Глава 25

Гиньолю нравилось, как Франц Кафка ведет свой «Процесс». Пожалуй, это была единственная передача, которую он старался не пропускать и почти всегда смотрел с удовольствием. Конечно, многое зависело от гостей, приглашенных на «Процесс». Все люди разные, и далеко не каждый способен сказать что-то, что будет интересно кому-то, кроме него самого, его собаки и аквариумных рыбок, которые вообще обладают уникальной способностью внимательно и терпеливо слушать все, что им говорят. Однако Кафка обладал уникальным умением если и не разговорить человека, так заставить его вывернуть душу наизнанку. А уже в зависимости от того, что там у него было на душе, ведущий «Процесса» на глазах у изумленных зрителей делал из этого трагедию или комедию. И то и другое было необычайно интересно. Кроме того, Кафка был остер на язык. Его комментарии были точными, емкими и, если ситуация того требовала, едкими, как серная кислота. Он не корчил из себя знатока человеческих душ – он предлагал каждому самому заглянуть себе в душу. А потом рассказать о том, что он там увидел.

С Гиньолем у Кафки моментально возник полный контакт. Они, будто работая на одной ментальной волне, понимали друг друга раньше чем с полуслова. В результате передача получилась яркая, динамичная и острая. Гиньоль солировал в течение всего эфирного времени. Двое других гостей – известный эстрадный певец с бархатным голосом, имени которого Гиньоль никогда не слышал, а если и слышал, то благополучно забыл, и ратман Саддам Хусейн, чьим единственным несомненным достоинством были пышные черные усы, – успели сказать разве что пару фраз на двоих. Поскольку основной темой «Процесса» был вопрос об угрозе инопланетного вторжения, Кафка попросил гостей высказать об этом свое мнение. Певец, похоже, не понял, о чем его спрашивают. Он воодушевленно начал рассказывать о своих предстоящих гастролях в Бедламбесе и о том, какой замечательный человек и тонкий ценитель всего прекрасного Национальный Лидер Единой и Нерушимой Партии Бедламбеса, с которым он был лично знаком. Саддам, когда пришла его очередь, заявил, что силы охраны правопорядка Централя находятся в полной боевой готовности и готовы отразить любую угрозу, от кого бы она ни исходила, людей же, бузящих на улицах по непонятному поводу, следует разогнать силой, а тех, кто не пойдет домой, отправить в трудовые лагеря. Что, у нас нет трудовых лагерей? Саддам удивленно вскинул густые черные брови. Но тут же нашел до идиотизма простое решение вопроса. Так надо создать!

Кафка спросил Гиньоля, не хочет ли он прокомментировать высказывания гостей? Гиньоль с улыбкой ответил, что комментировать слова уважаемых гостей – это все равно что сыпать перец в манную кашу. И предложил ратману и певцу поговорить друг с другом, выразив уверенность, что у них непременно найдутся общие темы для беседы.

Кафке понравился ироничный комментарий Гиньоля. И дальше они продолжали на пару.

Гиньоль был хорош! Очень хорош! Настолько хорош, что нравился самому себе!

Он блистал остроумием и колол отточенной четкостью своих замечаний. Ни у кого не могло даже сомнения возникнуть в его здравомыслии, хотя говорил он о вещах невероятных. Почти безумных. Но говорил он о них так убежденно и веско, что ему хотелось верить. Даже если здравый смысл твердил при этом: «Не верь!»

Кто станет слушать какой-то там здравый смысл, когда говорит Гиньоль?

Молчи, здравый смысл, молчи!

Выразив горячую поддержку от имени Международного Центра Угрозы Панспермии и от себя лично всем тем, кто вышел сегодня на улицы Централя с требованием к властям обеспечить защиту населения от инопланетной угрозы, Гиньоль, как и обещал руководителю кабинета Бургомистра, все же попросил митингующих разойтись по домам. Заверив, что на встрече с Бургомистром, которая должна состояться завтра, он, Гиньоль, будет требовать ответы на все вопросы, что были подняты митингующими. И главным среди них – Гиньоль подчеркнул это особо – станет вопрос о не имеющих себе равных по изощренности и цинизму таинственных похищениях пришельцами роялей.

– Простите, вы говорите о музыкальных инструментах? – спросил несколько удивленный Кафка.

