– Ну и как это, интересно, вы меня лечить будете? – спросил фараон, когда Улик и Ергей привели нас утром к нему. Мы в это время, само собой, лежали у его ног. Традиция такая. Традиции уважать надо. Пульты-оживители мы предусмотрительно отстегнули от браслетов и сунули в карманы.

– О всеблагой фараон, попирающий… – начал я, но забыл, чего он там попирает, – попирающий…

– Стопами небо, а головой – земные недра! – помогая мне, выкрикнул Стас. Окружающие фараона вельможи и советники ахнули и в ужасе закрыли лица руками.

– Так, – сказал Неменхотеп, – по-вашему, выходит, я стою вверх ногами. Хорошее начало. Поехали дальше.

– Не слушай моего бедного брата, – сказал я торопливо. – Он слегка ослеплен твоим сиянием, вот и двинулся рассудком.

Стас недобро зыркнул на меня, но благоразумно промолчал. А я продолжил:

– Недуг твой, о фараон, проистекает от чрезмерной мудрости твоей и величия.

Неменхотеп понимающе покивал:

– То-то я гляжу, все мои советники такие здоровые.

Советники потупили взоры.

– Говори, – благосклонно кивнул мне фараон.

– Для полного исцеления нужно надеть на запястье вот этот браслет, – я поднял над головой руку. – После чего я прочту особое заклинание.

– И все? – недоверчиво поджал губы фараон.

– Все.

– А вместе с болезнью мои мудрость и величие не того…

– Нет-нет, не бойся, – заверил я.

– Ну давай попробуем, – протянул он руку. И я было начал отстегивать браслет, но меня остановил Стас.

– Пусть сначала гарантии даст, – шепнул он по-русски, – а то мы его вылечим, а он на радостях нас опять же зажарит.

Резонно. Я остановился.

– А как я могу быть уверен, что, когда тебя вылечу, ты нас отпустишь?

– Фараон сидит перед ним с протянутой рукой, а он еще смеет рассуждать! – поднял густые брови Неменхотеп. – Вообще-то я с самого начала подозревал, что вы – непочтительные отпрыски пустынного шакала, а теперь окончательно убедился. Давай сюда, говорю! – и он слегка наклонился, вытянув руку еще ближе ко мне.

Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:

– Гарантии нужны, гарантии.

– А слово фараона тебе, значит, не гарантия? Все слышали? – обернулся он к придворным. – Писец, занеси-ка в протокол: «Слово фараона ему до светильника».

В этот момент в зал влетел воин, согнувшись в три погибели, пробрался вдоль стенки к верховному жрецу Гопе и что-то зашептал ему на ухо. Выслушав воина, тот выступил вперед и сначала в знак обожания поднял обе руки вверх, а затем, пав ниц, разразился речью:

– О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов Египта и при этом даже ни капельки не потеющий! Эти непочтительные дети пустынного шакала с самого начала не внушали мне доверия. А только что стало известно, что они взяли да и отравили предводителя твоей гвардии. Вот.

Это было чистейшей воды враньем. Но я от такого просто онемел. Зато фараон прямо-таки развеселился.

– Да ты что?! – воскликнул он обрадованно. – А как это они сумели? Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.

– Пусть говорит очевидец, – заявил жрец смиренно и отступил на шаг, пропуская вперед воина. Тот рухнул наземь и заголосил:

– О всеблагой фараон, благостью своей веселящий Осириса, гневом же устрашающий Апопа, мудростью же поражающий…

– Ладно-ладно, – остановил его Неменхотеп, – богов у нас много. Давай по делу.

– Короче, когда мы их взяли, – заикаясь от волнения, начал воин, – мы их обыскали. И наш начальник – Доршан – что-то на вид съедобное нашел. И пахнет аппетитно. А вот этот, – кивнул он на Стаса, – говорит: «Пожуй, пожуй, вкусно». Но мы тогда сытые были, и Доршан это съедобное припрятал. А сегодня за завтраком взял да и съел. И тут же уснул мертвым сном. Спит и спит, и разбудить его никто не может.

– Где он сейчас?

– А здесь, за дверью, мы его принесли.

– Внесите тело.

Воин кинулся вон из зала, а через мгновение с другим копьеносцем внес тростниковые носилки со сладко спящим начальником. Лицо Доршана озаряла блаженная улыбка, из тонкогубого рта тянулись слюнки.

Неменхотеп закашлялся, а прокашлявшись и отхаркавшись в поднесенную рабом плевательницу, протянул:

– Да-а… – а потом еще раз: – Да-а… – И обернулся к Стасу: – А ты, значит, так и сказал ему: «Пожуй, мол, пожуй, вкусно»?

