Редкий историк не завершает свой труд об Александре I словами, что, мол, царствование его и личность настолько загадочны, что нуждаются в дальнейших изучениях и оценках. Предоставим заключительное слово современникам или почти современникам императора, эти свидетельства порой пристрастны, но они все-таки наиболее достоверны.

«Мне долго пришлось быть около Александра. И это дало мне полную возможность изучить его нравственный облик и систему его политической работы; я мог легко проследить то, что выше я назвал „периодическими“ эволюциями его мысли. На каждый таковой период приходилось приблизительно пять лет. И вот итог моих наблюдений. Александр, увлекаясь какой-нибудь идеей, отдавался ей всецело. Приблизительно два года она развивалась в его мозгу, вырастала, и уже ему казалось, что это целая, законченная система. На третий год он еще ей оставался верен, привязывался к ней и внимал с благоговением всякому, кто покровительствовал ей, но он сам никогда не знал истинной ценности и не взвешивал могущих произойти от этого пагубных последствий; об этом он просто не думал. Когда наступал четвертый год существования его системы, видя последствия ее, Александр вдруг прозревал; пятый год – это уже бесформенная смесь оставленной прежней системы и начала новой, зарождающейся в его мозгу, и часто новая идея была противоположной только что оставленной», – так писал австрийский государственный деятель князь К. Меттерних.

Беспощаден отзыв Александра Пушкина: «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой…» А вот мнение шведского посла в Париже Лагербиельне: «Тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, и фальшив, как пена морская». «В любви его роптала злоба, а в злобе теплилась любовь», – утверждал Петр Вяземский. «Александр умен, приятен, образован. Но ему нельзя доверять. Он неискренен. Это – истинный византиец, тонкий притворщик, хитрец», – заметил. Наполеон.

«Александр был задачею для современников, едва ли будет он разгадан и потомством. Природа одарила его добрым сердцем, светлым умом, но не дала ему самостоятельности характера, и слабость эта, по странному противоречию, превращалась в упрямство. Он был добр, но притом злопамятен; не казнил людей, а преследовал их медленно со всеми наружными знаками благоволения и милости; о нем говорили, что он употреблял кнут на вате…» – считал журналист, общественный деятель ХIХ века Н. И. Греч.

«Что с каждым днем мне становится все труднее понять и узнать, – это характер самого императора. Я не думаю, что можно было лучше, чем он, говорить языком откровенности и прямоты: разговор с ним всегда оставляет благоприятное впечатление; вы уходите от него в полном убеждении, что этот государь соединяет качества истинного chevalier, все качества великого монарха, человека с глубоким умом и одаренного величайшей энергией. Он рассуждает превосходно, аргументы его самые убедительные, он говорит с красноречием и жаром человека убежденного. Но в конце концов, опыт, история его жизни и то, что я вижу каждодневно, предостерегает вас не слишком доверять всему этому. Многочисленные примеры слабости доказывают вам, что энергия, которую он выражает в своих словах, не всегда есть в его характере; но с другой стороны, этот слабый характер может вдруг испытать приступы энергии и раздражения, и такого приступа может быть достаточно, чтобы принять вдруг самые резкие решения, последствия которых становятся неисчислимы…» – утверждал французский посланник в Санкт-Петербурге, виконт Ла-Феррон.

Таким выглядел в глазах тех, кто его знал, десятый император России Александр I. Неоднозначно оценивают его и потомки.

Дворцовая площадь. Вид на Александрийский столп – памятник Александру I. Худ. В. Садовников