– Совершенно верно, – подтвердил Гиньоль.

– Вы хотите сказать, что вам известны случаи похищения пришельцами музыкальных инструментов?

– Не музыкальных инструментов вообще, а именно роялей. Причем, если раньше эти случаи были единичными, то в последнее время они приобрели массовый, я бы даже сказал, системный характер.

– Да неужели? – скептически прищурился Кафка.

– У нас все случаи тщательно проверены и задокументированы, – заверил его и зрителей Гиньоль. – Мы не доверяем одним только свидетельским показаниям.

– То есть вы проводите собственное расследование?

– По каждому случаю.

– Смею предположить, господин Гиньоль, у вас имеются какие-то предположения насчет того, зачем инопланетным пришельцам понадобились наши рояли?

– Конечно.

– Не хотите поделиться с нами?

– Увы, не могу. Об этом я буду завтра говорить с Бургомистром.

– Неужели все настолько серьезно?

– Более, чем вы можете предположить.

– Ну хотя бы намекните.

– Дело касается государственной безопасности.

– Вам об этом что-нибудь известно, господин Хусейн? – обратился Кафка к начавшему уже тихо дремать ратману.

– О чем? – встрепенулся Саддам.

– Власти, как всегда, узнают обо всем в последнюю очередь. – Эта реплика была адресована уже зрителям. – И, как правило, из нашей программы. Так что смотрите «Процесс», и вы всегда будете в курсе самых свежих новостей!

На протяжении всего эфира телефон разрывался от звонков телезрителей. Все без исключения звонившие хотели либо задать вопрос Гиньолю, либо выразить ему свое горячее одобрение и поддержку. Причем не только моральную. Мужчина, представившийся как владелец фабрики по производству роялей, поинтересовался, можно ли перечислить деньги в фонд борьбы с инопланетной угрозой? Звонил, конечно, Франтишек. Используя свой талант сенситива, он точно выбрал момент для набора номера, и звонок прямиком попал в студию. Гиньоль со всей серьезностью ответил, что сбором средств он в данный момент не занимается, поскольку завтра на встрече с Бургомистром рассчитывает получить государственную поддержку.

Рейтинг программы не просто бил все рекорды, а зашкаливал. Таких показателей интереса зрительской аудитории не было никогда в истории телеканала «Централь-2». В конце «Процесса» Франц Кафка, уже получивший указания продюсерского центра, сделал анонс новой еженедельной передачи Гиньоля.

Это был успех. Несомненный, безоговорочный успех. После которого встреча Гиньоля с Бургомистром приобретала образ суровой неизбежности.

Хотя сам Артур Рингольдович Макдуров об этом еще не подозревал.

Клим Чипизудов примчался к Бургомистру домой сразу после разговора с Гиньолем. Он успел к самому началу передачи. Бургомистр в окружении семейства и в присутствии двух секретарей, референта и пресс-секретаря сидел в гостиной, напротив большого телеэкрана, настроенного, кто бы сомневался, на канал «Централь-2». Перед ним стоял небольшой обеденный столик, заставленный легкими закусками, вроде икорки, севрюжки и ветчинки, графинами с напитками, как алкогольными, так и без, и двумя трехъярусными подносами для пирожных. Бургомистр, когда нервничал, любил перекусить. Чем сильнее он нервничал, тем активнее перекусывал. В тот момент, когда Чипизудов вошел в гостиную, Бургомистр вяло жевал эклер. Следовательно, пребывал в спокойном и благостном расположении духа.

– Садись!

Бургомистр хлопнул ладонью по кожаной подушке дивана справа от себя.

Чипизудов счастливо улыбнулся. А про себя недовольно поморщился. Сидеть по правую руку от Бургомистра было не особенно приятно. Бургомистр был правшой, а следовательно, все закуски брал со стола правой рукой. И, если он вдруг начинал активно жестикулировать – а такое с ним случалось нередко, – костюм чиновника, сидевшего справа от него, очень скоро приходил в полную негодность.

– Ну, как он? – надкушенным эклером Бургомистр указал на Гиньоля, которого в этот самый момент Кафка представлял зрителям. – Гиньоль Гиньоль… Странное какое-то имя. Не находишь?

Последний вопрос был адресован референту.

