ГЛАВА 5. Эпизод с собакой Макинтошем
Мой сон без сновидений нарушили звуки, напоминающие отдалённые раскаты грома, и, когда туман в моей голове несколько рассеялся, я понял, откуда они доносятся и что из себя представляют. Собака моей тёти Агаты, Макинтош, царапалась в дверь спальной. Вышеупомянутый пёс, абердинский терьер недалекого ума, был оставлен на моё попечение престарелой родственницей, уехавшей лечиться в Aixles-Bains, и мне никак не удавалось убедить упрямое четвероногое, что рано вставать — глупо. Взглянув на часы, я убедился, что ещё не было и десяти утра.
Я нажал на кнопку звонка, и вскоре в спальню вплыл Дживз с подносом, а за Дживзом вбежал пёс, который прыгнул на кровать, лизнул меня в правый глаз и тут же погрузился в глубокий сон, свернувшись клубком. И, прах побери, я никак не пойму, какой смысл вставать ни свет ни заря и царапаться в чью-то дверь, если при первой же возможности ты собираешься снова завалиться спать. Тем не менее каждый день в течение последних пяти недель это свихнувшееся животное строго придерживалось данной тактики, и, по правде говоря, я от него немного устал.
На подносе лежало несколько писем, и, влив в себя примерно полчашки живительной влаги, я почувствовал, что у меня появились силы посмотреть, что мне пишут. Первое письмо было от тёти Агаты.
— Ха! — сказал я.
— Сэр?
— Я сказал «ха», Дживз. И я имел в виду «ха», и ничего другого. Мой возглас выражал облегчение, которое я испытываю. Моя тётя Агата возвращается сегодня домой. Она прибудет в свою городскую резиденцию между шестью и семью вечера и надеется, что там её встретит Макинтош, живой и здоровый.
— Вот как, сэр? Мне будет не хватать малыша.
— Мне тоже, Дживз. Несмотря на его привычку вставать с петухами и мешать мне завтракать, этот пёс — славный малый. Тем не менее, когда я отправлю его в родные пенаты, мне станет легче на душе. Пока он находился под моей опекой, у меня не было ни одной спокойной минуты. Ты ведь знаешь мою тётю Агату. Она окружила пса любовью, которую ей лучше было бы потратить на племянника, и, если бы с ним что-нибудь случилось, пока я был in loco parentis, если бы, находясь в моём ведении, он заболел бы бешенством, оспой или туберкулёзом, вся вина лежала бы на мне.
— Совершенно верно, сэр.
— И, как тебе известно, Дживз, Лондон недостаточно велик, чтобы жить в нём с тётей Агатой, если она сочтёт тебя в чём-то виноватым.
Я вскрыл второе письмо, пробежал его глазами и поднял бровь.
— Ха! — сказал я.
— Сэр?
— Я опять сказал «ха», Дживз, но на этот раз мой возглас выражал лёгкое изумление. Письмо от мисс Уикхэм.
— Вот как, сэр?
Я почувствовал, — если в данном случае можно употребить это слово, — озабоченность в тоне преданного малого, и мне стало ясно, что он спрашивает себя: «Неужели мой молодой господин вновь поскользнётся на том же самом месте?» Видите ли, было время, когда сердце Вустера в некоторой степени находилось в плену у Роберты Уикхэм, а Дживзу она никогда не нравилась. Он считал её легкомысленной, непостоянной и весьма опасной особой. По правде говоря, факты более или менее подтвердили его правоту.
— Мисс Уикхэм хочет, чтобы я угостил её ленчем.
— Вот как, сэр?
— Она пишет, что приедет с двумя друзьями.
— Вот как, сэр?
— Сюда. В час тридцать.
— Вот как, сэр?
Должен признаться, я разозлился.
— Прекрати изображать из себя попугая, Дживз, — сказал я, сурово помахав перед его носом куском хлеба с маслом. — Тебе нет необходимости стоять и твердить «Вот как, сэр?». Я знаю, о чём ты думаешь, и, смею тебя заверить, ты ошибаешься. Мои чувства к мисс Уикхэм мертвы. Моё сердце одето в броню. Но с какой стати я должен отказывать ей в пустяковой просьбе? Вустер может разлюбить, но это не помешает ему быть учтивым.
— Слушаюсь, сэр.
— Можешь посвятить всё утро покупкам. Запасись необходимой провизией. Устроим ленч в духе короля Венчеслава. Помнишь, Дживз? Дай мне рыбу, дай мне дичь…
— Дай мне мяса, дай вина, сэр.
— Как скажешь, так и будет. Тебе лучше знать. Ах да, не забудь пудинг с вареньем.
— Сэр?
