Глава 6

Ближе к вечеру двое арестантов, облаченных в грязное, рваное рубище, почти не имеющее ничего общего с тем, что обычно принято называть одеждой, втащили в камеру большую жестяную бадью. Поставив свою ношу на пол, они сразу же скрылись за дверью, где их ожидали трое вооруженных охранников, один из которых, прежде чем запереть дверь, швырнул в камеру полупустую кожаную флягу.

Старик первым кинулся к воде, но добежать до лежащей на полу фляги не успел – его поймал за ногу Слим. Флягу взял в руки Грудвар. Слим подал ему извлеченные из-под соломы грязные глиняные плошки с выщербленными краями. Наполнив первую плошку водой, Грудвар велел Слиму напоить больного Митея, после чего распределил оставшуюся воду между остальными обитателями камеры. Каждому досталось по три глотка теплой, почти не утоляющей жажду, воды.

Выпив воду одним глотком, старик провел пальцем по влажной внутренней поверхности плошки, после чего облизал его. Убедившись, что в посудине не осталось больше ни капли влаги, он направился к бадье с едой. Скинув громыхнувшую о пол крышку, он плошкой разогнал в стороны плавающую по поверхности рыбью чешую и зачерпнул жидкого, омерзительно пахнущего хлебова. Присев в углу, старик обхватил плошку обеими руками и начал торопливо, то и дело давясь и кашляя, прямо через край глотать ее содержимое.

Следом за ним наполнили свои посудины и остальные.

– Не надейся, что этим можно хоть немного утолить жажду, – сказал, обращаясь к Граису, Слим. – Они нарочно пересаливают свое варево, чтобы после него пить хотелось еще больше.

Граис с опаской осмотрел дурнопахнущее содержимое своей плошки – в серой, мутной, чуть теплой воде плавали рыбьи хвосты, головы со страшно выпученными белесыми глазами и склизкие полупрозрачные лохмотья какого-то овоща, разварившегося до полной неузнаваемости.

– Что и говорить, выглядит не очень-то аппетитно, – усмехнулся, присаживаясь неподалеку от Граиса, Грудвар. – Но приходится есть, чтобы не протянуть ноги. Выбор блюд на этом постоялом дворе на редкость однообразен.

Граис осторожно отхлебнул через край глоток тюремной баланды. Чрезмерное количество соли и острых приправ, присутствующее в растворе, полностью скрадывало первоначальный вкус рыбного бульона. Впрочем, это, наверное, было и к лучшему – рыба, использованная для приготовления варева, была явно не вчера поймана.

Граис отставил в сторону плошку с рыбной бурдой и, отодвинувшись чуть в сторону, сел, прижавшись спиной к стене. Подтянув согнутые колени и обхватив их руками, он снова мысленно вернулся к последнему разговору с Кричетом.

Какую еще информацию скрыл от него руководитель проекта? Каких действий он ожидал от него, если их общей задачей было восстановление буферной зоны на территории Йера? Если Кричет не вполне доверял Граису или опасался, что тот не справится с порученным ему заданием, то мог просто отправить вместо него другого ксеноса. Однако ему почему-то был нужен именно Граис.

Ксеноса раздражало и почти выводило из себя то, что сам он, как ни старался, не мог разгадать замысел Кричета. Каким образом он собирается переломить непростую ситуацию, сложившуюся на территории Йера, чтобы не допустить окончательного разрушения буферной зоны?

Имея формальную воможность, сославшись на недоверие руководства, отказаться от дальнейшего выполнения порученной ему миссии, Граис тем не менее решительно не собирался этого делать. Он прекрасно понимал, что его отказ от участия в проекте практически сведет на нет огромную работу, проделанную десятками различных подразделений Центра, и в конечном счете поставит под удар иные миры, находящиеся на пути следования событийной волны, если ее не остановить на территории Йера.

Помимо прочих соображений, в душе Граиса взыграло еще и уязвленное самолюбие, – его, одного из самых опытных ксеносов Центра, имеющего за плечами десятки успешно проведенных операций, побывавшего с ответственными заданиями на четырнадцати планетах Кольца Миров, руководитель проекта намеревался использовать как бестолкового новичка, – в качестве разменной пешки в какой-то многоходовой комбинации.

Какие бы цели ни преследовал Кричет, вынуждая ксеноса работать практически вслепую, без необходимой ему информации, подобное отношение со стороны руководства давало Граису моральное право чувствовать себя свободным от необходимости строго придерживаться предложенного ему плана. Он мог самостоятельно довести операцию до конца, действуя, по собственному усмотрению, сообразно с изменившейся ситуацией. Чтобы добиться желаемых результатов, будет разумнее не заключать союз с Сирхом, а устранить преподобного, используя для этой цели кахимского наместника, который через два дня должен вернуться в Йер и лично заняться рассмотрением дела вновь заявившего о себе Граиса из Сиптима.

Он сумеет найти общий язык с наместником и убедить его в том, что развенчание Сирха, как официального идеолога, сделает для восстановления порядка и спокойствия в Йере больше, чем вооруженная до зубов армия. Плохо организованное, не имеющее центрального командования движение вольных представляет собой угрозу для власти только до тех пор, пока его поддерживают, пусть даже только на словах, жители городов и сел, сами отнюдь не стремящиеся уйти в горы и взять в руки оружие. В тот момент, когда падет Сирх, превратившийся за годы своего самостоятельного проповедничества в одиозный и ненавистный всеми йеритами символ имперской власти, исчезнет и угроза со стороны вольных.