– Очень странное, – не задумываясь, согласился тот, сосредоточенно нахмурился и принялся что-то быстро строчить в толстом еженедельнике.

Если бы кто-нибудь удосужился заглянуть ему через плечо, то увидел бы, что референт Бургомистра пишет мелкими, кругленькими, похожими на кружева буковками одно и то же слово, заполняя им строчку за строчкой:

Таким образом, заполняя еженедельники бессмысленными записями, он создавал видимость осмысленной, активной и продуктивной деятельности.

– Он хорош, – ответил Чипизудов, усаживаясь на диван.

– Есть хочешь? – спросил Бургомистр.

Руководитель кабинета с благодарностью улыбнулся и сделал отрицательный жест рукой.

– А – пить?

– Благодарю, – кивнул руководитель кабинета.

– Ты ешь, пей, не стесняйся, – сделал широкий жест рукой Бургомистр.

На пиджаке Чипизудова осталось жирное пятно от надкушенного эклера.

– Завтра у вас с ним встреча, – сказал руководитель кабинета, старательно делая вид, что не замечает пятна.

– У кого? – недоумевающе уставился на него Бургомистр.

– У вас.

– С кем?

– С ним, – взглядом указал на экран Чипизудов.

Бургомистр глянул на экран.

– С Кафкой?

– С Гиньолем.

– Правда?

– Да, я уже обо всем договорился. Думаю, в двенадцать тридцать. Самое удобное время.

– Зачем?

– Полагаю, вам следует самому составить личное представление о Гиньоле.

– Думаешь?

– Уверен.

– Ну ладно, – согласился Бургомистр. – А по какому поводу встреча?

– По поводу инопланетной угрозы. – Руководитель кабинета вновь, на этот раз уже рукой, указал на экран. – Нам следует решить вопрос с толпами, митингующими на улицах.

– Ну да, конечно, – с серьезным видом кивнул Бургомистр. – Эй! – махнул он рукой стоявшему слева от стола секретарю. – Плесни-ка мне вина! Вон того, рубинового!

Тем временем Кафка на экране завел разговор с Саддамом Хусейном.

– Это что за идиот? – поинтересовался Бургомистр, прихлебывая вино из бокала.

– Саддам Хусейн, – объяснил ему секретарь, стоявший справа от стола.

– Кто он такой?

– Ратман, господин Бургомистр.

– Наш ратман?

– Так точно, господин Бургомистр.

Бургомистр недовольно сдвинул брови.

– Разве у нас среди ратманов есть идиоты?

– Никак нет, господин Бургомистр.

– А как же этот? Саддам?

– Он только прикидывается, – как всегда, первым нашел нужный ответ Чипизудов.

– Прикидывается? – не понял Бургомистр.

– Именно так, – поддакнул пресс-секретарь.

– Зачем?

– Чтобы заманить мышку в мышеловку, – ответил руководитель кабинета.

Бургомистр хмыкнул.

– Ну ладно, пускай прикидывается.

И взял бутерброд с черной икрой.

– Этот тоже прикидывается? – бутербродом указал он на певца.

– Нет, – руководитель аккуратно, в салфетку смахнул упавшие ему на брюки икринки. – Этот на самом деле таков, каким кажется.

– Ты же говорил, что у нас нет ратманов-идиотов… Постой, – Бургомистр посмотрел по сторонам. – Или это ты говорил? – указал он на секретаря.

– Я, господин Бургомистр, – повинно склонил голову секретарь.

– Это не ратман, – заметил референт.

– А кто же тогда?

– Популярный певец Микола Баксов.

– А, ну тогда ладно. – Бургомистр успокоился, откусил бутерброд и хлебнул вина. – Он у нас как, при регалиях?

– Народный, заслуженный, лауреат, – отчитался референт. – Орден второй степени «За заслуги перед Централью».

– Это хорошо, – одобрительно кивнул Бургомистр. – Мы должны ценить деятелей нашей, понимаешь, культуры. И нести эту самую культуру в массы. – Бургомистр подался вперед и нашел взглядом сидевшую в сторонке на стуле жену. – Маш, а Маш! Ты же музыку любишь! Как тебе Баксов?

– Ну что ты несешь, Артур? – недовольно наморщила нос жена Бургомистра. – Кто этого Баксова вообще слушает?

