Питер Страуб. Возвращение в Арден. Львов: Сигма («Мастера остросюжетной мистики»)

Трясясь в прокуренном вагоне, любовь и смерть всегда вдвоем. Это классика, тут ни убавить, ни прибавить. Ученые давно экспериментально установили, что Эрос и Танатос составляют неделимую пару, как братья-разбойники: куда Эрос с луком, туда и Танатос с косой. «Так поражает молния, так поражает финский нож», – написал о любви проницательный Булгаков. Недаром ведь самыми популярными рифмами в русской поэзии всегда считались «любовь – кровь» и «любить – убить» (последняя попала даже в сакральный текст про священнослужителя и жертвенное домашнее животное). Ни одна сказка не заканчивалась просто словами: «Они жили долго и счастливо...» – но всегда «...и умерли в один день». Ромео и Джульетта, как известно, свели счеты с жизнью в пяти минутах от брачного ложа. Отелло, Арбенин, Рогожин и даже плюгавый Карандышев дружно отправляли на тот свет как раз тех, кого обожали. Царица Клеопатра после очередной египетской ночи со вздохом казнила очередного любовника. Самка паука – существо неразумное и литературных канонов не знающее – и та предпочитаетоткусывать голову суженому: красноречивый пример того, как криминал возводится в законы природы.

Понятно, что детективная литература в принципе не может обойтись без неразлучной парочки, Эроса с Танатосом. Пламенные поцелуи непременно сопровождаются летальным исходом того или иного партнера. Если на первой странице книги лишают жизни представителя сильного пола, немедленно вступает в действие бессмертный принцип «шерше ля фам». Стоит сыщикам обнаружить убитую женщину – как в девяноста процентах из ста оказывается, что к смерти причастен не чуждый даме мужчина. Ну а если на каждой странице начинают убивать без разбору то джентльменов, то леди, налицо деятельность существ из потустороннего мира – персонажей мистических триллеров.

Увы: именно с появлением мистико-детективного жанра и его широким распространением привычные приключенческие стереотипы опасно зашатались. Правило № 8 С. С. ван Дайна («В решении заданной тайны надо исключить все сверхъестественные силы и обстоятельства») и так достаточно продолжительное время сохраняло в неприкосновенности жанровый канон. Собственно, и прежде какая-нибудь неслучайная утопленница из романа Буало-Нарсежака могла, добросовестно погибнув, потом все-таки довести до самоубийства мужа-душегуба; однако в последний момент все равно торжествовали законы материалистической диалектики и утопление оказывалось умелой инсценировкой. Теперь же, допустив принципиальную возможность любви не только до, но и после гроба, авторы нарушили стройную иерархию сюжетов. Сколько бы ни искал измученный герой таких произведений материалистическую подоплеку ужасных преступлений – в финале тем не менее ответственность за все убийства брали на себя натуральные, без фокусов-покусов, гости из царства теней.

В романе Питера Страуба «Возвращение в Арден», уже самими издателями отнесенном к «остросюжетной мистике», вышеизложенная фабула романа Буало-Нарсежака воскресает в обрамлении подлинной чертовщины: девушка по имени Алисон, утопленная своими пылкими любовниками в порыве страсти, через двадцатилетие после преступления появляется из пены речной и карает убийц. Страуб, известный нашему читателю прежде всего как соавтор Стивена Кинга («Талисман»), кое-чему научился у великого и ужасного старшего товарища. Арден, куда возвращается главный положительный герой книги, – некий промежуточный пункт между Касл-Роком и Салемс-Лотом; несмотря на то, что в этом городке еще не поселились вампиры, героя окутывает атмосфера скрытой враждебности. Как водится, городок – существо уже почти одушевленное (словно отель в кинговском «Сиянии») – знает о преступлении давно минувших дней, но каждой черепицей своих крыш пытается воспрепятствовать торжеству истины. Потому-то прекрасная утопленница, прежде чем расквитаться на последних страницах со своими убийцами-избранниками, хорошенько прореживает население городка, внося в атмосферу мирного провинциального загнивания запашок кровавой смуты.

При помощи этого сюжетного поворота Питер Страуб продемонстрировал в романе еще одно принципиальное отличие мистического детектива от детектива традиционного: в тех случаях, когда роль палача примеряет на себя выходец из потустороннего мира, наказание, как правило, не бывает адекватно преступлению. Танатос, подстрекаемый озлобленным Эросом, отказывается от точечной бомбардировки, накрывая бомбовым ковром весь населенный пункт, где некогда свершилось злодеяние. Вот почему главный герой, к преступлению не причастный и даже отчасти сам жертва (двадцать лет назад его чуть не утопили за компанию с Алисон), вернувшись в родной городок после многолетнего отсутствия, чуть не попадает в число потерпевших от призрачных рук. Страуб развеивает миф о справедливости усопших, ибо справедливость остается по эту сторону границы, а по ту сторону действует лишь закон больших чисел: за око – сотни пар глаз, за зуб – тысячи челюстей; одна любовь, превращенная в смерть, стоит Ардену множества мучительных смертей.

Однако соседство лука и стрел Эроса с оружием Танатоса отнюдь не означает автоматически выставленного знака равенства между ними, даже в полевых условиях детектива пополам с мистикой. Ибо в царстве мертвых, где месть слепоглухонема, надобность в любви отсутствует. Это обстоятельство вселяет в читателя надежду, что книги о преступлениях с потусторонним оттенком все-таки не вытеснят традиционный детектив. Что ни говори, массовая литература не любит дискомфорта, а гробовая доска – не самое удобное брачное ложе.

1996