Екатерина Соболева, жизнерадостная девушка с довоенным взглядом кухонной рабочей, не верящей и не желающей верить, что кухня — это навсегда, и с преждевременными отложениями на бедрах, утверждающими обратное, открыла дверь на условный стук.

И жизнерадостность покинула её.

Да так надолго, что Наталья даже забеспокоилась — не подумывает ли её подруга героически принять уксусу или другого какого яду, как только фашисты отвернутся и перестанут пытать её расспросами. Тем более напрасными, что она — комсомолка, а кроме того, немецкий учила через пень-колоду.

И впрямь, Катя оказалась «товарищ» донельзя надёжный, непробиваемо. То, что «немцы», приведённые к ней в квартиру под самой крышей предательницей Сомовой, говорят с ней по-русски, дошло до Катеньки минут через пять после того, как Войткевич вошёл к ней в форме немецкого гауптштурмфюрера СС-Ваффен.

Вошёл и, улыбаясь дружелюбно, брякнул с порога:

— Гутен таг!

Шутка его едва не стоила провала операции, потому что пятилась от фашиста Катя до самого мансардного окна, явно надеясь в него выскочить на булыжники двора.