— Пудинг с вареньем, и чтоб варенья было как можно больше. Мисс Уикхэм специально упоминает о нём в письме. Загадочно, что?
— Безусловно, сэр.
— А также устрицы, мороженое и шоколадные конфеты с белой, слизкой начинкой внутри. О них даже говорить противно, а?
— Да, сэр.
— Вот-вот. Но она просит, чтобы эти блюда были поданы на стол. Должно быть, сидит на какой-нибудь диете. Как бы то ни было, купи всё, что полагается, ладно?
— Да, сэр.
— Ленч ровно в час тридцать.
— Слушаюсь, сэр.
— Так держать, Дживз.
* * *
В половине первого я вывел Макинтоша на утреннюю прогулку в Гайд-парк и, вернувшись домой в десять минут второго, увидел в гостиной Бобби Уикхэм, которая курила сигарету и болтала с Дживзом, внимавшем ей со сдержанной вежливостью.
Мне кажется, я уже рассказывал вам о Бобби Уикхэм. Она была рыжеволосой девицей, беззастенчиво обманувшей меня в деле Тяпы Глоссопа и грелки, когда я приехал на рождество в загородное имение её матери в Хертфортшире. Её мама — леди Уикхэм, писательница, пользующаяся большим успехом у тех, кто любит глупо-сентиментальные романы. Мощная женщина, внешне напоминающая мою тётю Агату. Бобби совсем на неё не похожа, так как является обладательницей примерно такой же фигуры, как Клара Боу. Когда я вошёл в гостиную, она радостно меня приветствовала, — настолько радостно, что Дживз, отправившийся смешивать коктейли, остановился в дверях и бросил на меня предупреждающий взгляд, — так мудрый, старый отец смотрит на заблудшего сына, потерявшего голову из-за местной роковой женщины. Я кивнул славному малому, как бы отвечая на его невысказанную мысль: «Моё сердце одето в броню!», и он выплыл за дверь, предоставив мне возможность играть роль гостеприимного хозяина.
— Очень мило с твоей стороны, Берти, что ты согласился пригласить нас на ленч, — сказала Бобби.
— Не стоит благодарности, старушка, — ответил я. — Всегда рад тебя видеть.
— Ты купил то, о чём я тебя просила?
— Все перечисленные тобой отбросы находятся на кухне. С каких это пор ты предалась поеданию пудингов с вареньем?
— Это не для меня. С нами за столом будет сидеть маленький мальчик.
— Что?!
— Ради бога, прости, — произнесла она, заметив моё волнение. — Я понимаю твои чувства и не собираюсь делать вид, что к тебе в гости придёт какой-нибудь ангелочек. Честно говоря, по этому ребёнку давно ремень плачет. Капризуля, каких мало. Но мне необходимо, чтобы ты приветствовал его, как почётного гостя, потому что от него всё зависит.
— В каком смысле?
— Сейчас объясню. Ты знаешь маму?
— Чью маму?
— Мою маму.
— Да, конечно. Я думал, ты спрашиваешь о его маме.
— У него нет мамы. Он живет с отцом, одним из крупнейших театральных деятелей в Америке. Я познакомилась с ним на вечеринке.
— С отцом?
— Да, с отцом.
— Не с мальчиком?
— Нет, не с мальчиком.
— Тогда понятно. Продолжай.
— Ну вот, мама — моя мама — написала пьесу по одному из своих романов, и, когда я встретила отца — театрального деятеля, — я, между нами, произвела на него потрясающее впечатление, и поэтому сказала себе: «А почему бы нет?»
— Что «почему бы нет»?
— Почему бы не всучить ему пьесу мамы?
— Твоей мамы?
— Да, именно моей, а не его мамы. У него, как и у ребёнка, нет мамы.
— Странное совпадение. Должно быть, это у них наследственное, что?
— Видишь ли, Берти, так получилось, что я сейчас не слишком высоко котируюсь в нашей семье. Совсем недавно я вдребезги разбила машину, ну, в общем, по разным причинам мама не совсем мной довольна. Вот я и подумала, что у меня появился шанс уладить с ней отношения. Я ворковала со стариком Блуменфилдом…
— Это имя кажется мне знакомым.
— О да, он большой человек в Америке. Приехал в Лондон, чтобы присмотреться и, быть может, купить несколько пьес. Поэтому я ворковала с ним до тех пор, пока мне не удалось упросить его послушать мамину пьесу. Он согласился, и я договорилась, что прочту ему этот шедевр после ленча.
— Ты собираешься читать пьесу твоей мамы здесь? — спросил я, бледнея.
— Да.
— Боже великий!
