Глава 13
Тяжелый, распаренный во влажной духоте день, вполне обычный для московского лета, шел на убыль. Солнце краем уже касалось крыш самых высоких домов, но до наступления сумерек, когда на улицах города включится электрическое освещение, оставалось еще часа полтора. Проезжая часть Охотного ряда, как обычно, была заполнена плотными потоками машин, поверх которых плыл голубовато-серый слой удушливых выхлопных газов. Безнадежно, как будто из последних сил, шелестела пыльная листва на чахлых древьях, росших на обочинах трассы.
На мне были джинсы, легкие серые полуботинки, голубая ветровка и черная майка без рукавов с большими серебристыми буквами на груди, вопрошающими: «WHO?» Вопрос весьма актуальный во всех отношениях.
Обернувшись, я посмотрел на здание бывшего КГБ. Широкий фасад его, знакомый едва ли не всему миру не хуже лондонского Биг-Бэна, как прежде, не вызывал никаких положительных эмоций. Но теперь здание уже не было отгорожено от города высоченным забором и противотанковыми надолбами. С облегчением я вздохнул только тогда, когда увидел пустой постамент на зеленом пятачке посреди Лубянской площади. Право же, мне захотелось прямо сейчас отправиться к Дому художников, чтобы убедиться в том, что Железный Феликс, как ему и положено, лежит там, упакованный в свою длиннополую шинель, и, глядя пустыми оловянными глазами на проплывающие по небу облака, думает о чем-то своем, заветном, – быть может, о том, как бы снова взобраться на пьедестал? Как бы повернуть все так, чтобы страна вновь услышала шаги командора? И ладно бы, если бы об этом мечтал только один железный истукан.
Однако сейчас у меня не было времени на то, чтобы повидаться с Феликсом Эдмундовичем и убедиться, что он пока еще не стал символом новой России. Следуя указаниям Париса, я должен был продолжать движение в направлении Кузнецкого моста, не имея ни малейшего представления, что ждет меня в конце этого пути.
Внезапно мозг пронзила острая, как кошачий коготь, мысль: Витька!
Я глянул по сторонам, надеясь в душе, что среди толпы, обтекающей меня с двух сторон, вдруг мелькнет знакомое лицо, но при этом заранее зная, что Витьки рядом со мной нет.
Все верно, он сам сделал свой выбор, решив остаться в том варианте реальности, где ему предоставилась возможность защищать свое право на свободу с оружием в руках. И за те пять минут, что отвел мне Парис, я не мог убедить друга переменить решение. Но почему-то я все же чувствовал свою вину в том, что оставил Витьку.
Мне следовало, не теряя времени, идти к Кузнецкому мосту, но я все же решил спуститься в подземный переход, чтобы еще раз взглянуть на то место, где в ином варианте реальности Витька с Федором вели бой с многократно превосходящими их числом вэвэшниками. Я чувствовал, что мне необходимо это сделать, хотя и сам не мог понять, какой в этом смысл. Теперь мы с Витькой находились в разных вариантах реальности, и я уже ничем не мог помочь своему приятелю. Правда, у меня в кармане лежал клиппер, на котором были выставлены все те же параметры, указывающие путь в мир, где здание КГБ именовалось Президентским дворцом, но я точно знал, что у меня не хватит решимости вновь воспользоваться прибором, чтобы вернуться туда. В отличие от Витьки я без особого труда смог убедить себя в том, что это был не мой мир и я не имел ни малейшего отношения к тому, что в нем происходило.
Я быстро сбежал вниз по лестнице, ловко уклоняясь от столкновения с теми, кто стремился подняться наверх и при этом не желал принимать в расчет интересы других.
В переходе царили обычные суета и неразбериха. Одним нужно было поскорее покинуть метро, другие, наоборот, стремились как можно быстрее туда попасть. И тем и другим мешали те, кто стоял посреди людских потоков, растерянно глядя по сторонам и пытаясь понять, в какую же сторону нужно идти, а также торговцы газетами, дешевой бижутерией, майками и прочей мелочью, привлекающие зевак, завороженно глазевших на товары, которые им были совершенно не нужны. Ничто не напоминало о том, что происходило в этом переходе в ином варианте реальности, покинутом мною всего пару минут назад.
Я отыскал глазами небольшой продовольственный магазинчик напротив входа в метро, обгоревший остов которого в иной реальности служил укрытием Витьке с Федором. Магазинчик ничем не выделялся среди остальных таких же гастрономических лавочек, теснившихся у стен перехода. Стандартные наборы товаров в них отличались разве что ценами. Однако в магазине, на который я смотрел, царило какое-то необычное оживление.
