Глава 22

Первым, что я увидел, открыв глаза, был полковник Малинин. Он сидел на стуле возле моей кровати и смотрел на меня добрым, отеческим взглядом.

– Вставай! – произнес чекист негромко, но убедительно.

И снова похлопал меня по плечу.

События вчерашней ночи калейдоскопом промелькнули в моем сознании. Сна – как ни бывало. Какой, к лешему, сон, когда к вам в гости незваным заваливается полковник НКГБ!

Я сел в кровати, стыдливо натянул на себя одеяло и взглядом окинул комнату.

Мебель стояла на своих местах. Ящики в шкафах не были выдвинуты. Вещи не разбросаны по полу. Полный порядок. Значит, обыска не было. Зато в коридоре, возле входной двери неподвижно замерли двое человек в одинаковых серых костюмах, с абсолютно одинаковыми и, надо сказать, довольно нелепыми короткими прическами. Как будто их стригла одна общая знакомая. Или знакомый. Позы их были весьма характерны для представителей вполне определенной профессии: руки сложены внизу живота, подборок вызывающе вскинут, взгляд напряженно вперен в пустоту.

– Доброе утречко, господин полковник, – вяло поприветствовал я Малинина.

В первую очередь, потому что мне казалось, что я совершенно не выспался. Во вторую – потому что я не был рад этому визиту. В третью – потому что я понятия не имел, какого дьявола Малинин заявился ко мне в такую рань, но предположения, которые у меня имелись, были не самые радостные.

– Товарищ! – Малинин чуть подался вперед и показал мне короткий указательный палец с широким, плоским ногтем. – Товарищ полковник!

– Будь по-вашему. Как вы здесь оказались, товарищ?

– Вошел через парадную дверь, – довольно улыбнулся Малинин.

– Что-то не припомню, чтобы я оставлял вам ключи от своей квартиры.

– У меня работают очень хорошие специалисты.

– Надеюсь, замок ваши специалисты не сломали?

– Даже не поцарапали.

Ну о чем можно говорить с этим страшным человеком?

Я протянул руку и пошарил ладонью по прикроватному комодику, на который с вечера кладу коммуникатор.

– Не это ищешь?

Видно, это я спросонья такой глупый. Иначе бы сразу догадался – полковник первым делом решил поинтересоваться моими контактами. Но я потому и не прячу коммуникатор, что на нем нет ничего, что могло бы кого-нибудь удивить. Тем более полковника Малинина. Озадачить – может быть. Но уж никак не удивить. А вот вещички, что мы с Ансом вчера у Челина забрали, я потрудился подальше от чужих глаз убрать. Вот так-то, господин полковни-чек!

Малинин кинул коммуникатор мне на колени.

Я только взглянул на часы и тут же пластом упал на подушку. Схватился руками за голову и тихо застонал. Еще бы мне не чувствовать себя невыспавшимся! Время – без десяти шесть! Утро туманное, утро седое… Чтоб ему неладно было. Я о полковнике Малинине. Не мог выбрать более подходящего времени для визита! Или ему, как всем пожилым людям, по ночам не спится? Я так и видел картину: вот он сидит в своем большущем кабинете, с окнами, выходящими на Лубянскую площадь, с огромным, маслом писанным портретом Президента на стене – в полный рост! с шашкой на боку! – и думает, кого бы сегодня с утречка пораньше разбудить? А, может, у него список есть?..

– Перебрал, что ли, вчера? А, Каштаков?..

– Самую малость, – соврал я.

Так было лучше. Такая ситуация Малинину была понятна. Детектив, мучающийся утренним похмельем, вызывал у него не только сочувствие, но еще и симпатию. Потому что, в представлении товарища Малинина, только от похмелья имел право издохнуть настоящий мужик. Но никак уж не от недосыпанья. И ежели с утра пораньше к тебе ворвался гость, пусть даже незваный, пусть даже вскрывший замок отмычкой и притащивший с собой пару сумрачных мужиков в сером, ты должен немедля вскочить с постели и радоваться. Радоваться, ангелы тебя забери!

– Эй, Каштаков!

Приоткрыв глаза, я глянул на чекиста и попытался улыбнуться.

– Кофе угостишь?

– Я кофе не пью. У меня только чай.

– Я знаю, – улыбнулся полковник Малинин. И улыбка его показалась мне зловещей. Хотя на самом деле в ней было не больше яда, чем в улыбке Джоконды. – Я с собой принес.

Чекист потряс перед моим носом серебристыми пакетиками. Растворимый кофе три в одном. Мой самый страшный кошмар.

Делать нечего – нужно вылезать из постели.

– Отвернулись бы, господин… товарищ полковник.

– Ты что, голый спишь?

– Да нет.

– А тогда чего ж стесняешься? Мы с тобой, что ж, не мужики?