— Я тебя понимаю. Вообще-то, конечно, пьеса довольно занудная. Но мне кажется, дело выгорит. Всё зависит от того, понравится ли она ребёнку. Понимаешь, старик Блуменфилд, непонятно почему, всегда полагается на его мнение. Я думаю, он считает, что ума у мальчика не больше, чем у среднего зрителя…
Я громко вскрикнул, и Дживз, вошедший в гостиную с коктейлями, укоризненно на меня посмотрел. Я вспомнил.
— Дживз!
— Сэр?
— Ты помнишь, когда мы были в Нью-Йорке, нам довелось иметь дело с таким круглолицым ребёнком по имени Блуменфилд? Он ещё отвадил Сирила Бассингтон-Бассингтона от театра?
— Очень живо помню, сэр.
— Тогда приготовься выслушать пренеприятнейшее известие. Он придёт к нам на ленч.
— Вот как, сэр?
— Я рад, что ты в состоянии говорить столь небрежным тоном. Я видел этого мерзопакостного мальчишку всего несколько минут, но, не стану скрывать, перспектива снова с ним встретиться заставляет меня дрожать как осиновый лист.
— Вот как, сэр?
— Прекрати твердить «Вот как, сэр?» Ты наблюдал этого сорванца в действии, и тебе прекрасно известно, на что он способен. Ребёнок заявил Сирилу Бассингтон-Бассингтону, парню, которому он не был даже представлен, что у него лицо как у дохлой рыбины. И заметь, с начала их знакомства не прошло и тридцати секунд. Я честно тебя предупреждаю, если он скажет, что у меня лицо как у дохлой рыбины, я сверну ему шею.
— Берти! — вскричала девица Уикхэм, разволновавшись, дальше некуда.
— Сверну ему шею на другую сторону, и глазом не моргну.
— Ты спутаешь мне все карты.
— Ну и пусть! У нас, Вустеров, своя гордость.
— Возможно, молодой джентльмен не обратит внимания, что у вас лицо как у дохлой рыбины, сэр, — предположил Дживз.
— Тогда другое дело.
— Но мы не можем рисковать, — сказала Бобби. — Возможно, это будет первое, на что он обратит внимание.
— В таком случае, мисс, — заметил Дживз, — мистеру Вустеру лучше не присутствовать на ленче.
Я просиял. Толковый малый, как всегда, нашёл единственный выход из создавшегося положения.
— Но мистеру Блуменфилду это покажется странным.
— Объясни ему, что я человек эксцентричный. Скажи, что я подвержен частой смене настроений и не могу находиться в присутствии людей. В общем, наври, что хочешь.
— Он оскорбится.
— Он оскорбится куда больше, если я отстегаю его сына ремнём по одному месту.
— Мне кажется, так будет лучше всего, мисс.
— Ох, ну хорошо, — сдалась Бобби. — Делай, как знаешь. Но я хотела, чтобы ты слушал мамину пьесу и восхищался в удачных местах.
— Нет там никаких удачных мест. — И с этими словами я кинулся в прихожую, нахлобучил на себя шляпу и выскочил на улицу как раз в тот момент, когда у дверей дома остановилась машина, из которой вышли папаша Блуменфилд и его отпрыск. У меня сильно заколотилось сердце, когда я понял, что мальчишка меня узнал.
— Привет! — сказал он.
— Привет! — буркнул я.
— Куда это ты собрался? — спросил ребёнок.
— Ха, ха! — ответил я и умотал в мгновение ока.
* * *
Заказав себе ленч в «Трутне», я плотно поел и довольно долго сидел за столиком, смакуя кофе и куря сигареты. В четыре часа я решил, что пора возвращаться домой, но, чтобы не рисковать, сначала позвонил Дживзу.
— Горизонт очистился, Дживз.
— Да, сэр.
— Блуменфилда-младшего нет поблизости?
— Нет, сэр.
— Он случайно не спрятался в шкафу или под диваном?
— Нет, сэр.
— Ну, и как всё прошло?
— Мне кажется, вполне удовлетворительно, сэр.
— Обсуждали, почему меня не было?
— Я думаю, мистер Блуменфилд и юный господин Блуменфилд были несколько удивлены вашим отсутствием, сэр. Очевидно, они встретили вас, когда вы выходили из дома.
— Совершенно верно. Неловко получилось, Дживз. Ребёнок хотел со мной поговорить, но я глухо рассмеялся и пролетел мимо него не останавливаясь. Они говорили что-нибудь по этому поводу?
— Да, сэр. Юный господин Блуменфилд не преминул выразить своё мнение.
— Что он сказал?
— Точно не помню, сэр, но он сравнил вас с кукушкой.
— С кукушкой?
— Да, сэр. Он предположил, что вы значительно уступаете птице в умственном развитии.