– Но он же поет, – удивился такому повороту дела Бургомистр.

– Ты тоже поешь, когда душ принимаешь.

– Так я ж для души, – тут Бургомистра осенило. – Наверное, потому душ так и называется, что под ним для души, понимаешь, поют!

– Вот и этого Баксова нужно бы под душ сунуть, – заметила жена Бургомистра. – Лучше – под холодный.

– Маш, – с укоризной посмотрел на нее Бургомистр. – Как-то ты недобро это сказала. Или мне показалось?

– Показалось, дорогой, – улыбнулась жена.

Бургомистр посмотрел на точеный профиль жены и подумал, что, наверное, она его обманывает. И ему стало обидно. В первую очередь за Миколу Баксова. Которому он, как оказывается, давал медали и премии. А жене до этого, оказывается, и дела нет. Не нравится ей, как Микола поет, вот и все тут. И никакие премии не помогут. Во вторую очередь Бургомистру стало обидно за себя самого. Потому что вот он ну никак не мог понять, чем плох Микола? И собой хорош, и голосист. То, что дурак дураком, так что ж с того? Ему же песни петь нужно, а не государством управлять. Для этого особых мозгов не требуется. Он ведь даже не сам их сочиняет.

Тут на экране появился Гиньоль. Крупным планом, во всей красе. Бургомистр взял слойку с клубничным джемом, стряхнул с нее сахарную пудру на колени руководителю своего кабинета, допил остававшееся в бокале вино и протянул порожний сосуд секретарю. Который тут же снова его наполнил. Бургомистр с благодарностью кивнул и приготовился внимать тому, что будет говорить человек, с которым ему завтра предстояло встретиться.

– Как, ты говоришь, его зовут? – шепотом, как в кинотеатре, чтобы не мешать остальным, спросил Бургомистр у Чипизудова.

– Гиньоль, – так же шепотом напомнил руководитель кабинета.

– А имя?

– Гиньоль.

– А?..

– Гиньоль Гиньоль.

Бургомистр озадаченно сдвинул брови.

– Странное имя, правда, Маш? – обратился он к жене.

– Я бы сказала – необычное, – ответила та.

Бургомистр откусил половину слойки и принялся сосредоточенно жевать. Определенно временами он не понимал свою жену. Или это она его не понимала? Бургомистр посмотрел на своих помощников. А вообще-то понимал его здесь хоть кто-нибудь?

Бургомистр пальцем подозвал к себе референта. И, когда тот наклонился, шепотом спросил:

– В каких единицах измеряется степень непонимания?

– Сейчас выясню, – тихо ответил тот и неслышно вышел из комнаты.

Глядя на что-то говорящего с экрана человека со странным именем Гиньоль Гиньоль, Бургомистр задумался. Если есть единица для измерения степени непонимания, следовательно, это есть объективная сущность. Так. А если так, тогда непонимание имеет свойство накапливаться и становиться все плотнее. Так. Может ли непонимание превращаться во что-то другое?.. Бургомистр доел слойку и взял бутерброд с ветчиной. Однако ломтик ветчины показался ему слишком тонким, и он положил на него еще два, снятых с других бутербродов. Приметив быстро промелькнувший, но явно неодобрительный взгляд руководителя своего собственного кабинета, Бургомистр решил, что не стоит способствовать росту концентрации непонимания, и накрыл ветчину сверху бутербродом с севрюгой… Так… Скорее всего, непонимание ни во что другое превращаться не может. Будь иначе, непонимания в мире со временем становилось бы все меньше и в конце концов оно вовсе исчезло бы. Однако на самом деле все наоборот. Непонимание постоянно возрастает. Как энтропия… Придя к такому выводу, Бургомистр едва бутербродом не подавился. И ему пришлось срочно запить его вином… У него и прежде были подозрения насчет того, что он гений. Но теперь он убедился в этом окончательно и бесповоротно. А те, кто постоянно твердят об энтропийной смерти Вселенной, ни края не понимают! Вселенная действительно погибнет от того, что погрузится в хаос! Но энтропия здесь ни при чем! Это будет Хаос Непонимания!

Все!