Спорить было бесполезно.

Я вылез из-под одеяла, натянул бриджи и майку, в которых ходил дома, сделал приглашающий жест дорогому гостю и следом за ним потопал на кухню.

Усадив Малинина за стол и включив чайник, я ненадолго забежал в ванную. Но даже после душа чувствовал я себя все еще как ваза эпохи Мин, которой император огрел своего проворовавшегося казначея. И за что, спрашивал я сам себя, мне такая напасть? А за то, сам же и отвечал я на свой вопрос, чтобы не лез не в свои дела. А то возомнил себя незнамо кем. Распустил хвост, как павлин. А ты, Каштаков, ворона, мокнущая на суку.

По пути на кухню я выглянул в коридор. Серые стражи двери неподвижно, словно терракотовые воины, стояли на своих постах. Скрестив руки на животах. Интересно, откуда, по их мнению, исходила угроза? Снаружи или изнутри? Но спрашивать их об этом мне почему-то не хотелось.

Полковник Малинин расположился на кухне, как у себя дома. Он уже разболтал пакетик своего растворимого порошка в моей любимой кружке с изображением чьей-то бледной посмертной маски с черными провалами пустых глазниц в обрамлении стилизованной под готику надписи «Мертвоград» и прихлебывал это пойло, заедая бутербродиком с семгой. Коих, бутербродиков, то есть, лежало перед ним на тарелке штук восемь. Самых разных – с рыбой, с сыром, с колбасой, с ветчиной, с копченой индейкой.

– Я тут, Каштаков, пошарил у тебя в холодильнике, – радостно сообщил полковник. – Ты ведь не против?

Конечно, я был только за!

– Мой дом – ваш дом, Вячеслав Семенович, – ответил я, выбирая чай, который помог бы мне взбодриться и обрести требуемую ясность мысли.

Немного подумав, я остановил свой выбор на «Дарджилинге».

– Я знаю, – довольным голосом произнес у меня за спиной полковник.

Определенно, к этому человеку, к его манере говорить и держать себя, нужно было привыкнуть. Тот, кто плохо знал Вячеслава Семеновича, никогда бы не понял, что на самом деле он действительно был признателен мне за гостеприимство. И ему на самом деле было хорошо здесь, на моей кухне, с моей кружкой в руке. Да и бутерброды он наготовил не только себе одному, но и для меня. Ну, во всяком случае, мне хотелось так думать.

– Может быть, и ваших коллег пригласим к столу? – предложил я, имея в виду людей в сером, охранявших входную дверь так, будто она вела в опочивальню Президента. Ну, или, по крайней мере, в столовую Градоначальника.

– Ты, Каштаков, моих ребят не трогай. – Малинин взялся за бутерброд с колбасой. – Они свое дело знают. И голодными никогда не останутся. А у нас с тобой разговор строго конфиденциальный. Я понятно выражаюсь?

– Более чем.

– Ну вот.

Малинин откусил кусок от бутерброда и принялся со смаком жевать. И вид у него при этом был такой, будто он уже сказал все, что хотел.

Я налил себе чаю и сел напротив.

– Угощайся, – пододвинул мне тарелку с бутербродами Малинин.

Как будто это я у него в гостях.

– Спасибо, я до восьми утра не ем.

Малинин хмыкнул, не то насмешливо, не то разочарованно, и взял бутерброд с сыром бри.

Интересно, подумал я, глядя на него, а существует ли такое место, где полковник Малинин не чувствовал бы себя как дома? Лично я не мог представить ничего подходящего. А может быть, в этом и заключалась его сила? В умении моментально вживаться в любую ситуацию и тут же подстраивать ее под себя? Но тогда что это? Врожденная, унаследованная от предков система рефлексов или совокупность приобретенных на практики навыков? А может быть, это своего рода атавизм? Тяжелое наследие совместного проживания наших далеких пращуров в тесных, задымленных, провонявших плесенью и по́том пещерах? Кому проще было выжить в таких условиях? Тому, кто легко мог проломить голову раздражающему его соседу. И тому, кто своей манерой поведения мог убедить здоровяка с каменным топором в том, что он имеет полное право рядом с ним находиться…

– О чем задумался, Каштаков?

Тряхнув головой, я не сразу, но все же вернулся в реальность.

– Что?..

Надо же, я почти заснул. С кружкой чая в руке.

– Плохо выглядишь, говорю.

– Ну-у…

Я вдруг понял, что не знаю, что ответить!

Это было ужасно, но голова с недосыпу отказывалась работать. Напрочь.

Малинин всыпал в свою – то есть, мою, конечно, на самом деле, – кружку еще один пакетик растворимого кофе и залил его кипятком.

– Зря кофе по утрам не пьешь, – искоса глянул он на меня. – Бодрит.