По опыту прошлых лет, проведенных в Йере, Граису было известно, что йериты, по большей части, спокойные, терпеливые и отнюдь не воинственные люди. Вера в бесконечную мудрость Поднебесного, способного как карать, так и миловать, более свойственна для них, нежели бессмысленный и жестокий бунт, изначально обреченный на поражение. Поднебесный является для них началом всех начал, причиной и сущностью всего мира, опорой в жизни и ответом на все вопросы. Йерит мог бесконечно долго безропотно терпеть невзгоды и лишения, вознося благодарность Поднебесному за каждый новый день, который тот позволил ему прожить.

Йериты не испытывали вражды к людям, исповедующим иные религии. Единственное, чего они требовали от иноверцев, – так только почтительного отношения к своему богу. Идея кахимского наместника использовать религиозность порабощенного народа в интересах империи была сама по себе неплохой. Ошибка его заключалась в том, что, приблизив к себе Сирха, он тем самым как бы попытался поставить бога йеритов себе на службу. Такого поворота йериты не могли ни принять, ни стерпеть. Именно поэтому, несмотря на то, что Сирх практически повторял в своих проповедях слова Граиса, йериты провели между двумя проповедниками и их учениями четкую границу.

Впрочем, сам наместник мог и не знать об особенностях религиозного мировосприятия населения подвластной ему территории. Вина за эту ошибку полностью ложилась на Сирха. И теперь уже не имело смысла гадать, что послужило ее причиной, – недомыслие Сирха, его чрезмерная самоуверенность, либо бесконечная вера ученика в силу слов, услышанных им некогда от Граиса. Проповедям Сирха следовало положить конец. В нынешних условиях единственное, чего можно было добиться с их помощью, так разве что взрыва всеобщего негодования. В результате вольные, по сути своей являющиеся всего лишь кучкой бунтарей, у каждого из которых имеется своя, далеко не всегда возвышенная и благородная причина ненавидеть Кахимскую империю, превратятся в глазах простого народа в защитников истинной веры.

Всплеск воинственной религиозности, направленный в определенное русло, легко может перерасти во всеобщее восстание против империи. Конечный итог подобного стихийного восстания мог быть только один – кровь и еще более жестокая тирания. Граис теперь отчетливо понимал, что его возвращение в Йер могло привести к еще большему обострению и без того напряженной обстановки в находящейся под диктатом Кахимской империи стране. Любой его неосторожный шаг, не до конца продуманное действие могли оказаться тем камнем, который, упав на чашу весов, нарушил бы неустойчивое равновесие между жизнью и смертью сотен тысяч ни в чем не повинных людей. Граису было прекрасно известно о том, как жестоко расправляется Кахимская империя с непокорными народами.

Граис медленно провел ладонью по влажному от нестерпимой духоты лицу.

Ему, несомненно, сопутствовала удача. Не окажись Граис в тюрьме, он непременно отправился бы в Меллению искать встречи с Сирхом, которая скорее всего оказалась бы безрезультатной. Если в своей напыщенной самоуверенности Сирх не понимает, что своими проповедями подталкивает страну к краю пропасти, то и слова нежданно вернувшегося учителя не смогут его ни в чем убедить. Открытая же поддержка Сирха Граисом, как предлагал сделать это Кричет, только ускорила бы неминуемую трагическую развязку…

Неужели руководитель проекта не понимал этого?..

Ночь не принесла с собой прохлады, которую с надеждой и вожделением ожидали изнывающие от духоты и смрада узники. Перед самым закатом на улице прошел небольшой дождик, и влажные испарения, поднимающиеся над раскаленной землей, заполнили камеру.

Митей, который уже не мог даже кашлять, корчился на подстилке из соломы, хватая широко разинутым ртом удушливый воздух. Попытки Граиса снять астматический приступ успеха не возымели. Погружать же несчастного Митея в гипнотический сон он не решался, боясь, что во сне больной может задохнуться.

Старик и Слим, растянувшись на полу, пытались уснуть. Грудвар же по-прежнему не отходил от сидевшего рядом с больным Граиса.

– Послушай, Граис, – тихим шепотом произнес он, когда, напоив Митея остатками воды, ксенос устало привалился к стене. – Про тебя говорят, что ты можешь творить чудеса…

– Люди обычно называют чудом то, чему не могут найти объяснения, – ответил Граис.

– Ты возвращал здоровье безнадежно больным, – продолжал Грудвар.

– Как видишь, Митею я ничем не могу помочь.

– Но ведь были же и те, кого ты излечивал.

– Врачевание – это не чудо, а искусство, в котором я кое-что смыслю. Но, уверяю тебя, существуют целители и более искусные, нежели я.

– Я слышал, что во время одной из своих проповедей ты воспарил над землей. Это правда?

– Способность побороть тяжесть, приковывающую тело к земле, называется левитацией. Подобное умение демонстрируют за деньги фокусники из страны Гриз. У них я и выучился этому трюку.

