Книга: Сексуальные отношения. Секс и семья с точки зрения теории объектных отношений (библиотека психоанализа)
Назад: Глава 3. Значение младенчества для сексуальности I: привязанность ребенка к матери
Дальше: Глава 5. Истоки сексуальных отношений в младенчестве и детстве

Глава 4. Значение младенчества для сексуальности II: сепарация и индивидуация

Роль отца в развитии привязанности и сепарации

Постепенный переход ребенка от полной привязанности к матери к сепарации и частичной привязанности к ней начинается в раннем детстве. Малер отмечает, что отец с самого начала существует для ребенка как фигура, «до некоторой степени включенная в симбиотический союз, но по-настоящему не являющаяся его частью». По ее наблюдениям, младенец с раннего периода знает об особенных отношениях между матерью и отцом, но нам об этом известно очень мало.

В исследовании Брэзлетона и его сотрудников сравниваются формы взаимодействия между матерью и младенцем и между отцом и младенцем, снятые на пленку в определенный период времени, – так же, как в эксперименте, описанном в главе 3. На основании проделанной работы они пришли к выводу, что рассмотренные формы различаются между собой, и это, возможно, свидетельствует об их различных функциях в процессе развития. Для взаимодействия младенца с отцом характерна стадия более быстрого возбуждения, более короткое плато сильного возбуждения и иногда более короткая стадия торможения. Такая картина немного напоминает форму взаимодействия младенца с абсолютно незнакомым человеком, что поддерживает точку зрения, согласно которой отец частично является посторонним.

На доэдипальной стадии отец рассматривается как важное, но, как правило, второстепенное заботящееся лицо, в основном заменяющее мать, или посторонний человек, но с особыми свойствами, причем его роль в области привязанности похожа на роль матери, но все же она вторична.

Однако, помимо вышеупомянутой дублирующей роли, у отца есть более важная двойная функция. Во-первых, он обеспечивает надежность первоначального процесса привязанности. Поддерживая и заменяя мать, он выполняет «контейнирующую» функцию для нее и для младенца, защищает их от внешнего мира. Тогда мать, чувствуя себя в безопасности, обращает все свое внимание на младенца, и «первичная материнская озабоченность» реализуется беспрепятственно. Во-вторых, с самого начала отец представляет собой ту силу, которая вытаскивает младенца из симбиоза с матерью. Находясь одновременно внутри и вне этих отношений и предоставляя поддержку, он поощряет младенца выходить из его аутистической раковины симбиотического единения во внешнюю реальность. Подобно тому, как мать поначалу допускает аутистическую сосредоточенность младенца, а затем помогает ему покинуть безопасное пространство симбиоза с ней, отец сперва создает возможность для матери и младенца существовать в виде поглощенной друг другом пары, а затем способствует их обращению к внешнему миру. Открытие Брэзлетона, что младенец проявляет больше волнения при взаимодействии с отцом, заставляет предположить, что отец с самого начала представляет для него не часть фона, но особый объект, с которым младенец должен ознакомиться, в то время как роль матери по-прежнему заключается в том, чтобы обеспечивать контекст его существования. Отец приобретает ценность еще до начала стадии генитального эдипального развития. Он с ранних лет мягко ведет своего рода подрывную деятельность, одновременно защищая пару «мать – дитя» и поощряя выход младенца за пределы материнской привязанности, во внешний мир.

В терминах Биона мы можем представить ряд «контейнеров внутри контейнеров». Мать удерживает младенца (который удерживает во рту ее сосок), а их обоих удерживает отец. В каждом случае деятельность контейнирующего направлена на то, чтобы помочь контейнируемому созреть и подготовиться к сепарации. (Следует добавить, что мы рассматривали отца в его доэдипальной роли, а эдипальные функции будут рассмотрены позже.)

Индивидуация и сепарация ребенка от матери

За последние два десятилетия продвижение ребенка от ранней привязанности к сепарации было тщательно изучено Маргарет Малер и ее сотрудниками. Сложностям этого пути также посвящен второй том трехтомника «Привязанность и потеря» Джона Боулби. Понимание особенностей этого отрезка развития имеет решающее значение в изучении сексуальной привязанности, потому что способность к сексуальной близости предполагает умение отделяться от объекта и иногда существовать отдельно от него. Если нет расстояния, которое нужно перешагнуть, нет и сближения.