Движимый не до конца еще осознанным предчувствием, я пробрался к дверям магазинчика. Энергично и, каюсь, порою не очень вежливо раздвигая толпу плечом, я шел к намеченной цели, не обращая внимания на проклятия и ругань, летевшие мне в спину.
К тому моменту, когда я добрался до дверей магазина, из них выбежала всполошенная толстая тетка в белом халате, с наколкой на высокой прическе и истошно завопила:
– Милиция!
Следом за ней из магазина вывалился здоровенный детина в сером халате с закатанными по локоть рукавами, под которым у него, похоже, больше ничего не было.
– Иди сюда! – Детина одним рывком выволок из магазинчика человека в ярко-красной ветровке, которого он мертвой хваткой держал за шиворот.
Это был Витька Кровиц, собственной персоной! Растерянно глядевший по сторонам и безвольно размахивающий руками, он был похож на несчастную тряпичную куклу, повисшую в руке у злого кукольника.
– Милиция! – снова завопила тетка.
– Что случилось? – спросил я, вынырнув из толпы прямо перед ее выступающей вперед, подобно скале, грудью.
Тетка окинула меня оценивающим взглядом и, должно быть, осталась довольна осмотром.
– Этот хмырь! – указала она рукой на Витьку. – Забрался в подсобку магазина! Понять не могу, как он туда пролез! Я бы его, в красной-то куртке, непременно заприметила!
– Разберемся, – пообещал я и встал на пути у детины, волокшего Витьку к входу в метро, где находился дежурный пункт милиции.
Увидев меня, Витька, казалось, готов был взвизгнуть от радости. Не сделал он этого только потому, что воротник рубашки так сдавил ему горло, что он не мог издать ни звука.
– Передайте задержанного мне, – коротко взмахнув кистью руки, приказал я детине в сером халате.
В отличие от тетки детине я не глянулся.
– А ты кто такой? – процедил он сквозь зубы, буравя меня своими маленькими, поросячьими глазками.
– Частная охранная фирма «Альтаир», – представился я и сунул руку под куртку, вроде как для того, чтобы достать документы.
– Не слышал о такой, – криво усмехнулся детина.
Пальцы руки, которую я сунул во внутренний карман ветровки, коснулись рифленой рукоятки пистолета. Не раздумывая долго о том, как так случилось, что после перехода из одной реальности в другую у меня в кармане остался пистолет, я сжал рукоятку в ладони и, отведя в сторону край куртки, осторожно показал детине ствол.
– Еще вопросы есть? – поинтересовался я.
Детина недоумевающе посмотрел на ствол, затем не менее удивленно глянул мне в лицо.
– Ты че? – негромко произнес он.
Лицо у него было настолько невыразительное, что я, право же, оказался в замешательстве. Что должен был означать этот вопрос: стремление найти взаимоприемлемое решение возникшей проблемы или же скрытую угрозу?
– Отпусти его, – велел я здоровяку.
Детина послушно разжал пальцы, сжимавшие воротник Витькиной ветровки.
Оттянув всей пятерней ворот рубашки, сдавившей ему горло, Витька сделал глубокий вдох.
– Молодец, – похвалил я верзилу. – Теперь повернись ко мне спиной и топай в магазин.
Детина и на этот раз подчинился.
Посмотрев ему вслед, я встретился взглядом с толстой продавщицей, наблюдавшей за всем происходящим с чуть приоткрытым ртом. Она пока еще не могла понять, стоит ли тихо ретироваться или же вновь завопить, призывая на помощь стражей порядка.
Сунув пистолет в карман, я схватил Витьку за руку и потащил его к выходу из подземного перехода.
– Милиция! – истошно заорала у нас за спиной толстая тетка.
Оттолкнув в сторону мужика с портфелем, который, запрокинув голову, изучал надписи на указателях, развешанных по всему переходу, я рванулся к выходу.
Человек, норовящий обогнать всех, идущих в одном с ним направлении, вызывал у прохожих разве что глухое раздражение. А вот ярко-красная Витькина ветровка, несомненно, бросалась в глаза. Пропустив Витьку вперед, я на бегу сорвал с него куртку и кинул ее на пол.
– Милиция! – снова прозвучал пронзительный крик, следом за которым раздалась заливистая трель милицейского свистка.
