопил Тод. — Лучше кончай его. Веди сам!

Густо пересыпанный сленгом диалект, которым пользовались колонисты, был хорошо знаком Ульсу. Так разговаривали на восемнадцати из карантинных планет. Значит, круг поиска сужается. Но это еще не успех. Этого ничтожно мало. Надо, чтобы колонисты сами вывели разведчика на спрятанный корабль.

— Я не могу вести, — ответил Хиск. — Грабли дрожат.

— Наширялся! Наширялся, падла! Теперь кранты нам. Зет узнает — он тебя за кишки на Башне подвесит! Только нам не добраться. Нас легавка тут прижучит. Тепленьких.

— Ничего. На самый край этот легаш будет заложником. А ну брось мойло, ты!

Улье отбросил нож в дальний конец рубки.

— Говори как на духу: вправду умеешь водить или так, бороду клеишь?

— Сколько можно повторять?! — произнес Улье. — пилот второго класса, на счету больше ста нырков. Хиск сощурил туманные глазки.

— Ну, смотри. Если ты мне загибаешь туфлю, я тебе не завидую. Я тебя не сразу убью. Я тебя неделю буду мучить. Я с тебя всю шкуру сдеру по кусочку, если что не так. Понял? Садись за пульт! Живо!

Не опуская револьвера, колонист отступил вбок пропуская разведчика к пульту. Улье положил руки на чуткие подушечки сенсорного штурвала.

Тод постанывал в своем углу и отчаянно сквернословил.

— Все равно я его кончу, — приговаривал он. — Я его заделаю начисто. Он положил меня под крест гнида легавая.

— Заткни пасть, — буркнул Хиск. — А ты не трухляй, веди спокойно. Если нырнешь как надо, никто тебя не тронет. Верняк.

Что-то не верилось Ульсу в благодарность колонистов.

— А-а-а, до чего больно… Милосердный дьявол, как болит, у-у-у… — канючил Тод в своем углу.

— Да заткнись ты! — не выдержал Хиск. — Хвата скулить!

— Бо-ольно…

— Что я тебе — лепило? Я мастырки не вправляю.

— Дай ширнуться. Дай. Может, отпустит. Поколебавшись, Хиск вынул из кармана портативный инъектор и кинул его изувеченному.

— Держи тележку. Больше трех башей не втыкай, a то тебя тогда ни один лепило не откачает.

Здоровой рукой Тод сделал себе инъекцию в бедро прямо сквозь комбинезон.

— Ну все. Погнали, — сказал Хиск. — Давай ныряй, пилот-легавый второго класса.

— Знать бы, куда нырять.

— Ага, верно, — штурман извлек из нагрудного кармана модуль с мнемокристаллом. — Лови.

Улье поймал модуль на лету, вставил в гнездо ввода и быстренько вычитал с дисплея координаты. Затем вспомнил нужную страницу из атласа разведслужбы.

Планета К-103.

Ориентировочная давность высадки, учитывая релятивизм, составляет сорок тысяч гал. Колония компактная, урбанистического типа, жизненное пространство имеет ограниченный радиус, численность — около пятисот тысяч человек. Индекс социального неравенства — /5х104. Развитие культуры — дегенеративное. Самообеспечение — 0,15 от потенциального уровня. Промышленности нет, земледелие в зачатке. Убытки от социальной несправедливости — 90 процентов. Преобладающая массовая психология — паразитическая. Образ жизни в основном растительный. Государственность монократическая, кастовая. Общее развитие протекает с обратным знаком, затухающими темпами, к уровню гомеостаза.

Что еще?

Корабль.

Судно прибытия не отождествлено и не обнаружено. Предположительно залегает в культурном слое. Что ж, это не работает на версию, но и не отметает ее. Будем искать. Надо думать, не зря же колонисты должны были привести захваченный грузач именно туда. Скорее всего на К-103 находится таинственный Зет, который властен над кишками штурмана Хиска. Такую крупную птицу не грех навестить.

Из компьютера выползла широкая лента с вычерченной параболой нырка. Улье оторвал ее и прикрепил над штурвалом к пюпитру, поверх типовой схемы нырка на Софорос.