– Сказал, – подтвердил Стас виновато, беспомощно глянув на меня.

– Занеси в протокол, – кивнул фараон писцу. – Перед словом «сказал» добавь «коварно». – И, вновь обернувшись к нам, потер ладони: – Ну, братцы, это в корне меняет дело. Я и так-то вам не верил, а вы, оказывается, еще и отравители.

Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:

– В конце концов, у меня сегодня свадьба с прекрасной Хайлине и мне давно пора готовиться к этому судьбоносному событию, а не тратить мое драгоценное время на этих опасных шарлатанов. Готовьте костер. А над ним котел с оливковым маслом подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет. Правильно?

Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно раскланялся. Громче всех хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу понял, что он-то поверил в наши медицинские способности, а теперь радуется, что мы лечить фараона не будем и тот скоро умрет.

И тогда я возопил (а что мне оставалось делать, как не возопить?):

– О всеблагой и всемогущий! Мы не отравили твоего военачальника! Он просто спит, а когда проснется, будет еще сильнее и отважнее, чем раньше! Клянусь отцом твоим – сияющим богом Ра – мы не обманываем тебя. Силой, дарованной господином моим Осирисом, я могу не только вылечить тебя, а даже воскресить мертвого. Испытай меня, прикажи принести сюда мертвого, и я воскрешу его!

Неменхотеп с новым интересом посмотрел на меня и уселся обратно на трон.

– У нас никто не умер? – обвел он взглядом окружающих. Те отрицательно замотали головами.

– А никто не хочет?

Вельможи замотали головами еще интенсивнее.

– Тогда так. Мы сегодня твоего братца сварим, а ты его воскресишь. Если получится, будешь меня лечить, а потом мы, может, вас и отпустим. А если не получится, и тебя сварим. Ясно? Все. Аудиенция окончена. – Он резво встал, но тут же согнулся, сотрясаемый очередным приступом чахоточного кашля.

Обрадованные тем, что для эксперимента никого из них не убили, вельможи, громко славя мудрость фараона, под шумок поспешили к выходу. А нас стражники потащили обратно в темницу.

На Стаса было страшно смотреть. Он сразу как-то поскучнел. А успокаивать его у меня язык не поворачивался. Почему-то я чувствовал себя виноватым.

Часа два Стас провалялся на соломе, отвернувшись носом к стене. Я тоже лежал молча. Чего тут скажешь? Было страшно. И не только оттого, что браслет может не сработать. Даже если сработает, это же, наверное, больно – вариться в кипящем масле.

А потом дверь камеры отворилась, и Ергей, смущенно поглядывая на нас (мы же ведь почти подружились), спросил:

– Кто тут из вас младший?

– Ну я, – сел Стас.

– Велено тебя в храм отвести.

– Зачем это?

– Подготовиться тебе надо.

– Как это – подготовиться?

– А я откуда знаю?! – разозлился Ергей, видно, решив грубостью заглушить проблески совести. – Мое дело маленькое: велено привести, я и приведу. Вставай давай!

Стас покорно поднялся.

– Стас, – позвал я.

Он обернулся:

– Чего тебе?

Я стянул с руки свой браслет и подал ему.

– Надень этот тоже, а пульт мне отдай. Так надежнее будет. Он не стал спорить, надел браслет на свободную руку и протянул мне дистанционный блок.

– Ладно, Костя, – сказал он. – Ты себя не вини. Ты тут ни при чем. Не поминай лихом. Если оживители не сработают, передай Лине, что я… – Тут он не выдержал и всхлипнул.

– Дурак ты, – обнял я его порывисто, – если не сработают, меня сразу за тобой сварят. А если сработают, тогда ты сам все скажешь.

Мы еще постояли так, обнявшись, несколько секунд, а потом он сам обернулся к Ергею и сказал:

– Пошли.

…Поглазеть на фараонову свадьбу народу сбежалось много. Люди стояли по обочинам дороги и кидали в процессию цветы и фрукты. Почему-то не совсем свежие. Наверное, свежих было жалко. А сама процессия выглядела довольно убого.

Впереди двое широконосых рабов-нубийцев катили на четырехколесной повозке транспарант с надписями: «Да здравствует Ра!», «Слава Осирису!» и «Жрецы и фараон – едины!» За транспарантом еще четверо рабов тащили паланкин с Неменхотепом и Линой. В разноцветной праздничной одежде она была особенно красивой, но казалась еще младше, чем когда приходила к нам в темницу. С фараоном она гляделась как внучка со сварливым дедушкой.