Едва не сбив с ног тетку с двумя кошелками, набитыми какой-то провизией, мы выбежали на лестницу и стремительно, как на крыльях, взлетели наверх.
– Куда? – затравленно посмотрел по сторонам Витька.
Я махнул рукой в направлении входа в другой подземный переход, проходящий под Охотным рядом, и побежал вперед.
В переходе мы перешли с бега на шаг. Я надеялся, что мы успели нырнуть в переход прежде, чем наши преследователи оказались на поверхности. Это означало бы, что нам удалось оторваться от погони.
– По твоей вине за нами теперь гонятся не только подручные Одиссея, но еще и милиция, – с укором глянул я на молча шагавшего рядом со мной Витьку.
– Ты же знаешь, что я ничего не сделал, – буркнул в ответ Витька.
– Я-то знаю, – кивнул я. – А вот тетка из магазина уверяла меня, что ты забрался к ней в подсобку. И боюсь, милиция поверит ей, а не мне, поскольку мне самому грозит срок за незаконное ношение оружия.
Витька ничего не ответил. Вид у него был мрачнее неба в грозу.
Мы вышли из перехода напротив «Детского мира».
Глянув по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не продирается сквозь толпу прохожих, горя желанием наброситься на нас и начать выкручивать руки, я взял направление в сторону Неглинной.
Только сейчас я вдруг почувствовал злость на Витьку: из-за его по-детски глупого желания поиграть в героя мы едва не влипли в историю. Точнее, в еще одну историю – как будто нам было мало парней Одиссея, точно заправские гончие идущих по нашему следу, и фокусов с бесконечно меняющейся реальностью.
– Зачем ты это сделал?
Я недоумевающе глянул на задавшего столь неожиданный в данной ситуации вопрос Витьку.
– Полагаешь, я не должен был вмешиваться? Надо было позволить верзиле из магазина сдать тебя в милицию?
– Зачем ты вернул меня в эту реальность?
– Иди ты… – процедил я сквозь стиснутые зубы.
Подумав о том, что нам сейчас не хватало только начать выяснять отношения, я оставил фразу незаконченной, предоставив Витьке возможность самому выбирать направление движения.
– Вэвэшники пошли на прорыв, – тихо произнес Витька.
– Мне очень жаль, – коротко бросил я, не глядя на Витьку.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Чего еще ты от меня ожидаешь? – Внезапно остановившись, я развернулся лицом к Витьке, загородив ему дорогу. – По-твоему, я должен в раскаянии упасть на колени и начать биться лбом об асфальт? Только потому, что не захотел остаться в кошмаре, чтобы там погибнуть?
Витька попытался обойти меня.
– Нет, постой! – схватил я его за руку. Раздражение, копившееся во мне, наконец-то прорвалось наружу. – Что ты пытаешься мне доказать? Ты хочешь сказать, что я просто сбежал, как последний подлец, бросив тебя одного?
– Ничего я не хочу сказать, – не глядя на меня, тихо произнес Витька.
Остановившись посреди улицы, мы мешали движению пешеходов. Схватив Витьку за плечи, я толкнул его в сторону и прижал к стене.
– Да приди же ты, наконец, в себя. – Я безуспешно пытался поймать все время ускользающий от меня взгляд Витьки. – Все, что мы видели, было ненастоящим.
– Я так не считаю, – по-прежнему не глядя на меня, ответил Витька.
– Это была только иллюзия реальности. Всего лишь один из возможных ее вариантов.
– А то, что ты видишь вокруг себя сейчас, – это реальность?
– Да.
– Ты в этом уверен?
– По крайней мере, это похоже на ту реальность, к которой я привык.
– Вот именно, что привык, – усмехнулся Витька.
Он посмотрел мне в глаза, и я вдруг понял, что на этот раз – возможно, впервые в жизни – Витька не играл. То, что произошло с нами в ином варианте реальности, он воспринимал как подлинную жизнь. В отличие от того, что окружало нас сейчас.
– Я ни в чем тебя не виню, – тихо произнес Витька. – Ты поступил так, как считал нужным. В конце концов, каждый сам волен выбирать для себя реальность, если, конечно, предоставляется такая возможность. Но зачем ты и меня потащил за собой?
Я отпустил Витькины плечи и, сделав шаг в сторону, устало привалился спиной к стене рядом с ним.
– Я здесь ни при чем.
Я посмотрел вслед прошедшей мимо девушке. На ней были надеты темные обтягивающие брюки, на которых имелся белый след от пятерни, словно кто-то походя хлопнул красотку по заду рукой, перемазанной в меле. Прежде мне такого видеть не доводилось. Что это, вновь начала меняться реальность или я начал стареть и уже ничего не понимаю в современной моде?