— Готов? — спросил Хиск.

— Сейчас нырнем. Только, слышь, не маячь за спиной со своей дурацкой пушкой. Не дави на психику.

Поколебавшись, Хиск отошел и сел в уцелевшее после драки кресло. В выпуклом экранчике планетного локатора, отключенного за ненадобностью, он был отлично виден. Руку с револьвером убийца держал на подлокотнике, ствол нацелен на Ульса. Разведчик не сомневался, что, едва грузач вынырнет вблизи К-103, Хиск выстрелит ему в затылок.

Глава 7 КОШКИ-МЫШКИ ВСЛЕПУЮ

— Слышь, ты, сявка. Попробуй только нырнуть не туда. Я стреляю без промаха, — предупредил Хиск.

— Да иди ты, — отмахнулся Улье.

— Что-о?!

— Сказано тебе, не дави на нервы. Если у меня дрогнет хоть палец по твоей милости, наша корма вынырнет сегодня, а нос послезавтра. Причем в разных созвездиях. Это ты хоть понимаешь?

— Ага: Все-таки затрухлял, — удовлетворенно заметил колонист. — Тогда порядок.

Накачавшийся наркотиком, Тод мирно сал на полу.

— Присматривай лучше за своим приятелем, — посоветовал Улье. — Если пойдем штопором, как бы он голову не зашиб.

— Что я его, на колени к себе возьму? Давай ныряй без разговоров. Не тяни, ради милосердного дьявола!

Улье предельно сосредоточился.

Сейчас генератор транспространственного импульса взрежет привычные три измерения, и корабль провалится в то, что даже бездной назвать было бы слишком мягко. Там вообще неприменимы никакие привычные представления о пространстве. До сих пор неизвестно, что это за субпространство такое. Впрочем, для того чтобы хорошо плавать, вовсе не обязательно знать химический состав воды. Дело пилота — вести корабль точно по расчетной параболе. И если на ее входной ветви судно станет вилять или, того хуже, вдруг сделает петлю, пойдет штопором, пилот должен строго симметрично повторить эволюции корабля на выходной ветви в обратном порядке. Никакая электроника ему не в силах помочь, потому что в субпространстве атом — уже не атом, электрон — не электрон. И хотя лампочки горят, как обычно, их свет состоит не цз фотонов, а из каких-то иных, неведомых частиц. По-прежнему ток бежит по проводам, но ни одна электронная схема не работает. В субпространстве теряют свою одностороннюю проницаемость р-п-переходы полупроводников микромодулей. И вся надежда лишь на память пилота, его руки, его молниеносную реакцию. Стоит допустить малейшую неточность — и корабль развалится на куски при выходе из нырка, на границе субпространства и трехмерного мира. Хотя и редко, но так тоже случается.

И вот настал миг, когда Улье с замиранием сердца включил таймер и легонько прижал к штурвалу ладони. Таймер отсчитал пять последних секунд перед нырком. Затем корабль мелко вздрогнул, как лодка, проходящая речной перекат. Над пультом загорелась надпись: «Отказ автоматики».

Впервые Улье выполнял параболический нырок не на тренажере, а за штурвалом корабля. В качестве пассажира он тысячи раз пересекал субпространство. И каждый раз ему становилось слегка не по себе. Потому что и корабль, и воздух в каюте, и комбинезон, и само тело разведчика состояли не из обычного вещества. Материя меняла знак, выворачивалась наизнанку, преображалась зеркально; происходило все что угодно, но, поскольку одновременно изменялось все находящееся на корабле, перемены оставались незаметными. И только отказ электроники свидетельствовал о том, что судно погружено в иной, чуждый мир.

Ежесекундно взгляд пилота обегал шкалы координаторов, гирокомпас, лаг, хронометр, обрывок ленты с параболой нырка. Малейшие отклонения от расчетной траектории он тут же корректировал легкими движениями пальцев и откладывал в памяти. Корабль шел гко, флюктуации не наблюдалось. С идеальной точ-мостью заложив вираж. Улье лег на обратный курс. Тут даже думать не приходилось: руки сами помнили, что им делать.