Процесс сепарации – индивидуации начинается после того, как на смену первичной привязанности, представляющей собой некое слияние, приходит симбиотическая связь мать – дитя. (Как было показано в главе 2, к этому моменту уже происходит значительная часть когнитивного и эмоционального обмена.) У Малер можно найти описание двух ранних фаз, относящееся к материалу предыдущей главы, – это фаза нормального аутизма (от рождения до 3–4 месяцев) и симбиотическая фаза (начинающаяся с 2 месяцев, с пиком в 4–5 месяцев). Хотя процесс формирования привязанности еще не завершился, сепарация уже началась. Малер выделяет в процессе сепарации – индивидуации четыре перекрывающиеся подфазы:

 

Подфазы процесса сепарации – индивидуации

1. Дифференциация и развитие образа тела, от 5 до 9 месяцев.

2. Осуществление на практике (ребенок на время отходит от матери; передвижение), 9 – 14 месяцев. «В мире столько возможностей для ребенка, начинающего ходить».

3. Воссоединение, 15–24 месяца. (Метания от матери и обратно, удаление и сближение, знакомство с большим миром, расщепление объектов.)

4. Консолидация индивидуальности и начало установления константности эмоциональных объектов, 24–36 месяцев и далее.

 

Важно помнить, что стадии этого процесса перекрещиваются, нередко их трудно отделить одну от другой. Таким образом, мы можем рассмотреть весь процесс сепарации – индивидуации целиком и попытаться понять, почему некоторые пары цепляются друг за друга симбиотически, другие прибегают к отклоняющимся от нормы способам поведения (например, садомазохизм), потому что иначе сепарация для них непереносима, а третьи находятся в постоянном движении от разрыва к восстановлению отношений, как будто не могут сохранить свою индивидуальность, если расстояние между ними и партнером слишком сокращается, но и отпустить партнера тоже не могут из страха потерять объект или самих себя. Многие защитные процессы становятся понятны, если принимать во внимание страх неудачи в создании надежной привязанности и отделения и потери объекта этой привязанности. В дальнейшем, когда эти защитные механизмы проявятся в сексуальной жизни, они так и останутся признаком этой детской боязни лишиться любимого объекта.

Развитие у младенцев способности горевать

С периодом сепарации – индивидуации появляются и первые реакции на длительные или частые расставания с матерью. Как только ребенок окончательно идентифицировал мать как свою мать, что обычно связано во времени со «страхом незнакомцев», возникающим в 8-месячном возрасте, у него вырабатывается определенная реакция на ее продолжительное отсутствие, выражающаяся в виде последовательности поведенческих актов, которая начинается с протеста против ухода матери (плач и гнев). Если мать не возвращается, протест сменяется отчаянием, на смену которому приходит отчуждение. К сожалению, мы не можем подробно рассмотреть эту модель, хотя она, безусловно, чрезвычайно интересна. Следует заметить, однако, что ранние ее формы можно видеть в исследованиях, описанных в главе 3. Если мать не способна к интенсивному эмоциональному взаимодействию, младенец прилагает дополнительные усилия, впадает в отчаяние, и если ситуация не меняется, отрешается от нее. (Поскольку в этой модели нет яростного протеста, можно предположить, что плач новорожденного выражает, помимо всего прочего, потребность в матери.)

Эта ранняя последовательная смена протеста, отчаяния и отчуждения имеет двоякое значение. Она представляет собой модель развития способности оплакивать утраты – болезненного эмоционального процесса, который Боулби уподоблял мучительному, но необходимому процессу исцеления ран. Она также помогает понять развитие психологических защит как форм отъединения от аспектов утраченного объекта. В случае Билла, описанном в конце данной главы, защитное отвержение и попытки контролировать объект являются реакцией на раннюю утрату, связанную с преждевременным разлучением ребенка с матерью.

Развитию способности горевать в течение детства способствует постоянное присутствие стабильного объекта привязанности. По поводу того, в какой конкретно момент ребенок научается переживать горе, нет единого мнения, и здесь нам интересно прежде всего сходство зрелого процесса и инфантильной модели, включающей в себя протест, отчаяние и отъединение. У взрослых индивидов оплакивание состоит из 4-х фаз, которые перекрещиваются и имеют разную степень выраженности:

1. Оцепенение, обычно продолжающееся от нескольких часов до недели. Возможны внезапные прорывы сильного гнева и/или дистресса. Аспекты отрицания и гнева могут присутствовать более длительное время.

2. Острая тоска и поиски утраченного человека, продолжающиеся месяцы и даже годы.

3. Дезорганизация и отчаяние.

4. Реорганизация (в большей или меньшей степени).

