Сразу же за станицей асфальт кончился. Минут через двадцать пришлось включить дальний свет ночь здесь наступает почти без сумерек, темная и опасная.

— Скоро? — нарушил затянувшееся молчание Виноградов.

— Километра три, может, меньше…

Водитель Саня — чубатый милицейский сержант из местных казаков, большой, обычно, любитель потрепаться, хохотун и бабник — тоже, видно, чувствовал себя не слишком уютно. К тому же все круче уходящая вверх, петляющая среди кривобоких скал грунтовая дорога требовала сосредоточенности и внимания.

Сипло рычал двигатель, мелкие камушки шуршали по многострадальному днищу «Нивы», дрожа метались из стороны в сторону желтые пятна фар…

— Оба-на! — Саня молниеносно вогнал ногу в педаль тормоза и сразу же рванул «ручник». Машина замерла, чуть не ткнувшись в грязную железнодорожную шпалу, аккуратно пристроенную поперек дороги. Из-за большого уклона передние колеса оказались значительно выше задних.

— Не двигаться!

Откуда-то сбоку, из темноты у дверей выросли две рослые фигуры с автоматами. Тяжелые взгляды, следуя за раструбами пламегасителей, обшарили салон.

— Ну вы, бля, даете… — Водитель пытался выглядеть возмущенным, но в голосе его преобладало облегчение — на этот раз опасность миновала. — Шуточки, на хрен!

— Здорово. — Стоявший у пассажирской двери сдвинул «Калашникова» за спину и протянул руку. — Виноградов?

— Он самый. — Холодные клещи постепенно отпускали сердце, но почему-то задрожала левая коленка.

— Старшина Ипатов. Зовут — Папа… Не обижаюсь.

— Курбанов. Андрей, — представился его напарник. — Мы вас проводим на кордон.

— А я что, дороги не знаю? — вмешался Саня.

— Нельзя сейчас на матине… Точнее, на машине-то можно, но — без света. Рискнешь?

— Что я, мыла съел?

— То-то… Хорош болтать, пошли!

— Все у вас тут — не понос, так гонорея… — продолжал бурчать Саня, запирая «Ниву». — А брат где?

— По дороге скажу… Готовы, капитан?

— Готов. Скажите, у вашего командира лишние кальсоны есть?

— Не понял?

— Попрошу у него на смену. А то после такой встречи — полные штаны!

— Профилактика! — дружно осклабились Папа и Курбанов, — Не сердитесь на нас, диких… Места здесь такие.

— Ладно, поехали. За науку спасибо — в следующий раз расслабляться не буду, сразу влеплю пол-обоймы.

— Резонно… Потопали. Не отставать!

…Когда Виноградов, в очередной раз потеряв равновесие, все-таки не удержался на ногах и с грохотом осел на осыпь гранитных осколков, старшина наконец сжалился:

— Стой! Перекур…

Подошел замыкавший их небольшую колонну Курбанов, снисходительно улыбнулся, сверкнув пижонскими золотыми фиксами, и молча забрался повыше, на валун, — удобно устроившись и давая отдых телу, он одновременно просматривал подходы к месту импровизированного привала. Старшина закурил, пряча огонек в рукав, аккуратно передал зажигалку Сане.

«Вот уж кому действительно не позавидуешь, — подумал Виноградов, — длиннополая тяжелая шинель, скользкая подошва сапог…» Милицейские водители и в городских-то условиях пешком ходить не любят, а тут… Да еще сумка «монтановская» через плечо — огромная, пахучая, то и дело издающая звяки и бульки.

— Давай свою «мечту оккупанта», понесу немного, — пересилив себя, предложил Виноградов.

— Ниче, Саныч! Как-нибудь дотащу… Свое — не тянет.

— Нет проблем. Я боялся — согласишься. — Одобрительные смешки присутствующих были именно той реакцией, на которую рассчитывал Владимир Александрович. Виноградов откинулся, упершись спиной в сыроватую каменную выемку, помассировал ушибленное бедро. Чесалось пропотевшее тело под форменным ватником, волосы под омоновской кепкой взмокли до неприличия. Капитан проверил шнуровку на высоких ботинках, сдвинул поудобнее кобуру — при каждом движении в кармане ощущался картон казенного конверта. Высветившийся индикатор часов показал — всего-то и шли минут семь, надо же! Да-а, горы… Мать их!

