13. ПРАВО ВОШЕДШЕГО
Темнота. Ледяное спокойствие, заполнившее сознание. И шепот, звучащий в глубине мозга.
— Темпоральная граната активирована, вы в безопасности.
Падение. Полет сквозь тьму.
— Применение мотивировано, опасность второй степени. Рекомендуется возвращение к первому узловому моменту.
Что это — первый узловой момент? Миг, когда я пошел к затаившейся мине? Нет, меня это не устраивает. Ланс уже был мертв…
— Изменение принято, возврат ко второму узловому моменту.
Мир вокруг меня возник вновь.
— Принцесса, вы позволите сопровождать вас в Храме? — спросил Ланс.
Девушка кивнула. Ланс, живой и невредимый, просиял от восторга. И пошел вперед.
— Он что, никогда… — начал я. И напрягся, вырываясь из потока прошлой реальности. Закричал, срывая голос: — Стой, Ланс! Замри!
Ланс остановился как вкопанный. Повиноваться приказам курсантов явно учили в первую очередь. Я быстро подошел к нему, нагнулся, всматриваясь в черный, обугленный гравий. Ни малейших следов ловушки… Вынув из ножен меч я провел им по камням.
Тонкие серые нити взметнулись вверх, обхватывая лезвие. И упали, рассеченные. Снова зашевелились, потянулись к металлу плоскостного меча, и распались на части. Я держал клинок до тех пор, пока коварная ловушка не превратилась в короткие, беспомощно шевелящиеся на камнях обрывки.
— Кто посмел поставить у Храма паутинные мины? — голос принцессы дрожал от негодования. — Это больше чем подлость, это кощунство!
— Очевидно, наш общий знакомый Шоррэй, — я медленно пошел к колонне, предваряя каждый шаг ударом меча по земле. Еще одна паутинная мина стала корчиться в тщетной попытке сломать плоскостное лезвие.
Ланс по прежнему стоял, глядя на шевелящиеся у его ног остатки паутинной мины. Похоже, у парнишки слишком живое воображение.
— Как ты узнал о ловушках, Сергей? — не то с недоумением, не то с легким подозрением спросила принцесса.
— У нас, жителей несуществующей планеты, есть вполне реальные способности, — ехидно соврал я. — Будем считать, что я применил одну из них.
Ланс, сбросив оцепенение, подошел ко мне. Сказал без всякой ритуальной напыщенности:
— Лорд, вы спасли мне жизнь. Я ваш вечный должник.
Повернувшись к парнишке я протянул ему руку:
— Лучше будь моим другом, чем должником.
Секунду мы стояли, глядя друг другу в глаза. Потом принцесса с раздражением спросила:
— Молодые люди, все это очень трогательно, но не проложите ли вы дорогу через ловушки? У нас мало времени, а просить Храм поднять нас в церемониальный зал можно только у самого столба.
Ланс поспешно кивнул и достал меч. Вдвоем мы расчистили путь за полминуты, уничтожив при этом еще три паутинные мины.
Пока принцесса осторожно шла к нам по расчищенной дорожке я разглядывал тонкий столб, «поддерживающий» над нами исполинское сооружение Храма. Простая колонна из темного металла, едва ли десяти сантиметров в диаметре. А на вершине ее, касаясь зеркального квадратика облицовки, вылитая из того же металла человеческая кисть. Раскрытая ладонь, поддерживающая гигантский шар.
Я коснулся колонны — она была теплой на ощупь. Словно настоящая рука.
— Приказываю поднять нас троих в церемониальный зал Храма, — повинуясь подсознательному импульсу сказал я. — Немедленно.
И обугленные камни ушли из под ног. Неведомая сила плавно потащила нас вверх.