– Что-то я прежде не видел таких фокусов, – с сомнением покачал головой Грудвар. – Еще я слышал, что ты можешь заставить человека созерцать страны, которых не существует на свете.

– Ты хочешь там побывать? – спросил Граис.

– Не сейчас, – немного подумав, отказался Грудвар. – Сейчас я хотел бы оказаться на свободе.

– В этом я тебе помочь не могу, – ответил Граис.

– Не можешь или не хочешь? – спросил Грудвар.

– Не пытайся играть со мной в слова, – устало улыбнулся в темноте Граис. – Я ясно ответил тебе – нет.

Грудвар как бы в недоумении хмыкнул.

– Разве ты сам, Граис, не говорил о том, что святой долг всякого человека помочь тому, кто взывает о помощи.

– Я не в силах перенести тебя за стены этой тюрьмы, – ответил Граис.

У него не было абсолютно никакого желания спорить с Грудваром. Сейчас он чувствовал лишь усталость – слишком много сил уходило на то, чтобы поддерживать жизнь в разбитом болезнью теле Митея. А стоило ли это делать? Митей был обречен. Для того, чтобы спасти его, требовалась интенсивная терапия, которую невозможно было обеспечить в условиях Йера.

– Ты ведь сумел в свое время убежать из-под стражи. – Это снова был Грудвар. Граис было решил, что бородач уснул, однако он все еще сидел рядом, неподвижный и невидимый в кромешной тьме, царящей в камере. – Как тебе это удалось?

– Все было совсем не так, как ты думаешь, – не стал вдаваться в объяснения Граис. – Мой опыт вряд ли чем-то тебе поможет.

– И все же, – никак не желал отставать от него Грудвар.

– Ты ведь собирался бежать по дороге на ониксовые копи, – напомнил Граис Грудвару его же собственные слова.

– А, – по легкому движению воздуха у щеки Граис решил, что его собеседник махнул рукой. – Это была пустая бравада. Перед отправкой на рудники каторжников заковывают в кандалы. Со скованными ногами, к каждой из которых к тому же подвешено по каменному ядру, не очень-то побегаешь. Бежать нужно сейчас, до вынесения приговора.

– У тебя есть какой-то план? – просто так, без особого интереса спросил Граис.

– Главное – выбраться из камеры, – наклонившись к самому уху Граиса, зашептал Грудвар. – На первом этаже только несколько человек охраны. При неожиданном нападении справиться с ними не составит труда. А уже с оружием в руках можно будет попробовать пробиться за ворота.

– План, достойный самоубийцы, – устало заметил Граис.

– Не скажи, – возразил ему Грудвар. – Ночью шалеи отдыхают, полностью полагаясь на надежность дверей и запоров.

– И каким же образом ты собираешься открыть замок?

– Дверь камеры закрывается только на засов.

– Какая разница, если он находится снаружи, а ты – внутри.

– Я подумал, – вкрадчиво начал Грудвар. – Что, если ты обладаешь способностью перемещать свое тело по воздуху, то, возможно, сумеешь и отодвинуть засов, не прикасаясь к нему руками.

Граис ничего не ответил.

А что он мог сказать Грудвару? Что жизни одного-двух йеритов ничего не стоят по сравнению с теми проблемами, которые предстояло решить ксеносу? Ведь если он поможет Грудвару бежать, то уже не сможет рассчитывать на благожелательное отношение к себе наместника. А то еще и самому придется скрываться, чтобы не оказаться обвиненным в пособничестве бунтовщикам… А сколько еще охранников убьют Грудвар и Слим, прорываясь на свободу? Да и смогут ли они сами выбраться за тюремные стены?..

– Эй, – негромко окликнул Граиса Грудвар. – Ты что молчишь?

– У каждого свой Путь к Поднебесному, Грудвар, – ответил ему Граис. – И если уж ты встал на него, то идти следует до конца.

– Ты хочешь сказать, что у нас с тобой разные пути?

– Похоже, что так.

– Разве ты не хочешь увидеть Йер свободным?

– Сейчас не время говорить об этом. – Граис вздохнул. – Я очень устал… Мне нужно хотя бы немного отдохнуть…

– Ну-ну…

Граис услышал, как зашелестела солома, – Грудвар отодвинулся в сторону от него.

Граис выпрямил спину и, расслабив мышцы шеи, опустил подбородок на грудь. Скрестив ноги на полу, он положил руки между коленей. Сделав три глубоких вдоха, Граис погрузился в медитационный транс, который должен был помочь ему восстановить силы. Ему предстояло еще, как минимум, два дня провести в этом жутком месте.

Перед самым рассветом Граиса вернул в реальность страшный предсмертный хрип, вырвавшийся из горла Митея.

Наклонившись, Граис приложил два пальца к шее страдальца и понял, что ему уже ничем нельзя помочь.

– Что там еще? – заворочался разбуженный старик.

– Митей умер.

Граис сложил руки Митея на животе. Проведя ладонью по лицу мертвого, он закрыл ему глаза.

– Ну вот, – забрюзжал старик. – Теперь у нас еще и покойник, которого неизвестно когда отсюда уберут.