– Если тебе непременно нужно предъявить кому-то претензию за то, что ты остался жив, можешь высказать ее Парису, когда мы с ним встретимся, – закончил я.
– Мне все это чертовски надоело, – покачал головой Витька.
Он сел на корточки и обхватил голову руками.
Мне захотелось напомнить Витьке о том, кто кого втянул в эту историю. Это ведь за ним явился ко мне домой Одиссей со своими подручными. Теперь же, когда я стараюсь все поставить на свои места, Витька, вместо того чтобы мне помочь, изображает из себя несчастную жертву. Да пропади оно все пропадом, в конце-то концов!
Я готов был уже начать высказывать это вслух, прекрасно отдавая себе отчет, что после подобного выяснения отношений нам с Витькой останется только разбежаться в разные стороны. По счастью, меня опередил заверещавший в кармане телефон.
– Слушаю, – произнес я в трубку, нажав кнопку приема.
Парис даже не представился – сразу перешел к делу:
– Видите кафе на другой стороне улицы?
Я посмотрел в указанном направлении. На противоположной стороне улицы к стене дома лепилось небольшое кафе-»стекляшка», в каких обычно подают разогретую в микроволновке магазинную пиццу, парочку простеньких салатиков, сосиски с картофельным пюре, пиво, которое гордо именуется бочковым, и водку в розлив.
– Идите туда, сядьте за стол и что-нибудь закажите, – продолжал Парис.
– А как же Одиссей?
– Одиссея нам удалось на время нейтрализовать.
– Значит, мы можем вернуться домой?
– Я же сказал – на время, – с нажимом произнес Парис. – Все не так просто, как вам хотелось бы.
Когда он произносил эту фразу, мне показалось, что я уловил в его голосе досаду. Хотя, возможно, я и ошибся. Люди будущего неспособны испытывать по отношению к нам какие-либо эмоции. А вот интересно, способны ли они вообще к переживаниям? Или же эмоции для них такой же атавизм, как аппендикс, о котором не вспоминают, пока он не воспалится?
– Вы встретитесь с нами в кафе? – спросил я.
– Не я, – ответил Парис. – Примерно через полчаса после вас в кафе зайдет известный вам человек.
– Кто? – удивился я.
– Вы его узнаете.
– Что за таинственность? – недовольно проворчал я.
– Не забывайте, что у нас имеются противники, обладающие значительными техническими возможностями, – произнес Парис назидательным тоном. – Мы не можем на все сто процентов быть уверенными в надежности защиты нашего телефона.
– Ясно. Этот человек сам к нам подойдет?
– Возможно. Он тоже вас знает. Но ему ничего не известно о его миссии. Заведите с ним разговор и, воспользовавшись каким-нибудь незначительным предлогом, напроситесь в гости.
– То есть как? – удивился я. – Этот человек работает не на вас?
– Нет. Но в его обществе вы будете в безопасности. Не спрашивайте как и почему – это долго объяснять. Вы проведете у него ночь – не на улице же вам ночевать. А утром или чуть раньше, если возникнет такая необходимость, я снова с вами свяжусь. Все.
– Все? – возмущенно воскликнул я. – Это все объяснения, которые вы можете нам дать?
– А что еще вы хотели бы узнать? – с невозмутимым спокойствием осведомился Парис.
Я ненадолго задумался. Вопросов у меня было хоть пруд пруди, но я понимал, что Парис не станет отвечать на каждый из них по телефону.
– Мы сейчас находимся в своей реальности? – спросил я у Париса.
– Что вы имеете в виду? – переспросил он.
– Я спрашиваю, вернулись ли мы в ту реальность, которую покинули?
– Покинули когда? – вновь ответил вопросом на вопрос Парис.
Я растерялся.
– В тот момент, когда я включил клиппер, – ответил я, будучи не очень-то уверен, что именно та реальность, в которой парни Одиссея едва не схватили нас с Витькой в «Библио-глобусе», является для нас настоящей.
Я уже вообще мало что понимал в этом переплетении вероятностей, которые то плавно перетекали одна в другую, то вдруг скачкообразно изменяли реальность настолько, что она становилась похожей на бредовое видение. И чем больше вопросов на данную тему я задавал Парису, тем сильнее запутывался. Возможно, это происходило потому, что ни на один из моих вопросов Парис не давал вразумительного ответа. Невольно напрашивались два возможных варианта объяснения столь странного поведения моего телефонного наставника: либо он сам мало что понимал в происходящем, либо был заинтересован в том, чтобы держать нас с Витькой в неведении. Второй вариант казался более убедительным. В особенности если вспомнить о том, что нам до сих пор не были известны подлинные цели, которые преследовал Парис.
