Жестяной короб вентиляции подрагивал под кирпичными сводами подземелья и над головами двух пародийно непохожих офицеров: рослого полицай-комиссара Керчи оберстлейтнанта Эриха Мёльде — образцового арийца, рослого и белобрысого бестии, и столь же эпического «нибелунга» по роду службы и зондерфюрера по званию, — соответственно, сутуловатого и лысоватого коротышки Мартина Бергольца.

— Странное место, однако, выбрали для хранения столь дорогостоящего оборудования, — с презрительным недоумением изломил белесую бровь оберстлейтнант. — На топливном складе. Рядом с тоннами бензина? Кому эта глупость пришла в голову?

Он приложил уголок платка к тонко вырезанным ноздрям, пытаясь перебить бензиновый угар туалетной водой.

— Ну, отчего ж сразу глупость? — закончил протирать румяную лысину зондерфюрер и, спрятав платок, накрыл её фуражкой. — С тех пор как русские начали свои неистовые бомбардировки, хранить такое хрупкое оборудование на заводе стало просто опасно. Тогда как подземные казематы форта — едва ли не самые надежные укрытия в городе.

Мартин Бергольц, прихватив фибровый козырёк фуражки, запрокинул голову и выразительно уставился на кирпичный свод потолка, будто призывая и полицай-комиссара убедиться в том, что многослойный накат земли и камня и впрямь выдержит любые бомбардировки.

— Эти подземелья выдержали даже, когда русские, уходя, взорвали тут минный склад и запас артиллерийских снарядов корабельного калибра, можете вообразить?

Может, шеф «Geheime Feldpolizei» и мог вообразить себе подобный апокалипсис, но выражение крайнего скепсиса не покинуло его скульптурную, как римский бюст, физиономию. На потолок оберстлейтнант даже не глянул. Тогда зондерфюрер резюмировал в качестве последнего аргумента:

— А что до авторства распоряжения, — он сделал значительную паузу. — Поместить сюда электрооборудование «Южного объекта» распорядился ещё Командующий войсками Керченской дороги.

— Генерал-лейтенант Лухт? — недоверчиво хмыкнул Эрих.

— Так точно! — энергично кивнул зондерфюрер. — Сам. Одновременно с размещением имущества эвакуированной 17-й армии сюда доставили и это…

Он обвёл рукой внушительные дощатые ящики и фанерные короба, облепленные трафаретными чёрными орлами и торговыми знаками «Die Industrielle Elektrotechnik».

— Значит, они тут с сентября, — констатировал оберстлейтнант.

— Так точно.

— Похоже, в актуальность строительства в предместьях Берлина уже не верят, — рассеянно пробормотал Эрих, повторяя пальцем буквы и цифры маркировки на боку одного из ящиков: «64НСS — 380V». Он брезгливо стер с пальца серый отпечаток пыли.

— Ну, почему же? — подскочил на плече «нибелунга» погон с сутажным шнуром военного чиновника. — Не далее как три дня тому комиссия штаба технических войск проверяла комплектность, кое-что даже вскрывали, — он указал на свежие жёлтые сколы сосновых досок. — Причём в присутствии людей из Абвера.

— Абвера? — на лице оберстлейтнанта впервые проявилось подобие живой заинтересованности. — Они что, представились?

— Нет, конечно, — фыркнул коротышка Бергольц, как самовар, в трубу которого качнули сапогом. — Я просто знаю в лицо кое-кого из абверкоманды армии.

— И кого же, интересно? — нахмурился оберстлейтнант.

— Жаркова, штандартенфюрера Жаркова.

— А, этого русского, — задумчиво протянул Эрих. — Да уж, персонаж запоминающийся…

Он неприязненно поджал губы. Ничего хорошего не предвещала активность военной разведки в 500-км прифронтовой зоне, безраздельной вотчине «тайной полевой полиции», что по команде замыкалась на контрразведку армии, отдел 1С. Дело Абвера — осуществлять некие сверхсекретные операции ОКВ Oberkommando der Wehrmacht там, за линией фронта. Но если абверкоманда топчется здесь, по эту сторону (оберстлейтнант Мёльде раздражённо хлопнул перчаткой в ладонь), значит, что-то или кого-то он, полицай-комиссар, ответственный за безопасность армейского тыла, пропустил, прозевал. Значит, где-то у него в самом заду занозой сидит какое-то активное русское подполье или, того хуже, шпионская резидентура.

— Вы картографировали все подземные ходы, ведущие в крепость из города? — так неожиданно сменил тему полицай-комиссар, что зондерфюрер на мгновение онемел.

