VII. ТРОЙНОЕ НАВЕЧНОЕ ЗАКЛЯТИЕ
— Господин полковник, вас спрашивает какая-то старая дама, — доложил адъютант, вытянувшись в струнку.
Полковник Фухлер оторвался от созерцания своего письменного стола. Общеизвестно, что чем выше чин и должность, тем меньше на столе бумаг и больше телефонов. Перед полковником лежало три секретных досье, сбоку красовались три разноцветных телефона. Испытания в лаборатории шли полным ходом, и близился час, когда одна из папок с документами бесследно исчезнет, уступив место кнопочному аппарату прямой высокочастотной связи. Именно об этом грезил полковник Фухлер перед появлением адъютанта.
— Кто такая, зачем? — отрывисто спросил он.
— Некая госпожа Гайнц, жительница городка. Сказала, что вы ей нужны по безотлагательному делу. Причину визита назвать отказалась. Ждет в приемной.
— Что? Как она там очутилась?
— У нее пропуск на одиннадцать ноль-ноль.
— Кто выписал пропуск?
Адъютант оставался бесстрастным, но крошечная пауза вполне засвидетельствовала его недоумение.
— Вы, господин полковник.
Фухлер помедлил. Вот уже несколько лет он страдал склерозом на почве диабета и скрывал это, как мог. Ему совсем немного оставалось до следующего чина, а там уж пускай за него шевелят мозгами нижестоящие офицеры. Генеральская фуражка покроет любой склероз.
— Впустить, — распорядился он.
Адъютант открыл дверь и пригласил госпожу Гайнц в кабинет. Она оказалась малорослой сухонькой старушкой в вязаном платье мышиного цвета. Седые волосы скручены сзади узлом, на носу круглые очки в стальной оправе. Полковник встал, предупредительно обошел вокруг стола и встретил даму точно посредине алой ковровой дорожки.
— Здравствуйте, госпожа э… Гайнц. Садитесь, прошу вас.
— Здравствуйте, полковник, — неожиданно звучным контральто отозвалась старушка и уселась на стул, приставленный боком к столу. Она держала спину прямо, не касаясь спинки, как ее, наверно, приучили еще девочкой в пансионе.
Адъютант подобрал с дорожки проволочную шпильку, подал ее госпоже Гайнц и, повинуясь взгляду полковника, ретировался.
Полковник опустился в кресло.
— Чем могу служить? — осведомился он, вкладывая в вопрос определенную дозу прохладцы, точно соответствовавшую цене латунных часиков, болтавшихся на груди гостьи, и степени потертости ее туфель. Старушка неторопливо вогнала шпильку в седой узел, кончиками пальцев подоткнула остальные, торчавшие точно крошечные крокетные воротца.
— Насколько я понимаю, вы главный в этой вашей лаборатории, — начала она.
— Совершенно верно.
— Значит, я попала туда, куда нужно.
Фухлер озадаченно пожевал губами.
— Позвольте взглянуть на ваш пропуск.
Гостья порылась в ридикюле и протянула полковнику квадратную бумажку с лиловой печатью. Беглого взгляда ему хватило, чтобы убедиться в подлинности собственной подписи. И по меньшей мере странно было бы спросить: «Позвольте, а с какой стати я оставлял его для вас на проходной?» Склероз, склероз… Полковник хмыкнул.
— Слушаю вас.
— Ах, полковник, вы себе не представляете, до чего вначале мы были вам рады…
— Мне?
— О, я, пожалуй, неточно выразилась. Я хотела сказать, что все жители обрадовались, когда узнали, что правительство купило усадьбу покойного Хагеса, и там будут строить секретную военную лабораторию. Особенно ликовали те, у кого дочери на выданье. А некоторые прямо гордились, ведь таким не всякий город, даже большой, может похвалиться, верно?
Из всего этого лепета полковник принял к сведению только упоминание о дочерях на выданье. Вот оно что. Видать, кто-то из лейтенантиков порезвился, а жениться не хочет, стервец…
— Нельзя ли ближе к делу, сударыня?
Старушка вскинула брови, однако решила оставить неделикатную реплику без внимания.
— Должна сказать, что некоторые наши чаяния сбылись. Ресторанчики Хумма и Капра пошли в гору. Вдова Лапес выдала замуж обеих дочерей, а вскоре и старый Наль пристроил свою дочурку…
— Еще раз попрошу, без обиняков.
— …хотя на их месте я бы не особенно радовалась. Военные все до одного ужасные грубияны. Почтения к полу и возрасту от них не дождешься. Ну что ж, раз вы так настойчиво просите, я перейду от обиняков к делу. Видите ли, полковник, вы оказались слишком шумными соседями. Да-да, ваша лаборатория ужасно гремит.
