Фрост еще раз, без всякой надежды, перелистал страницы оставленной Кравичем папки. В самом конце, после графиков и диаграмм, был подшит лист с напечатанными на принтере пятью строчками, в которых говорилось примерно то же самое, о чем только что рассказал инспекторам эксперт.

– С таким заключением к шефу не пойдешь, – захлопнув папку, посмотрел на напарника Фрост.

– Да уж, – согласился тот и, собрав оставленные Кравичем пустые стаканы, кинул их в контейнер для мусора. – Картины написаны Ван Гогом, но написать их он не мог, – процитировал Малявин слова эксперта и, недолго подумав, добавил: – Абсурд!

– Давай посмотрим на дело с другого конца, – предложил Фрост. – Кравич утверждает, что картины были покрыты слоем стабилизатора не позднее года после их написания. Стабилизирующий состав «200-В» начал использоваться лет тридцать назад. Следовательно, как ни крути, мы имеем дело с махинациями во времени. Либо стабилизатор был отправлен в прошлое, либо картины, сразу же после их создания, каким-то образом попали в наши дни.

– Картины никак не могли оказаться в нашем времени сразу после того, как вышли из-под кисти Ван Гога, поскольку предыдущий период сопряжения настоящего времени с последней четвертью XIX века закончился 45 лет назад, еще до создания стабилизатора «200-В». А следовательно, логичнее предположить, что флаконы со стабилизатором были переправлены в XIX век.

– И были торжественно вручены одиннадцатилетнему Ван Гогу, который хранил их всю жизнь и использовал перед самой смертью, – продолжил Фрост. – А законсервированные картины он спрятал в условленном месте, о котором заранее договорился с таинственным незнакомцем, подарившим ему стабилизирующий состав. Ну а хитрый контрабандист сразу же после знакомства с малолетним Ван Гогом отправился в сопряженный с сегодняшним днем виток временной спирали и в 1992 году извлек картины из тайника и теперь продает их с аукциона.

Малявин как будто не обратил внимания на откровенно насмешливый тон напарника.

– Я думаю, все происходило не совсем так, как ты описал, – сказал он. – Но сама идея мне нравится.

– Ты это серьезно? – недоверчиво сдвинул брови Фрост.

– Абсолютно, – кивнул Малявин. – Иначе просто невозможно объяснить происхождение картин.

– Все равно получается несостыковка, – покачал головой Фрост. – Даже если предположить, что картины были доставлены к нам из 1992 года, выходит, что с момента их написания до продажи прошло больше века. А Кравич уверяет, что материалам, использованным для создания картин, всего-то несколько лет. Такое впечатление, что кто-то вырывал их буквально из рук художника, быстро покрывал стабилизатором и сразу же тащил на аукцион.

– Подобное могло бы произойти не в наши дни, а, скажем, лет через двадцать, – возразил Малявин. – Если, конечно, не брать в расчет возможность того, что одиннадцатилетний Ван Гог, создав несколько шедевров, подарил их незнакомому дяде, а потом надолго забросил занятия живописью. Быть может, определяя возраст материалов, Кравич не учел того, что они были защищены от контактов с окружающей средой слоем стабилизатора, а поэтому и старели медленнее?

– На результаты углеродного анализа это не влияет, – возразил Фрост.

– Ну, значит, где-то еще была допущена ошибка! – досадливо взмахнул рукой Малявин. – В противном случае, имея на руках предоставленные Кравичем результаты экспертизы, можно смело садиться за пересмотр основных постулатов темпористики! Нам сейчас только этого и не хватало!

Подумав, Фрост решил, что спорить с основоположниками темпористики сейчас действительно не время.

– Хорошо, – миролюбиво произнес он. – Что ты предлагаешь?

– Предлагаю принять за рабочую версию возможность того, что некий весьма хитрый и расчетливый контрабандист из нашего времени связался с человеком из XIX века, близко знакомым с юным Ван Гогом…

– И передал ему на хранение флаконы со стабилизирующим составом, чтобы он при случае…

– Нет-нет-нет, – хитро улыбнувшись, покачал указательным пальцем Малявин. – Он просто предложил ему внимательно наблюдать за будущим художником, обещая за это регулярное вознаграждение. Передать ему стабилизирующий состав и договориться о месте, где будут спрятаны картины, он рассчитывает лет эдак через двадцать. После этого он отправляется в 1992 год, находит место, выбранное им в качестве тайника, и, обнаружив в нем картины, убеждается в том, что его партнер из XIX века поступил с ним честно. Он извлекает картины из тайника и, вернувшись в наше время, продает их с аукциона. Теперь у него есть деньги и для собственного безбедного существования, и для выплаты вознаграждения своему партнеру из прошлого. Ему остается только дождаться нужного времени и переправить в XIX век стабилизирующий состав.