Тяжелый гул, обвально нарастая, в несколько мгновений заполнил все вокруг, многократно отражаясь и перекатываясь в лабиринтах скал. Виноградов даже толком испугаться не успел — массивное, матово-серое на фоне фиолетового неба брюхо военно-транспортного АН-26 проплыло над перевалом, ритмично вспыхивая взлетными огнями.

— Пу-пух! — Курбанов сопроводил самолет коротким стволом своего автомата, делая вид, что стреляет.

— Уймись! — лениво осадил его старшина.

— Слышь, Папа… Может, пока объяснишь, что стряслось? — не удержался все-таки Саня. В дороге вопросов не задавали, проявляли выдержку, да и не побеседуешь толком «в колонне по одному».

— Да, вы знаете… Что весь этот туризм-альпинизм не просто так — мы понимаем, но хотелось бы подробностей, — вежливо поддержал его Виноградов.

Ипатов длинно, с наслаждением затянулся, загасил скуренный почти до фильтра окурок. Не выбросил его, но аккуратно положил в карман.

— Короче так. Завелась тут у нас одна «открывашка» вредная. Третий день уже. Шхерится, падла, где-то вокруг кордона — то машину обстреляет, то нас самих. Часов с шести утра приходит, как на работу, а прошлой ночью — на свет влепил, прямо нам в окно.

— А чей он хоть — уточнили?

В этом конфликте между живущими по разные стороны хребта автономными халкарами и независимыми вардинцами русские, как местные, так и прикомандированные, и тех и других окрестили одинаково — за характерную форму носа. Виноградов, впрочем, даже в разговорах между своими подобных прозвищ избегал — наученный опытом Армении, Азербайджана, Осетии.

— Нам без разницы. Точно, что откуда-то поблизости. Может — из аула, а может — из села… — Старшина ткнул стволом автомата сначала за перевал, а потом в противоположную сторону, откуда прибыли Виноградов и Саня.

Владимир Александрович вспомнил, что действительно вскоре за станицей мелькнули по дороге серые заборы и пыльные крыши вардинского села.

— Да уж, мы что для тех, что для этих… — со знанием подтвердил водитель. Предки его укрепились на этой земле свистом клинков и всполохами пожаров, большой кровью и крестным знамением, так что ненависть к казакам и страх перед ними передаются из поколения в поколение по обе стороны горной гряды — на генетическом, можно сказать, уровне. — Так где братан-то?

— Братан… Я ж и говорю — засадил, скотина, в окно…

— Ну?

— Короче — в руку Витьку. Навылет… Да ерунда, пустяк — сами перевязали!

— Ни х…хрена себе! Что ж домой не отправили, а?

— Да не кипятись ты! Придем — он сам все объяснит, понял?

— Ладушки… Пошли тогда. — Что-то негромко стукнулось о камень. — Черт, зажигалка! Темно, как у негра в ж…

— Не суетись, сказано же. — В голосе Ипатова послышалась досада. — Ну-ка… Сиди так… Вот она! Курбаныч, пошли. Капитан, ты как?

— Нормально. — Владимир Александрович уже успел облегчиться куда-то в противоположную от голосов сторону. Точнее сориентироваться было невозможно — ни луны, ни звезд. Темень, тучи над головой и каменная гадость под ногами… Романтика.

…До кордона добрались даже быстрее, чем ожидал Виноградов. Протиснувшись вслед за старшиной в седьмую или восьмую щель между огромными валунами, он внезапно увидел прямо перед собой внушительных размеров костер — профессионально обустроенный, выхватывающий из непроглядного мрака метров двадцать дорога. Несколько наполовину вкопанных в грунтовое покрытие через равные интервалы стандартных шпал не то чтобы намертво блокировали дорогу — нет, проехать было можно, но только на очень малой скорости. Опрометчивый лихач расстался бы не только с глушителем — на такой «терке» запросто развалилась бы вся ходовая. Деревянный шлагбаум с предупреждающим знаком отбрасывал гибкую тень на противоположный отвес скалы.