— Понятия не имею, — наконец вырвалось у него так неловко, хоть залепи рот пухлой ладошкой. — Планов крепости у нас нет, а ей без малого сто лет, — затараторил он, гипертонически краснея и всё больше напоминая самовар, кипящий сердито и сконфуженно одновременно. — Мало ли, чего и сколько могли тут нарыть, так что…

Он, казалось, исчерпывающе развел руками, но Мёльде продолжал на него таращиться с каменной безучастностью оракула, ожидающего ответа.

— Солдаты постоянно находят всё новые и новые ходы и помещения, — нехотя продолжил «нибелунг». — Но мы не успеваем их всех обследовать. Что-то тут чересчур бензином несет… — нашёл он вдруг счастливую увёртку от обсуждения своих недоработок. Шумно принюхиваясь, остановился. — Слышите? Какой резкий запах, как у авиационного керосина, — ткнул он пальцем чуть ли не в грудь Мёльде.

Словно очнувшись, оберстлейтнант отпрянул от его толстого пальца и пожал плечами в скрипучем чёрном реглане: «Der Idiot…» В длинный коридор выходили арочные проемы штолен, заставленных ребристыми бочками с бензином и дизельным топливом. Чему тут ещё вонять-то?

Перехватив его взгляд, зондерфюрер смущённо прочистил горло, но всё-таки настоял:

— Как-то слишком. Пройдёмте в мой, так сказать, кабинет. Тут есть каземат чуть в стороне. Я позвоню оттуда, а потом продолжим.

Их тени — монументальная и по-крысиному сгорбленная, — перебрались с бетонного пола на бурую кирпичную стену с белой контрастной надписью: «Ahtung! Die Feuergefahr!» — «Огнеопасно!»

— Резкий запах бензина, Вальтер. Да. По всему помещению, — сразу же взялся за трубку в каменном закутке Мартин, не столько присев, сколько вскочив на край внушительного стола. — Вы бы осмотрели на предмет утечки, чем чёрт…

Оглушительный хлопок заставил вздрогнуть и обернуться оставшегося в дверях оберстлейтнанта. Вроде бы ничего… Но вдруг яркая вспышка выбелила его лицо как фотографию, забытую в проявителе. Шквал пламени багрово-золотым валом прокатил по коридору поодаль, вихрем ворвался в ответвление «кабинета».

Зондерфюрер Бергольц так и остался стоять с открытым ртом и с телефонной трубкой в руке. Оберстлейтнант Мёльде успел прикрыть лицо локтем, прежде чем ударная волна опрокинула его за дубовую тумбу стола. В рёве пламени потонул чей-то истошный звериный вой…

Наверное, такой и приснилась К. Брюллову «Гибель Помпеи» после попойки на даче Кулебякиных. Картина была, может, и не столь динамична и драматична в плане разрушений и человеческих жертв, но геологически…

Вздрогнул весь скалистый мыс — чёрный на фоне свинцового неба, чуть более светлого за счёт спрятанной в тучах луны. Тяжёлый гул прокатился, казалось, грядой низких туч, приводя её в движение, и мгновенье спустя один за другим, правильным точечным пунктиром, по чёрной глыбе мыса вспыхнули огненные фонтаны. Будто запертая в скале вулканическая лава наконец-то нашла на склонах горы щёлки, чтобы вырваться наружу огненными гейзерами. Тектоническая встряска повторилась вновь и вновь, сотрясая всю сторону «Виленского люнета»; золотые вихри, сметая железные створы ворот, взвились над карнизами сводчатых казематов. Последним оранжевым мазком в картину вписалась горящая бочка: она, странным образом вылетевшая из подземелья наружу, покатилась, подскакивая, вниз по эскарпному срезу рва. Крепость, только что притаившаяся в маскировочном мраке, на глазах оживала электрическим заревом прожекторов, заходилась истерикой сирен. В этом море электрического и живого огня пара синих подслеповатых фар «Хорьха» не сразу привлекла внимание.

…Подскакивая на случайных препятствиях, вроде деревянных поддонов, трещавших ореховой скорлупой, на толстых силовых кабелях, оливково-зелёный «Хорьх» мелькал в свете причальных и корабельных огней, летя к окончанию пирса. Мчался, вытаращив глаза фар, с такой самоубийственной целеустремлённостью, что даже портовые работяги из числа учебного батальона, увернувшись от выпяченного бампера, забывали разразиться ругательствами или, что было бы, наверное, ещё более кстати, схватиться за штатные «Маузеры», составленные в пирамиду. Создавалось впечатление, что террористы, во избежание пыток в застенках «Гехаймфельдполицай» или армейской контрразведки, решили исчезнуть в волнах залива, то и дело вздымавшихся в конце пирса фосфорной короной. Или рассчитывали по дну пролива доехать до Тамани.