– Кому как.

Язык ворочался с таким же трудом, как и мысли.

А что вы от меня хотите, господин полковник? Я спал меньше часа!

В Китае одной из самых ужасных считалась пытка бессонницей. А китайцы – они в этом деле толк понимают… В смысле, в пытках… И в чае еще, конечно… Ну и Конфуций еще… Лао-Цзы…

Мысли расплывались, как масляное пятно по поверхности лужи.

Я залпом выпил кружку остывшего чая.

В голове как будто немного прояснилось.

Но именно что только как будто.

И совсем ненадолго.

– Вячеслав Семенович, я что-то неважно себя чувствую…

– Понимаю, – полковник глядел не на меня, а на тарелку с бутербродами. Выбирая, за какой бы взяться. – Хочешь таблетку антипохмелина?

– Вы что, их все время с собой носите?

– Зачем? Попрошу парней, чтоб в аптеку сгоняли, – через мое плечо Малинин глянул в коридор. – А то они что-то совсем застоялись.

– Зачем вы их вообще притащили?

Конечно, следовало бы спросить, зачем он сам притащился? В такую-то рань? Но это было бы невежливо. Даже для крепко невыспавшегося детектива.

– Ну, как тебе сказать. – Малинин задумчиво постучал ложечкой по краю кружки. Звук получился глухой и пресный. Как растворимый кофе. – Я, как бы, не был уверен в том, что визит к тебе пройдет гладко.

– В каком смысле? – искренне удивился я.

– Я не знал, кого здесь застану.

– Кого еще вы рассчитывали здесь застать, кроме спящего мертвым сном детектива?

Малинин прищурился и указал на меня ложечкой.

– Почему ты сказал «мертвый»?

С конца ложечки сорвалась черная капля и разбилась о стол.

– Это устоявшийся речевой оборот.

– Знаешь, что говорил о таких оборотах старик Фрейд?

– Нет.

– Я тоже точно не помню, – признался Малинин. – Что-то насчет того, что трезвый пьяного не разумеет… Так кажется… Нет! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Вот так!

– Вы имеете в виду оговорку по Фрейду?

– Может быть, – ушел от прямого ответа чекист.

Я взял чайник и долил себе в кружку чая.

– Мертвый сон – это значит, что я очень крепко спал.

– И все?

– А какой здесь может быть подтекст?

– Может быть, ты вчера видел покойника?

У меня пятки похолодели. Пол у меня на кухне выложен плиткой.

– В каком смысле?

– Ну, надо же, – усмехнулся полковник. – Смысл ему подавай… Двусмысленный ты наш… А что, если просто так? Без всякого смысла?

– Постойте, постойте, – я быстро затряс головой, пытаясь разогнать серый туман, обволакивающий мозг, как смог Москву. – О чем мы вообще говорим?

– Вообще-то мы просто завтракаем, – полковник отсалютовал мне кружкой «Мертвоград». – Ты ведь сам меня пригласил. Не помнишь?

– Ну, да, верно, – кивнул я. – Но сначала вы вломились в мой дом.

– Не вломился, а вошел, – уточнил Малинин. – Если бы я вломился, то двери бы на месте не было.

– Хорошо, пусть будет так. – Я благоразумно решил не спорить. Смысла в этом не было никакого. А убедить чекиста в обратном, то есть в том, что его появление в моей квартире есть не что иное, как незаконное вторжение, я бы все равно не смог. – Тогда объясните мне, какова цель вашего визита?.. Ведь было же что-то еще, помимо желания выпить кружку растворимого кофе в обществе невыспавшегося детектива?

– Конечно, – согласился Малинин. – Мне было жутко интересно, как детектив провел вчерашний вечер.

– Это официальный допрос?

– Всего лишь дружеское чаепитие. Для допроса, Каштаков, я бы тебя на Лубянку вызвал.

Уже хорошо.

– Вчера мы с детективом Гамигином были в «Оскаре Уайльде».

– По какому поводу гуляли?

– Вы же знаете.

– Ничего я не знаю.

– Мы закрыли дело Хуупов.

– Вдвоем бражничали?

– Да. Правда, в кафе уже встретили знакомого, Антошу. Ну и подсели к нему.

– Что за Антоша?

– Старый хакер.

– А имя у него есть?

– Антоша.

– Полное имя.

– Наверное, есть. Но я его не знаю.

– Не тренди, Каштаков.

– Честно, не знаю. Никогда не интересовался. А зачем он вам?

Малинин будто и не услышал мой вопрос. Глотнул кофе.

– А как же ваша демоница? Ее почему с вами не было?

– Сказала, что устала. Пошла домой.

– Так вы весь вечер провели в «Оскаре Уайльде»?

– Ну, да.

– Во сколько вы туда заявились?