— Вот как? Теперь ты понимаешь, как я был прав, что ушёл? Если б он ляпнул что-нибудь и этом роде мне в лицо, я взялся бы за ремень не задумываясь. Ты очень вовремя предложил мне не присутствовать на ленче.
— Благодарю вас, сэр.
— Слава богу, теперь я могу вернуться домой.
— Вас не затруднит, сэр, сначала позвонить мисс Уикхэм? Она настоятельно просила меня передать, чтобы вы немедленно с ней связались.
— Ты имеешь в виду, она хочет, чтобы я ей позвонил?
— Совершенно верно, сэр.
— Нет проблем. Какой у неё телефон?
— Слоан, 8090. Насколько мне известно, это резиденция тёти мисс Уикхэм на Итон-сквер.
Я набрал номер, и вскоре до моих ушей донёсся голос Бобби. Судя по её тону, она была взбудоражена, дальше некуда.
— Алло? Это ты, Берти?
— Собственной персоной. Как дела?
— Замечательно! Всё получилось просто здорово. Ленч был великолепен. Ребёнок слопал столько сладкого, что любая пьеса, — даже пьеса моей мамы, — не могла не показаться ему восхитительной. Я начала читать, пока он ел третье мороженое, чтобы не упустить момента, а он слушал, глядя на меня остекленевшим взглядом, и, когда в конце старик Блуменфилд спросил: «Ну, что скажешь, сынок?», ребёнок с трудом улыбнулся, словно не мог забыть пудинга с вареньем, и ответил: «О'кэй, папка», после чего всё пошло как по маслу. Сейчас старик Блуменфилд повёл его в кино, а я должна прийти к ним в «Савой» в пять тридцать, чтобы подписать контракт. Я только что разговаривала с мамой по телефону, и она сказала, у неё нет слов, чтобы выразить своё удовольствие.
— Блеск!
— Я знала, что ты за меня порадуешься. Да, кстати, Берти, я совсем забыла упомянуть об одной маленькой детали. Помнишь, ты когда-то говорил, что нет такой вещи в мире, которую ты для меня не сделал бы?
Из осторожности я задумался, прежде чем ответить. Не стану скрывать, когда-то я выражал свои чувства подобным образом, но это было до эпизода с Тяпой и грелкой, а сейчас я находился в трезвом уме и здравой памяти. Вы ведь понимаете, о чём я говорю. Пламя Любви вспыхивает и гаснет, Разум возвращается на свой трон, и вам больше не хочется бросаться очертя голову с моста, как вы поступили бы в порыве обуревающих вас страстей.
— Что я должен сделать?
— Нет, нет, ты меня не понял, делать тебе ничего не придётся. Я сама всё сделала, и, надеюсь, ты не будешь на меня дуться. Понимаешь, прежде чем я начала читать пьесу, в гостиную вошёл твой пес, абердинский терьер. Ребёнок пришёл от него в полный восторг и сообщил, многозначительно на меня поглядев, что всю жизнь мечтал иметь такую собаку. Естественно, при подобных обстоятельствах я просто вынуждена была ответить: «Она твоя».
Я покачнулся.
— Ты… ты… что ты сказала?
— Я отдала ему твою собаку. Я знала, ты не станешь возражать. Видишь ли, мне необходимо было ублажить его. Если б я ему отказала, он разъярился бы, и тогда от пудинга с вареньем и всего прочего не было бы никакого толку. Понимаешь…
Я бросил трубку. Челюсть у меня отвалилась, а глаза, казалось, вылезли из орбит. Опрометью бросившись на улицу, я поймал такси и, влетев в квартиру, первым делом позвал Дживза:
— Дживз!
— Сэр?
— Знаешь что?
— Нет, сэр.
— Собака… собака моей тёти Агаты… Макинтош…
— Его давно не видно, сэр. Он куда-то скрылся после ленча. Я полагаю, сэр, он в вашей спальне.
— Можешь не сомневаться, его нет в моей спальне. Если хочешь знать, где он, я тебе скажу. В одном из номеров «Савоя».
— Сэр?
— Мисс Уикхэм только что сообщила мне, что отдала его Блуменфилду-младшему.
— Сэр?
— Говорю тебе, она отдала его Блуменфилду-младшему. Подарила. Насовсем. С наилучшими пожеланиями.
— Но с какой целью, сэр?
Я объяснил обстоятельства дела. Дживз почтительно зацокал языком.
— Если помните, сэр, я всегда утверждал, — сказал он, когда я закончил свой рассказ, — что хотя мисс Уикхэм — очаровательная молодая леди…
— Да, да, Дживз, это уже не имеет значения. Что нам делать? Вот в чём вопрос. Тётя Агата возвращается между шестью и семью вечера. Она обнаружит, что в её хозяйстве недостаёт одного абердинского терьера. А так как после морского путешествия её наверняка сильно укачало, можешь себе представить, как она отреагирует на сообщение, что её любимца навсегда отдали в чужие руки.