– В чем бы меня ни обвиняли, я не должен находиться в одной камере с мертвецом! – неожиданно закричал вскочивший на ноги Грудвар. – Пусть убирают его немедленно! По такой жаре он к полудню завоняет!

Грудвар бросился к двери и изо всех сил принялся колотить в нее кулаками.

– Эй, ты что это так раздухарился? – удивленно повернулся в его сторону старик. – Плети захотел?

Словно не слыша обращенных к нему вопросов старика, Грудвар продолжал колотить в дверь камеры, теперь еще пустив в дело и ноги. Гул от его ударов стоял такой, словно колотили в пустую бочку.

– Открывайте, поганцы! – надрывая глотку, орал Грудвар. – Открывайте, чтоб вам пусто было!..

Граис не мог взять в толк, что вдруг случилось с уравновешенным и, как ему казалось, умеющим контролировать себя Грудваром? Что за бес в него вселился? Если шалеи и явятся на его крик, то явно не за тем, чтобы убрать мертвого, а чтобы урезонить живых.

Граис поднялся на ноги, собираясь подойти и успокоить Грудвара, когда на дверь обрушился еще один тяжелый удар, теперь уже снаружи.

– Умолкните, твари! – рявкнул из-за двери шалей и снова ударил в дверь чем-то тяжелым. – Днем всех выставлю на солнцепек!

– У нас в камере покойник! – крикнул Грудвар.

– Вы все там покойники! – хохотнул в ответ шалей. – Утром придет ми-шалей, он и разберется, кого из вас уже пора отдать гаратам!

– Уберите мертвого из камеры! – заорал Грудвар и снова что было сил принялся колотить ногами в дверь.

– Ну ты меня достал, отродье!..

Глухо стукнул откинутый в сторону засов, и дверь камеры распахнулась настежь. В тусклом свете масляных ламп, освещающих коридор, в дверном проеме возник силуэт высокого, широкоплечего шалея. Всклокоченные волосы у него на голове не были прикрыты кожаным шлемом, – должно быть, шум, поднятый Грудваром, заставил охранника встать с ложа, на котором он отдыхал. Недовольный, заспанный вид шалея явно не сулил беспокойному арестанту ничего хорошего.

– Ну что, тварь, хочешь оказаться вторым покойником в этой камере?

Шалей сделал шаг через порог, поигрывая концом толстой плети. Копье он держал на сгибе локтя левой руки, направив в сторону Грудвара широкий листообразный наконечник, способный с одного удара распороть человеку живот от пупка до солнечного сплетения. За его спиной в коридоре, привалившись плечом к стене, стоял еще один охранник.

Окинув взглядом остальных находящихся в камере заключенных, шалей неожиданно взмахнул плетью, и левую щеку Грудвара распорола красная кровоточащая полоса. Шалей довольно хохотнул и не спеша занес плеть для нового удара.

Вопреки его ожиданиям, заключенный не отшатнулся в сторону, пытаясь руками прикрыть голову. Вместо этого, приняв на шею новый удар плети, он кинулся на охранника. Шалей выбросил вперед руку с копьем, но Грудвар, нырнув под древко, в одно мгновение оказался рядом с противником. В руке у него была зажата длинная и острая щепа, которую он давно уже выломал из дверного косяка. Коротким сильным ударом Грудвар вогнал кусок дерева шалею в горло.

Охранник, находившийся в коридоре, спросонья, должно быть, даже не успел понять, что произошло, когда Грудвар, подхватив выпавшее из рук смертельно раненного шалея копье, направил его в сторону второго противника. Шалей захрипел и дико вытаращил глаза, когда плоский наконечник копья вспорол ему живот. Он открыл рот, чтобы закричать, но только кровь забулькала у него в горле.

Грудвар всем телом навалился на древко копья и остановился только тогда, когда металл наконечника заскрежетал по камню стены. Вырвав окровавленное копье из мертвого тела, он оперся на него, на мгновение опустил голову и так тихо, что никто не услышал, произнес:

– Кончено…

Рядом с ним уже стоял Слим, держа в руках копье второго шалея.

– Ах ты, сын потаскухи! – заскулил со своего места старик. – Теперь из-за тебя нас всех заживо разрежут на куски!

– Что сделано, то сделано, – Грудвар посмотрел на старика, затем перевел взгляд на Граиса. – Решайте, вы с нами?

– Можно подумать, ты оставил нам выбор! – проворно вскочив на ноги, старик, ища поддержки, бросил взгляд на Граиса. – Нам что же, теперь оставаться здесь с тремя покойниками, двое из которых шалеи?

– Тогда пошли, – Грудвар решительно направился в сторону, где находилась лестница, ведущая наверх. – Нужно убраться отсюда, пока не прибыла утренняя стража.

– Стойте, дети лавахов! – снова подал голос старик. – Вы, видно, совсем разума лишились, если намереваетесь ломиться к выходу сквозь строй шалеев!

– Мы нападем неожиданно…

– Есть другой путь, – старик указал рукой в противоположную сторону коридора. – Пару раз шалеи брали меня разносить пищу по камерам… Пища… – Старик презрительно сплюнул на пол. – Если бы вы только знали, из чего готовится эта, так называемая, пища…

– Говори толком, – оборвал старика Грудвар. – У нас мало времени. Скоро кто-нибудь из шалеев спустится сюда посмотреть, куда запропастились их приятели.