— Вот такой у нас прожектор, — прокомментировал Ипатов.

Виноградов понимающе кивнул.

— Пробовали ставить на таких местах штатную армейскую аппаратуру, но, во-первых, себе дороже — в горы электричество тянуть или ради единственного прожектора автономную станцию оборудовать, а во-вторых, для любого снайпера самое невинное развлечение — лампочку раздолбать… Чего-чего, а любителей погулять здесь хватало, на всех стекол не напасешься! Вот и чадят соляркой костры — тоже не дешево, зато надежно.

— А где…

— Во-он там! Боец не дремлет — жизнь дороже.

Капитан разглядел в стороне от дороги, за пределами светового круга, естественную нишу и сложное фортификационное сооружение, основу которого составляли элементы стандартного кооперативного ларька и овеянные десятилетиями войн и конфликтов мешки с песком. Невидимый и почти недосягаемый караульный приветственно качнул хоботом ДШК.

— Давай-давай, пошли! — Отодвинув Виноградова, Саня первым ссыпался вниз. Здесь он уже ориентировался.

— Э-эх, молодой-небитый… — двинулся за ним Ипатов.

Владимир Александрович и замыкающий Курбанов постарались не отставать…

Если бы пришлось Виноградову описывать размеры жилища, куда его привели, он, пожалуй, заколебался бы между двумя определениями: то ли большая конура, то ли крохотная сторожка. Втиснувшись между двумя остроконечными гранитными глыбами, сработанная неизвестно когда и кем из грубого камня, она и казалась органически связанным с этими горами, немного уродливым, но отнюдь не чужеродным наростом. Где-то очень близко шумел невидимый ручей.

Скрипнувшая дверь впустила прибывших — внутри было еще темнее.

— Все вошли?

— Все.

— Зажигай!

Чиркнула спичка, сноровистая рука мгновенно наладила допотопную керосиновую лампу.

— Ну, здорово, капитан! — Виноградову протягивал тонкую, бледную, даже при таком освещении, руку коротко стриженный мужчина в омоновской офицерской форме без погон. Черный берет его был элегантно заткнут за пояс.

— Приветствую. Что, керосин экономите, коммандосы?

— Да нет… Светомаскировка. — Хозяин кивнул в сторону массивного деревянного щита, водруженного на том месте, где, видимо, было окно.

— Дверь-то открывали…

— Береженого Бог бережет, — солидно кивнул Ипатов.

— Ты чего же, братан? — Саня уже подсел к курившему у стены хлопцу лет на пять постарше, покрупнее — но бесспорно похожему на него. Такой же, как у Сани, чуб выбивался из-под сдвинутой на затылок кубанки, пятнистый десантный ватник накинут на красно-голубой домашней вязки свитер. — А? Ты чего?

— Да ладно… было б чего серьезное. — Алексей, так звали брата, попытался нарочито небрежно отмахнуться раненой рукой, но осекся. Боль пробежала по его лицу судорогой, заставив закусить губу. — О-ох!.. Дома не трепи, понял?

Владимир Александрович знал от Сани, что старший брат его, Алексей Савченко, отслужив срочную и еще шесть лет прапорщиком в Германии, узнав о заварухе в родных краях, «дембельнулся» и вскоре уже был сотником у местных казаков — что-то вроде муниципальной милиции, содержавшейся за счет станиц и входящей в структуру УВД соседнего чисто русского края, непосредственно граничащего с вардинской автономией. Казаки, вооруженные частично за счет милиции, частично из армейских запасов, оплачивались своими одностаничниками и обычно несли патрульно-постовую службу по месту жительства. Изредка, если была нужда, — и на рубежах, как здесь говорили по старинке. С прошлой недели Савченко, прихватив с собой одного орла из афганцев, пропал на перевалах — зачем? почему? — особо никто не интересовался. Вот и допрыгался.

— Уж я бы эту суку, братан!

— Кстати… — Офицер посмотрел на Ипатова.