Потом шли музыканты с барабанами и флейтами. Но консерваторий они явно не кончали. Их стук и завывания сливались со скрипом следующих за ними колесниц вельмож. Колесниц было десятка два, причем по количеству разноцветных ленточек и страусиных перьев в гривах лошадей легко было определить, кто побогаче, а кто – победнее.

Последним под конвоем Улика плелся я.

Когда процессия достигла берега Нила, на высокий деревянный помост забрался жрец Гопа и, приставив к губам бронзовый раструб, прокричал:

– Да здравствует фараон Неменхотеп IV, самый солнцеликий из всех фараонов! Ура!

– Ура, – откликнулась толпа без особого энтузиазма.

– Да здравствует невеста фараона, самая прекрасная девушка долины Нила! Ура!

– Ура! – отозвались зеваки немного повеселее.

Что-то мне все это напоминало, но я не успел как следует подумать, потому что народ вдруг оживился и, пихая друг друга локтями, стал указывать на что-то за моей спиной.

Я обернулся и увидел Стаса. Его везли на такой же четырехколесной тележке, что и транспарант. Он сидел на маленькой табуреточке и с головы до ног, как новогодняя елка игрушками, был увешан овощами. В руках он держал по сладкому перчику, а из-за ушей у него торчали веточки укропа.

– Вы что, его есть собираетесь?! – испуганно спросил я Улика.

– Не, не мы, – словно оправдываясь, пояснил тот, – боги будут. Им ведь жертва.

– И меня тоже так?..

– Не, с тобой проще, ты ведь в том же бульоне вариться будешь.

Совсем некстати я вспомнил рыбацкий термин «двойная уха».

Повозка со Стасом, обогнав процессию, приблизилась к помосту. Двое нубийцев помогли ему спуститься на землю, а затем под барабанную дробь взойти по ступеням. Жрец уже соскочил вниз и запалил костер, над которым был подвешен огромный котел. Мгновенно занявшись, пламя принялось жадно лизать его днище.

– Братья-египтяне, – пискнул Стас сверху. Потом набрал в легкие побольше воздуха и начал снова, но регистром ниже, а потому весомее:

– Братья-египтяне! Настанет день, и вы сбросите со своих натруженных плеч ненавистное иго фараонов! Победоносная рука истории беспощадно сотрет их гнусные имена со страниц… – Он замялся, видно, забыв, с каких страниц. Братья-египтяне, открыв рты, тупо смотрели на него в ожидании. – Со страниц… – повторил Стас, а потом решительно тряхнул головой и закончил: – Вообще сотрет!

Стебелек укропа вылетел у него из-за левого уха, и Гопа, который, сменив нубийцев, уже снова забрался наверх, аккуратно приспособил стебелек на прежнее место. Не обращая на это внимания, Стас возобновил речь:

– Время все расставит по своим местам, и пирамиды, которые вы строили своими мозолистыми руками, станут национальными музеями. И ваши внуки, внуки простых крестьян и ремесленников…

– Кончай пропаганду, – перебил его жрец, – кипит уже. Пора. – С этими словами он высыпал на Стаса горсть соли и, пихнув в спину, столкнул его в котел.

Толпа ахнула, я зажмурился, судорожно засунул руки в карманы и щелкнул переключателями оживителей. Может быть, рановато, Стас еще и свариться-то не успел, но очень уж мне его было жалко.

– Слава тебе, Ра, высокий могуществом, ставший сам, не имевший матери, – нараспев затянул Гопа. – Растут деревья по воле твоей, и родит пищу поле. Покорны тебе небо и звезды. Корона крепка на челе твоем, подчинены тебе смертные, подвластны и боги. Вкуси же даров наших и будь милостив к нам отныне. Ладно?

И тут из котла высунулся Стас. Держась за края котла, он потряс головой, вытряхивая масло из ушей, и обиженно заорал:

– Придурки, горячо ведь!

Я обрадовался: значит, как я и надеялся, пока оживители включены, Стас в безопасности. Вот только египтяне уже начали на него таращиться и перешептываться. А Улик, разинув рот, прошептал:

– Молодец, достойно держится.

– Стас, замри, все представление портишь! – крикнул я по-русски.

– Не буду я больше нырять в это масло! – возмутился Стас. – Оно невкусное!

– Ныряй, оживители выключу! – пригрозил я.

– Я тебе это припомню! – пообещал Стас, но пальцы разжал и исчез.

– Все-таки сварился, – с сожалением сказал Улик через минуту.

Из паланкина выглянул Неменхотеп.

