Книга: Сегодня, мама!
Назад: Глава седьмая, в которой мы сначала чуть не надавали себе по шее, а потом потихоньку сходим с ума
Дальше: Послесловие, в котором мы узнаем, что нас назвали в нашу честь, реставрируем сфинкса и размышляем, что же из всего этого получилось

Глава восьмая,
в которой папа бросает бумеранги, а невеста сводит счеты с женихом

Когда я закончил, папа долго сидел, обхватив голову руками. Потом сказал:
– Хорошо, что о вас заботились, чтобы беды не вышло. Хорошо.
Стас осторожно спросил:
– Так ты нам веришь, пап?
– Верю, – торжественно сказал папа. – Но больше никто не поверит. Даже мама. Доказательств-то нет, машина времени улетела…
– А Шидла?
– Что?
– Ну, сфинкс наш. Он ведь живой… ну, не совсем живой, но и не совсем мертвый. Он в музее лежит.
Папа подскочил и испустил сдавленный вопль. Потом ловко метнул в Стаса его одежду, а в меня – мою.
– Бежим в музей, чтобы быстрее сфинкса увидеть, чтобы первооткрывателями стать. В окно лезем, чтобы мама не услышала, чтобы объяснять не пришлось… – Папа набрал полную грудь воздуха и торжественно закончил: – Чтобы не задерживаться!
В таком состоянии папа для споров не приспособлен. Мы со Стасом быстро надели свои обноски и вслед за ним выпрыгнули в окно. Папа стоял на тротуаре, приплясывая от нетерпения. На нем были лишь штаны от трико, пузырящиеся на коленях, и тапочки на босу ногу. Но это его не смущало.
– Бежим, – велел папа, и мы побежали. Нами овладел азарт: здорово все-таки будет вновь увидеть Шидлу, пусть и в засушенном состоянии.
– А ключ от музея у нас, – похвастался я. – Вот. Можно сторожа не беспокоить, через служебный ход пройти.
– Знаю, что у вас, – на бегу ответил папа. – Как бы вы иначе в музей попали. Думаете, папа у вас совсем дурак?
Папа по-детски подпрыгнул на бегу и торжествующе закончил:
– Нетушки! Не совсем!
Дальше мы бежали молча. Войдя в музей, папа сразу защелкал выключателем, но свет не горел.
– Наверное, из-за старта машины времени все пробки перегорели, – предположил Стас.
– Возможно-возможно, – рассеянно сказал папа. Он двинулся в темноту, а мы пошли следом, ориентируясь по его шагам. Но папа пошел не в египетский зал, а в зал девятнадцатого века. Там он снял с экспозиции керосиновую лампу, быстрым шагом направился в свой зал доисторического периода и вытащил из шкафа графин с маслянистой жидкостью. Мы знали, что на графине написано: «Нефть».
– Нефть, нефть… – раздраженно сказал папа. – Где я им нефть найду? У нас не Баку и не Уренгой. Керосин тут… Но это даже хорошо.
Быстро заправив лампу, папа с поразительной ловкостью высек искру кремнем и куском железного колчедана, лежавшими под табличкой: «Огонь – друг первобытного человека».
Когда стало светло, мы с облегчением вздохнули. Все-таки в темноте как-то неуютно. Тем более что у меня вдруг возникло гнетущее предчувствие. Что-то мы забыли. Что?
– Костя, а чего мы забыли? – вдруг спросил Стас. Я даже не удивился и просто пожал плечами.
Вслед за папой мы спустились в запасник. И сразу же увидели среди каменных обломков бедного сфинкса, валявшегося лапами кверху.
Поставив керосиновую лампу на пол, папа присел возле Шидлы. Бережно перевернул его в нормальное положение, отряхнул пыль и каменное крошево.
– Видели бы сфинксы, как бережно люди к ним относятся! – с гордостью сказал мне Стас. Я кивнул.
– Наконец-то, – прошептал папа. – Так вот ты какой, инопланетянин!
– Это не ино… – пискнул было Стас. И замолчал. Действительно, Шидла ведь был не только пришельцем из будущего, но и инопланетянином! Сбылась папина мечта!
Минуту мы стояли в тишине, пока папа ощупывал, обнюхивал и осматривал Шидлу. Потом он повернулся к нам и виновато спросил:
– Исследовать вы его не дадите, да?
– Не дадим! – хором ответили мы. Потом я пояснил:
– Он ведь живой! Он в будущем оживет!
А Стас укоризненно добавил:
– Шидла нам жизнь спас, папа! И домой помог вернуться!
Тяжело вздохнув, папа поднялся, окинул взглядом зал. От керосинки по стенам бегали причудливые тени.