Снова по корпусу корабля пробежала дрожь, и бездействовавшая часть экранов, шкал и циферблатов снова ожила.

Нырок закончился.

Теперь электронный лоцман должен был вывести грузач на орбиту вокруг К-103, а Хиск, взглянув на координатор и оценив точность нырка, мог со спокойной душой отправлять пилота в расход.

Покосившись на выпуклый экранчик локатора, Улье увидел, как штурман поднимает револьвер и не спеша прицеливается. Видимо, у Хиска не возникало ни малейших сомнений в том, что грузач приведен в нужное место.

— Как вынырнули? Порядок? — спросил колонист.

Лишь одно коротенькое «да» отделяло Ульса от пули в затылок.

И тут наступила тьма.

Внезапная, кромешная, пугающая, она заполнила рубку вместе с абсолютной тишиной.

— Что за дьявол?! — вскрикнул Хиск, опомнившись. — Эй! Авария?! Ответа не последовало.

— Ты что, шутки шутить вздумал? Стрелять буду! Э-эй! Подай голос, гнида! Что стряслось? В рубке по-прежнему стояли тьма и тишь. Хиск не решался палить наугад, и Улье оценил его выдержку. Разведчик ожидал, что, едва он рванет аварийный рубильник, растерянный колонист откроет пальбу. Поэтому Улье молниеносно соскользнул с кресла на пол, затем бесшумно перекатился почти к самым ногам убийцы. Тот мог выстрелить наобум, но вряд ли догадался бы, что разведчик распластался на полу в двух шагах от него.

— Эй! — рявкнул Хиск. — Легаш паршивый! Или ты включаешь свет, или буду стрелять!

Враги замерли, прислушиваясь. Каждый пытался определить по слуху, где находится и что делает противник.

— Считаю до трех, потом стреляю! — предупредил колонист. — Раз! Два!

Разведчик приподнялся, готовясь вскочить на ноги, едва сверкнет пороховая вспышка. Выстрел выдаст Хиска с головой. Стоит Ульсу увидеть, где находится рука с оружием — у бедра, у пояса или на уровне плеча, — и все, поединок можно будет считать законченным. Стреляющий в темноте уязвимей безоружного.

— Три! — крикнул колонист.

Однако выстрел не грянул.

Чего-чего, а смекалки и самообладания этому Хиску не занимать. Игра в кошки-мышки несколько затянулась. А это не входило в расчет. Время пока работало на Хиска. Рано или поздно разведчик выдаст себя малейшим шорохом. И убийца уверенно выстрелит на звук. Звук.

Осторожно, по миллиметру передвигая руку, Улье нашарил на полу одну из рассыпанных пешек нак-нака. Затем все так же бесшумно кинул ее в дальний угол. Раздался звучный щелчок. Тут же над самой головой Ульса метнулся сноп пламени и прогрохотал выстрел.

Не успел заглохнуть визг рикошета, как в темноте послышались учащенное дыхание и сдавленная ругань колониста, затем крик боли, и чуть погодя на пол шмякнулось поверженное тело.

Зажегся свет.

Улье сидел на подлокотнике капитанского кресла, поигрывая револьвером. Хиск валялся в углу. Немного погодя колонист привстал, привалился спиной к стене и, морщась от боли, стал массировать левой рукой помятую кисть.

— Ну, кто тут сявка? Кто чунарь? — поинтересовался разведчик.

— Твоя взяла, легавый. Ну ничего. Смотри в оба. Хиск еще никому спуску не давал. У-у, милосердный дьявол. Ты ж меня чуть не замастырил.

— А надо бы. Руки-ноги бы тебе переломать, подонок.

— Э, нет, — ехидно возразил колонист. — Не смoжешь ты этого. Ваша чистоплюйская вера не позволит.

— Ага. Вот почему ты ничего не боишься. В самом деле, что с тебя взять? Максимум — сошлют по суду нa ту же самую твою планету.