— Идем уже. — Старшина передавал Курбанову массивный нож в черном кожаном чехле. К его автомату уже был прилажен последнего армейского образца прибор ночного видения.

— Достойная вещь! — не удержавшись, отметил Виноградов.

— Сувенир… Память о Вильнюсе.

— В засаду? Да? Я с вами, мужики! — догадавшись, встрепенулся Савченко-младший.

— Сиди, сопляк! — рявкнул Алексей. — Без тебя тут… По паре капель на дорожку, как?

— Не, потом. После работы. — Старшина и улыбчивый Курбанов уже стояли у двери. Надувшийся Саня доставал и выкладывал на газету бутылки, свертки, шуршащие полиэтиленовые пакеты. Сумка казалась неистощимой.

— Лады… Ни пуха!

— Счастливой охоты, волки! — пожелал вслед за сотником командир омоновцев. — Ждем к завтраку.

— К черту.

Оказавшийся рядом Виноградов задул лампу, дверь дважды негромко скрипнула…

Саня делил дефицит. Всего было вдоволь — выпивки, закуски… Фурор произвели прихваченные вчера Виноградовым в вагоне-ресторане бакинского поезда апельсины. Знать бы, что так получится!

— Этот — охотникам… этот — братану, как раненому, целый, хорошо?.. Побольше — на троих, кто сейчас дежурит… — Он имел в виду пулеметчика и казака-афганца с милиционером, прикрывавших подходы к кордону. — Ну и — господам офицерам!

— Я думаю, господа офицеры — а не офицера, кстати! — от своей доли откажутся. В пользу подрастающего поколения, — с доброй снисходительностью сказал Виноградов. — Питером пахнет, а?

— Пожалуй, — кивнул хозяин.

— Что я, апельсинов не видел, что ли? — собрал остатки самолюбия Саня, но по голосу было ясно, насколько он обрадован.

— Давай, хорош болтать — за встречу! — Сотник протянул Виноградову эмалированную кружку самогона. — Извини, капитан, — емкости всего две, поэтому… В темпе, чтоб стаканочный ход не задерживать.

— За встречу! — Владимир Александрович сноровисто выдохнул, опорожнил кружку. Оценил продукт — очень чистый, прямо обволакивающий уставшие тело и душу.

Так же со смаком выпили и остальные.

Отправляя в рот ломоть сала с черемшой, Виноградов наконец смог толком оглядеть обстановку хижины. Справа от двери — на скорую руку сбитые полки для обуви и ряд кривых гвоздей, служащих вешалкой. Слева — заколоченные окна, у противоположных стен в два яруса, голова к голове — четыре койки. Из-под затертых армейских одеял не слишком опрятно торчали края серого рваного белья. Посредине, вплотную к нижним койкам — покрытый слоем газет стол.

— Значит, здесь и живете — всемером?

— Впятером. В принципе — впятером, казаки просто в гости заехали и застряли чуток. — Хозяин подмигнул старшему Савченко.

— Тогда еще ничего.

— Нормально. Двое-трое постоянно на вахте, наверху или на дороге… Места хватает.

— Может, еще по одной? — встрял Саня.

— Не гони лошадей, мелкий! — солидно осадил его брат.

— В общем-то можно, только по половинке, — счел своим долгом поддержать попутчика Виноградов. Дурная привычка — постоянно вступаться за угнетенных и угнетаемых, особенно по пьянке.

Саня благодарно засуетился над очередной бутылкой. В этот момент в сторожку накатила — внезапно, беспощадно оглушающе — волна яростного грохота. Мелко задрожала жидкость в кружках, тарелка с баклажанами, вибрируя, поползла к краю стола. Через несколько секунд все стихло.

— Разлетались…

— И что — каждый раз такой концерт?

— Да мы уж привыкли… Не бери в голову. Будем здоровы!

— Обязательно. — Виноградов передал Сане пустую емкость.

Воспользовавшись моментом, он показал хозяину — еле заметно, одними глазами — на Алексея Савченко. В ответ хозяин утвердительно прикрыл веки:

— Душновато здесь…

Что правда — то правда. В густом застоявшемся воздухе перемешались запахи крепкого табака, сала, забывшего последнюю стирку белья и промокших портянок, керосина и паленой шерсти.