– В десятом часу.

– А днем где были?

– В офисе.

– Целый день?

– Накопилась куча бумажной работы.

– И как долго вы проторчали в «Оскаре»?

Изображая задумчивость, я закатил глаза к потолку.

Очень хорошо, что я подтвердил версию Малинина о том, что голова у меня болит с похмелья. Теперь, если что, я и на провалы памяти ссылаться могу.

– Кажется, часов до трех. Или до половины четвертого. А что, Вячеслав Степанович, мне требуется алиби?

Малинин снова проигнорировал мой вопрос.

– А потом?

– Потом пошли домой.

Я недоумевающе пожал плечами – мол, что еще мы могли делать в четыре часа ночи?

– Именно пошли? – подозрительно прищурился чекист.

– Ну, да. Туда мы приехали на метро. Но в четыре часа утра метро уже не ходит.

– Можно было вызвать такси.

– Мы решили прогуляться. Здесь ведь недалеко.

– Ночью шел дождь.

– Нам с Ансом нравится дождь. Вот если бы с нами была Лоя, тогда бы непременно пришлось брать такси.

Я вошел в роль – врал напропалую и, как мне казалось, весьма убедительно.

Полковник недовольно засопел. Глотнул кофе и взялся за бутерброд с семгой.

– И тебе, как я понимаю, ничего не известно о том, что случилось этой ночью?

– Ночью шел дождь.

– Да иди ты? – наигранно изумился Малинин.

– Вячеслав Семенович…

– Ладно, начистоту, Каштаков. Ты знаешь, что ночью в Тимирязевской академии была перестрелка?

– Нет, – соврал я, не моргнув глазом.

– Уверен?

– Абсолютно.

– И в Тимирязевке тебя вчера ночью не было?

– Я слышал, что многие в юности мечтают заниматься сельским хозяйством, но я, помнится, хотел стать космонавтом.

– Жалко, что не стал.

– Почему?

– Если б ты сейчас болтался в космосе, то и мне бы забот меньше было.

– Чем я вас обидел, Вячеслав Семенович?

– Тем, что врешь все время, Каштаков! – Малинин в сердцах кинул на стол недоеденный бутерброд. – Врешь напропалую! И вертишься, как змея в подсолнечном масле! – Интересная метафора, автоматически отметил я; прежде мне такой слышать не доводилось. – Я понимаю, что это часть твоей профессии…

– Извините, вы уверены в том, что сказали?

– Что ты лгун профессиональный?

– Нет, я не то имел в виду. Вы сказали «вертишься, как змея в подсолнечном масле». Может быть, вы имели в виду «как уж на сковородке»?

– Я сказал именно то, что имел!

Полковник выпустил пар, успокоился и снова взялся за бутерброд. В общем, я тоже считаю, что разбрасываться бутербродами с семгой не стоит.

– Вячеслав Семенович, я понимаю, что перестрелка в Тимирязевской академии – это головная боль для вас, – я старался тщательно и аккуратно подбирать слова, чтобы не вызвать новой вспышки гнева. – Но отчего вы решили, что мне об этом что-либо известно?

Я развел руками и придал лицу невинно-растерянное выражение. Я видел такое у кошки, которую застал за тем, что она лопала мою котлету. Это было в гостях, довольно-таки давно, но запомнилось навсегда. Определенно, нам все еще есть чему поучиться у братьев наших меньших.

– Перестрелку в академии устроили демоны и святоши, – сообщил Малинин и вперил в меня самый тяжелый из всех имеющихся у него в арсенале взглядов.

Может быть, он был уверен, что сейчас-то уж я точно себя выдам?

Ну, вот еще! Глупость какая!

Брови на моем лице удивленно взлетели вверх.

– Не может быть!

– Что не может быть? – прищурился Малинин.

– Ну, вообще, – взмахнул я рукой. – Я был уверен, что подобная ситуация в нашем обществе недопустима. Да что там! Попросту невозможна! Я надеюсь, виновники уже отчислены из академии?

Малинин наморщил нос и скривил губы.

– Что ты несешь, Каштаков?

– Как же, господин полковник. – Я вновь изобразил растерянность. – Вы сами сказали, что в академии произошла перестрелка… Разве это были не ученики?

– Нет, Каштаков. Ученики перестрелки не устраивают. Ученики, как правило, устраивают бойни. Понимаешь разницу?

– Честно говоря, не очень.

Иногда перед чекистом стоит изобразить идиота. Ему приятно думать, что хоть в чем-то он разбирается лучше других. Хотя на самом-то деле он уверен, что абсолютно во всем знает толк лучше, чем кто бы то ни был. И даже Стивену Хокингу он мог бы рассказать кое-что новое о черных дырах и пространственной структуре Вселенной. Но получить подтверждение тому лишний раз не мешает.

