Побережье Керченского пролива. Жуковка. Со своими — к своим
Новик и Войткевич
Уже сгущались сумерки, когда на пол, звеня и подскакивая, полетела последняя 20-мм гильза, и лейтенант Войткевич почти свалился на доски, констатируя не то с облегчением, не то с хладнокровной досадой:
— Всё. Концерт окончен.
На бронещитке зенитной спарки не осталось живого места от вмятин, оставленных пулями и осколками. Съехала набок почти до земли конструкция стрех и стропил, лишь кое-где покрытая ещё черепицей. Изъязвленная пулями, едва не развалилась стена, под которой отблескивала латунью россыпь гильз.
Когда немцы ворвались в дом вслед за белой вспышкой гранаты («Наконец-то!» — перевёл дух немецкий лейтенант), только многоточие багровых капель указывало путь отступления русских, сами же они как в воду канули.
О том, что это так буквально и было, лейтенант догадался минуту спустя, когда на холмах, прилегающих к балке, гулко заговорила батарея 601-го дивизиона морской артиллерии, а затем взвыли сирены. Серые сумерки вспорол голубой сапфир прожекторных лучей.
Без особой нужды — всё равно холстина, разодранная в нитки, почти вся сгорела, — лейтенант в сердцах распахнул дверь ударом сапога и злобно уставился на тёмную чашу моря, вдававшуюся в балку маленькой бухтой.
На выходе из неё, ближе к закатному зареву над багровой кромкой моря, отчётливо виднелись контуры двух катеров. И будто праздничные фейерверки, на них искрили 45-мм пушки.
Не дожидаясь полной темноты, русские вернулись за своими. И пока что огонь трёх 75-мм пушек SK 16 с ближайшей батареи помешать им не мог. Белые фонтаны рвали линию горизонта с большим перелётом…
Низкие бронированные борта катеров приближались медленно, так медленно, что десантники чувствовали себя, как у расстрельной стенки. Времени у немцев было более чем достаточно. Будь только лучше видимость! А так — одиночные шлепки винтовочных выстрелов, многоточия брызг от пулемётных и автоматных очередей пробегали между бойцами, бредущими по мелководью, хаотически и врозь. И пока только один из десанта, охнув, исчез в ледяной толще воды.
Капитан Новик, зажимая разодранное осколком гранаты плечо, скрипнул зубами.
— Чёрт, бинт уплыл, — попытался поймать он белую ленту, вьющуюся на волнах позади него.
На что старший лейтенант Войткевич, подскакивая на мелководье, чтоб не захлебнуться от крупной ряби, заметил:
— Грешно вам роптать, Саша. Я бы вот предпочёл, чтоб меня лишний раз продырявили, чем так настучать по черепу. — Он, контуженно морщась, помотал головой. — Как кувалдой оприходовали, ей-богу…
— Нашёл чему позавидовать, — проворчал Новик. — Хочешь, подстрелю? Голова пройдёт.
— Гребите, Шура, гребите… — отмахнулся Войткевич.