– А я что делаю? – с вызовом глянул на бородача старик. – Я и говорю, в конце коридора находится дверь, ведущая на кухню… Там же рядом находится и мертвецкая… Ну это я так, к слову… Пройдя через кухню, можно выйти на задний двор, прямо к мусорной яме.

– А что потом? – спросил Грудвар.

– Потом думай сам, – огрызнулся старик. – Как ты собирался перелезть через стену?

Грудвар неопределенно дернул плечом, – мол, это дело десятое.

– Выход через кухню не охраняется?

– Похоже, что нет, – ответил старик. – Дверь просто запирается с другой стороны на засов. Но, если Граис сумеет ее открыть…

– Ах, старик, – с укоризной покачал головой Грудвар. – Выходит, ты ночью нас подслушивал.

– Не подслушивал, а просто слушал, – обиженно поправил его старик. – Ты не смотри, что я старый. Вижу я плоховато, зато слух у меня…

– Сможешь? – посмотрел Грудвар на Граиса.

Тот молча кивнул.

Не слушая более старика, Грудвар побежал по коридору в указанную им сторону. Остальные последовали за ним.

Слим, бежавший последним, то и дело оборачивался, чтобы убедиться, что погони за ними пока еще нет.

– Здесь, – указал старик на низкую, тяжелую дверь, обшитую металлическими пластинами.

Грудвар толкнул дверь плечом и, убедившись, что она заперта, отошел в сторону, уступая место Граису.

Граис быстро сжал ладони в кулаки, а затем резко взмахнул ими в воздухе, словно стряхивая с пальцев воду. Приложив ладони к двери, он начал совершать руками плавные кругообразные движения. Он отчетливо ощущал объем двери и плотность материалов, из которых она сделана. Вскоре ему удалось определить и место расположения засова. Приложив левую ладонь к дверным доскам прямо напротив засова, он с силой прижал ее сверху другой ладонью. На мгновение задержав дыхание, Граис сосредоточил все свои мысли и чувства на языке засова. Засов словно бы превратился в часть его тела, став продолжением руки. Резко выдохнув, Граис дернул руками в сторону и почувствовал, как, следуя за ними, чуть сдвинулся с места и засов. Граис снова повторил движение руками, и засов уже уверенно пополз в сторону, с негромким скрежетом выдвигаясь из тяжелой кованой петли на дверном косяке.

Теперь нужно было освободиться от незримых нитей, связывающих ладони с засовом. Резко отдернув руки от двери, Граис сделал шаг назад и, болезненно поморщившись, потер ладони одну о другую.

– Готово? – тихо спросил Грудвар.

– Да, – кивнул Граис.

Все еще не веря тому, что произошло, Грудвар надавил ладонью на дверь. Тяжелая дверь подалась на удивление легко, даже петли не скрипнули. Из темноты потянуло застоявшимся запахом чада от очага и вонью несвежих продуктов.

– Хвала Поднебесному, который не только наделил тебя умением произносить речи, трогающие души людей, но и способностью творить чудеса, – с благоговением глядя на Граиса, произнес старик.

– Дай-ка лампу, – шепотом приказал Слиму Грудвар.

Слим снял со стены чадящую масляную лампу и передал ее приятелю. Открыв дверь пошире, Грудвар выставил руку с лампой вперед и переступил порог.

В центре большого квадратного помещения с низким каменным потолком стоял широкий стол с рассыпанными по нему половниками, поварешками и прочими предметами кухонной утвари. Слева от стола ровными рядами стояли перевернутые вверх дном бадьи, в которых пищу разносили по камерам, и огромные чугунные котлы с закопченными днищами. В глубине помещения, возле лестницы, ведущей наверх, располагался большой открытый очаг, обложенный грубо отесанными валунами. А рядом с ним стояла широкая скамья, на которой, поджав ноги и подложив сложенные вместе ладони под щеку, спал шалей. Охранник лежал на боку, повернувшись лицом к стене, и мирно посапывал. Оружие его было сложено на полу.

Сунув лампу старику, Грудвар перехватил копье обеими руками и скользнул вдоль стола.

Обогнув стол с другой стороны, Граис успел перехватить уже занесенное для удара копье Грудвара. Гневный взгляд бородача обжег лицо Граиса. Грудвар дернул копье на себя, пытаясь одновременно оттолкнуть Граиса в сторону. Граис быстро согнул, а затем снова выпрямил руку, которой сжимал копье, и здоровенный йерит опрокинулся на пол, оставив оружие в руке ксеноса.

Падая, Грудвар задел рукой медную бадью, которая со звоном ударилась о другую, стоящую рядом посудину. Шалей дернулся во сне. В ту же секунду оказавшийся возле него Граис прижал шалея к скамье и вдавил палец в сонную артерию охранника. Даже не успев проснуться, шалей потерял сознание. Тело его безвольно распростерлось на скамье, левая нога ударилась пяткой о пол.

– Хватит крови, – повернувшись к недоуменно взирающему на него Грудвару, Граис кинул бородачу копье.

Грудвар был явно недоволен половинчатым решением Граиса, однако времени на споры у них не оставалось. Опершись на копье, Грудвар вскочил на ноги.