– Нет, – наконец-то ответил Парис. – Той реальности уже не существует.
– То есть как? – растерянно пробормотал я.
– Как только вы ее покинули, она вновь перешла в разряд вероятных реальностей, – ответил Парис.
– Вероятных для нас, – уточнил я. – А для тех, кто в ней остался?
– Любая вероятная реальность по-настоящему реальна только для тех, кто в ней существует.
– И где же мы находимся сейчас?
– В реальности, которая наиболее соответствует вашим представлениям о ней. Как я уже сказал, нам удалось временно нейтрализовать Одиссея. Не знаю, как долго нам удастся его контролировать, но до тех пор реальность вокруг вас меняться не будет.
Я бросил быстрый взгляд на Витьку, по-прежнему неподвижно сидевшего на корточках, обхватив голову руками.
– Чем закончилась попытка прорыва вэвэшников из метро в том варианте реальности, который мы только что покинули?
– Представления не имею, – с искренним, как мне показалось, недоумением ответил Парис. – Вы что, всерьез полагаете, что мы отслеживаем ход событий одновременно во всех возможных вариантах реальности?
– Мне кажется, что я уже вообще не понимаю, чем вы занимаетесь, – мрачно буркнул в ответ я.
– Не «вы», а «мы», господин Зверинин, – деликатно поправил меня Парис. – Мы вместе с вами создаем будущее. Далеко не каждому выпадает такая честь: вплести свою нить в гобелен вечности.
– Если бы я понимал, что конкретно от меня требуется, это получалось бы у меня куда лучше.
– А вот в этом вы как раз ошибаетесь, Анатолий Иванович. Я предоставляю вам всю информацию, которая необходима для выполнения вашей миссии. Лишняя информированность может стать только помехой на вашем пути. Помните: «Во многой мудрости много печали».
– Да, конечно. – Парис не мог меня видеть, но я для убедительности кивнул. – А еще я помню, что все суета и нет ничего нового под солнцем.
– Ну, в том, что последнее утверждение ошибочно, вы сами имели возможность убедиться, – возразил Парис. – А об остальном у нас с вами еще будет возможность поговорить.
– Я уже давно этого жду.
– Уверяю вас, Анатолий Иванович, я делаю все от меня зависящее, чтобы наша встреча состоялась как можно скорее.
– Хотелось бы в это верить, – ответил я, не скрывая своего скептицизма на сей счет.
– А у вас просто нет иного выбора, Анатолий Иванович. – Мне показалось, что я уловил в голосе Париса насмешливые нотки. – Кому еще вы можете довериться? Может быть, Одиссею с Агамемноном, которые мечтают как можно скорее разделаться с вами и с вашим другом? Для них это стало бы решением всех проблем. Так что отправляйтесь-ка в кафе, господин Зверинин, и дожидайтесь там назначенной встречи.
Сказав это, Парис нажал клавишу отбоя. В трубке, которую я держал возле уха, послышались частые гудки.
– Ну что? – снизу вверх посмотрел на меня Витька.
– Не нравится мне то, как ведет себя с нами Парис. – Я сложил телефон и сунул его во внутренний карман ветровки.
– А я тебе этого разве не говорил? – вяло усмехнулся Витька.
– Как бы там ни было, у нас пока нет иного выхода, и остается только следовать его указаниям. Не знаю почему, но он кровно заинтересован в том, чтобы мы не оказались в руках Одиссея.
– И что же предложил Парис на сей раз?
– Зайти в кафе и поужинать. – Я взглядом указал на «стекляшку» на противоположной стороне улицы.
– Я бы еще и пивка выпить не отказался, – проронил Витька, поднимаясь на ноги. – У тебя деньги-то еще остались?
Я заглянул в бумажник.
– По-моему, даже больше стало. Еще и валюта появилась. – Достав из бумажника, я продемонстрировал Витьке три новенькие стодолларовые купюры.
Витька пошарил по своим карманам.
– А у меня как было, так и осталось пусто, – сказал он без обиды, просто констатируя факт. – Раз тебе так везет, значит, ты снова угощаешь.
Он во всем умел находить положительные моменты. Только не часто стремился делать это.