– Перестрелка, Каштаков, это когда несколько человек одновременно стреляют друг в друга. А бойня – это когда один или двое учеников приходят в школу с кучей оружия и начинают палить во всех остальных.

– А бойня не может перерасти в перестрелку? – задал я еще один идиотский вопрос.

– Чисто теоретически, может. Если у кого-то из тех, в кого стреляют, тоже окажется при себе арсенал.

– Понятно, – делая вид, что обдумываю услышанное, я глотнул чая. – Ну а я-то здесь при чем?

– Каштаков!..

Нет-нет! На этот раз полковник Малинин и не думал выходить из себя! Он смотрел на меня мудрым, немного усталым взглядом старого школьного учителя, который точно знает, что сидящий перед ним шалопай на самом деле способен стать великим человеком, если только перестанет дурака валять и изображать из себя закоренелого оболтуса.

Мне даже немного стыдно стало.

Честное слово!

– Слушай меня внимательно, Каштаков, и не перебивай. На Лиственничной аллее, что проходит через Тимирязевскую академию, сегодня ночью произошла перестрелка между ангелами и демонами. И это были не студенты и не профессора. А, по всей видимости, представители спецслужб. Они убрались с места стычки так быстро, что прибывший на место наряд не только никого не арестовал, но даже стреляных гильз не нашел. Вообще никаких следов на месте происшествия. Врубаешься? Профессионалы работали.

– А что говорят свидетели?

– Свидетелей много, но они наблюдали за всем происходящим из окон. Понимаешь? Ночь. Аллея освещена редкими фонарями. Да еще и скрыта ветками деревьев. Свидетели, вызвавшие милицию, не смогли рассказать ничего вразумительного. Кроме того, что в стычке участвовало порядка десяти-двенадцати человек. А еще они говорят о некоей желтой машине, появившейся в самый разгар перестрелки, вызвавшей весь огонь на себя и тут же укатившей прочь. К сожалению, даже марку машины никто назвать не смог. Не говоря уж о номерах.

– И никто не догадался щелкнуть мобильником?

– Догадались пару человек. Но качество снимков никуда не годится.

– Тогда с чего вы решили, что это были ангелы и демоны?

Я прежде и представить себе не мог, что так захватывающе, так непередаваемо волнующе и интересно заниматься расследованием преступления, участником которого был ты сам! Наверное, то же самое чувствуют актеры, просматривая фильмы, в которых снимались.

– Каштаков, ты не хуже меня знаешь, что с тех пор, как Соломон взял «семейные» дела в свои руки, бандитским разборкам пришел конец. Теперь все вопросы решаются по-другому. Если кого и убирают, то по-тихому. А тут – настоящий вестерн.

– Может быть, гастролеры?

– Если бы так, то Соломон об этом первым бы узнал.

Понятно, с Сергеем Викентьевичем Шайновым Малинин уже переговорил. И тому о ночном происшествии на Лиственничной аллее ничего не известно.

– Выходит, это демоны с ангелами что-то не поделили.

– На территории Москвы? – Я с сомнением покачал головой. – Что-то с трудом верится.

– Ты слышал про Бритву Оккама, Каштаков?

– Ну, в общем…

– Так вот, я уже отсек все возможные варианты. Остался только один – невероятный. Ангелы и демоны устроили стрельбу на нашей с тобой, Каштаков, территории. И мне это не нравится. А еще больше мне не нравится то, что я не понимаю, из-за чего это произошло.

– И поэтому вы пришли ко мне?

Я еще хотел было добавить «в такую рань». Но вовремя удержался. Не в моих интересах было нервировать полковника Малинина. О, нет! Только не сейчас.

– Не знаю, почему так получается, Каштаков, но всякий раз, когда в Московии схлестываются интересы ангелов и демонов, в этом непременно оказывается замешан один частный детектив. Куда же мне было ехать, как не к тебе, когда я узнал о перестрелке на Лиственничной?

– Можно было бы отправить официальные запросы в дипмиссии Рая и Ада, – предложил я альтернативный вариант.

– Ага, – медленно кивнул Малинин. – А можно было бы еще пойти в церковь богу свечку поставить. Эффект был бы тот же самый.

– Ну, а я тут при чем?

– Не знаю, Каштаков! – с деланным недоумением всплеснул руками чекист. – Поэтому и пришел, чтобы ты растолковал мне, что здесь к чему!

Я задумался.

Не могу сказать, что мысль о трупе в машине не давала мне покоя. Но периодически она всплывала в моем затуманенном сном разуме.