Мы прошли сквозь поверхность шара, как сквозь туман. Мне даже показалось, что я почувствовал влажный воздух, обдавший тело. Потом нас окутало облако тускло-желтого света — и в нем мы поплыли все выше и выше. Временами вновь возникало ощущение прохода сквозь влажный воздух — наверное, мы проходили сквозь внутренние стены Храма. Оригинальный лифт придумали Сеятели — то ли размягчающий все предметы на пути, то ли, что казалось более вероятным, делающий нас проницаемыми для материальных преград. Интересно, а есть ли в Храме обычные двери?
Желтое свечение померкло, и мы остановились. Я почувствовал под ногами пол — мягкий, пружинящий. Мы оказались в огромном зале кубической формы. Снежно-белые стены светились мягким, не раздражающим глаза светом.
— Почему Храм послушался тебя? — растерянно спросила принцесса. — Тем более, что ты приказывал, а не просил. Храм не терпит такого обращения даже от избранных!
Голос девушки звучал очень тихо, но внятно. Белые стены вокруг гасили звук. Церемониальный зал напоминал скорее операционную, чем помещение для торжеств. Та же холодная стерильная чистота, тот же бестеневой свет. Вот только размеры для операционной великоваты — в кубе с пятидесятиметровым ребром можно поместить целую больницу.
— Почему Храм повиновался тебе? — упорно повторяла принцесса. — Почему?
Ответ у меня был, и ответ, чертовски похожий на правду. Использовав оружие Сеятелей я мог показаться Храму кем-то вроде наследника его давно исчезнувших хозяев… Но ответ влек за собой долгие и ненужные разъяснения.
— Наверное, я чем-то ему понравился, — уклончиво сказал я. — Кто их поймет, этих Сеятелей…
Принцесса кивнула. Похоже, мнение о нелогичности сгинувшей сверхцивилизации было весьма распространено.
— Это и есть церемониальный зал, принцесса? — переводя разговор на другую тему спросил я. Но ответила мне не принцесса.
— Да, Лорд с несуществующей планеты. Это и есть церемониальный зал, куда ты так стремился.
Шоррэй стоял у нас за спиной. В своем белом, светящемся комбинезоне, почти неразличимом на фоне стен. Меч в алых ножнах он сдвинул куда-то на спину, волосы, и без того светлые, прикрыл капюшоном. Неудивительно, что мы его не заметили. Такой маскировке позавидовал бы любой ниндзя.
— Я знал, что встречу вас здесь, — проникновенный голос Шоррэя приводил меня в бешенство. — Жалко, что приходится переносить наш маленький спор на территорию Храма…
— Ты не посмеешь помешать нам, Шоррэй! — твердо сказала принцесса. В голосе ее звучало торжество. — Ты знаешь закон Храма и не посмеешь его нарушить!
— Знаю. Тот, кто вошел в Храм, тот, кто оказался достойным, вправе исполнить свое желание. И никто не может помешать ему.
Впервые Шоррэй заговорил без тени напыщенности или позерства. Он признавал неподвластную ему силу — и не пытался спорить с ней.
— Ты проиграл, Шоррэй, — продолжала принцесса. — Мы в Храме, и, став на нашем пути, ты умрешь. Сеятели исчезли в минувшем, но законы их продолжают править Вселенной.
— Я не собираюсь преграждать вам путь. Я хочу полюбоваться торжественным мигом бракосочетания принцессы из древнего рода и дикаря с несуществующей планеты.
— Он провоцирует тебя, Сергей, — прошептала принцесса. — Не реагируй.
— Я понимаю.
— А зачем вы прихватили с собой мальчишку? В качестве запасного жениха, если Лорд не оправдает надежд? Или это последние остатки вашей армии?
Принцесса побледнела. А Ланс шагнул к Шоррэю… Но этого я ждал, и рванул парнишку за руку, вынуждая остановиться. Сказал, стараясь удержаться на той степени повелительности, которая еще не становится обидной.
— Ланс, если ты хочешь быть моим другом, если хоть в чем-то благодарен мне, то не станешь обижаться на оскорбления проигравшего. Успокойся.