— Что-о? — полковник чувствовал, как с каждой минутой он раздражается все больше, и сахар в крови уже, небось, двести, и язык абсолютно пересох, ворочается во рту, как наждачный ошметок.
— Я сказала, гремит. Грохочет, громыхает. У нас городок тихий, мы к этому не привыкли. И вот поэтому я хотела вас просить…
Госпожу Гайнц прервал могучий гром, от которого по всему зданию задрожали стекла. Причиной тому был первый пробный заряд взрывчатки С27, которая, надо полагать, в скором времени доставит полковнику Фухлеру вожделенные генеральские петлицы. Невольно он повернулся к окну. Там, на аккуратном прямоугольнике полигона, окаймленном тремя рядами колючей проволоки, высились конические бетонные трубы чудовищной толщины. Над крайней из них мелькнул яростный язык пламени и тут же скрылся в клубах желтого дыма.
При этом зрелище раздражение полковника, вызванное нелепым визитом, как рукой сняло.
— Вот, пожалуйста, — поморщилась госпожа Гайнц. — Удивляюсь, как вы сами выносите этот постоянный грохот.
— Я солдат, сударыня.
— А я, представьте, нет. Меня нервируют эти ваши взрывы. Они так неожиданны. Я совершенно не могу вязать, когда вы тут грохочете. Я сбиваюсь, путаю счет петель… Одним словом, это невыносимо, полковник.
— Что поделать, — развел руками Фухлер.
— Так вот, я пришла просить, чтобы вы взрывали свои заряды как-нибудь потише.
Полковнику стоило героических усилий удержаться от хохота.
— Сожалею, но это невозможно, — выговорил он.
— Совсем?
— Совсем.
— Ну, а если перевести лабораторию в какое-нибудь место побезлюднее?
— Перенести? Абсурд. Это значит снести ее и построить заново.
— Предположим, затраты будут возмещены.
Старушка явно спятила. Надо заметить, держалась она и впрямь с достоинством миллиардерши.
— Не вижу надобности, — отчеканил Фухлер тоном, который, по его разумению, наиболее подходил для бесед с тихопомешанными. — Это место представилось нам самым подходящим. Тут нет ни курортов, ни заповедников, ни оживленных магистралей. Жаль, что единственный участок, который удалось купить, оказался непосредственно вблизи вашего городка. Думаю, вопрос исчерпан. Адъютант проводит вас.
— Нет, погодите, полковник, — с живостью возразила старушка. — Если вы не дадите мне спокойно заниматься вязаньем, я приму меры.
— Лучшая из них — перебраться в другой город, — отрезал Фухлер.
— Нет, зачем же. Я требую, чтобы наступила тишина. Даю вам сроку сутки. Иначе я добьюсь тишины сама.
Опять полковник чуть не покатился со смеху. Старушка напоминала болонку, изготовившуюся к атаке на танк.
— Будете жаловаться? Это меня не волнует. Правительство отлично понимает, что такое военная мощь страны. В отличие от вас, сударыня.
Госпожа Гайнц встала, едва возвышаясь седым узлом волос над плешью сидящего Фухлера.
— Я приду за ответом завтра в одиннадцать, — раздельно произнесла она, повернулась и пошла к двери.
— Погодите, — сказал ей вслед полковник. — Без пропуска вас не выпустят.
Он взял ручку, проставил на бланке время ухода и расписался. А когда поднял голову, в кабинете никого не оказалось. Госпожа Гайнц как сквозь землю провалилась.
От удивления он не сразу нашарил кнопку звонка.
Вошел адъютант.
— Верните старуху, — приказал полковник.
— Простите, не понял.
— Отставить. Догоните ее и отдайте пропуск. Она его забыла.
Адъютант растерянно осмотрелся.
— Но госпожа Гайнц не выходила от вас, — промямлил он.
Полковник схватил трубку внутреннего телефона и набрал срывающимися пальцами трехзначный номер.
— Капитан! — рявкнул он, услышав в ответ: «Дежурный слушает». — Немедленно удвоить посты! Никого не впускать и не выпускать без моего разрешения. Понятно? Ни-ко-го.
Тут полковник Фухлер взвизгнул, вскочил, выронив трубку, и шарахнулся к стене.
Пропуск госпожи Гайнц, лежавший перед ним, вдруг встрепенулся, округлился, из него проросли ножки, хвостик, острая мордочка с красными глазенками. Получился самый настоящий белый мышонок, правда, с залихватским росчерком полковника на боку.
С детства полковник Фухлер панически боялся мышей.
— Помогите!! — завопил он, вжимаясь в стену.
Адъютант застыл соляным столпом.
Пользуясь неразберихой, мышонок соскочил со стола и юркнул под шкаф.