— Точно, легавый. Ничего-то вы мне не сделаетe. А мы сделаем. Еще как сделаем. Вот увидишь. И тог, уже мы себе наладим нормальную житуху, а вас запихаем на самые дерьмовые изо всех дерьмовых планет. Если не проще будет списать вас под корень. И мы тобой еще посчитаемся, не сомневайся.

— Ах, как ты в этом уверен… Закипая от ярости, разведчик встал с подлокотникa и навел револьвер Хиску в лицо.

— Эй… — встревоженно забормотал тот. — Эй, ты что? На клин сошел? Сбрендил? Ты… ты что это…

— Ты вне закона, — ледяным голосом заявил Улье. — Свидетелей нет. Никаких доказательств в свое оправдание мне даже не потребуется. Любая комиссия поверит на слово, что я разнес тебе череп случайно, в порядке самозащиты, вместо того чтобы ранить в плечо. Да мне вообще плевать на все комиссии. Пусть меня хоть сошлют, но я тебя выведу в расход. Встать, гадина! Суд идет.

— Ты что? Какой суд?..

— Мой собственный. Слушай приговор. Убийца капитана Мэга приговаривается к смертной казни через расстрел. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В исполнение привести немедленно, — отчеканил разведчик. — Встать!!!

Хиск вжался в стену, не сводя глаз с черного дульного зрачка.

— Нет… ты не… сможешь… — наконец пролепетал он. — Легавые не убивают. Ты не убьешь.

— С такой уверенностью, конечно, приятно убирать самому, — усмехнулся разведчик. — Ты думал, в пюбом случае тебе эта смерть сойдет с рук? Да? Можно перерезать нас всех до единого и никто не даст отпора? Но ты нe на того нарвался, подонок. Я работал в разведке. До тех пор, пока врач не обнаружил, что еще немного — и я начну стрелять направо и налево в такую мразь, как ты. А теперь я, кажется, действительно могу убивать. Потому что таких, как ты, надо убивать. Потому что вас нельзя не убивать. Это преступление — не раздавить такую гадину, как ты.

Сквозь багровый румянец ширакеша пятнами проступила меловая бледность.

— Ты не сможешь, — промямлил он. — Я не верю.

— Сейчас убедишься, — и Улье хладнокровно взвел большим пальцем тугой курок.

— Нет-е-ет! Не надо! Не надо, не надо! Не-ет! Закрыв лицо ладонями, убийца корчился в исте-рике.

— А ну молчать! Умей встретить смерть, как надо, — приказал Улье.

— Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет… Я не хочу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Уцепившись за одно слово, колонист твердил его как заклинание, в котором заключается возможность жить. Словно выстрела не могло последовать, пока он говорил.

— Смотри сюда! — рявкнул Улье. — Смотри на дуло. Больше ты никогда и ничего не увидишь.

— Не надо — не надо — не надо… — захлебываясь Рыданиями, повторял обреченный.

— Тьфу! — плюнул разведчик, сунув револьвер за пояс. — Слизняк.

Хиск сразу притих и, не веря, что еще жив, посмотрел сквозь мокрые от слез пальцы.

Выдержав необходимую паузу, разведчик начал допрос, благо психологическая обработка прошла отМенно.

— Ты будешь жить, — сказал он, — но только в одном случае: если ответишь на все мои вопросы без утайки. Иначе я тебя пристрелю и глазом не моргну. Понял?

— Д-да.

— Ты хорошо понял? Не вздумай врать, все равно запутаешься. Если поймаю на малейшем вранье, тебе каюк. Начали. Кто организовал погрузку горючего? Кто спланировал всю операцию?

Хиск молчал.

— Отвечай, живо! — Улье взялся за рукоять револь вера.

— Сначала давай все вопросы. А потом я посмотрю, отвечать или нет.

— Ого! Не надолго хватило твоего испуга, — удивился Улье. — Или ты думаешь, я шутил?

— Все вопросы сразу. Иначе отвечать не буду, — упрямо пробормотал Хиск.

— Сразу так сразу. Я покладистый. Значит, так. Еcли горючка нужна для вашего корабля, то где он? Kaк вы попали в космос и на корабли? Сколько вас? Koгo ты знаешь и с кем связан? Кто вас посылал и кто обyчал? Какова конечная цель операции? Кто такой Зет, где его можно найти? Для начала хватит.