К этой модели, а также к тем сложностям, которые связаны с неспособностью горевать, мы еще вернемся в следующих главах. Здесь отметим только, что непрекращающееся развитие способности ребенка горевать, а также способность родителей позволить ему горевать, требуют того, чтобы и ребенок, и родители обладали достаточным уровнем способности оплакивать то, что утрачивается в их отношениях с каждым значительным изменением в ходе развития. Идея включенности переживания утрат в процесс развития проистекает из видения жизни как непрекращающейся последовательности «психосоциальных переходов», с необходимостью предполагающей отделение от первичных объектов по мере того, как индивид формирует привязанности к новым. Таким образом, способность горевать становится краеугольным камнем успешного развития и дифференциации. Если говорить о взрослых парах, столкнувшихся с сексуальными трудностями, такие симптомы нередко можно понять именно как воплощение неудачи в оплакивании ранних аспектов сепарации от родительских фигур.

Переходные объекты и переходные явления

Переходный объект, впервые описанный Винникоттом, представляет собой предмет, который ребенок всюду таскает с собой, обнимает, сосет, жует и кладет с собой в постель. Он возникает в пространстве, зарождающемся между матерью и ребенком в процессе сепарации, и является символической репрезентацией изначальной границы между ними. Ребенок относится к переходному объекту как к части матери, которая находится под его полным контролем, и поэтому совершенно отличается от нее, так как мать способна уйти, когда она нужна ребенку. Поэтому можно считать, что переходный объект также компенсирует ребенку утраченное чувство единения с матерью. Конкретный материальный объект (одеяло, мягкая игрушка, соска или что-то другое, что выбрал ребенок) появляется на сцене после переходных явлений (поглаживание лица матери), начинающих возникать в 5–6 месяцев, а в возрасте двух лет наблюдающихся у многих детей. Переходные объекты и явления могут сохраняться до позднего детства, чувства к ним могут быть перенесены на другие объекты, например, коллекции монет или билетов на бейсбол, любимую куклу или даже, как это было в одном случае, старые шины. Судьба и использование переходных объектов и явлений могут многое поведать нам о развитии ребенка в контексте межличностных отношений. Малер довелось наблюдать большое разнообразие переходных феноменов, с помощью которых ребенок обретал символической доступ к матери в течение фазы воссоединения.

Переходные явления возникают в пространстве между матерью и младенцем – пространстве, которое расширяется по мере того, как увеличивается сепарация. Этот расширяющийся разрыв между ребенком и матерью, а впоследствии – между ним и каждым из его первичных объектов, всегда сохраняет наследие первоначальной близости. Винникотт называет этот разрыв между ребенком и его объектом «локусом культурного опыта», отмечая, что все творческие потенциалы возникают из напряжения, существующего в разрыве между привязанностью и сепарацией. Речь идет не о каком-то действительном внешнем разрыве, но о внутреннем, психологическом разрыве между Эго и внутренним объектом.

Винникотт расширил понятие переходного объекта, чтобы включить в него множество переходных явлений, которые играют важную роль в подростковом и взрослом возрасте и могут быть как нормальными, так и патологическими. Подростки часто ищут поддержку у своих товарищей, относясь друг к другу скорее как к переходному объекту – «одеялу», чем как к живому человеку, и используют своих друзей, а часто – даже целые группы сверстников, чтобы испытать заменяющее материнское отношение. Данную концепцию Винникотта можно еще больше расширить, используя ее в отношении сексуального взаимодействия. Оно также происходит на переходном фоне и включает в себя те же проблемы, что прежде решались с помощью переходного объекта, – все они связаны с отношениями самости и объекта. Поэтому в сексуальной жизни ставкой часто становится контроль над объектом и угроза его утраты. Степень гибкости и надежности, близости и сменяющей ее отдаленности, характерная для первичной связи «мать – дитя», эхом отзывается в переходных явлениях сексуальной жизни взрослого индивида.

Часто встречающимся примером может служить отношение сексуальных партнеров к пенису как к «третьему в постели», дружественному к ним обоим и находящемуся под их совместным контролем. Таким образом, часть тела одного превращается в экстернализованного «друга», способного проявлять заботу, и уподобляется переходному объекту – «одеялу». Мужчины нередко аналогично используют женскую грудь: желание и любовь вызывает та часть тела женщины, которая как будто легче поддается контролю, чем вся женщина в целом – и как трансферентная мать, и как реальный человек.

