Мёльде и Жарков
Неприязнь эта была долгой, можно даже сказать, заскорузлой.
Шутка ли — к ничем не примечательному штандартенфюреру армейской разведки приезжал визитёр не из Ровно — главной штаб-квартиры главной резидентуы «Украина» (Abwehrstelle Ukraina), что было бы вполне естественно, а из самого Берлина. Представьте себе: визитёр, возбудивший прошлым месяцем любопытство полицай-комиссара Керчи, был из Берлина, как бы не от самого Канариса.
Такое несоответствие в масштабах фигур не могло не привлечь внимания. Об этом даже денщик штандартенфюрера, пуча глаза, шептался с поваром на кухне — откуда, собственно, и стало известно Эриху о визитёре. Эти кухонные испарения с душком концентратных пряностей передавал ему денщик.
Но на это не так уж обратил бы внимание полицай-комиссар — мало ли. С тех пор как Гитлер объявил Крым непобедимой цитаделью, тут много разного и странного народа околачивается. Но вот то, что прибывший тоже был русским?
Как полагали во флотском СМЕРШ,
Скорее всего, это был белоэмигрант и бывший офицер Русской Императорской армии Б.А. Смысловский, стоявший во главе Зондерштаба «Р», организованного в ведомстве «Абвер-Аусланд» для борьбы с советским партизанским движением, но в первую очередь для создания антисоветского партизанского движения в советском тылу. — Выделено докладчиком.
— Тоже русский?.. — неприязненно скривился тогда Мёльде, отставив чашку кофе и не донеся ко рту утренний гренок.
— Ну да… — простодушно пожал плечами его денщик, вернее, фенрих, временно и не совсем добровольно исполняющий его обязанности.
«Русский?» Это заставляло крепко почесаться в затылке, ибо известно: там, где соберутся двое русских, непременно возникает или партячейка, или контрреволюционный заговор… зачастую в одном флаконе.
Но сколько тогда ни прислушивался к кухонным и клозетным слухам на бывшей улице Кирова, сколько ни науськивал злосчастного и будущего на тот момент лейтенанта тайной полевой полиции, узнать все, что только можно, увы, выяснить ничего нельзя было. И тогда Эрих без всяких Гракховых клятв взял себе за правило присматриваться к деятельности сомнительного русского штандартенфюрера.
Но много ты присмотришься к деятельности ведомства, которое, в числе многих прочих, может позволить себе скомандовать любопытствующему: «Кругом, марш!» Таковым было странноватое положение ГФП — будучи полноценным аналогом гестапо на оккупированных территориях (и настолько полноценным, что местное население комендатуры «Geheimefeldpolizei» так, собственно, и называло), сама тайная полевая полиция (не путать с ничуть не тайной полевой жандармерией) была в оперативном подчинении и CD, и Абвера, и отделов 1С при штабах армий.
В общем, как это часто бывает при педантичной немецкой неразберихе, ведомства, осуществляя до йоты аналогичные функции, закономерно наступали друг другу, когда на пятки, а когда и на горло, и при этом таились друг от друга чуть ли не больше, чем от противника. Как тут что узнаешь? И от этого неведения подозрения Мёльде только росли. И вот теперь и наконец-то, кажется, нашли свое подтверждение. Пусть пока не более чем интуитивное. Но ведь, и в самом деле — заметил Эрих — не менее пытливо, чем он, уставился на ту же сцену, сцену встречи непонятно заблудших артиллеристов и полицая, непонятно куда собиравшегося их отвести, и русский штандартенфюрер Иван Жарков. Об этом можно было догадаться только по взглядам искоса, редким полуоборотам фибрового козырька из-под башлыка.
«А не ваша ли это игра?.. — спросил себя Мёльде и хотел было привычно поскрести изуродованную щеку, но вовремя отдёрнул руку. — Не ваша ли это игра, господин Жаркофф?»
