5. МЕСТНОСТЬ-ПЕРЕКРЕСТОК

— Карээда ни карасу но томаритару я аки но курэ, — сказал я. — Прощай, любимая.

— Фуруикэ я кавадзу тобикому мидзу-но ото, — прошептала она. — Мы еще встретимся, милый.

Нет, лучше все-таки сказать это по-русски. Вы же японского совсем не знаете, а великого Басе не чтите.

Повторим заново…

— сказал я. — Прощай, любимая.

— прошептала, она. — Мы еще встретимся, милый.

Вот так гораздо лучше.

Сегодня Арана-сан говорил по-русски совершенно чисто. Видимо, от волнения. Мы делали Сад Камней для самого Саканиси Тадаси и должны были кончить его до завтрашнего вечера. А у нас еще и не все камни подобрались…

Я копошился вокруг Сада, засевая периметр быстрорастущей зеленой травкой. Легкий предновогодний снежок, словно чувствуя свою неуместность, таял, не долетая до земли. Само пространство Сада уже было засыпано отличной неровной галькой, экспортированной с Капчагайского карьера в Казахстане.

Урча мотором, подъехал Валерка. Урчал джип, Валерка сиял радостной улыбкой.

— Арана-сан, — крикнул он. — Нашел! Вот он, главный камень Сада!

Арана-сан заглянул в джип. Придирчиво осмотрел огромный валун. Послюнявил палец, потер им камень, лизнул… Лицо его раскрылось в довольной улыбке.

— Хорошо, — сказал он. — Будем устанавливать.

Они поднатужились и стали выволакивать валун из джипа.

— Осторожнее, — крикнул я.

Арана-сан гордо промолчал. Валун вывалился из джипа и радостно покатился на них. Валерку отнесло в сторону, а Арана-сан храбро запрыгал перед валуном, пытаясь притормозить его руками. Валун неумолимо наступал, прижимая Арана-сана к стене дома Саканиси-сана. Я испугался, потом вспомнил, что дом Саканиси-сана сделан из рисовой бумаги, и успокоился.

У самой стены валун остановился. Арана-сан облегченно вздохнул и прошептал что-то по-японски. С огорчением посмотрел на раскрошившийся край валуна. Вновь обошел вокруг него, осматриваясь. Кивнул:

— Еще лучше стало. Берись, Валера.

Рыча от натуги, они поволокли камень.

— Помочь? — робко предложил я.

Валера и Арана-сан дружно покачали головами. Я достал новый пакетик с семенами и стал укладывать их в проковырянные специальной иголочкой лунки.

— Знаешь, чего мне сказала моя? — спросил Валерка на перекуре.

Я покачал головой.

— Только мы кончили, как она заявляет: «Хорошо, когда у юноши или малого ребенка пухлые щеки». Я окрысился, ору: «Какие это у меня пухлые щеки? Это у моего напарника пухлые!» А она отвечает: «Глупый, это же слова Сэй-Сенагон! Неужели не читал? Любимая книга премьера Мититаро! Там еще сказано: „Люблю, когда пажи маленькие и волосы у них красивые, ложатся гладкими прядями, чуть отливающими глянцем. Когда такой паж милым голоском почтительно говорит с тобой, — право, это прелестно“. Ну, мне уже и на Мититаро плевать захотелось… — Валерка опасливо огляделся, — я и говорю: „Гомик твой Сэй-Сенагон!“ А она к стене отвернулась, заплакала и говорит: „Это женщина, она тысячу лет назад жила…“ Опростоволосился я…

Валерка со вздохом загасил окурок о главный камень Сада и сказал:

— Ну что, вперед, на бабу-Клаву? Работать надо.