Российское ТВ недавно утешило тех, кто тосковал по семидесятым – показало дилогию режиссера Анатолия Бобровского «Возвращение “Святого Луки”» (1971) и «Черный принц» (1973). На детективном безрыбье той поры обе эти ленты – вялые, занудные, прямолинейно-морализаторские – оказались заметны. Они долго шли в прокате и пропагандировались как высокое достижение советского детективного жанра. Главную роль милицейского полковника Зорина сыграл степенный Всеволод Санаев, однако нас сегодня интересует не полковник, а двое рядовых жуликов. Роли их исполнили Олег Басилашвили и Николай Гриценко – актеры, чья органика давала возможность сделать, когда необходимо, своих персонажей крайне несимпатичными. Жуликов из двух разных фильмов объединяли одинаковые приметы: брюзгливое выражение лиц, очки, суетливость, грамотная речь, дребезжащий фальцет. Герой Гриценко еще носил шляпу. Оба жулика невыгодно отличались от коллег из преступного мира – те, по крайней мере, не юлили. Грабили так грабили, убивали так убивали, а потом умели держать ответ. Эти же очкасто-шляпастые граждане, наделав пакостей, готовы были предать своих, сделать любую низость – только бы уцелеть. Недаром и бравый полковник Зорин относился к подопечным дифференцированно – с грабителями и убийцами разговаривал строго, по-мужски, ну а с той хлипкой публикой – брезгливо и словно нехотя. Кстати говоря, двойники этих типов были почти в каждом толстом детективном романе тех лет – А. Адамова, Ю. Семенова, Ник. Леонова.

Все это было вольной или невольной иллюстрацией отношения власти к интеллигенции. Кинематограф довольно точно запечатлел различные нюансы этого отношения в разное время. В 30-е очкарик был врагом (вспомним многочисленных эсеров и меньшевиков в «историко-революционных» картинах), в 70-е – всего лишь мелким пакостником, дрянцом. (Правда, между 30-ми и 70-ми вклинились 60-е, когда предпринимались энергичные попытки восстановить очкарика в правах. Однако шляпа по традиции была все же отдана гайдаевскому Трусу. К тому же за все 60-е расстояние между честными линзами в крепкой роговой оправе Александра Демьяненко и хрупкими темными очками Збышека Цибульского так и не было преодолено.)

Всегдашняя нелюбовь Власти к интеллигенту менялась в соответствии со временем. В 30-е очкарик устраивал заговоры, плел интриги и всячески пытался сокрушить власть рабочих и крестьян. Разумеется, тогда и вразумить носителя мерзкого пенсне можно было единственным способом – накормить свинцовым горохом. К 70-м же начальству показалось, что оно уже выдрессировало своего очкарика. Создавалась видимость, что достаточно пары оплеух и сукин сын скиснет, запросит пощады. И впрямь, хлипкая очкастая размазня, сделавшаяся массовидной, дрожала за свою шкуру, каялась в несуществующих грехах и даже пощечины, по Шварцу, считала шлепками. Именно потому Власть предпочитала называть интеллигенцией только ее. Кто не отвечал стандарту (всевозможные правозащитники, самиздатчики, подписанты и т. п.), автоматически изымался из понятия «советская интеллигенция». Стоило очкарику перестать быть классического вида хлюпиком – как с него торжественно сдирались очки, а сам он объявлялся уголовником, недоучкой, просто шизиком. Вот почему в приключенческом, самом народном и понятном жанре очкарик, нелюбимое дитя режима, отдавалось на откуп актерам с «отрицательной» характерностью. Понятно, что столь жалкий тип не мог представлять страну, но историческая нелюбовь оказалась сильнее здравого смысла.

Только теперь кинематограф смог освободиться от стереотипов. Очкарика перестали впутывать в детектив, место мерзавцев заняли те, кто и должен был его занимать, – татуированные гориллы с накачанными мышцами. К сожалению, прозрение случилось тогда, когда отечественный кинематограф был, по существу, просто выдавлен с экранов зарубежной продукцией, подобными комплексами не озабоченной. Поэтому наш очкарик так, кажется, толком и не понял, что отныне он реабилитирован.

1993