Парнишка кивнул, не отрывая от Шоррэя ненавидящего взгляда. Отрывисто сказал:
— День расплаты настанет. Но праздник не будет омрачен даже твоей кровью.
Шоррэй невозмутимо кивнул. Ответил:
— День настанет, мальчик. Не сомневайся.
Принцессу била дрожь. Она повернулась ко мне и тихо сказала:
— Сергей, мне это не нравится. Он что-то задумал. Надо спешить.
— Разве я против?
Принцесса поправила волосы. Искоса взглянула на замершего в отдалении Шоррэя. И сказала, повысив голос:
— Я, принцесса императорского рода Тар, пришла сюда по праву повелительницы планеты. Я прошу совершить обряд бракосочетания и признать моим мужем Лорда Сергея с планеты Земля.
По стенам зала словно прошла волна, окрашивая их в нежно-голубой цвет. И голос, звучащий только в нашем сознании, спросил:
— По чьим обычаям будет проведен обряд?
На холодный безличный тон темпоральной гранаты голос Храма не походил ничуть. Мягкий, красивый женский голос, которому позавидовала бы оперная певица.
— По обычаю моей планеты, — с некоторой растерянностью сказала принцесса.
— Согласен, — подтвердил я.
Зал начал погружаться в темноту. Исчезла высокая фигура Шоррэя, и даже его комбинезон перестал светиться. Растворилось во мраке довольное лицо Ланса. Лишь вокруг нас с принцессой осталось золотистое сияние. Словно светился сам воздух. Красивые обычаи на планете моей жены…
— По доброй ли воле вступаете вы в брак?
— Да, — твердо сказала принцесса.
— Да, — я вдруг осознал, что не испытываю ни малейшего ликования. Я словно бы выполнял нудную процедуру, необходимую для изгнания Шоррэя, а не женился на любимой девушке.
— Кто будет свидетелем вашего брака?
Я взглянул в темноту. И ответил:
— Курсант Ланс Дари, мой друг, и правитель Шоррэй Менхэм, мой враг.
— Все, кто находится сейчас в Храмах Сеятелей, на всех планетах Вселенной, — добавила принцесса.
— Есть ли препятствия к браку в законах ваших планет или ваших поступках?
— Нет, — принцесса посмотрела на меня. Я пожал плечами. Какие могут быть препятствия? Я не женат, и не исповедую никакой религии…
— Нет.
— Известны ли свидетелям препятствия к заключению брака?
Наступила тишина. Но странная, живая тишина, наполненная дыханием тысяч людей. Господи, ведь сейчас нас слышат — и наблюдают за нами — люди сотен обитаемых планет!
— Мне известно препятствие, делающее брак невозможным.
Я ждал этих слов. Шоррэй не мог не вмешаться. Это была его последняя попытка.
— В чем оно состоит?
— Неравенство в происхождении принцессы и Лорда.
Пауза. И спокойный вопрос Храма:
— Принцесса, противоречит ли законам вашей планеты неравенство происхождения супругов?
— Нет. Лорд Сергей — мой жених по обручению. Древний обычай допускает брак с человеком любого общественного положения.
— Лорд, противоречит ли вашим законам или убеждениям неравенство происхождения супругов?
Что-то странное, нелогичное было в этом вопросе. А может быть не в самом вопросе, а в его отличии от заданного принцессе… Но раздумывать не было времени.
— Нет.
— Вы сказали правду, — невозмутимо заключил голос. — Шоррэй Менхэм, ваше возражение ложно. Вторичная ложь повлечет за собой ваше исчезновение из реальности. Есть ли другие возражения?
Тишина. Тысячи глаз, жадно вглядывающихся в диковинный спектакль. Тысячи ушей, ловящих каждое слово. Тысячи плотно сжатых губ.
— Возражений нет. Приготовлены ли кольца, необходимые для заключения брака?
Я коснулся своего кольца. И ответил.
— Кольца имеются, но необходимо привести их в первоначальный вид.