— Нет, — с неожиданной твердостью ответил Хиск. — Я передумал. Я не буду тебе катать шары.

— Тогда я тебя убью. Клянусь всем святым, если нe ответишь, ты мертвец. Или думаешь, у меня не хватит духу тебя пристрелить? Хватит, еще как.

— Стреляй. Так и так хана. Только тебе тоже хана, раз ты закрасился в этом деле. Спрашиваешь, кто такой Зет? Лучше не лезь, не мочи рога, забудь это имя, легавый. Забудь. А меня можешь кончить. Потому что, если я расколюсь, я все равно не жилец на этом свете. Но уж лучше тогда от пули. Это легкая смерть.

Ну и ну. Похоже, от Хиска действительно ничего не добьешься. Кто же такой Зет, нагнавший на прожженного головореза такого страху?

— Ложись! — гаркнул разведчик. — Лицом вниз!

Колонист, немного поколебавшись, выполнил приказание. Улье завел ему руки за спину, пристегнул левую манжету комбинезона к правой, так, чтобы освободиться без посторонней помощи Хиск не мог.

— Полежи и подумай хорошенько, — посоветовал он связанному. — Может, и есть смысл расколоться.

Взвалив на спину труп капитана Мэга, Улье отнес его в подсобный отсек. Там он уложил погибшего в герметическую капсулу и подсоединил ее к трубопроводу жидкого азота.

Прощай, капитан.

В нашем споре поставил точку другой.

Все кончено, и ты лежишь в ледяном гробу за сотни парсеков от благодатной Ийе. Но тебя похоронят на родине, со всеми почестями. Обещаю тебе это, капитан.

Ты не отдал мне револьвер и не сумел выстрелить сам. И тебя зарезал подонок.

Так ведется от века — покуда существуют добро и зло, добрый выглядит беспомощным в сравнении с многоликим и ничем не брезгающим негодяем. Подлый может применять все приемы борьбы, и дозволенные и грязные. Значит, в открытом поединке благородный человек обречен.

Так ли?

Закон рычага: выигрывая в расстоянии, проигрываешь в силе. Обретая высокий смысл жизни, рискуешь утратить саму жизнь. Мир предрасположен к тому, чтобы честность и доброта всегда оставались в проигРыше.

Так ли?

В конечном итоге кто берет верх? Грубая сила? Величие духа?

Но что может быть презреннее бессильного духа и о может быть гаже бездуховной силы?

Неужто они разделены, как вода и масло, и не cмeшиваются никогда?

Кто побеждает в итоге?

А где он, итог?

Он, словно черта горизонта, передвигается вместе с идущим.

Прощай, капитан. Я иду.

Глава 8 НЕХОРОШО БЫТЬ ШИРАКЕШЕМ

Вернувшись в рубку, Улье занялся спящим Тодом. В аптечке нашелся баллон с жидким сернокислым кальцием. Разведчик густо забрызгал им рукав комбинезона Тода, и вскоре покалеченная рука колониста покоилась в импровизированном лубке. До госпиталя сойдет, а там уже ему срастят кости в лучшем виде.

Улье понимал, что любой теоретик в области гуманизма осудил бы его за причиненное Тоду излишнее увечье. Но иного способа отстранить колонистов от управления кораблем Улье второпях не придумал. Он затеял крупную игру, и пока что она удалась блестяще. К голосу же воображаемых ригористов, а точнее, к голосу совести он старался не особенно прислушиваться. Главное, считал он, — выйти на нужную планету.

Вон она, планета, застилает весь экран. Впрочем, над материком висит сплошная облачность, ничего не видать.

Настроив корабельную рацию на аварийную частоту, Улье услышал настырный писк. Ти-та-та-ти. Ти-та-та-ти. Ага, неподалеку проходит контрольный буй, в просторечии — пискун. С этого писка, предупреждающего корабли о карантине, всегда начинается работа разведчика.