– Достаточно, – крикнул он. – Вытаскивайте. А этого, – кивнул он в мою сторону, – сюда, поближе.

Меня подвели вплотную к подмосткам. Стаса достали и положили на землю. Валящий от одежды пар и разваренные овощи придавали ему вполне приготовленный вид. За спиной раздался горький девчоночий плач, и я узнал голос Хайлине. А Стас старательно жмурился, видно ожидая, когда я произнесу заклинание. Я картинно взмахнул руками и продекламировал:

Стас передернул плечами и сел.

Люди вокруг истошно заголосили и рухнули на колени.

Стас гордо оглядывался вокруг, так, словно действительно восстал из мертвых.

– О Осирис, ты – бог могучий! – заорал Гопа, возбужденно прыгая вокруг нас. – Нет бога, подобного тебе! Как сам ты воскрес после битвы с Сетом, так и слуги твои легко возвращаются к жизни! – Он явно решил использовать сотворенное нами чудо в целях укрепления своей религиозной власти.

Кто-то схватил меня за руку. Я обернулся. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, передо мной стоял Неменхотеп.

– Прости мне мое неверие, верный слуга Осириса, – забормотал он заискивающе, – я был не прав. Осознал. Раскаиваюсь. Забудем прошлое и станем друзьями. Давай лечи меня.

И тут я по-настоящему разозлился.

– Э нет, фашист! – закричал я. – Все не так просто! Ты оскорбил верного слугу Осириса, и теперь мое заклинание не подействует, пока ты сам не искупаешься в кипящем масле!

– Да брось ты, – проникновенно сказал фараон, – давай так, без масла, а? Попробуем?

– Ну давай попробуем, – мстительно усмехнулся я и, сунув руки в карманы, выключил дистанционные блоки. – Стас, дай ему браслеты, – обернулся я к брату.

Тот снял с рук еще горячие браслеты и протянул их фараону. Неменхотеп подул на них и проворно натянул на запястья.

– А как застегиваются? – кротко заглянул он мне в глаза.

Я застегнул браслеты.

– Ну давай, говори заклинание, – поторопил фараон.

Что ж, пожалуйста. Как и в прошлый раз, я взмахнул руками и возвестил:

Фараон замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Потом неуверенно кашлянул и тут же зашелся в болезненном приступе.

– То-то, – сказал я. – Лезь в котел.

Стас злорадно засмеялся.

– Классно, Костя, – сказал он по-русски. – Так ему!

Неменхотеп затравленно огляделся. И его взгляд остановился на отоспавшемся благодаря пастилке Толяро военачальнике.

– Доршан, – позвал он. – Подь сюда.

Тот подскочил к нам и сразу вполголоса спросил меня:

– У тебя этих штук больше нету, а? Так спалось славно! Хочешь, на дротик поменяемся? Наконечник, между прочим, не бронзовый, а золотой…

– Кончай базар, – прикрикнул Неменхотеп, и Доршан вытянулся в струнку. – Слушай сюда. Я сейчас в котел прыгну, а этот, – фараон ткнул меня пальцем в грудь, – должен меня оживить. Понял?

– Так точно!

– Вот если я не оживу, обоих четвертуешь. Ясно?

– А чего тут неясного? – расслабился Доршан.

– Разговорчики!

– Так точно! – вновь встал по стойке смирно воевода. – Ясно! Четвертуем, как два пальца обмочить!

– А ты понял? – обратился фараон ко мне с угрозой в голосе.

– Лезь, – отрезал я непреклонно. – И быстрее, а то передумаю.

Вновь отбросив неуместную спесь, он жалобно попросил:

– Еще минутку можно? Одну?

– Ну давай, – смилостивился я. – Что там у тебя?

Взмахом руки фараон подозвал к себе раба-нубийца.

– Сейчас я прыгну туда, – указал он на котел.

– Туда? – не поверил своим ушам нубиец.

– Туда, туда, раб бестолковый, – нетерпеливо похлопал себя по ляжке фараон. – А вы меня через минуту вытащите. Уяснил?

– Через минуту? – переспросил нубиец.

– Маловато будет, – глумливо улыбаясь, встрял Стас. – Не успеешь свариться, не подействует. Две минуты.

Неменхотеп скрежетнул зубами, но тут же послушно переинструктировал нубийца:

– Через две минуты. Усвоил?

– Через две минуты? – снова переспросил тот.

– Да! Да! – заорал Неменхотеп в ярости. – Крокодилам скормлю!

– Через две минуты. Усвоил, уяснил, – подобострастно кланяясь, попятился перепуганный нубиец.