С недоеденным супербутербродом в одной руке и недопитым бокалом вина в другой Бургомистр откинулся на спинку дивана. Остекленевший взгляд его был устремлен в пустоту. И счастье, что взгляд этот никто не видел. Иначе бы могли решить, что Бургомистра хватил удар. На самом же деле он пытался переварить все те мысли, что бродили и пенились у него в голове. Понимать, что ты гений, равного которому не было и нет, это не так-то просто, между прочим.

Вернувшись в комнату, референт на цыпочках подошел к дивану и, склонившись к Бургомистру, едва слышно прошептал ему на ухо:

– В гуглях, господин Бургомистр.

– А? – растерянно посмотрел на референта Бургомистр.

Левый глаз референта нервно задергался.

– Смею доложить, господин Бургомистр, я выяснил, степень непонимания измеряется в гуглях.

– Точно?

– Абсолютно.

– И чему же равняется один гугль?

– Одному вопросу, подразумевающему простой ответ «да» или «нет», на который нет ответа.

– И сколько сейчас?

– Простите?

Глаз референта задергался интенсивнее.

– Сколько сейчас гуглей?

– Где?

– Вообще! – Бургомистр сделал широкий круговой жест остатком бутерброда, насыпав крошек за шиворот руководителю кабинета. – В мире! Во Вселенной!

– Я… – У референта синхронно с глазом начала дергаться щека. – Я сейчас выясню.

– Будь так добр, голубчик.

Референт вновь неслышно, как тень, выплыл из комнаты.

А Бургомистр тяжко вздохнул и засунул в рот остаток бутерброда. Он собрался было вновь предаться приятно щекочущим разум мыслям о тяжком бремени собственной гениальности. Но в этот момент по гостиной будто легкий ветерок пролетел. Все как-то сразу вдруг задвигались, заерзали на своих местах, начали переглядываться. Секретари дружно зашуршали бумагами. Пресс-секретарь непонятно с чего вдруг улыбнулся. А руководитель кабинета взял с подноса кексик с вишней.

– Ну, что вы скажете, господин Бургомистр? – спросил у человека, только что в полной мере осознавшего собственную гениальность, простой руководитель кабинета Чипизудов.

– О чем? – растерянно глянул по сторонам гений.

– О Гиньоле.

– О Гиньоле?

Бургомистр посмотрел на экран телевизора. «Процесс» закончился. На экране шла заставка передачи «Новости без новостей».

– Маша! – Бургомистр повернул голову в сторону жены. – Как тебе Гиньоль?

– Он чрезвычайно обаятелен, – улыбнулась жена Бургомистра.

– Я согласен, – кивнул Чипизудову Бургомистр. – Гиньоль в самом деле обаятелен.

– И это все?

Бургомистр недовольно поморщился. Он не мог понять, почему руководитель кабинета никак от него не отстанет? А это, между прочим, увеличивало концентрацию непонимания. Что, в свою очередь, приближало неизбежную в своей безысходности смерть Вселенной.

Дабы сгладить момент непонимания, Бургомистр сделал глоток из бокала. Вино показалось ему кислым, и он недовольно поморщился.

– Ну… Говорит он убедительно.

– Очень убедительно, – поддакнул один из секретарей.

Он хотел сказать еще что-то, но Чипизудов взглянул на него так, что секретарь со страху чуть язык не проглотил.

– Завтра у вас встреча с Гиньолем, – напомнил руководитель кабинета.

– Точно, – Бургомистр подался вперед и принялся изучать содержимое трехъярусных подносов.

– Вы будете обсуждать проблему угрозы инопланетного вторжения.

– А она существует? Угроза инопланетного вторжения?

– Мы еще не пришли в единому мнению по этому вопросу. – Чипизудов с трудом скрывал распиравшее его раздражение.

– Ну так и нечего прежде времени горячку пороть. Машуня! – Бургомистр недовольно посмотрел на жену. – А где марципановые пирожные?

– Должны быть на столе, – спокойно ответила жена.

– Так нет же!

– И что ты хочешь? Чтобы я прямо сейчас побежала за ними в кондитерскую?

– Нет. Но кто-то же должен за этим следить!

– Вызвать обслугу? – предложил секретарь справа.

– Нет! – резко осадил его руководитель кабинета. – Никакой обслуги! Мы обсуждаем вопрос государственной важности!