Полковник еще пил сердечные капли, адъютант все еще безуспешно орудовал шваброй под шкафом, когда начальник отдела контрразведки принес срочно затребованное досье госпожи Гайнц. Оно, собственно, умещалось на одном листке. Дата и место рождения. Владеет собственным домом на ул. Независимости, 6. Держит акции городских коммунальных служб, живет на скромные дивиденды. Замужем не была, контакты не выяснены. В нелояльной деятельности не замечена. Имеется хобби — вязание. Вот и все.
— Установить круглосуточное наблюдение, — распорядился полковник. — Обо всем замеченном докладывать без промедления.
Ужинать Фухлер отправился, как обычно, в ресторанчик Хумма «Вкусный отдых». За десертом он пригласил к столику хозяина и собственноручно налил ему коньяку из графинчика.
— У меня к вам вопрос, Хумм.
— Рад быть полезным господину полковнику.
— Вы знаете некую госпожу Гайнц?
— Конечно.
— Что она из себя представляет?
Хумм почесал за ухом.
— Обыкновенная старая ведьма. А что такое?
— Гм. Так я и думал. Спасибо, Хумм.
Полковник просидел до самого закрытия, потягивая коньяк и предаваясь невеселым раздумьям.
Утро началось как обычно, с доклада о предстоящих испытаниях.
— Мы приготовили два заряда, — сообщил профессор Мэллиг, отец новой сверхмощной взрывчатки С27. — Двухсотграммовый заложим в третью камеру, четырехсотграммовый — в пятую.
— Так-так, — пробурчал Фухлер и занес перо над листком сводки. — Очень хорошо, профессор. Только первый заряд мы взорвем не в десять, а в одиннадцать часов. Не возражаете? Отлично.
Отпустив профессора, полковник вызвал к себе капеллана.
— Как церковь сражается с нечистой силой? — напрямик спросил он.
— Постом и молитвой, — отрапортовал слуга божий.
— Отлично. Попрошу вас заняться этим сию минуту в моей приемной и никуда не отлучаться. В одиннадцать часов, если потребуется, я вас вызову. Выполняйте.
Озадаченный капеллан сделал налево кругом и вышел.
Без четверти одиннадцать Фухлер позвонил начальнику отдела контрразведки.
— Срочно выясните, чем занята госпожа Гайнц, и доложите.
Через пять минут он получил ответ:
— Наблюдатели сообщают, что она вяжет у себя на веранде. С утра никуда не выходила.
— Отлично, — сказал полковник.
Он положил трубку, прошелся по кабинету, остановился у окна, заложив руки за спину.
Полигон лаборатории раскинулся перед ним как на ладони. Автокран уже опустил в жерла труб экспериментальные заряды, и теперь они ждали своего часа глубоко под землей, в железобетонных камерах, окруженных множеством хитроумных датчиков. Скоро грянут взрывы, которые принесут отечеству мощь и славу, врагам страх и смерть, полковнику Фухлеру — золоченые генеральские веночки на петлицы.
— Добрый день, полковник, — раздался за его спиной звучный, отнюдь не старушечий голос.
Госпожа Гайнц сидела в кресле за столом полковника, держа на ладони свои непрезентабельные латунные часики.
— Я пришла за ответом, — сказала она.
В ту же секунду грянул чудовищный взрыв. Двести граммов адского зелья, казалось, сотрясли твердь земную и небесную.
— Вот вам ответ! — патетически воскликнул полковник и шагнул к двери, чтобы позвать капеллана. Однако следующего шага он сделать не смог. Его тело одеревенело, и голос застрял в гортани. Превращенный в немую беспомощную статую, он с ужасом следил за манипуляциями госпожи Гайнц. Та вынула из ридикюля кожаный кисетик, насыпала на полковничий стол черного порошка, разровняла, начертила пальцем треугольник с загадочным значком у вершины. Потом распростерла руки, запрокинула голову и что-то вполголоса забормотала. Ошарашенный полковник сумел разобрать среди ее тарабарщины: «…бомбы, заряды, гранаты, снаряды, мины, патроны…»
— Алеф! — вскричала старушка, произнеся заклинание.
Тотчас порошок вспыхнул и сгорел без остатка, распространяя омерзительный запах. Госпожу Гайнц застлало дымным облаком, и она исчезла.
— А теперь, полковник, попробуйте хоть что-нибудь взорвать, — напоследок донеслось с потолка насмешливое контральто.
Примерно три часа спустя на веранду дома № 6 по улице Независимости вошел сухопарый пожилой человек в сером костюме.
— Разрешите представиться, госпожа Гайнц, — произнес он. — Я профессор Мэллиг.
— Здравствуйте, профессор. Прошу, присаживайтесь, — старушка указала на плетеное кресло возле себя и положила вязанье на колени.