Может быть, стоило рассказать обо всем Малинину? Прямо сейчас? Полковник уже пару раз вытаскивал меня из весьма неприятных ситуаций. Конечно, им двигал не чистой воды альтруизм, а тонкий расчет. Он знал, что в определенных ситуациях я могу оказаться ему полезен. И пользовался этим без зазрения совести. Вот, к примеру, как сейчас. А почему я не могу обратиться к нему за помощью? Черт возьми… Рано или поздно, труп Челина непременно где-нибудь да выплывет. И тогда полковник Малинин снова заявится ко мне в несусветную рань и начнет выспрашивать, что мне обо всем этом известно.

– Я знаю, что за человек запечатлен на видеозаписи, сделанной в ГУМе.

– Ты имеешь в виду святошу, приглядывающего за Макаком?

– Это был человек, который хотел, чтобы его приняли за ангела.

– Понятно… В смысле, понятно, что это был человек, но непонятно, зачем он прикинулся ангелом?

– Чтобы пустить нас по ложному следу.

– Ага.

Малинин сказал это так, что ясно стало: он по-прежнему ничего не понимает.

– Это Сергей Владимирович Челин. Он работал в Райском институте высоких технологий. Прикладная математика, математическая статистика, эвристическая обработка информации. Примерно полгода назад был уволен с формулировкой «за нарушение трудовой дисциплины».

– Ага, – снова кивнул Малинин. Выражение лица у него было заинтересованное, но он все еще не понимал, при чем тут Челин. – Значит, Макак украл видеокамеру Хуупов по наводке Челина?

– Точно.

– А смысл?

– Не знаю.

– Или не хочешь говорить?

– Не знаю, господин полковник.

– Товарищ, – автоматически поправил Малинин.

– Быть может, вся эта затея с кражей видеокамеры была спланирована и организована, с тем чтобы отвести святошам глаза. На самом же деле Челин хотел продать демонам какую-то информацию. Но вмешался случай в виде прирезавшего Макака собутыльника, и все пошло наперекосяк.

– Ага. – Малинин начал что-то понимать. – И где сейчас этот Челин?

– В багажнике моей машины… Ну, вернее, машина не совсем моя – я взял ее на время…

– Стой, стой, стой, Каштаков! – Полковник, как регулировщик, перекрывающий движение, показал мне широкую ладонь. – Я так понимаю, Челин мертв?

– Да, – подтвердил я его догадку.

– И труп его лежит в багажнике твоей машины?

– Ну, не совсем моей, я взял ее на время…

– Вместе с трупом?

– Нет, труп в багажник положил я.

Полковник посмотрел на меня с интересом. Так, будто только что понял, как сильно он недооценивал мои умственные способности. Я же понял, что нужно продолжать, не дожидаясь наводящих вопросов.

– Ангелы устроили перестрелку с демонами из-за Челина. Мы с Гамигином попытались вытащить Челина, но святоши все же успели всадить ему пару пуль в спину. Он умер, не сказав ни слова.

– И вы засунули труп в багажник своей машины, а машину?..

– Машину поставили в гараж.

– Каштаков! Ты хоть соображал в тот момент, что вы делаете? Это же преступление!

– Ну… Не мы же его убили…

– Охотно верю! Но вы пытались скрыть тело! Да какое там пытались! Вы это сделали! Для чего? Чтобы помешать следствию?

– Нет!

– Да любой прокурор докажет, что именно этого вы и добивались! Как дважды два!

– Но… У нас не было никаких мотивов.

– Серьезно? – ехидно прищурился Малинин. – А как же вы тогда оказались в то самое время и в том самом месте, где ангелы и демоны устроили сходку?

– Это была не сходка. Святоши следили за демонами. Им нужен был Челин.

– Как вы с Гамигином там оказались?

– Я посадил клопов на тех и на других. И когда мы увидели, что все они направляются к одному и тому же месту, мы тоже решили туда съездить.

– Ага! Вот просто так решили съездить? Просто посмотреть, что там делается? Спонтанное, так сказать, решение?

– Абсолютно спонтанное. Мы сидели в «Оскаре Уайльде»…

– Не ври мне про «Оскара»!

– Да честное слово, господ… товарищ полковник! Мы сидели в «Оскаре Уайльде». У нас даже машины своей не было, пришлось позаимствовать у хозяина.

Малинин тяжело вздохнул, подался назад, ладонью потрогал чайник и ткнул пальцем в кнопку выключателя.

– Каштаков, я разочарован, – сообщил он мне обескураженно. – На что ты вообще надеялся?

– На вас, товарищ полковник, – ответил я первое, что пришло в голову.

К моему удивлению, ответ Малинину понравился. Он улыбнулся, приосанился, и взгляд его подобрел. У меня даже мелькнула мысль, а не испытывает ли он ко мне отцовские чувства? Насколько я знал, своей семьи у Малинина не было. Должно быть, потому что он всего себя отдавал работе. Как и полагается истому чекисту.

– Что покойник собирался продать демонам?