Улье запросил буй о нарушениях карантина за последнее время. Оказалось, что ни один корабль к планете не приближался, с тех пор как восьмая бригада разведслужбы обследовала К-103 в порядке превентивного надзора. Ордер на обследование зафиксирован, выдан Галактической Лигoй. Все как полагается.

Негусто. Посмотреть бы отчет «восьмерки». После его постоянное наблюдение, значит, сочли нецелесобразным, планету внесли в список бесперспективных, оставили ее на попечении пискунов до лучших времен. Интересно, кто проводил рейд и составил отчет? Да ну, если своих подозревать… Но кто тогда? Кто меет дело с карантином, кроме разведки? С другой cтороны, шестьсот гад назад ни Хиска, ни Тода вообще нa свете не было. Разве что… Релятивистский парадoкс? Чушь какая-то.

Тут интуиция подсказала Ульсу запросить с буя нализ текущего момента. Хотя это считалось среди разведчиков таким же бессмысленным занятием, как расспрашивать дверную ручку о ее самочувствии.

Терпеливо слушал Улье и данные о работе бортовых систем, и метеосводку по карантинной планете, и много всего прочего в том же духе. Наконец пискун исчерпал свои возможности и прекратил доклад.

Одна-единственная фраза, мелькнувшая среди нестерпимо скучной чепухи, подтвердила догадку Ульса.

«Нарушений карантина нет», — браво доложил пискун.

«А корабль на орбите?» — переспросил Улье.

«Корабля нет. Нарушений карантина нет», — отрапортовал пискун, нимало не смущенный нелогичностью такого заявления.

Все стало ясно. Буй просто-напросто не засекает грузач. Он слеп. Можно ручаться, что пискуны на всех орбитах вокруг К-103 тоже искусно подпорчены. Ну и расклад. Эти ребята подготовились нешу-точно.

— Эй, Хиск, — позвал Улье через плечо, — а чего это вокруг твоей планеты неисправные буи крутятся? Разве ж это порядок?

— Пошел ты… — вяло буркнул колонист.

— Ну-ну, детка, без грубостей, — Улье крутанулся в кресле, чтобы видеть допрашиваемого. — Пораскинь-ка мозгами. Ты спалился? Спалился начисто. Горючку привез? Гада легавого ты привез вместо горючки Я хоть сейчас могу твою планету сдать под пропол. За неделю все раскопаем, будь уверен.

— Ну и раскапывай. А я тебе не подельник.

— Думай, думай хорошенько. Если твой дорогой Зет уцелеет, что он с тобой тогда сделает? Поди объясни ему, что ты молчал. Лучше не молчи, дай зацепку. Определю я твоего Зета в стойло, и ты целее будешь.

— Зета в стойло?! Руки у тебя коротки. Попробуйте к нему сунуться. Хоть всей вашей легавкой. Он вас мигом накрутит на винт.

Что такое «накрутит на винт», Улье не знал. Но похоже, Хиск искренне убежден, что Зет при желании накрутит на винт не то что Ульса, но и всю разведку. Интересная персона. Как бы с ним ловчее познакомиться?

— Дубина, — сказал Улье. — Выгоды своей не понимаешь. Коли так, давай наводку на Зета. Страви меня с ним. Или я его, или он меня. Иначе ты свою шкуру не убережешь.

— Нет, мне так и так хана, — пробормотал Хиск, безучастно глядя в потолок. — Хана кромешная. И тебе хана. Всем хана. Зет спуску не дает. Говорил тебе, не мочи рога свои легавые. Ты его не сыщешь. А сыщешь, тебе же хуже. Дергай лучше отсюда, пока цел.

— Отсюда? Вот ты и прокололся. Значит, Зет внизу, на этой планете?

— Я тебе ничего не говорил, — лениво возразил Хиск. — И вообще, сипни. Дай припухнуть.

Он демонстративно закрыл глаза. Похоже, наркотическое возбуждение сменилось у него глубокой апатией. Да, придется отложить дальнейший допрос.

Но главное — Зет находится на планете К-103. Да и род ведь проговорился, что они могут не добраться туда — то есть к Зету.