— Прежде всего позвольте выразить мое искреннее восхищение вашими способностями, — начал Мэллиг, осторожно опустившись на скрипучее сиденье. — Поверьте, я не отношусь к тем ученым обскурантам, которые априори отметают… гм… все сверхъестественное.
— Вы очень любезны, — заметила старушка. — Этот грубиян полковник знал, кому доверить дипломатическую миссию. Но, увы, ничем не могу вам помочь.
Профессор внушительно, по-профессорски откашлялся.
— Видите ли, госпожа Гайнц… Ваше вмешательство прервало эксперимент в решающей стадии. Не буду распространяться о чрезвычайной важности наших изысканий, поскольку это военная тайна, но поверьте, они имеют огромную научную и прикладную ценность. А посему прошу вас, позвольте нам произвести еще хотя бы два опытных взрыва.
— Сожалею, но это невозможно.
— Хотя бы один. Один-единственный…
— Увы, профессор. В сердцах я наложила тройное навечное заклятие. Снять его не в силах ни я, ни кто-либо другой. Если бы двойное — тогда другое дело.
— Неужели ничего нельзя исправить?
Госпожа Гайнц покачала головой.
— Как бы вам подоступнее объяснить… Понимаете, профессор, такое заклятие имеет фундаментальную силу. Оно непреложно, ну, скажем, как второе начало термодинамики. Известно ли вам, что такое тюмризи?
— Как? Тюмризи? Никогда не слышал.
— Еще бы, — усмехнулась старушка. — Это детское кушанье, которым меня в свое время пичкали. Я прямо терпеть его не могла, вот и наложила тройное заклятие. Помню, мама даже отшлепала меня за проделку. А теперь никто не имеет ни малейшего понятия о тюмризи.
Мэллиг задумчиво откинулся на спинку кресла.
— Поразительно, — прошептал он. — Просто поразительно.
Старушка пристально взглянула на него поверх очков.
— Думаю, — сказала она, — вопрос исчерпан, как выражается ваш полковник.
— Да-да, то есть, нет, если позволите…
Госпожа Гайнц милостиво позволила.
— У меня к вам еще одна просьба, — заявил профессор. — Ваш дар открывает совершенно небывалые перспективы в военном деле. И если бы вы дали согласие сотрудничать с нами…
— Об этом не может быть и речи, — с живостью перебила его старушка. — Я не делюсь профессиональными секретами и не торгую ими.
— Умоляю, не спешите с отказом. Мы ведь не посягаем на тайны вашего ремесла. Нам достаточно одного-единственного заклятия для взрывчатки противника. Это неизмеримо укрепит мощь нашей державы. Ведь вы патриотка, не правда ли?
— Да, я патриотка, но не идиотка, — фыркнула госпожа Гайнц. — И поэтому я применила вариант заклятия, которое имеет силу повсюду, в любой точке планеты.
— Ах, так… — выдавил Мэллиг.
— Неужели вы полагали, что я ограничилась вашей лабораторией? Мало ли откуда вы можете привезти новые бомбы. Нет, сударь, больше во всем мире никогда и ничто не взорвется.
— Н-неужели? И ядерные боеприпасы — тоже?
— Признаться, я не усматриваю разницы между ними и обычными. Разве они взрываются беззвучно?
У профессора голова пошла кругом. Все бомбы, снаряды, гранаты, мины, патроны, сколько их есть на свете, все, что сеяло смерть, разрушение и ужас, отныне обратилось в бесполезный хлам и навечно канет в безвестность, подобно детскому кушанью под названием «тюмризи». И сделала это щуплая старушка в очках, с вязанием на коленях. Невероятно.
Собравшись с мыслями, Мэллиг встал.
— Госпожа Гайнц, — торжественно произнес он. — Как ученый я могу считать себя покойником. Мои знания и опыт отныне никому не нужны. Но как человек я считаю, что вы поступили совершенно правильно, избавив мир от оружия и войн. Не будет преувеличением сказать, что человечество в неоплатном долгу перед вами. Всего вам доброго.
— До свидания, — отозвалась госпожа Гайнц, опять принимаясь за вязание.
Профессор поклонился и зашагал прочь. Однако у калитки он вдруг остановился, постоял минутку в раздумье, затем вернулся на веранду.
— Госпожа Гайнц, позвольте еще один вопрос.
— Извольте.
— Я хотел бы узнать, почему этот величайший акт гуманности вы совершили только теперь. Почему не раньше?
Мелькание спиц в морщинистых пальцах прекратилось. Старушка вздохнула.
— Ах, профессор, — сказала она. — Откуда мне было знать, что эти гадкие бомбы так сильно грохочут?
Назад: VI. МАШИНА СЧАСТЬЯ
На главную: Предисловие