– Не знаю.

– Снова врешь, Каштаков?

– У него ничего при себе не было.

– Что, вообще ничего?

– Бумажник с мелочью и удостоверением личности.

– И все?

– Все. Должно быть, информация, которую он собирался передать демонам, была у него в голове. Поэтому ангелы и пристрелили его – были уверены, что это самый надежный способ перекрыть канал утечки информации.

– Так. – Малинин в задумчивости постучал пальцами по столу. – Значит, нам по-прежнему ничего не известно о том, из-за чего вся эта кутерьма? Я верно излагаю, Каштаков?

– Верно, госп… товарищ полковник.

– И никаких соображений у тебя на сей счет нет?

– Если б были…

Не закончив фразу, я сделал некий неопределенный жест рукой. Который при желании можно было истолковать и как символ моего отчаяния, и как просьбу о снисхождении.

– Ладно, Каштаков. Тащи сюда документы и бумажник покойника!

– Вячеслав Семенович, а нет ли у вас какого-нибудь спецсредства, чтобы взбодриться малость? А то я совсем плохо соображаю. Спал меньше часа.

– Зыренко! – окликнул Малинин одного из людей в сером.

– Я, товарищ полковник! – браво отозвался тот.

– «Два-двенадцать» у тебя при себе?

– Так точно, товарищ полковник!

– Выдай две капсулы.

Зыренко тут же оказался возле стола.

Странная у него была походка. Не бег и не ходьба, а нечто среднее. Он не крался, а будто скользил над полом, касаясь его лишь за тем, чтобы получить импульс для дальнейшего движения. Интересно, где это он так научился?

Я протянул ладонь. Зыренко открыл белую пластмассовую тубу и вытряхнул из нее две продолговатые красно-белые капсулы.

– А что это? – спросил я на всякий случай.

– Средство «два-двенадцать», – отчеканил Зыренко.

– Ну да, конечно, – кивнул я, кинул капсулы в рот и запил чаем.

Когда я поставил кружку на стол, место, где секунду назад находился Зыренко, было пусто. А сам он стоял на своем боевом посту. Как будто и не покидал его никогда.

Прикрыв глаза, я прислушался к собственным ощущениям. По тому, что мне совершенно не хотелось открывать глаза, можно было догадаться, что средство «два-двенадцать» еще не подействовало.

– Я жду, Каштаков, – напомнил о себе Малинин.

Я сделал успокаивающий жест рукой – мол, все в порядке, и я тоже, – собрал волю в кулак, открыл глаза и поднялся со стула.

Сейф был спрятан за прикроватным комодиком. Отодвинув его, я набрал шифр и достал из сейфа бумажник Челина. Предварительно вынув из него использованный транспортный талон и фотографию кошки. Малинину они, скорее всего, были ни к чему, а нам с Гамигином могли пригодиться. Ну, никак не верилось мне в то, что Челин просто так повсюду таскал с собой фотографию любимой кошки! К тому же и выглядела фотка, будто сделана была совсем недавно.

Вернувшись на кухню, я положил бумажник перед полковником.

Малинин внимательно осмотрел его со всех сторон. Старый, дешевый, затертый бумажник. Монограммы на такие не ставят. Заглянул внутрь, но деньги доставать не стал. Тщательно прощупал – не спрятано ли чего под подкладку. Захлопнул и сунул в карман.

– Ну, а теперь – труп.

– Труп?

У меня вдруг появилась дурацкая мысль, что полковник Малинин уверен, что труп спрятан у меня под кроватью. Причем, это не труп Челина, а какой-то другой. Быть может, мне его подсунули пока я спал?.. Бред какой-то! Определенно, «два-двенадцать» не действовало.

– Ты что, собираешься его на колбасу пустить? – усмехнулся Малинин.

– Нет, но…

– Какие еще у тебя есть возражения?

Я задумался. Как следует задумался.

– Никаких.

– Тогда я заберу у тебя труп. – Пауза. – Не возражаешь?

– И что потом?

– Потом будет возбуждено уголовное дело об убийстве гражданина Челина.

– Мне придется выступать как свидетелю?

– Может, как обвиняемому. Тут уж, как фишка ляжет.

– В каком смысле?

Мне вовсе не хотелось быть свидетелем. Не говоря уж об обвиняемом.

– Не дрейфь, Каштаков, – ободряюще подмигнул полковник Малинин. – Скорее всего, твои услуги не потребуются. Я думаю, дело будет переведено в категорию «Ц».

– Что это значит?

– Это значит, что оперативно-разыскные мероприятия сведутся в основном к дипломатической переписке. Мы будем требовать у Ада и Рая официальных разъяснений по данному инциденту, они будут отвечать, что понятия не имеют, о чем идет речь. И продолжаться это будет до тех пор, пока всем не надоест. Вот если б вы вместе с Челиным еще и святошу с собой прихватили… Хотя, нет, все равно отвертелись бы.