– Полиглоты, зачем оружие-то со стен сняли? – укоризненно спросил папа. – Только не говорите, что это не вы – не поверю!
Действительно, на стене больше не было древнеегипетских дротиков. И бронзовый меч, лежавший в застекленной витрине, исчез…
– Папа, ты, конечно, не верь, но это не мы, – сказал Стас.
– Да?
– Да.
Мы со Стасом посмотрели друг на друга. И вдруг мгновенно поняли.
Фараон!
На его руках были браслеты-оживители! А папа щелкал дистанционным пультом. Значит…
Мы повернулись к саркофагу. Неменхотепа там не было.
– Выходит, нам тогда не показалось! – непонятно чему обрадовался я.
– Папа, только не пугайся, – деревянным голосом сказал Стас. – По музею бродит ожившая мумия.
– Что? – Папа неуверенно улыбнулся. – Шутите, колумбы?
– Она всего одна, – неуверенно сказал Стас, словно даже в этом вопросе испытывал сомнения. – Бедный, напуганный маленький фараончик.
Из темноты, словно укоряя Стаса за неискренность, со свистом вылетел дротик. Брошенный меткой рукой и с недюжинной силой, он проделал в волосах Стаса аккуратный пробор и глубоко вонзился в кирпичную стену. Стас ошалело заморгал, явно удивленный тем, что еще жив.
– Кто кидается в моего сына дротиками? – строго спросил папа. Потом принял позу танцующего павлина из индонезийской народной борьбы башкахана и добавил: – Чтобы убить.
– Это фараон-н-н! – плаксиво сказал Стас и сел на пол. Маленький он все-таки, не выдержали нервы, подумал я, садясь рядом. А из темноты гордо вышел Владыка Верхнего и Нижнего Египта, четырехкратный победитель в гонках на колесницах, фараон Неменхотеп IV.
Он похорошел. Браслеты не только оживили его, но еще и исцелили от туберкулеза и, наверное, от десятка других мелких болезней. На щеках играл здоровый румянец, в глазах поблескивали задорные искорки.
– Мерзкие слуги Сета! – заорал фараон, потрясая оставшимся дротиком. Меч был заткнут у него за пояс. – Вы обманом бросили меня в кипящее масло! Вы заточили меня после смерти в подземелье, без придворных, слуг и жен! И вот сейчас я вас убью!
Вряд ли папа понял всю эту речь, произнесенную, естественно, на древнеегипетском. Но последнюю фразу понял точно. «Зап ук кизнец!» – часто кричали мы со Стасом друг другу. «Я тебя убью!» Но мы же кричали понарошку, а фараон – нет!
– Послушайте, мы же интеллигентные люди, – начал по-русски папа. – Я – археолог, вы – фараон. Мы сможем договориться…
– А вот и Сет, – не слушая папу, удовлетворенно сказал фараон. – Вначале убью твоих прислужников, потом – тебя.
Подумав, фараон добавил:
– Чтобы Осирис меня похвалил.
Интонацию папа понял. Он затравленно огляделся, потом сказал нам со Стасом:
– Быстро – в японский зал. Я прикрою.
Нас долго упрашивать не пришлось. Мы на четвереньках бросились по лестнице. На ходу я подумал, что папа выбрал японский зал, потому что там очень трогательные картинки на стенах и обстановка умиротворяющая.
Ошибся я. Плохо знал папу.
Вслед нам несся шум. Фараон все-таки боялся в открытую броситься на самого Сета, зато осыпал папу угрозами. Хорошо еще, что папа их не понимал. Подхватив фонарь, он отступал следом за нами и, надеясь, что фараон угомонится, успокаивающе приговаривал:
– Я всегда уважал фараонов. Мы можем договориться как интеллигенты. Все будет хорошо…
Фараон шел за папой, махая дротиком и распаляя себя выкриками. Я вдруг очень четко понял: не угомонится. Самостоятельно не угомонится.
– Надо милицию вызвать, – прошептал я Стасу, поднимаясь на ноги.
– А что скажем? В египетском зале фараон с дротиком бегает? Они не приедут, они «скорую» пришлют. А врачей жалко, даже психиатров. Им в двадцать пятом веке столько работы предстоит…
– Давай скажем, что пьяный хулиганит, папу убить грозится, – с неожиданной дрожью в голосе сказал я.
– Не поможет, – заявил Стас. – Он иностранец. У него дипломатическая неприкосновенность.
Папа с фонарем и фараон с дротиком вошли в японский зал. Взглянув на фараона, я понял – тот на грани. Сейчас взорвется.
– А что с ним милиция может сделать? – спросил я Стаса.
– Выслать, – неуверенно предположил тот.