— Я понимаю, сэр. Неприятная история.
— Как ты сказал?
— Неприятная история, сэр.
Я фыркнул.
— Неужели? Должно быть, если б ты находился в Сан-Франциско во время землетрясения, ты небрежно покрутил бы пальцами и произнёс бы нечто вроде: «Ха, ха! Хо, хо! Ну-ну! Надо же!» Английский язык, как мне постоянно твердили в школе, самый богатый в мире; он напичкан миллионами сверхмощных определений. А ты умудрился выбрать самое жалкое из них: «Неприятная история». История здесь вовсе даже ни при чём, Дживз. Это… какое слово я хочу сказать?
— Катаклизм, сэр?
— Я бы не удивился. Ну, так что же нам делать?
— Я принесу вам виски с содовой, сэр.
— Чем мне поможет виски с содовой?
— Он освежит вас, сэр. А тем временем, если желаете, я обдумаю сложившуюся ситуацию.
— Думай, Дживз, думай.
— Слушаюсь, сэр. Я предполагаю, в ваши намерения не входит нарушить только что возникшие сердечные отношения мисс Уикхэм с мистером Блуменфилдом и молодым господином Блуменфилдом?
— А?
— Я имею в виду, сэр, вы не собираетесь пойти в «Савой» и потребовать, чтобы вам вернули собаку?
Мысль была очень соблазнительной, но я покачал своей старой, доброй черепушкой. Есть поступки, на которые Вустер способен, и есть поступки, если вы внимательно следите за ходом моих рассуждений, на которые Вустер не способен. Свою проблему я, безусловно, решил бы, но проклятый ребёнок наверняка надулся бы, как индюк, и тут же забраковал бы пьесу. И хотя я не сомневался, что публика только выиграет, если не посмотрит произведения, написанного мамой Бобби, я просто не мог, так сказать, выбить почву из под ног этой придурковатой девицы, будь она неладна. По-моему, в моём положении французы говорят: «Noblesse oblige».
— Нет, Дживз, — ответил я. — Но если ты придумаешь, как мне незаметно проникнуть в гостиничный номер и умыкнуть оттуда пса, я буду тебе очень признателен.
— Я приложу все усилия, чтобы составить необходимый план, сэр.
— Составляй побыстрей. Говорят, рыба полезна для мозгов. Съешь побольше сардин, а затем доложи мне, что ты придумал.
— Слушаюсь, сэр.
Хотите верьте, хотите нет, прошло не больше десяти минут, прежде чем он открыл дверь и вплыл в гостиную.
— Я полагаю, сэр…
— Да, Дживз?
— Я полагаю, сэр, мне удалось составить план действий.
— Или программу.
— Или программу, сэр. Мой план или программа действий поможет решить данную проблему. Если я понял вас правильно, сэр, мистер Блуменфилд и молодой господин Блуменфилд сейчас находятся в кино?
— Верно.
— Значит, они вряд ли вернутся в гостиницу раньше, чем в пять пятнадцать?
— Ещё раз, верно. Мисс Уикхэм должна прийти к ним в половине шестого, чтобы подписать контракт.
— В таком случае, сэр, в данный момент в номере никого нет.
— Кроме Макинтоша.
— Кроме Макинтоша, сэр. Соответственно, всё зависит от того, велел ли мистер Блуменфилд гостиничной прислуге впустить мисс Уикхэм в номер, если она прибудет до его возвращения из кино.
— Почему от этого всё зависит?
— Если моё предположение верно, сэр, дело решается крайне просто. Необходимо, чтобы мисс Уикхэм приехала в гостиницу к пяти часам. Она поднимется в номер. Вы тоже придёте в гостиницу к пяти часам, сэр, и будете ждать в коридоре. Если мистер Блуменфилд и молодой господин Блуменфилд ещё не вернулись, мисс Уикхэм откроет дверь, и вы войдёте, заберёте собаку и покинете отель.
Я уставился на сметливого малого.
— Сколько банок сардин ты съел, Дживз?
— Ни одной, сэр. Я не люблю сардин.
— Ты хочешь сказать, что придумал эту изумительную, эту блестящую, эту гениальную программу действий, не питая свой мозг рыбой?
— Да, сэр.
— Ты единственный и неповторимый, Дживз.
— Благодарю вас, сэр.
— Но, послушай!
— Сэр?