– А что нужно, чтобы прищучить их?

– Тебе очень этого хочется?

– Пока нет. Но кто его знает.

– В таком случае, действовать нужно в обход официальных каналов. Если вдруг возникнет такое желание, обращайся ко мне. Я помогу.

На лице полковника обычное для него хитроватое выражение. Поди пойми, говорит он серьезно или же это один из образчиков его знаменитого казарменного юмора.

– Спасибо, – поблагодарил я на всякий случай.

– Да не за что пока. Ну так что, идем?

Я все еще туго соображал.

– Куда?

– В гараж. За трупом.

– Да, конечно. – В самом деле, глупо было не воспользоваться такой возможностью легко и без сиюминутных проблем избавиться от тела Челина. – Мне только одеться надо.

– Ну так давай, одевайся.

Малинин высыпал в кружку последний остававшийся у него пакетик растворимого кофе и залил кипятком.

Одеваясь, я вдруг почувствовал, что препарат «два-двенадцать» все-таки начал действовать. Мне уже совершенно не хотелось спать. Напротив, я чувствовал себя бодрым, настроение было приподнятым. А в голове, будто серебристые пчелы, роились мысли. Самые разные. Но все очень четкие и определенные. Я чувствовал себя настолько уверенно, что готов был взяться за доказательство одной из тех теорем, что математики считают недоказуемыми. А я бы доказал! Если бы только знал хотя бы одну.

– Готов? – спросил Малинин, когда я вновь появился на кухне, одетый в свой любимый костюм и со шляпой в руке.

Не дожидаясь ответа, он одним глотком допил кофе и поднялся на ноги.

– Хорошая у тебя семга, Каштаков! Где берешь?

– Знакомые привозят.

– Хорошие у тебя знакомые! Скажи им, что мне семга понравилась!

Еще бы ему не понравилось! Семгу, что дегустировал Малинин, мне аж из самого Архангельска привезли.

Мы вышли в коридор.

Я бросил взгляд на будто оцепеневших людей в сером и хотел было открыть дверь. Но тот, кого полковник называл Зыренко, вытянув руку, остановил меня.

Малинин молча кивнул.

Отодвинув меня в сторону, Зыренко открыл дверь и первым вышел на лестничную площадку.

И тут же рухнул на пол. Как будто у него ноги отнялись.

Я стоял в шаге позади него. И почувствовал только несильный, но упругий толчок в грудь. Как будто невидимка ладонью хлопнул.

А затем я услышал шаги. Кто-то быстро, очень быстро бежал вниз по лестнице.

– Вперед, Жилин! – рявкнул Малинин.

Второй подчиненный полковника бесцеремонно оттолкнул меня и, как цепной пес, преследующий вора, огромными скачками понесся вниз по лестнице.

Понимая, что мне за ним все равно не угнаться, я присел возле бесчувственного тела Зыренко и прижал пальцы к шее поверженного гиганта. Пульс прощупывался легко.

– С ним все в порядке, – произнес у меня за спиной Малинин. – Минут через десять придет в себя. Это было акустическое ружье. Нелетальное оружие, вызывающее кратковременное шоковое состояние. Давай-ка пока затащим его в квартиру.

Вдвоем мы занесли Зыренко в комнату и положили на диван. Он был похож на спокойно, безмятежно спящего человека.

– Видно, не все так просто, Каштаков? – внимательно посмотрел на меня Малинин.

Я непонимающе пожал плечами.

Сказать мне было нечего.

– Тебя не собирались убивать. Значит, хотели порыться у тебя в карманах. А, может, и в квартире заодно. Что ты прячешь, Каштаков?

– Понятия не имею, Вячеслав Семенович.

– Однако ж тот, кто стрелял в тебя, думает иначе.

– Он либо заблуждается, либо знает больше, чем я.

– Ну что ж, подумай, Каштаков, подумай. – Малинин прошелся по комнате. Щелкнул пальцем по экрану стоявшего на рабочем столе монитора. – А пока думаешь, я бы посоветовал тебе держать пистолет под рукой. Кто знает, что за гость и с каким оружием заявится к тебе в следующий раз.

Совет был дельный.

И я полез в сейф за оружием.

Одна из серебристых мыслей-пчел вылетела из общего роя и прожужжала, негромко, но отчетливо:

– Что-то странное грядет.

Это я и сам понимал.

Знать бы еще, что именно грядет, когда и откуда?

Когда мне в голову приходят подобные вопросы, я начинаю думать, что в жизни полно других, куда более интересных занятий, нежели работа частного детектива.

Хотя, конечно, еще Великий Император Ху сказал: «Каждому свое!»