Надо идти в рейд. Надо застать противника врасплох, пока он ожидает прибытия контейнеров. И скорее всего Зет на своей планете — весьма заметная личность. Вот только вряд ли он известен под этой кличкой. Что ж, поживем — увидим.

Для высадки сгодится за неимением лучшего разъeздная капитанская шлюпка. Можно сходить в веселенький рейд. Без начальства, без бригады, без ордера, сам себе хозяин. А что, так даже веселее. Пусть меня выперли из разведки, я еще кое-чего стою. А хуже, чем есть, уже не будет. И даже если после этого меня спишут вчистую, будет что вспомнить. А может, еще и не спишут… В любом случае спрашивать позволения сейчас не у кого.

Разведчик повернулся к пульту, настроил обзор. На экране голубел прозрачный серпик. Корабль проходил над ночным материком. Там внизу, во тьме, раскинулось поселение, единственное на всю планету. Крошечная прививка человеческой расы, сделанная звездолетом на выпуклом планетном боку. Автоматика посадила ссыльный корабль в гуще сельвы, у излучины реки. Выше по течению начинались неприступные горные хребты. С другой стороны подковой раскинулись обширные болота. И лишь крошечный клочок земли, огражденный природой со всех сторон, приютил колонистов.

Они до сих пор жили на пятачке, выжженном корабельными дюзами при посадке. Радиоактивную пыль развеяло ветром или смыло дождем, но долго еще ни одной травинки не могло взойти на спекшейся почве. Со временем люди осмелились выйти из корабля. Любопытство возобладало над страхом неизвестности. Следующее поколение уже перестало бояться голубой бездны вверху и отсутствия металлических переборок вокруг. На пепелище вырастали землянки, шалаши, кривобокие лачуги из нетесаных камней, обмазанных глиной. Позже во всеми покинутую громаду звездолета забредали только дети либо те, кому понадобился кусок металла для изготовления ножа. Разъедаемый хозяйственными нуждами поселенцев, корабль мало-помалу превращался в обгрызенный остов, и его лишенные обшивки ребра наконец обрушивались, не выдержав собственного веса. Груда металлолома исчезала под наслоениями отбросов, и к тому времени, как правило, память о корабле изглаживалась окончательно.

Во всяком случае, такой была судьба звездолетов на большинстве планет, которые довелось повидать Ульсу.

Его размышления прервал сдавленный стон.

Разведчик оглянулся на спящего Тода. Лжемеханик тихо посапывал, сжав здоровой рукой инъектор; подле валялись три пустые ампулы.

Стонал Хиск.

— Эй, что с тобой? — окликнул его Улье. Колонист разлепил веки и уставил в потолок выпученные, безумные глаза.

— Ширвы… — пробормотал он. — Тележку… М-м-м-м…

— А, отходняк начался? — соболезнующе поинтересовался разведчик. — Ничего, потерпишь.

— Д-дай. Дай ширву. Скорее. Жжет.

— Не дам, и не проси. Я тебя ублажать не намерен.

— Х-хах! — выдохнул Хиск, ворочаясь. — Ну дай. Д-дай. Не будь гнидой. А-а, милосер-рдный дьявол! Все нутро печет. Ну дай. Ну хоть полбаша..

У него начинался приступ абстинентной горячки. Ее симптомы стремительно нарастали.

Тело ширакеша дугой выгнулось над полом. Рубку потряс нечеловеческий вопль.

— Ши-ирву! — орал Хиск. — Дай! Дай! Дай ширнуться! Да-а-а-ай!!! Сучара! Гнус! Легавра! О, как жжет… А-а-а! Дай! Тележку! Хоть каплю! Каплю! Ши-ирвы! Я подыхаю! Я подыхаю! Я подыха-а-а-ю!

В нестерпимых муках ширакеш корчился на полу. С его посиневших губ летели клочья пены.

— Дай! Дай! Дай-дай-дай! Гнус! О-о, кишки выну через горло! Дай тележку! У-у-у, милосердный д-дья-вол! Я же подыхаю, ты что, не видишь, падла?! Дай!!!