– Запри дверь! – кинул он Слиму и побежал вверх по лестнице, ведущей к входу.

Проходя мимо скамьи, старик подобрал с пола копье шалея и протянул его Граису. Тот отрицательно мотнул головой. Старик молча пожал плечами и оставил копье себе.

Поднявшись по лестнице, беглецы оказались на заднем дворе тюрьмы.

Солнце еще не взошло, но было уже достаточно светло, чтобы отчетливо видеть все, что находилось вокруг.

Выбежавший во двор первым, Грудвар быстро огляделся по сторонам. В тридцати шагах от двери, из которой вышли беглецы, возвышалась неприступная каменная стена. Прямо под ней была вырыта огромная мусорная яма, рядом с которой красовалась груда патратовых клубней с налипшими на них комьями земли. Чуть левее находился широкий открытый навес, под которым, понурив головы, стояли четыре пегих чеклака. Это были не боевые чеклаки, а обычная рабочая скотина, которую использовали для вывоза мусора и доставки на территорию тюрьмы необходимых грузов. Мерно пережевывая сено, которое они выдергивали из сваленных здесь же, под навесом тюков, чеклаки без всякого интереса косили на людей свои большие грустные глаза.

– Ну? – дернул Грудвара за рукав старик. – Что теперь? Как ты собираешься перелезть через стену?

Грудвар поднял голову, чтобы взглянуть на острые, высотою в человеческий рост, металлические колья, которыми заканчивалась стена. Даже если бы у беглецов была хорошая веревка, то, взобравшись на стену, они не смогли бы перебраться через частокол.

Тихо всхрапнул один из чеклаков. Грудвар машинально глянул в его сторону и вдруг довольно улыбнулся.

– Старик, ты говорил, что где-то здесь находится и мертвецкая? – спросил он.

– Мы прошли мимо нее, когда поднимались по лестнице, – ответил старик. – Тебе не терпится присоединиться к ее обитателям?

– Слим…

Взмахом руки велев приятелю следовать за собой, Грудвар поставил копье к стене и скрылся за дверью.

– Что он задумал? – недоумевающе посмотрел на Граиса старик.

Тот ничего не успел ответить.

Грудвар со Слимом снова вышли на двор. Каждый тащил на себе по покойнику.

– Сажайте их на чеклаков, – сбросив свою ношу на землю, велел Грудвар Граису со стариком и отправился в мертвецкую за следующим трупом.

– Что скажешь? – снова обратился к Граису старик.

– Сделаем так, как он велел, – ответил Граис, которому уже стал понятен замысел Грудвара. Удачи он не гарантировал, но все же мог дать беглецам шанс вырваться за стены тюремного двора.

Старик посмотрел на одного из покойников, совсем еще молодого парня.

– А не будет ли это проявлением непочтительности к мертвым? – с сомнением спросил он у Граиса.

– Мертвое тело, это все равно, что старая одежда, которая уже ни на что не пригодна, – ответил Граис. – Людям, что когда-то существовали в этих телах, уже нет до них никакого дела.

Чеклаки вели себя спокойно, не выказывая ни малейшего недовольства по поводу того, что на спины им усаживали мертвых седоков.

Вытащив из мертвецкой еще двоих покойников, Грудвар и Слим занялись тем же делом, что и старик с Граисом. Ноги покойников связали под брюхом животных обрывками веревок, сорванных с тюков сена, а руки прикрутили к гривам чеклаков.

– Ну… – Грудвар окинул взглядом своих товарищей. – Да поможет нам Поднебесный.

– Во веки веков, – трясущимися губами прошептал старик.

Грудвар вывел первого чеклака из стойла и подвел к углу тюремного здания. Осторожно выглянув за угол, бородач увидел утоптанную грунтовую площадку возле ворот, вдоль которых неспешно прохаживались двое одетых по полной форме шалеев. Рядом с воротами стояла деревянная будка, в которой находились остальные охранники.

– Грудвар, – негромко окликнул приятеля Слим и, когда тот обернулся, спросил: – Может быть, подпалить стойло?

– Каким образом? – так же тихо отозвался Грудвар.

Улыбнувшись, Слим показал ему стержни из огненного металла, которые он подхватил возле очага.

– Давай, – кивнул Грудвар.

И в этот момент со стороны центрального входа здания тюрьмы раздались громкие, частые удары по медному гонгу. Ему тут же ответил второй гонг с крыши здания.

– Тревога, – подрагивающими губами произнес старик.

Грудвар увидел, что из здания выбежали человек пять шалеев.

– Четверо заключенных сбежали! – крикнул один из них, обращаясь к тем, что стояли у ворот. – Двое охранников убиты!

– Из здания никто не выходил! – ответили им от ворот.

Трое шалеев с копьями наперевес выбежали из сторожевой будки.

Со всех сторон доносились отрывистые крики приказов, отдаваемых ми-шалеями своим подчиненным:

– Усилить охрану ворот!..

– Лучников на крышу!..

– Десять человек – за мной!..