Принцесса с ужасом посмотрела на меня. Неужели я сказал что-то лишнее, неправильное?
— Выполнено. Кольца снабжены гиперпространственной нитью.
Глаза принцессы смеялись. В них смешался восторг и удивление, как тогда, в ночном парке на Земле. А в гладкой поверхности кольца вновь сверкал крошечный кристалл.
— Лорд, согласны ли вы взять в жены принцессу династии Тар, делить с ней радость и горе, отдать свою силу и взять ее слабость, всегда и везде, от рождения и до угасания мира?
— Да.
— Принцесса, согласны ли вы стать женой Лорда с планеты Земля, делить с ним радость и горе, отдать свою силу и взять его слабость, всегда и везде, от рождения и до угасания мира?
— Да.
— Наденьте друг другу кольца.
«Не хватает только Мендельсона», — подумал я, делая шаг к принцессе, и протягивая ей свое кольцо. «Уж слишком все похоже».
Принцесса осторожно надела кольцо на мой палец. Я взял ее кисть, поднес к губам, поцеловал. Меня начала бить мелкая дрожь. Детские мечты не сбываются — иначе в мире не осталось бы взрослых. Первая любовь не может быть счастливой — иначе вторая превратится в проклятие.
Я надел кольцо на палец принцессы. Посмотрел в ее глаза — в них было все: и радость, и успокоение, и прорвавшаяся усталость. Все, кроме волнения.
Все, кроме любви.
— Именем Вселенной вы признаетесь мужем и женой.
Зал начал наполняться светом. Появился улыбающийся Ланс и Шоррэй Менхэм. Тоже улыбающийся.
— Прошу Храм передать сообщение всем союзным планетам, — торжествующе произнесла принцесса. — По праву правителей своего мира мы с Принцем просим военной помощи для пресечения наглой агрессии Гиарской армии во главе с правителем Шоррэем.
— Сообщение передано, — мгновенно ответил голос Храма.
— Благодарю, — принцесса кивнула неведомому собеседнику.
— Вы еще не поняли, в чем ваша ошибка, принцесса? — голос Шоррэя ничуть не утратил назидательности.
— Нет! — принцесса резко повернулась к нему.
— Каждый, вошедший в Храм, вправе исполнить свое желание. Я пришел сюда для поединка с Лордом… — Шоррэй улыбнулся, — простите, Принцем Сергеем с планеты Земля. Он похитил мою невесту, он оскорбил меня. Он умрет. Никто не вправе помешать нашему поединку.
Я увидел, как побледнел Ланс. Как прижала ладони к лицу принцесса. А Шоррэй торжествующе произнес:
— Прошу доставить нас в дуэльный зал.
Мы снова двигались сквозь стены Храма. В оранжевом свечении, через туманные, влажные касания. И не было ни одного чувства, кроме злой обиды на собственную глупость.
Не могла воинственная цивилизация Сеятелей построить Храм без дуэльного зала. Шоррэй понимал это. И рассчитал свои ходы наперед. А темпоральной гранаты, чтобы переиграть проигранную партию, уже не было.
Свечение померкло. Мы стояли в круглом зале, меньших размеров, чем церемониальный, но еще более впечатляющем. Черные стены, украшенные тускло светящимися барельефами. Куполообразный черный потолок, под сводами которого висел шар немигающего багрового пламени. Десяток дверей по периметру зала — и в каждой неподвижная фигура в форме гвардейца.
— Твоя дуэль больше напоминает убийство, Шоррэй, — сказал я, глядя в ненавидящие лица солдат.
— Не беспокойтесь, Принц. Это лишь почетный караул… и похоронная команда для проигравшего. Они не вмешаются в поединок. Я убью тебя честно, Принц.
— У меня нет оснований тебе верить.
— Хорошо, Принц… Я прошу Храм транслировать поединок на все планеты Вселенной! Начиная с этого момента — и кончая смертью одного из нас.
— Трансляция ведется, — на этот раз голос Храма был мужской. — Заявите условия поединка.
