– Что же получается? – недоумевающе развел руками Егоршин. – Пикассо – плагиатор?

– Круто берешь, – усмехнувшись краем рта, слегка покачал головой Векслер. – А если так, то будь добр дать какое-то обоснование тому, о чем говоришь.

– Ну, здесь все просто, – с демонстративной небрежностью взмахнул рукой Егоршин. – Пикассо увидел «Авиньонских девиц» еще до того, как сам написал картину. Следовательно, он не сотворил что-то новое, а просто воспроизвел то, что видел.

– А каким образом «Авиньонские девицы» оказались на майке?

– Откуда же мне знать, – пожал плечами Егоршин. – Должно быть, какой-то модельер решил, что картина Пикассо будет хорошо смотреться на ней.

– Так, значит, она все же принадлежит кисти Пикассо?

Егоршин хотел было что-то ответить, но, подумав, смолчал.

– Получается, что Пикассо воспроизвел свою собственную картину? – Векслер обвел вопросительным, да при этом еще и немного насмешливым взглядом обступивших его столик инспекторов. – По-вашему, это можно назвать плагиатом?

– Для чего же Пикассо утащил майку? – спросил один из инспекторов.

– Между прочим, на тот момент, о котором идет речь, кубизма вообще не существовало, – заметил другой.

– И о чем это говорит? – насмешливо прищурился Векслер.

Инспектор, сделавший последнее замечание, смущенно пожал плечами.

– Если вас интересует мое мнение, – сказал Векслер, – то я полагаю, что к тому моменту, когда в руки Пикассо попала майка моего напарника, он думал о новом стиле, который, по сути, уже существовал в его сознании. Но по какой-то причине Пикассо все еще не решался совершить революцию в искусстве. Возможно, он сомневался, будут ли оценены по достоинству его творческие поиски. Изображение же, которое Пикассо увидел на майке, убедило его в том, что медлить далее нельзя. Само собой, Пикассо не знал, что майка попала к нему из далекого будущего, поэтому, увидев ее, он, скорее всего, решил, что идея кубизма витает в воздухе, и если не он, то кто-то другой непременно реализует ее в самое ближайшее время. Вот и все, – Векслер показал слушателям открытые ладони, словно хотел продемонстрировать, что он ничего от них не утаил. – Но если бы не Славик, то не исключено, что первая картина в стиле кубизма появилась бы двумя-тремя годами позже.

– Два-три года – немалый срок, – качнул головой светловолосый инспектор, державший в руке сандвич с тунцом, который он даже не надкусил. – История искусства могла пойти иначе, не продемонстрируй Пикассо публике свои картины, написанные в новом стиле, в 1907 году.

Прежде чем ответить, Векслер заглянул в свою чашку, в которой оставалось только несколько чаинок, прилипших к стенкам.

– Очень многое в мире пошло бы совсем иначе, не открой мы однажды временной спирали и не научись прыгать с одного ее витка на другой. Должно быть, у каждого из нас имеется история, о которой он не очень-то хочет распространяться, – Векслер обвел строгим, придирчивым взглядом столпившихся вокруг его столика инспекторов Департамента контроля за временем. – Порою мне кажется, что если всех вас как следует порасспросить, то сыскался бы и тот голубь, что принес благую весть Деве Марии.

Сказано это было в шутку. Но почему-то вдруг все инспекторы разом принялись изучать рисунки на потолке бара.