— Допустим, собака откажется со мной пойти? Ты ведь знаешь, ум у неё недалёкий. К этому времени, в особенности, если пёс привык к новому месту, он спокойно мог забыть о моём существовании и запросто облает меня, как чужого.
— Я подумал об этом, сэр. Вам следует обрызгать брюки анисовыми каплями.
— Анисовыми каплями?
— Да, сэр. Они широко применяются организованными преступниками, ворующими собак.
— Но, Дживз… прах побери… анисовыми каплями?
— Я считаю, это необходимо, сэр.
— Где я их достану?
— В любой аптеке, сэр. А пока вы ходите и покупаете небольшой пузырёк, сэр, я позвоню мисс Уикхэм, чтобы сообщить ей о ваших намерениях и узнать, приказал ли мистер Блуменфилд впустить её в номер до своего возвращения.
* * *
Я не знаю мирового рекорда при покупке анисовых капель, но, должно быть, я его побил. Мысль о том, что тётя Агата с каждой минутой приближается к Метрополии, заставила меня развить такую бешеную скорость, что, вернувшись, я чуть было не столкнулся в дверях с самим собой, бегущим в аптеку.
Дживз сообщил мне хорошие новости.
— Всё, как я полагал, сэр. Мистер Блуменфилд велел впустить мисс Уикхэм в номер, если он не придёт вовремя. В настоящий момент молодая леди уже находится на пути в гостиницу. Когда вы приедете, она будет там.
Знаете, что бы вы не имели против Дживза (лично я, к примеру, никогда не изменю своего мнения, что его взгляды на рубашки, которые следует носить с фраком или смокингом, — устаревшие и в некоторой степени даже реакционные), надо отдать ему должное: толковый малый блестяще составляет планы всевозможных кампаний. Наполеону не мешало бы у него поучиться. Когда Дживз излагает программу действий, вам надлежит строго ей следовать, и, можете считать, ваше дело в шляпе.
Итак, всё получилось согласно его плану. Я даже не подозревал, что собак так легко воровать. Мне казалось, для этого требуются ледяное спокойствие и стальные нервы. Теперь я понял, что умыкнуть пса может грудной ребёнок, если, конечно, им будет руководить Дживз. Я крадучись вошёл в отель, бесшумно поднялся по лестнице и встал в коридоре, стараясь выглядеть, как пальма в кадке, на тот случай, если кто-нибудь вдруг обратит на меня внимание. Через некоторое время дверь в номер открылась, и на пороге появилась Бобби, а спустя несколько секунд мимо неё стрелой пронёсся Макинтош и страстно принялся обнюхивать мои брюки, причём по его виду было понятно, что он испытывает райское наслаждение. Если б я был сахарной косточкой, он вряд ли проявил бы ко мне больший интерес. Лично меня запах аниса не приводит в восторг, но в душе Макинтоша он, видимо, затронул какие-то собачьи струны.
После того как мои отношения с псом были налажены, я не испытал с ним никаких затруднений. Я спустился по лестнице, и животное шло за мной следом. Мы благополучно миновали холл (я, благоухая, а пес — вдыхая божественный аромат) и через несколько тревожных минут поймали такси и поехали домой. Любой вор в Лондоне одобрительно кивнул бы мне, хваля за прекрасно проделанную работу.
Очутившись в своей квартире, я попросил Дживза запереть Макинтоша в ванной или ещё где-нибудь, чтобы пёс немного протрезвел. Когда исполнительный малый вернулся, выполнив моё поручение, я воздал ему должное.
— Дживз, — решительно произнёс я, — мне не раз доводилось высказывать своё мнение по этому поводу, и я не побоюсь высказать его ещё раз: тебе нет равных.
— Благодарю вас, сэр. Я рад, что это недоразумение улажено.
— С начала и до конца всё прошло без сучка и без задоринки. Признайся, Дживз, ты всегда таким был или на тебя внезапно накатило?
— Сэр?
— Я имею в виду твои мозги. Твоё серое вещество. Скажи, ты был очень талантливым мальчиком?
— Моя мать считала меня умным, сэр.
— Ну, это ничего не значит. Моя мать считала меня умным. Ну, ладно, поговорим на более приятную тому. Надеюсь, тебе пригодится пятёрка?
— Большое спасибо, сэр.
— Пустяки, Дживз. Пятёрка — это ничто по сравнению с тем, что ты сделал. Ты только попробуй представить себе, — если у тебя получится, — как повела бы себя тётя Агата, если б я пришёл к ней между шестью и семью вечера и сказал бы, что Макинтош исчез навечно. Мне пришлось бы уехать из Лондона и отрастить бороду.
— Я с лёгкостью могу представить себе, сэр, что миссис Грегсон сильно возмутилась бы.