Шоррэй погрузился в показное раздумье, явно наслаждаясь ситуацией. Я коротко взмахнул рукой — и принцесса молча, не говоря ни слова, отошла к стене. Следом за ней последовал Ланс, бросая на меня умоляющие взгляды. Я покачал головой. Это мой поединок и моя смерть. Чем закончится для Ланса вмешательство в бой, я понимал прекрасно.
Чем закончится бой для меня, я знал тоже.
— Я выбираю холодное оружие, — произнес наконец Шоррэй. — Я буду драться только мечом — а Принц с несуществующей планеты может применять и свои плоскостные диски. Пусть это уравняет наши шансы.
Похоже, я недооценил Шоррэя. Он не был второсортным актером, играющим супермена. Он был звездой, вжившейся в образ. Он гениально написал свою роль — и каждая реплика должна была вызывать симпатию зрителей.
— Оружие выбрано, — сообщил Храм. — Деструкторы и лучевые излучатели участников поединка заморожены.
Я достал из чехла плоскостной диск. Шоррэй уклонится от него или поймает в воздухе. Но почему-то я должен был его кинуть, повторяя начало предыдущего поединка. Почему?
Главный недостаток подсознательных поступков в том, что они непонятны самому себе.
Шоррэй не спешил начинать поединок. Он окинул взглядом зал — но я чувствовал, что Шоррэй следит за каждым моим движением. Сказал, обращаясь то ли ко мне, то ли к принцессе:
— Удивительно, как похожа символика всех планет. Даже на родине нашего забавного Принца черный цвет означает злобу и ложь, а белый — чистоту и благородство.
Я ощутил, как исчезает страх. По-настоящему великие актеры знали чувство меры…
— Ты переигрываешь, Шоррэй. На мне комбинезон твоей армии. Я не имел времени перекраситься в белый цвет.
По лицу Шоррэя мелькнула ярость. Он не терпел насмешек даже от обреченного противника.
— Нас рассудят мечи, Принц.
Оружие оказалось в его руке молниеносно. Хорошо иметь реакцию раза в три быстрее нормальной.
Плоскостной диск отправился в свой короткий полет. От моей руки — к руке Шоррэя.
— Варварское, чудовищное оружие, — с горечью сказал Шоррэй. — Ты ввел его в обиход — и в этом твоя вина.
Хорошие актеры способны разыгрывать одну и ту же сцену в любой обстановке. Шоррэй почти дословно повторял свои прошлые реплики.
Я почувствовал робкое дыхание надежды.
— Ты заслужил смерть, Шоррэй, — я достал пистолет. И нажал на спуск.
Серебристый веер крошечных плоскостных дисков. Размытая тень человеческой фигуры, с немыслимой скоростью уклоняющейся от них.
— Ты даже не задел меня, — Шоррэй двинулся вперед. — Доставай меч, Принц с планеты, которой нет.
Я вынул из-за спины меч. Ну, давай же, Шоррэй. Произноси придуманные загодя слова. Готовься к неизбежной и красивой победе…
— Каждого ожидает свой конец, — послушно заявил Шоррэй. — Ты умрешь красиво и без мучений. Этот поединок видят многие — они подтвердят мою правоту. Я знал, как ты закончишь свою жизнь, еще до твоего появления на планете. Защищайся, Принц.
Короткий поединок. Обмен ударами. Мой меч, становящийся с каждым выпадом все короче…
Мне нужно хотя бы три-четыре сантиметра плоскостного клинка…
Я атаковал. Сложный прием… укоротивший мой меч наполовину. И нарастающий холодок в груди. Да, у меня есть шанс, ничтожный шанс кролика, которым может поперхнуться удав. Но в любом случае мне придется прыгнуть выше головы — пускай не сравниться с Шоррэем в скорости, но хотя бы приблизиться к нему.
— Ты знаешь больше, чем я думал. И мог бы стать интересным соперником… со временем.