– Куда? В Древний Египет?
Стас вдруг разразился истерическим хохотом. Это спасло папу. Фараон как раз замахнулся, чтобы пронзить его дротиком, но от неожиданного звука рука у него дрогнула, и смертоносное оружие вновь пролетело над нами.
– Ты опять хочешь убить моего младшего сына?! – заорал папа и взмахнул ногой. С нее слетел тапочек и врезал фараону по глазу. Тот взвыл и отскочил в сторону. Я-то понял, что папа вовсе не замышлял такой хитрый финт, он просто хотел продемонстрировать удар ека-гири. Но фараон всего этого не знал. Теперь он с опаской поглядывал на оставшийся у папы тапочек, ожидая нового нападения. Меч фараон вытащил из-за пояса и крепко сжал в руках.
– Конец тебе, фараон, – ледяным голосом сказал папа. Подошел к одной из витрин и грохнул кулаком по стеклу. Стекло не разбилось. Тогда папа просто выдвинул из-под стекла деревянный лоток и небрежно сгреб с него что-то.
Сюрикены! Я вспомнил, что именно здесь хранилось смертоносное оружие ниндзя, и затаил дыхание. А фараон, почуявший неладное, побежал к папе, крутя меч над головой.
– Ий-я! – крикнул папа и по очереди метнул в фараона всю горсть сюрикенов. Метнул просто шикарно, всеми возможными способами: навскидку, через плечо, с замахом от живота, а под конец, уворачиваясь от меча, в падении. Все сюрикены нашли цель и вонзились в фараона.
Концы сюрикенов торчали из Неменхотепа IV, как иглы из ежа. Фараон слегка покачивался, но еще стоял. В шоке, наверное. Папа медленно поднялся с пола, в глазах его были слезы.
– Прости, фараон, – прошептал папа. – Так получилось…
Неменхотеп поднял руку и вынул изо лба сюрикен. Задумчиво осмотрел его и бросил на пол. На лбу появилась капелька крови, и все. Даже дырки не осталось. Потом фараон встряхнулся, как мокрая кошка, и сюрикены осыпались на пол. Папа сразу прекратил сокрушаться.
– Оживитель! – заорал я. – Он еще включен! Стас, доставай!
Он уже и сам понял. Вытянул из кармана пульт, поглядел на переключатель и горестно закричал:
– Включен! Неменхотеп неуязвим!
– Так выключайте, чтобы уязвимым стал! – крикнул нам папа, отбегая обратно к экспозиции японского оружия. Ему предстоял еще один бой. Но, между прочим, по его же вине: кто просил папу щелкать переключателем? А если бы у нас в карманах лежали портативные атомные бомбы? Никогда нельзя ничем щелкать и нажимать на кнопки, если не знаешь, какой получишь результат!
Стас послушно выключил оживитель. И фараон, на мгновение остановившись, замотал головой. Почувствовал, видимо. Но все же крикнул в потолок:
– Слава тебе, о Осирис, сделавший тело мое прочно-неуязвимым против ударов Сета!
Папа тем временем вооружался. Он взял в правую руку кусари-чигирики, в левую – тонфу. Грозно потрясая кусарями, произнес:
– Последний раз предупреждаю тебя, фараон…
Но Неменхотеп не стал его слушать. Он ринулся в атаку. И закипела жестокая битва.
Вначале побеждал папа – за счет экзотичности своего оружия и удивления фараона, который почувствовал боль от ударов. Папа два раза съездил Неменхотепу по голове тонфой – это напоминало разборку американского полицейского с гаитянским эмигрантом. Потом удачно набросил кусари-чигирики на ноги фараона и свалил его на пол.
Но и Неменхотеп оказался бойцом не промах. Ударом меча он перерубил цепь на кусарях-чигириках, и папа остался с древком, на котором болтался обрывок цепи. Другая часть цепи вместе с грузиком вдребезги расколотила древнюю вазу, лишь неделю назад отреставрированную мамой.
– Па-па, па-па! – скандировали мы со Стасом.
Папа и фараон сражались. Неменхотеп еще раз получил тонфой по голове, а это очень больно. Американские полицейские не зря свои дубинки с них скопировали. Но, видимо, ожив, фараон получил огромный запас сил. Он махал мечом как заведенный, а от ударов лишь морщился, но не отступал.
– Анубисга гордак векп фараонга! – крикнул я в надежде отвлечь его. Но Неменхотеп лишь начал скверно ругаться.