— Вот именно, Дживз. А когда моя тётя Агата возмущается, бесстрашные герои спускаются на улицу по водосточным трубам, лишь бы не попасться ей на глаза. Однако всё закончилось благополучно, и… великий боже!
— Сэр?
По правде говоря, я не решился сразу ему ответить. Мне не хотелось огорчать старательного малого, который так благородно пришёл мне на выручку в трудную минуту. Но делать было нечего.
— Ты кое-чего не учёл, Дживз.
— Неужто, сэр?
— Да, Дживз. Мне очень жаль, но твой план действий, выручив меня из беды, здорово навредил мисс Уикхэм.
— Каким образом, сэр?
— Неужели не понимаешь? Блуменфилды, отец и сын, сразу поймут, что собаку могли украсть только в те минуты, когда Бобби находилась в номере, и, соответственно, справедливо сочтут её соучастницей преступления, после чего ни о каком контракте нельзя будет даже мечтать. Я удивлён, что ты не сообразил такой простой вещи, Дживз. Лучше бы ты последовал моему совету и как следует поел сардин, прежде чем предлагать какие бы то ни было планы.
Я печально покачал головой, и в этот момент раздался звонок в дверь. Причём, должен вам сказать, звонок был настойчивый. Какой-то деятель нажал на кнопку и не хотел её отпускать, ясно давая понять, что он явился с недобрыми намерениями. Я подскочил на месте. Моя нервная система была вконец расшатана событиями минувшего дня.
— Боже всемогущий, Дживз!
— Звонок в дверь, сэр.
— Да.
— Возможно, это Блуменфилд-старший, сэр.
— Что?!
— Незадолго до вашего возвращения, сэр, мистер Блуменфилд позвонил по телефону и велел передать, что он к вам зайдёт.
— Надеюсь, ты шутишь?
— Нет, сэр.
— Что мне делать, Дживз?
— Я считаю, сэр, вы поступите весьма разумно, если спрячетесь за диваном.
Я мгновенно понял, насколько хорош был его совет. Мы никогда не встречались с Блуменфилдом в компании, но я видел его издалека, когда у него произошла стычка с Сирилом Бассингтон-Бассингтоном, и у меня сложилось впечатление, что с этим театральным деятелем, если он разъярён, лучше не связываться. С моей точки зрения, мощному толстяку было достаточно упасть на человека, чтобы от того осталось мокрое место.
Я быстро спрятался за диван, и примерно через пять секунд по гостиной загулял сильный ветер, и я ощутил неподалёку от себя присутствие чего-то необъятного.
— Этот Вустер, — прогремел голос, привыкший повелевать актёрами во время репетиций с заднего ряда зала. — Где он?
Дживз почтительно ответил:
— Не могу сказать, сэр.
— Он украл собаку моего сына.
— Вот как, сэр?
— Вошёл в мой номер, как в свой собственный, забрал пса и был таков, чёрт его побери!
— Неприятная история, сэр.
— И вы не знаете, где он?
— Мистер Вустер может находиться где угодно, сэр. Его поведение непредсказуемо.
Блуменфилд шумно втянул носом воздух.
— Какой странный здесь запах!
— Да, сэр?
— Чем это пахнет?
— Анисовыми каплями, сэр.
— Анисовыми каплями?
— Да, сэр. Мистер Вустер смачивает ими свои брюки.
— Смачивает ими свои брюки?
— Да, сэр.
— Господи боже мой, зачем?
— Не могу сказать, сэр. Поступки мистера Вустера трудно понять. Он эксцентричен.
— Эксцентричен? Да он просто сумасшедший.
— Да, сэр.
— Вы имеете в виду, он действительно сумасшедший?
— Да, сэр.
Наступило молчание, причём весьма продолжительное.
— Ох, — выдохнул Блуменфилд, и голос его, как мне показалось, потерял былую мощь.
Он вновь помолчал, затем спросил:
— А он… опасен?
— Да, сэр, в особенности когда находится в возбуждённом состоянии.
— Э-э-э… вы не подскажете, что приводит его в возбуждённое состояние?
— Одна из странных особенностей мистера Вустера заключается в том, что он ненавидит дородных джентльменов, сэр, Их вид приводит его в ярость.
— Вы хотите сказать, он не любит толстяков?
— Да, сэр.
— Почему?
— Этого никто не знает, сэр.
И вновь наступило молчание.
— Я толстяк, — задумчиво произнёс старик Блуменфилд.
— Я не осмелился обсуждать с вами данный вопрос, сэр, но раз уж вы сами об этом заговорили… Возможно, вы помните, как мистер Вустер убежал из квартиры, испугавшись, что не сможет с собой справиться, когда узнал, что вы придёте на ленч?