– В принципе такое возможно, – подумав, согласился Фрост. – Но в целом практически неосуществимо. При воздействии одновременно на два временных витка, не относящихся к настоящему времени, возникает слишком много элементов неопределенности. Что, если, получив картины и деньги за них, наш гипотетический контрабандист попросту забудет о том, что ему еще только предстоит переправить своему партнеру из прошлого стабилизирующий состав? Или по какой-то иной причине не сможет этого сделать? Или же попросту не заплатит своему партнеру вознаграждение, в связи с чем сделка окажется расторгнутой?

– Но если картины уже здесь, значит, у него все получилось, – ответил Малявин. Секунд двадцать он наблюдал за напарником, задумчиво постукивающим кончиком карандаша по столу, после чего добавил: – Поделись, если у тебя на уме есть что-нибудь более интересное?

Фрост кинул карандаш в подставку для авторучек.

– И каким же образом ты собираешься вести поиски этого предполагаемого злоумышленника? – взглянув на Малявина, спросил он. – Со стороны торговцев, продавших картины, к нему подобраться не удалось…

– Естественно, – кивнул Малявин. – Мы ведь имеем дело не с новичком, а с профессионалом очень высокого класса. Человек, спланировавший и провернувший столь сложную операцию, должен разбираться в теории темпористики не хуже университетских золотых голов. Да и практика у него должна быть серьезная. Прежде всего нам следует проверить всех известных контрабандистов, чтобы выяснить, чем занят сейчас каждый из них.

– Особое внимание следует обращать на тех, кто внезапно отошел от дел, – добавил Фрост. – Не думаю, чтобы человек, сорвавший куш на Ван Гоге, продолжал бы мотаться в прошлое с рюкзаком, набитым безделушками.

– Ошибаешься, – возразил ему Малявин. – Если наша догадка верна, то нашему клиенту необходимо время от времени бывать в прошлом для того, чтобы напоминать своему партнеру о его миссии. К тому же для некоторых контрабандистов перебрасывание товаров из одного времени в другое это не столько способ заработать на жизнь, сколько своего рода вид спорта.

– Или даже своего рода искусство, – усмехнулся Фрост. – Вспомни хотя бы Марина. Сколько раз он уже отбывал срок в зоне безвременья, но как только вновь оказывается на свободе, первым делом покупает новый темпоральный модулятор.

– Кстати, Марин вполне мог бы провернуть операцию вроде этой, с Ван Гогом. Лет пять назад он, помнится, попался на том, что пытался договориться с Цезарем Борджиа, чтобы тот заказал работавшему на него в то время Леонардо да Винчи авторскую копию с портрета Джоконды.

– Да, – подумав, согласился Фрост. – Если бы Марин собрался как-нибудь описать все свои дела, включая те, о которых агентам Департамента ничего не известно, то получился бы великолепный учебник для стажеров.

– И пособие для начинающих контрабандистов.

– Марин, Марин, Марин… – Фрост трижды провел пальцем над контактной светоячейкой компьютерной клавиатуры. – На этот раз Марин вне подозрения, – сообщил он, бегло просмотрев появившееся на экране досье. – У него железное алиби. Вот уже почти год, как он находится в зоне безвременья.

– Какой у него срок?

– Год и два месяца. От стандартного обвинения, – нелицензированное использование темпорального модулятора, – Марин отказываться не стал. А вот товар, который должен был находиться при нем, до сих пор не найден.

– А Марин, естественно, божится, что путешествовал в прошлое исключительно с познавательными целями, – усмехнувшись, качнул головой Малявин.

– Естественно.

– Давай в таком случае с него и начнем. Возможно, он сможет подсказать нам направление для дальнейших поисков.

– Ты думаешь, Марин станет сдавать своих коллег? – Фрост скептически поджал губы.

– А мы и не будем просить его об этом, – хитро улыбнулся Малявин. – Просто поделимся с ним нашей версией и попросим сделать свои замечания. Марин уже почти год находится в зоне безвременья, и посетители у него, как я думаю, бывают нечасто. Он не откажет себе в удовольствии порассуждать на интересную для него тему. А между делом, глядишь, и сообщит нам что-нибудь полезное.