Когда он окончательно прижал папу к стене, а мы со Стасом готовы были разреветься, папа вновь продемонстрировал виртуозное мастерство. Он с жутким воплем бросил себе под ноги какой-то кулечек, и по глазам резанула яркая вспышка. Когда мы вновь прозрели, папы уже не было, а Неменхотеп бродил по кругу, растирая слезящиеся глаза и ругаясь уж совершенно неприлично. Я даже не ожидал, что древнеегипетский такой богатый. Временами, делая просвет между непристойностями, фараон выкрикивал:
– Где ты, мерзкий Сет! Ну дай мне намотать твои кишки на твою голову! Ну дай мне потоптать тебя ногами, осквернитель гробниц!
– Каких гробниц? – возмутился Стас.
Тут фараон услышал его и кровожадно улыбнулся:
– Ладно, я пока изрежу на кусочки твоих прислужников!
Мы с братом со страху прижались друг к другу. Но папа отозвался – из соседнего зала, австралийского.
– Я здесь, любимая, приходи, чтобы я поцеловал тебя!
Это было одно из немногих известных папе египетских предложений. Мама научила. Но фараон воспринял папины слова уж совершенно ужасно. Он заорал такое, что я вначале ничего не понял, а потом обрадовался, что не понимал. Фараон высоко поднял меч и бросился в австралийский зал. Мы – следом.
– Последняя битва, – дрожащим голосом возвестил Стас. Я не ответил. И так было ясно, что сейчас все решится.
Папа стоял в самом конце зала. В руке у него был боевой бумеранг из железного дерева. За резинкой трико – еще один.
Фараон бежал на папу, как носорог на аборигена. Папа отвел руку и небрежно бросил бумеранг. Тот с жужжанием разрезал воздух и стукнул фараона по лбу. Неменхотеп недоуменно крякнул и сел на корточки.
– Браво! – закричал я.
– А почему бумеранг не вернулся? – поинтересовался Стас.
Папа повернулся к нам и гордо пояснил:
– Бумеранги возвращаются, только если промажешь. А боевые бумеранги не возвращаются вообще.
Фараон неуверенно привстал. Папа не целясь метнул второй бумеранг.
– А почему боевые не возвращаются? – полюбопытствовал Стас.
– Видишь ли, это связано с аэродинамикой… – повернувшись к Стасу, начал папа.
Этот бумеранг был неправильный. Или не боевой. Он вернулся.
Тюкнутый в затылок бумерангом, папа тоже сел на корточки. Он слабо мотал головой, но остальные члены у него не двигались.
Фараон доковылял до папы и высоко занес бронзовый меч.
– Сейчас убью тебя, потом – твоих прислужников, – сообщил он.
Я схватил стоящий в углу зала веник – ну хоть чем-то надо запустить во врага. Но тут из-за спины послышался совершенно ледяной голос:
– Неменхотепшиша!
Удивленный фараон обернулся. Мы тоже. За нами стояла мама… С муми-бластером в руках!
– Получай, женишок, – сказала она по-русски, нажимая на спуск. Музей озарился голубым сиянием, запахло озоном и жареным мясом. Фараон, не выпуская меча, рухнул на пол.
– Ма-ма-ма-мама! – взвизгнул Стас. – Так, так, так ты… ты…
– Линка, – голосом мумифицированного фараона произнес я. – Мама. Хайлине. Мама.
Членораздельные звуки давались нам с трудом. В отличие от папы. Он тоже все понял – все-таки чтение фантастики даром не проходит.
– Ты в музей пошла, чтобы за нами следить, чтобы фараона убить, чтобы с женихом расквитаться, чтобы нас с детьми спасти… – Папа глотнул воздух и с незнакомой интонацией продолжил: – Потому что ты была его невестой, потому что в Древнем Египте родилась, потому что тебя наши дети спасли, потому что они тебя в Ташкенте оставили, потому что ты всю жизнь узбечкой притворялась, потому что знала все наперед, потому что специально пацанов древнеегипетскому учила…
– Потому что я вас люблю, – просто сказала мама, пряча в карман бластер. И тут мы с братом не выдержали и бросились ее обнимать. А Стас завопил:
– Я же говорил, что мы найдем тебя! Вот и нашли! Сегодня! Сегодня, мама!
Я подумал, что он не совсем прав и это мама нас нашла. Точнее, даже родила. Но спорить не стал.
А папа сидел над свежемумифицированным фараоном и слабым голосом продолжал:
– …потому что я женился на невесте фараона, потому что наши дети его сварили в кипящем масле, потому что я с Неменхотепом на бумерангах дрался, потому что…
Назад: Глава седьмая, в которой мы сначала чуть не надавали себе по шее, а потом потихоньку сходим с ума
Дальше: Послесловие, в котором мы узнаем, что нас назвали в нашу честь, реставрируем сфинкса и размышляем, что же из всего этого получилось