— Верно. Мы встретили его у подъезда, и он пронёсся мимо нас пулей. Тогда мне показалось это странным. Моему сыну это тоже показалось странным. Нам обоим это показалось странным.
— Да, сэр. Мистер Вустер, я полагаю, хотел избежать неприятностей, с которыми ему неоднократно приходилось сталкиваться… Что касается запаха анисовых капель, сэр, по-моему я теперь догадываюсь, откуда он исходит. Если, конечно, я не ошибаюсь, источник находится за диваном. Несомненно, мистер Вустер там спит.
— Что он делает?
— Спит, сэр.
— И часто он спит на полу?
— Почти каждый вечер, сэр. Вы желаете, чтобы я его разбудил?
— Нет!!!
— Мне казалось, вы намеревались о чём-то поговорить с мистером Вустером, сэр.
Старик Блуменфилд с шумом втянул в себя воздух.
— Мне тоже так казалось, — дрожащим голосом произнёс он, — но теперь я понял, что ошибался. Выпустите меня отсюда, это всё, о чём я прошу.
Я услышал шаги, и через некоторое время входная дверь захлопнулась. Я выбрался из-за дивана. От долгого пребывания в неудобной позе у меня ломило тело, и я был рад вновь очутиться на свободе. Вскоре в гостиную вплыл Дживз.
— Он уже ушёл, Дживз?
— Да, сэр.
Я одобрительно посмотрел на находчивого малого.
— Одна из твоих лучших выдумок, Дживз.
— Благодарю вас, сэр.
— Одного я никак не могу понять: с какой стати он пришёл именно ко мне? С чего он взял, что это я украл у него собаку?
— Я позволил себе вольность, сэр, дать мисс Уикхэм совет. Я рекомендовал ей сообщить мистеру Блуменфилду, что она видела, как вы забрали пса из его номера. Тот факт — вы о нём упоминали, сэр, — что её могут счесть соучастницей преступления, не ускользнул от моего внимания. Я не сомневался, что откровенность мисс Уикхэм будет высоко оценена мистером Блуменфилдом и поможет ей подписать контракт.
— Понимаю. Риск, конечно, был, но риск оправданный. Да, более или менее оправданный. Что это у тебя в руке?
— Банкнот в пять фунтов, сэр.
— А, тот, что я тебе дал?
— Нет, сэр. Я получил его от мистера Блуменфилда.
— Что? С какой стати он дал тебе пятёрку?
— Мистер Блуменфилд великодушно подарил мне пять фунтов, сэр, после того как я вручил ему собаку.
У меня отвалилась нижняя челюсть.
— Ты… ты…
— Нет, сэр, не Макинтоша. Макинтош в настоящий момент находится в моей спальне. Я отдал мистеру Блуменфилду животное той же породы, которое купил в магазине на Бонд-стрит, пока вы находились в гостинице. Только любящий глаз может отличить одного абердинского терьера от другого, сэр. Мистер Блуменфилд, к счастью, не заметил подмены.
— Дживз, — сказал я, и, не боюсь признаться, в голосе моём слышались слёзы, — ты единственный и неповторимый.
— Благодарю вас от всего сердца, сэр.
— Только потому, что голова у тебя имеет выпуклости в самых неожиданных местах, и поэтому ты соображаешь в два раза быстрее двух самых толковых деятелей в мире, счастье, можно сказать, улыбнулось всем и каждому. Тётя Агата в выигрыше, я в выигрыше, Уикхэмы, мать и дочка, в выигрыше, Блуменфилды, отец и сын, в выигрыше. Куда ни посмотри, большая часть человечества в выигрыше, и всё благодаря тебе, Дживз. Если кто-нибудь подумает, что я оцениваю твои услуги в какую то жалкую пятёрку, я не смогу смотреть людям в глаза. Надеюсь, тебе пригодится ещё одна?
— Благодарю вас, сэр.
— А ещё?
— Большое спасибо, сэр.
— Не откажешься от третьей, на счастье?
— Ну, что вы, сэр, исключительно вам признателен. Простите, сэр, мне кажется, звонит телефон.
Дживз вышел в холл, и я услышал, как он говорит: «Да, мадам», «Конечно, мадам», и всё такое. Затем он вернулся.
— Миссис Спенсер Грегсон просит вас к телефону, сэр.
— Тётя Агата?
— Да, сэр. Она звонит с вокзала «Виктория». Миссис Грегсон выразила желание поговорить с вами о Макинтоше. Насколько я понял, сэр, она хочет услышать из ваших уст, что с малышом всё в порядке.
Я поправил галстук. Я одёрнул полы фрака. Я выпустил манжеты из рукавов. Я чувствовал себя на все сто.
— Подай мне телефон, — сказал я.