– Перекрыть все лестницы в здании!…

Тем временем Слим, присев над развороченным тюком сена, резко, с нажимом провел одним огненным стержнем по другому. Сноп ярких искр упал на сухую траву. Нагнувшись, Слим принялся раздувать затлевшее сено. Сначала повалил дым, затем появились первые язычки пламени. Поднявшись на ноги, Слим принялся вырывать из занявшегося тюка клочья горящего сена и разбрасывать его по сторонам.

– Давай!

Грудвар ладонью ударил чеклака по крупу. Тот, оглянувшись, удивленно посмотрел на человека, словно не понимая, чего тот от него хочет.

– Вперед, скотина!

Грудвар со злостью огрел чеклака копьем. Тот, обиженно захрапев, взбрыкнул задними ногами и рванулся на площадь. Таким же образом Грудвар выгнал следом за первым и трех остальных чеклаков.

Четыре мертвых всадника неслись во весь опор в сторону ворот.

Старик пальцем начертил у себя на груди стрелу, ведущую к Поднебесному, и тихо зашептал молитву. Глядя на него, Слим тоже быстро начертил на груди стрелу. Грудвар лишь криво усмехнулся. Но это был вовсе не вызов Поднебесному. Грудвар помнил, что тот, кто решился ступить на Путь, ведущий к небесному покровителю, не должен более взывать о помощи или снисхождении. Поднебесный ожидал его в конце Пути, вне зависимости от того, долгим или коротким он окажется.

– Вот они! – раздался крик со двора.

Появление на дворе скачущих во весь опор чеклаков было столь неожиданным, что в сером предрассветном свете никто из шалеев не заметил, что животные не подчиняются всадникам, восседающим у них на спинах. Испуганные чеклаки шарахались в стороны от пытавшихся остановить их шалеев, вставали на дыбы, норовя достать мечущихся вокруг них людей передними копытами. Лучники же, засевшие на крыше, не стреляли по тем, кого они принимали за беглецов, опасаясь попасть в своих.

Наконец кому-то из шалеев удалось ударить копьем одного из мертвых всадников. Мертвец соскользнул со спины чеклака, который, не замечая этого, продолжал скакать вперед, волоча за собой по земле безжизненное тело.

С крыши тюремного здания снова послышались частые удары гонга.

– Пожар на заднем дворе!..

Кто-то из командного состава сумел внести какой-то порядок во всеобщую неразбериху, и десяток шалеев, вооружившись баграми и ведрами, кинулись к пылающему стойлу.

К тому времени беглецы, обогнув здание тюрьмы, уже выбежали на двор с противоположной стороны. Пользуясь тем, что внимание всех находящихся на дворе было приковано к мечущимся из стороны в сторону чеклакам и отблескам пламени, озаряющим угол здания и часть тюремной стены, они побежали в сторону ворот, прижимаясь к черным камням стены, словно те могли укрыть их от случайного взгляда кого-нибудь из шалеев.

Первыми заметили беглецов стражи ворот.

Брошенное Грудваром копье пробило грудь одного из шалеев. Копье, брошенное Слимом, не достигло цели. Отпрыгнув в сторону, второй шалей выставил копье перед собой, готовясь встретить бегущего на него безоружного йерита. Грудвар же несся вперед сломя голову, словно и не видел нацеленный ему в живот широкий металлический наконечник.

Граис, вытянув левую руку вперед, направил два пальца в сторону шалея. За одно мгновение, отделявшее Грудвара от неминуемой гибели, шалей неожиданно выронил из рук копье и, сдавив ладонями виски, заорал от дикой боли, взорвавшейся, подобно шаровой молнии, у него в черепе. Ударом корпуса сбив охранника на землю, Грудвар ногой наступил ему на горло. Тело шалея изогнулось дугой. Захрустели раздавленные хрящи.

– Бегите к воротам! – крикнул остальным Грудвар. – Я их открою!

Подхватив с земли копье, бородач устремился к открытым дверям сторожевой будки, где находился ворот, поднимающий тяжелый деревянный брус, закрывающий ворота. Выбежавший навстречу ему шалей мечом отбросил в сторону копье йерита. Чтобы не попасть под ответный удар меча, Грудвар отпрыгнул в сторону. Решив не вступать в поединок с бородачом, шалей отступил, захлопнув дверь будки. В бессильной ярости Грудвар ударил по двери древком копья.

Рядом с ногой Граиса в землю впилась стрела. Граис обернулся, чтобы посмотреть, что происходит на дворе.

Двое из четверых мертвых всадников уже были сбиты на землю. Оставшихся чеклаки все еще носили на своих спинах, но шалеи уже поняли, что их провели. А лучники на крыше обнаружили настоящих беглецов. Летящие в сторону сторожевой будки стрелы указывали направление тем шалеям, которые находились внизу. У беглецов почти не оставалось времени на то, чтобы открыть ворота и покинуть тюремный двор. Промешкай они хоть мгновение – и болтаться им на копьях разъяренных шалеев.

– Граис! – закричал Грудвар, пытаясь вогнать острие копья между краем дверной плоскости и деревянной балкой косяка. – Нам нужно попасть внутрь! Иначе мы не сможем открыть ворота!

– К воротам, Грудвар! – крикнул в ответ Граис.

Ударив Слима в грудь, он заставил его отшатнуться в сторону, и очередная стрела пролетела над плечом йерита.

– Все к воротам! – взмахнул рукой Граис. – Я смогу их открыть!