— Пойдем прогуляемся, а, сотник? Ты как? А то приключится с гостем обморок…

— Обморок? — Савченко с сомнением посмотрел на офицеров, потом перевел взгляд на брата, сообразил. — Добро. Капитан, ты здесь первый раз? В «планетарии» не был?

— Точно! Заодно и покажем — так сказать, культурная программа.

— Санька, останешься здесь. Не вылазь, смотри! Уши оборву.

— Ты мне не командир…

— Я те дам «не командир»! Ребята вернутся — скажешь, что как, подменишь, если понадобится…

— А лучше — ляг, отоспись, все равно до утра ничего интересного не ожидается. — Хозяин примиряюще похлопал Саню по плечу и направился к выходу.

— Действительно, Саня, отдохните, — оправляя под ремнем бушлат, поддержал его Виноградов. — Сегодня целый день за баранкой, завтра еще…

— Туши свет! — Савченко-старший уже стоял у двери, готовясь ее открыть.

Стараясь не потерять из виду в почти непроглядной темноте спину впереди идущего, капитан Виноградов в очередной раз удивился изощренности и причудливости переплетений дорог и судеб в реальной жизни.

С сегодняшним гостеприимным хозяином были они земляками, оба родились и выросли в славной северной столице России. Впоследствии выяснилось — даже занимались в школьные годы в параллельных группах искусствоведческого детского кружка при Эрмитаже, но по тем временам друг другу не запомнились. После окончания истфака университета Саша Раабтилен, потомок честного дворянского рода писателей и ученых Раабтиленов, внезапно в потоке «андроповского набора» оказывается в должности оперуполномоченного ОБХСС одного из центральных районов. Много позже он объяснил Виноградову: его не устраивала отведенная «при этой хамской власти» роль российской интеллигенции — или кукла для битья и самоутверждения рабочих и крестьян, или тюрьмы и эмиграция. Как они тогда спорили! Интересы транспортника Виноградова и территориала Раабтилена скрестились как-то на одной группе валютчиков-гастролеров, пришлось покататься по стране, а ничто так не располагает к откровенности, как пустые командировочные вечера в неуютном номере чужого города.

Хорошо шел Александр Оттович в званиях, профессионализмом Бог его не обидел. Особенно удавались дела о взятках и злоупотреблениях разных коммунистических и депутатствующих мерзавцев — тогда это было уже можно. Но… На закате восьмидесятых зацепил он кого-то не того, из новых власть предержащих — и устроили майору милиции Раабтилену такую оргинспекторскую мясорубку, что очнулся он в должности дежурного пункта сигнализации районной вневедомственной охраны. Тут как раз Баку подоспело, Карабах — откомандировали по личному рапорту. Потом — Фергана, Рига, Владикавказ… И уж «погорел» тот, из-за кого поломали майору карьеру, можно бы восстанавливаться в уютном своем кабинете — но нет, совсем другой человек бесшумно вел Виноградова сегодня за собой. Злой, беспощадный, привыкший к крови и лихим деньгам. Владимир Александрович еще помнил, как на площади перед бакинским вокзалом в восемьдесят восьмом Раабтилен не смог ударить дубинкой полусумасшедшую, пьяную старуху, пытавшуюся прорваться к беженцам с тяжелым столовым тесаком. Как через три года еще отказывался в осетинском Беслане от закрутки с анашой, и, кажется, тогда он еще брезговал обшаривать трупы и добывать на обысках…

Теперь с этим у Александра Оттовича все было нормально. А судя по тому, что слышал о нем и его бойцах Виноградов здесь, — даже слишком. Левые экстремисты часто перерождаются в крайне правых, и наоборот. Из рафинированного интеллигента при подходящих обстоятельствах запросто выходит бандит и насильник, а убийцы и воры на старости лет меценатствуют и служат примерами высокой морали и изысканных манер. Диалектика…

Замыкавший их маленькую колонну Савченко был тоже, судя по всему, мужиком неслабым.

…Шли недолго.