Фараон в сердцах плюнул и, бормоча проклятия и жалобы, полез по ступеням помоста.

А Гопа тут же подскочил к Доршану и что-то зашептал ему на ухо, опасливо косясь по сторонам.

Доршан наморщил лоб, соображая. Потом лицо его просветлело.

– Маршалом? – уточнил он.

– Тс-с, тише ты, болван! – зашипел Гопа.

Неменхотеп тем временем добрался до верха, обернулся к толпе, желая что-то сказать, открыл было рот, но потом просто махнул рукой и прыгнул.

Народ ахнул.

Но я не успел включить оживители, потому что за руки меня схватили два старых знакомых гвардейца из отряда Доршана, а сам он приставил острие своего копья к моему горлу.

Гопа, брызжа слюной, прошипел мне в лицо:

– Только слово из своего заклинания пикнешь, сдохнешь как шакал!

Доршан подтверждающе кивнул и широко улыбнулся.

– Типичный дворцовый переворот, – констатировал Стас, довольно-таки безучастно разглядывая уткнутый в мое горло дротик. – Путч. ГКЧП. Но ты, Костя, не бойся, они тебе ничего не сделают. Хорошие врачи всем нужны.

Спасибо, братик, успокоил.

Тем временем нубиец выкопал откуда-то песочные часы и, выпучив глаза, напряженно уставился на струйку. Вот песок полностью перетек из верхнего сосуда в нижний, и Стас мрачно сказал:

– Вкрутую.

А я вспомнил сказку «Конек-горбунок».

Нубиец и двое его товарищей бросились к котлу, и вскоре тело фараона легло на то же место, где только что лежал Стас. Выглядело оно просто ужасно.

Удостоверившись в том, что фараон не оживает, и крикнув моим стражникам: «Руки покрепче держите!» Гопа забрался на помост, вновь приставил к губам свой бронзовый мегафон и с воодушевлением объявил:

– Возрадуйся, народ Египта! Свершилась воля девятки богов! Кровавый тиран Неменхотеп повержен, и отныне фараон – я! А его невеста, между прочим, автоматически переходит ко мне. Сейчас и свадебку сыграем!

Народ обалдело молчал.

– Вот паразит! – взбеленился Стас. – От одного избавились, второй туда же норовит! Костя, что делать будем?

– Ны заю, – ответил я вместо «не знаю», потому что нормально говорить мне не позволял наконечник доршановского дротика. Золотой, между прочим.

Но тут ситуация в который уже раз перекувыркнулась по-новому. Окруженный отрядом воинов, к помосту пробился советник фараона от Севера, Ашири. Видно, он был более предан своему владыке, чем Гопа и Доршан.

– Слазь, предатель! – крикнул он жрецу. – Или я сам сброшу тебя, и даже Анубис не пожелает держать в своем царстве такую гниль!

– Арестуй его, Доршан! – взвизгнул Гопа с помоста.

Не отводя от меня дротик, Доршан дал команду, и тут такое началось!.. Кто кого колол, кто кого рубил, а кто кого руками молотил, понять было невозможно. Через минуту уже не только солдаты, но и все собравшиеся зеваки мутузили друг друга чем придется.

И они, наверное, подчистую самоистребились бы, а история Египта на том бы и закончилась, если бы вдруг среди ясного неба не засверкали молнии и не загремели раскаты грома.

– Осирис, Осирис идет! – закричал Стас радостно, и все раболепно повалились на землю. Включая солдат и Доршана, который, упав к моим ногам, тихонько проскулил:

– Так и есть, в самом жутком своем воплощении. Сейчас карать начнет…

Освобожденный, я судорожно глотнул воздух и оглянулся, выясняя, в чем же, собственно, дело. И сразу все стало ясно. Переступая через распростертые тела насмерть перепуганных людей и паля в воздух из муми-бластера, к нам величавой поступью двигался Шидла.

– Ко мне, котята! – гаркнул он зычно, и мы со Стасом со всех ног кинулись к нему. Но на полпути Стас остановился и позвал:

– Лина!

Хайлине, соскочив с носилок, побежала к нам.

– А это еще что за маленькая самка? – спросил Шидла, с интересом ее разглядывая.

– Она с нами, – тяжело дыша, ответил Стас. – Айда быстрее, пока они не очухались.

– Бояться их нечего, – уверенно ответил Шидла, – но убивать не хочется. Так что давайте правда поспешим. Самка пусть садится верхом на меня, а вы покрепче держитесь за гриву.

Мы помогли Лине взобраться ему на спину и вчетвером помчались к лесу.