Эти части тела используются в качестве частичных объектов, как будто они представляют собой любимого человека целиком, дающего наслаждение и любовь, или, наоборот, – отнимающего их и вызывающего ненависть. В процессе развития, с раннего детства и до подросткового периода, мастурбация основана на своего рода телесном «расщеплении», которое позволяет одной части тела приносить удовольствие другой, так что все контролируется самим индивидом и нет угрозы ухода матери. Использование частей тела как переходных объектов становится еще важнее, когда этому придается функция сохранения контроля и избежания возможности быть использованным другим, – точно так же изначальные переходные явления нужны для того, чтобы вынести расставание с матерью, положившись на себя. Эти переходные трудности могут выражаться в разных формах сексуальных нарушений. Преждевременная эякуляция может быть связана с потребностью мужчины сохранять контроль над собственным пенисом. Отсутствие интереса в генитальном возбуждении может отражать желание женщины сохранять свои гениталии под собственным контролем. Поскольку оба этих симптома предполагают элементы расщепления Эго, они также сопровождаются расщеплением тела, благодаря чему расщепление Эго (а также расщепление внутреннего объекта) обретает конкретную репрезентацию. Если удержание контроля в сексуальном взаимодействии приобретает доминирующий характер, переходная область становится полем битвы против связанности для утверждения сепарации от первичного объекта. Источником этого могут быть одновременно переживаемые страх и жажда слияния с объектом. Когда ощущение контроля на какое-то время интегрируется с вновь вернувшимся ощущением доступности материнской фигуры, потребность в отделении переходной области и удержании ее в собственной единоличной власти ослабевает и индивиду становится проще разделять с другим этот контроль. Однако пример, приведенный ниже, представляет собой иной случай.

Без ежедневного секса Джон Б. начинал сомневаться в любви своей жены Сильвы. Если больше одного дня проходило без секса, он впадал в плохое настроение и легко мог рассердиться. Он едва выдерживал воздержание, пока у Сильвы были месячные или она болела. Иногда Джон даже прибегал к насилию, например, давал жене снотворное и срывал с нее трусы, чтобы добраться до ее гениталий. Только регулярный половой контакт позволял ему ощутить заботу о себе, и ничто не могло рассеять его убеждения в своем праве на неограниченный доступ к половым органам жены.

Джон патологически использовал свой пенис для связи с переходным частичным объектом, он был чем-то вроде пуповины, соединявшей его со столь необходимой ему матерью, гениталии которой были для него ценнее всего. Он непременно хотел заполучить реально осязаемую часть материнского объекта вместо того, чтобы создать ей замену, которую можно было бы присвоить, утвердив тем самым сепарацию. Этот пример неудавшегося процесса сепарации и несостоявшегося создания переходного явления представляет собой крайний случай использования сексуального частичного объекта с целью поддержания тревожной привязанности к интернализованной матери.

Психосоматическое партнерство и сепарация

Как мы видели, именно благодаря психосоматическому партнерству матери и ребенка, важным аспектом которого является телесная отзывчивость, зарождаются переходные объекты, которые становятся своего рода мостом через расширяющуюся брешь между ними. Способность ребенка овладевать телесными навыками, движением и эмоциями развивается благодаря раннему физическому и эмоциональному взаимодействию с матерью, которая постепенно передает ему эту ответственность. Поначалу ребенок представляет собой инструмент для удовлетворения бессознательных потребностей матери, в то время как она помогает ему осмыслить свои внутренние ритмы и хаотический мир. Благодаря тому, что они оба включены в обоюдное телесное взаимодействие, она может вести его к более высоким уровням организации. От нее требуется придать ребенку уверенность, что он может не только заботиться о своем теле, но и использовать его для овладения навыками и получения удовольствия. Будучи способной оплакать утрату симбиотических элементов отношений, она может радоваться самостоятельности и независимости своего ребенка, снова возвратив себе свою собственную независимость. Поначалу она должна откликаться на его потребности, но при этом не пытаться изменить его направленность в их обоюдном взаимодействии. В дальнейшем ребенок постепенно приучается сам заботиться о своем теле – этот процесс происходит настолько медленно, что психологически он продолжается вплоть до подросткового возраста.

Это не только способствует развитию и становлению независимости, но и служит средством коммуникации между ребенком и родителем, доставляя удовольствие им обоим. Подводя итог обсуждению способов телесного взаимодействия, мы можем построить континуум, на одном полюсе которого будет опыт детского переживания телесного и эмоционального взаимодействия, а на другом – взрослая стадия половой близости. У взрослых индивидов, однако, бывает так, что один или оба сексуальных партнера оказываются неспособны к установлению психосоматического партнерства, и тогда возникают такие же симптомы, как в примере, приведенном ниже.