— Не меня проси. Попроси у капитана. Он бы дал. А я другой закваски. Можешь хоть загнуться или сойти на клин — я и глазом не моргну. Капитан тебя пожалел бы. Но ты его прирезал, подонок. И сжалиться над тобой теперь некому. Понял?

Хиск зарычал от ненависти и боли. Он силился разнять сцепленные за спиной рукава, но форменная ткань и пряжки не поддавались.

— Я тебя заделаю-у-у-у! — выл он; — Бородатая гнида, а-а! Заделаю! О-о, я сойду на клин! Я завернусь! О, как жжет! Это огонь! Воткни хоть полтележки! Человек ты или нет?!

Улье вынул инъектор из руки спящего Тода. Хиск затих и умоляющими больными глазами уставился на вожделенную «тележку». То был многозарядный аппарат, предназначенный для массовых прививок. Им оснащались биологические лаборатории и спасательные медицинские бригады.

— Где ж ты раздобыл такую справную тележку? — поинтересовался разведчик, убедившись, что в магазине инъектора имеются еще дюжины две ампул.

— В грузе…

— И ширву там же?

— Д-да. Воткни. Воткни скорее. Хоть каплю. Будь же ты человеком.

— Человека ты прирезал. А я всего-навсего разведчик. Я дам тебе ширву. Но сначала ты мне все скажешь. Все! Без утайки.

Колонист забился в припадке. Уж на что Улье видал виды, но от этого звериного воя и судорог ему стало не по себе. Нагнувшись, он приложил сопло инъекtopa к шее Хиска и ввел минимальную дозу. Дрожащий наркоман замер, прислушиваясь, как снадобье растекается по его жилам.

— Еще… Дай еще, — прошептал он. — Это на пять минут. Дай полную втычку.

— Сначала скажи, кто такой Зет, зачем вам горючка, кто с вами работает. Живо!

Хиск не сводил глаз с руки Ульса, державшей инъектор.

— Нет…

— Ну, как знаешь, — разведчик выпрямился и сунул инъектор в карман.

— Помоги… Спаси… — зашептал Хиск, и по его щеке поползла медленная слеза. — Сейчас начнется по новой. Я не вытерплю. Я на клин сойду…

— Отвечай, — попытался вразумить его Улье. — Хуже, чем есть, тебе уже не будет.

— Нет.

— Боишься Зета?

— Да.

— Но ты понимаешь хоть, что сейчас загнешься? Или у тебя перегорят мозги — разница невелика. Так и так не будет больше тебя на свете. — Улье вытащил из кармана инъектор и повертел его перед мокрым от слез лицом ширакеша. — Вот оно, спасение. Я тебя запру в каюте, дам тележку, ширяйся хоть неделю. Только сначала дай мне брезец на остальную твою компанию. Ну?

Черты Хиска страшно исказились. Похоже, боль нарастала с новой силой.

— Ты… ничем не лучше… — прохрипел он, корчась.

— Что-что? — не разобрал Улье.

— Такой же, как мы, — превозмогая муку, проговорил ширакеш, потом перекатился на живот, скрючился, как зародыш, и умолк.

— Через пять минут будет поздно! — крикнул Улье. — Говори! Говори — и я тебя откачаю!

Хиск захрипел. Вдруг хрип его оборвался, и мышцы напряглись до предела. Начиналась каталептичеcкая фаза, после которой могла следовать лишь агония.

Ульс нагнулся, прижал сопло инъектора к сонной артерии умирающего и дал полную дозу. Чуть погодя тело колониста обмякло, он испустил долгий вздох и блаженно растянулся на полу.

Разведчик освободил его скрученные руки, расстегнув пряжки манжет, перевернул Хиска на спину и вложил ему в ладонь инъектор. Ширакеш стиснул пальцы на рукояти мертвой хваткой.

— На, — сказал Улье. — Заширяйся, хоть лопни.

Он сел в кресло и, не обращая внимания на простертого у его ног колониста, уткнулся лицом в кулаки. Его била дрожь.

Не каждому дано быть палачом.

Дальше: ЧАСТЬ II БАШНЯ

Николай Гуданец 30 КОНТЕЙНЕРОВ ДЛЯ ГОСПОДИНА ЗЕТ