Подхватив с земли меч убитого шалея, он несколькими ударами перерубил тянущиеся от сторожевой будки к воротам канаты.

– Я надеюсь, ты знаешь что делаешь, – Грудвар бросил быстрый взгляд на Граиса, затем на приближающихся к ним со стороны двора шалеев и, тряхнув головой, побежал к воротам.

Тяжелые, укрепленные широкими железными полосами створки ворот перекрывал брус квадратного сечения, продетый в кованые кольца, каждое из которых было толщиной в руку. Да и сам брус, как понял Граис, едва коснувшись его, был вытесан из целого ствола дерева архатак, растущего лишь в Эребии и стоящего немалых денег на территории Йера. Прочностью своей древесина архатака не уступала железу, и даже огонь был против нее бессилен. Должно быть, полсотни невольников трудились не менее года, придавая стволу требуемую форму. Нечего было даже пытаться сдвинуть брус без помощи сложной системы блоков, связь с которой Граис оборвал, обрубив канаты, тянущиеся от расположенного в сторожевой будке ворота.

Граису не оставалось ничего иного, как только задействовать на полную мощность вживленный под кожу левого запястья психопреобразователь. Крепко обхватив правой рукой запястье левой, Граис прижал ладонь к гладкой холодной поверхности дерева архатак по самому центру бруса, где сходились вместе створки ворот. Центр левой ладони Граиса превратился в точку наивысшей концентрации всей его воли и психической энергии. В тот момент, когда Граису начало казаться, что даже его физическая суть перетекает в бездонно-черную точку, он оторвал ладонь от бруса и задействовал пихопреобразователь. Невидимый для глаза конусообразный поток псиэнергии, трансформированной в кинетическую, вырвался из центра ладони человека и врезался в находящуюся всего в нескольких сантиметрах от нее преграду.

Удар получился настолько сильным, что обратный импульс отбросил Граиса назад и опрокинул на спину. Две половины переломившегося почти посередине бруса, вывернув удерживавшие их металлические кольца, пробили створки ворот.

Произошедшее заставило на мгновение замереть от изумления даже шалеев, которые находились уже совсем близко от беглецов. Йериты же, видевшие, что Граис сломал брус из архатакового дерева буквально одним прикосновением голой руки, взирали на приоткрывшиеся створки ворот одновременно с благоговейным восторгом и ужасом.

Первым опомнился Грудвар. Схватив Граиса за руку, он рывком поставил его на ноги.

– Ты как? – с тревогой спросил он, заметив на левой руке Граиса кровоточащую рану.

– Нормально, – ответил Граис.

Сдернув с плеч платок, он обернул им кисть раненой руки.

Под градом стрел, сыплющихся на них с крыши, беглецы кинулись к воротам.

Преследовавшие их шалеи, опасаясь оказаться в зоне обстрела, на время замедлили свой бег.

– Куда теперь, Грудвар? – на бегу спросил у бородача Граис.

– Нужно выбраться из города, пока не перекрыли все улицы, – ответил тот. – Возле западных ворот есть участок недостроенной стены… А где старик?

Остановившись, Грудвар посмотрел назад. Старик неподвижно лежал неподалеку от ворот лицом вниз. В руке у него было зажато копье. Из спины торчала длинная стрела с широким красным оперением.

Грудвар бросился было назад, но Граис успел схватить его за руку.

– С ума сошел! – заорал он в лицо бородачу. – Ты ему уже ничем не поможешь! О нем теперь позаботится Поднебесный!

– Бежим! – визгливо вскрикнул Слим и, размахнувшись, закинул копье далеко в сторону.

Точно так же поступил со своим копьем и Грудвар. Теперь оружие им было ни к чему. Спасение беглецов зависело лишь от удачи и резвости ног.

Грудвар бежал впереди. Прекрасное знание планировки города позволяло ему выбирать кратчайший путь к намеченной цели, пользуясь исключительно небольшими, узкими улочками, вдоль которых стояли невзрачные одноэтажные дома мелких ремесленников да грязные кабаки, в столь ранний час закрытые. Здесь опасность встречи с патрулем шалеев была минимальной.

Если кто из местных обитателей, поднявшихся еще затемно, и замечал троих человек, бегущих по улице сломя головы, то вместо того, чтобы поднять шум, быстро задергивал занавески на окнах, руководствуясь правилом, что не в свое дело лучше не соваться.

Перепрыгнув через невысокую изгородь, беглецы пересекли небольшой заваленный навозом скотный двор и оказались прямо перед штабелями грубо отесанных камней, сложенных на месте недостроенной стены.

Распугав нищих, выбравших это место для ночлега, беглецы наконец пересекли черту города. До леса, за которым поднимались горы, было рукой подать.

Издав ликующий крик, Грудвар звонко хлопнул Слима ладонью по спине и побежал вперед, высоко вскидывая колени и время от времени взбрыкивая ногами. Следом за ним припустился и Слим. Впереди них по траве бежали длинные тени.

Чуть поотстав от двух приятелей, Граис обернулся назад и, приложив руку козырьком ко лбу, посмотрел на восходящее солнце. В его лучах оставшийся за спиной город казался окрашенным в зловещий кроваво-красный цвет.