 

Пример нарушения психосоматического партнерства и проблемы подфазы воссоединения

И Билл, и Диана надеялись, что другой партнер позаботится о его потребностях. Независимая и вполне способная справляться со своими трудностями, Диана оказалась во власти чувства, что она должна заботиться о Билле, уступать ему в ущерб собственным желаниям, и это стало для нее ловушкой. Идентифицировавшись с его стремлением получать заботу, она справлялась с собственными зависимыми желаниями, оказывая ему эту заботу. Пока это работало, она не испытывала сексуальных трудностей. Билл же, желая получать от нее заботу, одновременно боялся этого. В возрасте 22 лет, еще до знакомства с Дианой, он иногда страдал преждевременной эякуляцией, и эпизодически эта проблема давала о себе знать до сих пор, несмотря на то, что в целом он успешно преодолел ее. Когда он начал бояться, что жена возьмет над ним верх, проблема вернулась. Его стремление к тому, чтобы она заботилась о его теле, коренилось в трехлетнем возрасте, когда его мать неожиданно начала работать полный день и стала недоступна для него. В семь лет Билл каждый вечер старался идеально развесить свою одежду, что носило ритуальный характер. Одежда стала для него переходным объектом, и он, повзрослев, все еще хранил в памяти названия фирм-производителей. Он также произносил ритуальные молитвы, прося Бога защитить всех членов его большой семьи. Навязчивыми действиями он заменил заботу, которую хотел получать от матери. Это желание, перенесенное на Диану, чередовалось со страхом, что она тоже станет недоступной. Компромиссом стало то, что его стремление получать заботу с ее стороны было приостановлено. Если Билл испытывал страх или гнев, у него случалась преждевременная эякуляция – таким образом он не давал жене захватить власть, а потом покинуть его. В этом защитном механизме явно присутствовал элемент отторжения.

Паттерн отношений с родителями, характерный для Билла в детстве, заключался в покорности желаниям его родителей и ритуалах, символизировавших его гнев против них за то, что его оставили одного. У него развилось преждевременное умение заботиться о своем теле, получившее расширение в виде ритуалов, которые гасили его гнев против родителей. Он всегда «наводил идеальный порядок», хотя на самом деле ему хотелось в злобе расшвырять вещи. Преждевременная эякуляция была мимолетным, однако повторяющимся симптомом, посредством которого он выражал гнев на жену и в то же время страх причинить ей боль, убеждаясь, что только он контролирует происходящее с их телами. Так он защищался от своего стремления получать от нее заботу и преследовавшего его страха, что из-за своих собственных желаний он окажется в ее власти.

Трудности, с которыми столкнулся Билл, иллюстрируют две концепции, обсуждавшиеся в этой главе. У него были нарушения психосоматического партнерства, что иногда приводит к отказу или частичному отвержению телесного взаимодействия. Его несостоятельность в отношениях с Дианой можно описать как затруднение на уровне подфазы воссоединения. Гнев на мать за то, что она покинула его в трехлетнем возрасте, подорвал его привязанность к ней как к безопасному объекту любви. Он оказался отброшен на более ранний уровень переживания привязанности, а именно стал относиться к ней как к объекту, расщепленному на хорошую и плохую части. Обретя безопасность, Билл стал действовать на более высоком уровне. В ситуации стресса, вызванного слишком большой близостью или боязнью потери, страх, что он не сможет вновь обрести интегрированный образ матери, и гнев на интернализованную материнскую фигуру разрушали телесное партнерство. Он терял ощущение самого себя и спасал свой пенис от «ее» власти, устанавливая над ним, как переходным объектом, свой контроль.

Этот пример иллюстрирует последствия неспособности ребенка переживать утрату преждевременно покинувшей его матери. Остатки гнева, страха и детских желаний оказываются включенными в развитие его характера, в его ритуализованные защитные механизмы и сексуальные симптомы. Для более глубокого понимания того, какую роль сыграло развитие ребенка на той стадии, когда мать Билла стала менее доступной для него, необходимо рассмотреть особенности сексуального развития, характерные для этого возраста. Этому и будет посвящена следующая глава.

Назад: Глава 3. Значение младенчества для сексуальности I: привязанность ребенка к матери
Дальше: Глава 5. Истоки сексуальных отношений в младенчестве и детстве

Andriy
OK