— Стой, Шоррэй! — закричала принцесса. Но Шоррэй словно и не услышал ее.
— Умри, дикарь.
Он начал атаку — вполсилы, в треть доступной скорости. Так, чтобы успели восхититься невидимые зрители. Так, чтобы я успел осознать неизбежность смерти…
Меч Шоррэя срезал остатки моего клинка — на этот раз не полностью, я слегка задержал руку. И начал неотвратимое движение к сердцу.
Вот только за миг до удара я нырнул под опускающийся меч.
Он еще пытался достать меня клинком. Пробовал перейти в оборону, увернуться… Но красивый и эффективный удар в сердце опасен именно тем, что его нельзя прервать на половине. Даже с нечеловеческой реакцией…
Я упал под сверкающий плоскостной меч, под распластавшуюся в выпаде фигуру Шоррэя. И вскинул руку с коротким, жалким обрубком своего клинка.
Лезвие коснулось груди Шоррэя — и остановилось, словно упершись в непроницаемую броню. Шоррэй все-таки включил защиту комбинезона. Великий актер не хотел умирать от рук статиста…
Интуитивно, не отдавая отчета в своих действиях, я сжал рукоять меча, включая систему заточки лезвия. Остатки клинка окутались белым пламенем. И вошли в тело, легко, словно раскаленный нож в масло.
Шоррэй закричал. Он падал на лезвие, он все еще продолжал свой бесполезный удар. А светящийся, непрерывно заостряющийся клинок вспарывал его тело. Затачивающее поле, окружавшее лезвие, разрушало молекулярные связи, превращая тонкий хирургический разрез в зияющую рану.
Я выбрался из-под неподвижного тела. Пальцы все еще сжимали рукоять меча, и клинок полыхал белым огнем, утончаясь, тая, как кусок рафинада в горячем чае.
Никто не произнес ни звука. Гвардейцы словно окаменели. Принцесса вцепилась в плечо Ланса. Курсант не отрывал от меня остановившегося взгляда.
Шоррэй медленно перевернулся на спину. Попытался приподняться на локтях — и не смог. Что-то прошептал.
Я шагнул к нему. И услышал тихий голос, даже сейчас не утративший властности и уверенности.
— Ты не мог угадать удар… Ты не мог меня убить.
— Но я смог.
— Ты все равно… — Шоррэй закашлялся, на губах у него выступила розовая пена. Но он упорно продолжил: — все равно изгой. Победив меня, ты не победишь предрассудки наших миров. Ты игрушка… в чужих руках. Ты пришелец с несуществующей планеты. Ты неполноценен.
— Я победил.
— Ты проиграл. Ты поймешь это… уже сегодня.
— Я победил. Я Принц.
— Ненадолго… Я понял твою тайну, но слишком поздно. А ты ее не узнаешь никогда. Нельзя было драться с тобой… здесь…
— Какую тайну?
Шоррэй улыбнулся. Издевательски и победно. Он доигрывал свою роль.
— Прощай, Принц…
Он закрыл глаза — и я понял, что никто и никогда больше не услышит голоса правителя Шоррэя. Он унес с собой мою тайну — если она действительно существовала. И умер в твердой уверенности, что я проиграл.
А Шоррэй Менхэм всегда рассчитывал будущее.
Я положил рядом с ним обломок меча, ставший тонким как швейная иголка. И спросил у растерявшихся гвардейцев.
— Кто старший в вашей похоронной команде?
Один из гвардейцев молча вышел вперед.
— Заберите тело и убирайтесь с планеты.
— Рекомендую сделать это быстро, — добавила подошедшая принцесса. — Союзный флот прибудет через несколько часов и уничтожит всех, кто собирается сражаться дальше.
Она коснулась моей руки.
— Мы победили…
Я посмотрел в глаза — голубые, как небо Земли, в которых была радость и восхищение, спокойствие и уверенность. В которых не было и не могло быть любви.
Мы победили. Я проиграл.