– Не преувеличивай, Климент Ефремович, – снисходительно улыбнулся Бургомистр. – Ну подумаешь, парочка пирожных пропала. Ты еще Лаврентия к этому делу привлеки. Я, конечно, ценю твое усердие, Клим. И желание услужить, быть, так сказать, всегда полезным и везде при деле…

– Лаврентий?.. – Чипизудов произнес это имя так, будто подавился им. – При чем тут… Лаврентий?..

– Ты знаешь, Клим, я все время задаю себе тот же самый вопрос. – Бургомистр показал руководителю кабинета средний палец. Затем, подумав, сменил его на указательный. – При чем тут Лаврентий?.. Однако ж получается, что без Лаврентия – никак.

Руководитель посмотрел на испачканные штаны и со злорадством подумал о назначенной на завтра встрече с Гиньолем. Как опытный аппаратчик, Чипизудов смог бы найти, по крайней мере, двадцать два способа, как не допустить эту встречу, перенести ее на неопределенный срок, организовать встречу не с Бургомистром, а с кем-то из его заместителей, которые говорят много, но за слова свои не отвечают, или же просто заблаговременно нейтрализовать Гиньоля. Нейтрализовать, ясное дело, не в физическом плане – методы так некстати помянутого Бургомистром Лаврентия претили Чипизудову, – можно было подумать, как заранее лишить Гиньоля всех заготовленных им козырей. Впереди была целая ночь – времени более чем достаточно. Да и играть они будут на территории Чипизудова, а значит, раздаваемая колода будет его. А какой же уважающий себя мастер Игры не метит заранее карты? Мастерство мастерством, но нельзя давать даже малейшего шанса случаю.

Руководитель кабинета был способен на многое. В его руках находилось множество ниточек, потянув за которые можно было добиться самых удивительных результатов. Но он вдруг решил, что ничего не станет делать. Если Бургомистр настолько глуп, что готов выставить себя на посмешище, что ж, пусть так и будет. В конце концов, сколько можно убирать мусор за нерадивым и не слишком далеким шефом? А взамен получать только заварной крем на штаны?

Снова и снова.

Как показывал рейтинг вечерних телепередач, Бургомистр, его жена и сотрудники кабинета были далеко не единственными, кто в этот день смотрел прямой эфир из студии телеканала «Централь-2». Смотрели его и сотни тысяч других центральцев, как простых, так и не очень. Далеко не все поняли, о чем именно говорил Гиньоль и что имел он в виду в том или ином случае. Однако выступление его понравилось всем без исключения. Гиньоль оказался именно тем, почти народным героем, которого давно уже ждали. Который непременно должен был появиться. Возникнуть из ниоткуда. Не сегодня, так завтра. И какой лозунг он поднимет на своем знамени, честно говоря, не имело никакого значения. Ровным счетом. Вместо борьбы с угрозой инопланетного вторжения Гиньоль мог призвать всех на борьбу за чистоту общественных туалетов. Результат оказался бы тот же самый.

Смотрел «Процесс» и самый известный в Централе орк Алистер Кроули. И, как только он увидел Гиньоля на экране телевизора, ему сразу припомнились слова велорикши из Центральной Академии: «Да был тут один в шляпе и красном пиджаке». Ну а когда Гиньоль заговорил о таинственных исчезновениях роялей, смутные подозрения Кроули переросли в уверенность, что это именно тот человек, который ему нужен.

Смотрела передачу Кафки и компания орков-шенгенов, присматривающих за порядком в Желтом Доме. Смотрели в полном составе. И, как уж водится, активно комментировали каждое понравившееся или, наоборот, не понравившееся высказывание гостей студии. Вот только Алик и Гена, мрачные и злые, сидели в самом дальнем углу и насупленно молчали. Судя по расквашенному носу Алика и наливающемуся синевой фингалу под глазом у Гены, их поход на склад гисов закончился не самым лучшим образом. Так оно и было. И орки дали друг другу слово никогда, ни при каких обстоятельствах, даже под страхом неминуемой и мучительной смерти, никому не говорить о том, что там с ними приключилось. И скорее всего они сдержат данное обещание.

А произошло с ними следующее…

Впрочем, раз уж они сами не хотят об этом рассказывать, то лучше и мы умолчим. Умные и сами обо всем догадаются. А дураки… Ну, до них-то нам и вовсе нет дела.