Крым. Октябрь 1943 года. Партизанский отряд Ф.Ф. Беседина вблизи долины Коккоз

Десант выбросили в оперативной зоне Южного партизанского соединения.

Но на месте приземления диверсантов ожидала засада. Не иначе как татары из местного охранного батальона выследили резервную посадочную площадку и дали знать оккупационным властям. Те, не считая нужным расточать истинных арийцев на авось, отправили румын. Заодно и проверить, как говорится, «на вшивость». В последнее время ряды партизан стали пополняться бойцами не только татарской, но и румынской, и даже словацкой национальности. Ибо дела немцев здорово походили на аутентичный «Швах!»

Но эти румыны «не подвели». Пятерых партизан, что должны были встретить небесных гостей, застали врасплох и зарезали, не дав сделать ни выстрела. Потом каратели, заслышав гул советского самолёта, зажгли заботливо приготовленные партизанами костры и встретили парашютистов предложением сдаваться.

Однако те не пожелали понимать ни ломаный русский, ни румынский вариант немецкого. Прямо там, на небольшом плато, вспыхнул бой.

Трое парашютистов погибли, ещё две группы — двое и трое — под прикрытием темноты разбежались разными тропами.

…Вид приведённого Сергеем Хачариди в отряд парашютиста-диверсанта немало озадачил командира отряда Фёдора Беседина.

«Такой себе, понимаешь, фунт лиха, упавший с неба вместе с пудом соли», — ещё раз глянул он на смуглолицего лейтенанта, и впрямь буквально «упавшего с неба».

С пилоткой, на немецкий манер, под пристяжным погоном, в чужом — во всех смыслах — рыжеватом кителе с накладными карманами, в отвороте которого с непривычным шиком виднелись рубашка цвета хаки и галстук с золочёным зажимом. «Фу ты, ну ты…» — одним словом.

Не подтверди Центр, что «гостинец» от самого Старинова, отвёл бы в ближайший овраг — и вся недолга.

— Ладно, — вздохнул командир. — Теперь, значит, на отряд и на вас возлагается задача Центра: «В первую голову уничтожать эшелоны с топливом, идущие на удалённые базы немецкого флота в Керчи и Феодосии…».

— Что значит в «первую голову»? — поинтересовался тонкостями языка лейтенант, бывший по национальности испанцем.

— На бензин кидатись, наче муха на гівно, — ещё более сомнительным эвфемизмом пояснил Фёдор Фёдорович.

Сообразив, что ему и русских двусмысленностей более чем достаточно, испанец решил на украинских уже не заморачиваться. Просто кивнул.

«Как будто я тут харчами перебираю, какой эшелон рвануть, а какой на закусь оставить, — внутренне ворчал Фёдор Фёдорович. — Мне вообще-то до тех эшелонов не рукой подать, чай, не по горам, да лесными тропками идут…»

И впрямь, выбираться из среды традиционного партизанского обитания — леса, — в голую степь Керченского полуострова? Где там обитать прикажете, в сусличьих норах, что ли? «Значит, — чуть слышно вздохнул командир, удерживаясь, чтоб не выматериться. — Значит, предстоят крайне рискованные и самоубийственно дальние вылазки-акции».

«Потому, наверное, и вся эта затея с испанцами… — снова глянул Фёдор Фёдорович в лицо лейтенанта Боске, на лепку крупных, выразительно романских черт, — …что на румын похожи».

Румынских вояк на полуострове была не одна дивизия, а в охранении стратегически важных железнодорожных узлов — так за правило.

— Ну что ж, — поскрёб Фёдор Фёдорович в куцей каштановой бородке, разглядывая карту из планшета лейтенанта. — Раз уж вас интересует перегон между Джанкоем и Владиславовкой… — Беседин ткнул в карту тупым концом карандаша. — Пожалуй, есть у меня вариант. Но сначала я должен связаться со штабом бригады.

— Это долго? — спросил Мигель.

— Может, и долго, лейтенант, но обязательно, поскольку касается подполья на этом участке железной дороги. Я знаю человека, с этим подпольем связанного. Но без санкции командования не имею права. Очень уж ценные это люди, товарищ Боске.

— О, я понимаю, Теодор… Фьодор Фьодорович, — поморщился тот, лелея за пазухой козьего тулупчика простреленную руку. — Но ведь и нас не зря прислали. Довести работу ваших товарищей до логического завершения…

Беседин внимательно посмотрел на испанца и проворчал невнятно:

— И то, правда, кой чёрт смысла в разведке, если потом не воевать. Ну, коль вас к нам воевать прислали…

Из письма работника Коминтерна С. Благоевой Георгию Димитрову:

«Старинов согласен взять всю восемнадцатилетнюю испанскую молодежь. Эта молодежь находится теперь в очень тяжелом положении. В Саратове около 100 человек — юношей, часть из них в ремесленном училище, часть на заводе — разутые и раздетые и многие разлагаются… А в армии они все станут закаленными и стойкими… и мы, таким образом, спасем испанскую молодежь…»

«В октябре 43-го, по распоряжению Ставки, специально отобранных диверсантов испанской национальности из числа участников Гражданской войны, а также особой “испанской группы” разведшколы Старинова, стали готовить для диверсий, в частности на железнодорожной магистрали Джанкой — Владиславовка — Керчь, основной линии снабжения Таманской, а позднее и Керченской группировки войск противника.