Такое же впечатление сложилось и у Новика. Почти бесшумно пальнув пару раз в приоткрытую дверцу авто, — ветер относил назад звук выстрела с таким молниеносным проворством, что ухо не успевало их уловить, — он покосился на Войткевича, увлечённо крутившего баранку, и хладнокровно поинтересовался:

— Мы едем куда-то? Или куда вывезет?

— К Христу за пазуху! — почти раздельно процедил сквозь зубы Яков, очевидно опровергая это направление прицельной сосредоточенностью на лице и ловкостью, с которой он заставлял «Хорьх» отскакивать от бочек и штабелей складских ящиков в поисках какой-то, определённо известной ему, цели. Как будто не всё равно было, каким образом свести счеты с жизнью? Грянуть в ящики с зенитными снарядами 88-го калибра, взорваться в пирамиде бензиновых бочек или нырнуть в ночную волну…

Но, мельком глянув в ту же сторону, куда, словно намагниченный, то и дело возвращался взгляд Якова, только и заметил Александр:

— Ну-ну, — и на всякий случай улучив момент, снова приоткрыл дверцу. Ледяной встречный воздух тут же затуманил глаза шальной слезой, но всё-таки Новик успел откинуть выстрелом из кургузого «Вальтера» фигуру, темневшую на фоне кормового огня у трапа, ведущего с пирса вниз, к длинному и узкому корабельному корпусу.

Танкодесантный корабль типа «Marine Fahr Prahme» — морская самоходная баржа с осадкой всего 1,45 м, — даже подскакивая на волнах, оставался гораздо ниже пирса, сложенного из тёсаного камня лет тому полтораста. Если бы не надстройка, а скорее — артиллеристская платформа с 75-мм пушкой, угрюмо уставившейся коротким дулом вниз, да двумя 20-мм автоматами, задорно вскинувшимися стволами зенитных спарок вверх, — этакой низкой посудины и не заметишь. Но Яков уже давно приметил это, вполне подходящее для экстренной эвакуации плавсредство всего полста метров длиной, — как раз, чтобы с ходу влететь на его танковую платформу и затормозить.

Александр едва успел упереться в лобовое стекло, когда, соскочив с пирса и клюнув палубу бампером, машина прогрохотала по ребристым пайолам.

— Руби концы! — с этими словами лейтенант Войткевич вывалился в свою дверцу.

«Хорьх» почти боком остановился перед бронированным щитом рубки.

Встав на подножку, капитан Новик обернулся.

Тени швартовых концов чёрными змеями плясали на серой стене пирса. Толстые концы болтались на чугунных кнехтах, подозрительно похожих на допотопные трехфунтовые пушки, врытые казённой частью вверх. Должно быть, так оно и было после многочисленных переподчинений и упразднений крепости. Капитан нацелил «Вальтер» на чёрные болванки кнехтов, к счастью, хорошо освещённые береговыми огнями и разгоревшимся пожаром, и взвёл курок. Впрочем, первый выстрел достался часовому, возникшему поверх стены, но два следующих угомонили чёрных змей — швартовые концы оборвались в воду, уже вздыбленную винтами между резиновыми брусками кранцев. Это за бронещитком тесной рубки орудовал лейтенант Войткевич, накручивая маленький, словно игрушечный, штурвал.

Пули зазвенели по клёпаному щитку, рикошетя и выбивая щепу из деревянной палубы. Яков пригнулся. Александр присел за вытянутым рылом «Хорьха». На краю пирса уже приноровился бочком первый мотоцикл с коляской преследователей; часто глухо, как простуженный, залаял «MG-42».

Дружно взревели три дизеля баржи, разворачивая баковую аппарель в сторону пролива. Александр, улучив момент, тоже нырнул за бронещиток, опустился на низкое маленькое сиденьице и локтем утёр мокрое лицо.

— Один чёрт, не выпустят, — заметил он по обыкновению флегматично, словно речь шла не о его собственной судьбе, а о будущности картошки, расставленной комбригом Чапаем на карте сражения: один чёрт, в суп.

Как ни странно, более чем разговорчивый одессит — Яшка Войткевич — промолчал. А что тут скажешь? Керченский залив, пролив, весь крымский берег превращен немцами в сплошную линию береговой обороны: от гаубичных батарей до аэродромов гидропланов. Акватория, в свою очередь, кишмя кишит сторожевиками и БДБ. Плюс мины — даром, что наши, в своё время накиданные в пролив, чтобы запереть в многочисленных портах Керчи досаждающие «Зибели» и ещё более опасные «Шнелльботы». Едва ли мины будут благосклоннее к соотечественникам. Да и погоня не замедлила поспеть…