Особенно в Ставке полагались на группу Старинова, поскольку в её составе были преимущественно воспитанные в духе непримиримой борьбы с фашизмом дети испанских революционеров, вывезенные в СССР из объятой пламенем Испании ещё в 39-ом. И теперь, и без того горячую испанскую кровь немало горячила возможность отомстить, в большинстве случаев, за смерть родителей-коммунистов от рук практически тех же самых фашистов».

И всё-таки…

«Почему именно нас, испанцев?» — спросил как-то рядовой учебной роты Мигель Боске у своего командира Ивана (Хуана) Барреаса.

«Нам легче маскироваться под румын, muchacho. Мы всегда действуем у них в тылу. Родственнички же как-никак… мадре их за ногу», — не совсем понятно закончил тогда Иван (Хуан вообще-то) по-русски.

…Яблоневый сад хозяйства им. Калинина находился достаточно далеко за Владиславовкой, километрах в трёх, и в этом году никем толком не убирался. Даже жители соседних сёл особо не рвались приближаться к железнодорожному узлу: себе дороже — посты полицаев на каждом шагу, патрули полевой жандармерии то и дело стрекочут тяжёлыми БМВ и «Цюндаппами» по просёлкам.

Звучно хрупнув яблоком, Давид Далиев оторвался от щели в дощатой, неконопаченой стене весовой и с сожалением посмотрел на огрызок.

— Пойду, пройдусь, на всякий пожарный. И яблок наберу.

— Когда ты их уже нажрёшься? — бросил через плечо Малахов. — Как порося, ей-богу.

— Э-э, слушай… — начал было Давид, но Сергей Хачариди, старший группы, посмотрел на обоих друзей-врагов выразительно хмуро.

Пожав плечами, осетин вышел на грузовую эстакаду весовой и исчез в полудённом сумраке дождевой мороси. Раскидистые деревья в этой кисее казались рукастыми призраками…

— Тут, на перегоне, поворот идёт, — продолжил подпольщик по кличке «Черепанов», тыча узловатым пальцем в сложенную карту. — Он не такой крутой, но насыпь тут высокая, потому как над заболоченной поймой. Тут машинисты и без всякого семафора притормаживают. Был случай в 38-м, — пояснил он Мигелю. — Машиниста, парнишку, стахановца, матерь его, тогда чуть не посадили как вредителя… за рекорд скорости, а оказалось — насыпь просела.

Лейтенант Боске не слишком ясно понял, сошёл-таки паровоз с рельс тогда или нет, но понимающе кивнул.

— Теоретически здесь можно произвести налёт. Но, — подпольщик с сомнением покачал головой. — Подойти к насыпи, не переполошив охрану поезда, может разве что коза или корова какая. И то сама, без пастуха. Был случай, с платформы охранения столетнего деда, пастуха, из пулемёта жахнули. Так-то вот. Тут после прошлых диверсий вашего брата кругом ждут.

Лейтенант снова рассеянно кивнул, барабаня пальцами по покосившемуся дощатому столу и думая о чём-то своём.

— Значит, только с одной стороны нас и не ждут, отец? — спросил вдруг Сергей Хачариди, всё это время, казалось, занятый только наблюдением, озабоченный безопасностью встречи диверсантов с подпольщиком. Вроде бы и не прислушивался даже к беседе.

— Это ж с какой такой стороны… сынок? — спросил подпольщик, скептически хмыкнув.

Было ему, в миру Александру Чирьину, старшему машинисту маневренной бригады ж/д. узла «Владиславовка», — всего-то лет пятьдесят. Но казался куда старше. Седые косматые брови над круглой оправкой очков и пергаментная лысина над резкими складками лба. Впрочем, поскольку Хачариди, в свою очередь, не было и тридцати, то в сыновья «Черепанову» он и впрямь вполне годился.

— Что вы имеете в виду, Сергей? — очнулся наконец от своих раздумий и Мигель.

— Я говорю, — Серёга, сняв пулемёт с плеча, приставил его к столу. — Ждут нас отовсюду, это так. Но ведь прямо на платформе станции нас не ждут?..

Мигель переглянулся с подпольщиком; оба воззрились на Хачариди равно непонимающе. Тот предупредительно поднял ладонь: «не торопите, мол».

— Кто кроме козы может находиться на путях или подле? — спросил он. — Обходчик может?

— Может-то, может, — с кряхтением угнездился Александр Ерофеич на скрипучем тарном ящике. — Только ведь и обходчика немцы на дрезине возят с патрулём туда-сюда. Когда сами, когда румын привлекают.

Теперь переглянулись Мигель и Сергей Хачариди.

— Румын?

Лейтенант Боске прищурился, Сергей кивнул…