— Прошу! Это — оно самое. — Раабтилен посторонился, пропуская гостя вперед. — Жаль, звезд нет. И луны.

Виноградов оказался на маленькой терраске. Прямо под ногами открывалась панорама ночной Вардинской котловины, и он сразу же понял, почему это место прозвали «планетарием»…

Гряды гор образовали гигантский амфитеатр, чернотой еле заметно отличающийся от фиолетовой темени затянутого тучами неба. Дно котловины, подобно зеркально выгнутой модели небесного свода, мерцало россыпями мелких огоньков. Почти в центре раскинулось спиралевидное созвездие — город Вардинск, крупный транспортный узел, центр железнодорожного сообщения этого региона. Столица Вардинской автономии в составе России… Собственно, из-за того, что воровство и грабежи из сотен грузовых вагонов, неделями простаивавших на забитых путях, достигли прямо-таки фантастических масштабов, Виноградов и оказался прикомандированным к местному Линейному отделу внутренних дел. В общей сложности три десятка сотрудников транспортной милиции из северо-западных областей Российской Федерации вот уже почти месяц мерзли в засадах, задерживали, «кололи», строчили грозные информации и представления — с некоторым, хотя и не кардинальным успехом затыкая своими задами огрехи родной экономики и правопорядка. На местных товарищей надежды почти не было, в спину не стреляют — и то ладно. Хотя, возражал обычно Виноградов, их понять можно — под боком дом, дети, каждый вокруг — родственник… поди тут, арестуй кого-нибудь!

Между Вардинском и Халкарским перевалом вдоль невидимой дороги, по которой днем проехала их «Нива», тускло отсвечивали два продолговатых пятна — казачья станица и вардинское село. Такие же пятна — чуть побольше, чуть поменьше — угадывались по всей котловине вокруг города, заползая даже на горные склоны. На северо-западе мощно выделялись геометрические очертания аэропортов — военного и гражданского, городка недавно выведенных из Германии мотострелков. К большому перевалу тянулась золотистая черточка пассажирского поезда.

— Ну как?

— Абзац. Полный. За одним этим стоило сюда ехать, — искренне сказал Виноградов.

— Не отдадим супостату? — В голосе Раабтилена почти не было шутки. — Как считаешь?

— Им решать. — Капитан кивнул в сторону подошедшего Савченко и повторил, чтобы тот мог услышать: — Им решать. Мы здесь гости.

— Ладно тебе. — Майор устроился на длинном плоском камне, достал сигарету. — При Алексее можно откровенно.

Савченко молча сел рядом, тоже закурил. Почти два года уж как бросивший это дело Виноградов пристроился на заботливо приготовленном ящике из-под овощей:

— Записку мою получил?

— Да, привез прапор… Я его знаю — каждую неделю на бетеэре на охоту катается. Только, Володя, ни хрена я не понял — при чем тут выборы, Президент?

— Слушай внимательно. Вчера днем подвели итоги, их результаты сегодня… — Виноградов посмотрел на часы. Было около двух. — Сегодня будут опубликованы. Вардинцы выбрали Альберта Хазиева, хотя русскоязычные районы вообще не голосовали — бойкот.

— Еще бы! На кой нам этот папуас на шею… — зло сплюнул сотник.

— Не надо… У этого «папуаса», между прочим, два высших образования и шесть лет зоны при Брежневе.

— Так ты что..?

— Нет, не беспокойся. Просто эти ваши казачьи понты — хватит, дозакидывались шапками. Теперь расхлебываем!

Виноградов с не меньшим, чем Савченко, удивлением смотрел на майора. Затем продолжил:

— В сегодняшних газетах вместе с результатами голосования будут опубликованы и Указы президента. Первый — о провозглашении Исламской Вардинской Республики, суверенной разумеется.

— Ого!

— Вот тебе и ого! — Раабтилен грязно выругался. — Халкарию просрали, теперь вот эти…

Владимир Александрович очень хорошо понимал собеседников. Несколько месяцев назад горцы-халкары неожиданно для всех создали крохотную независимую республику по ту сторону перевала. Попытки российских политиков конституционным путем привести сепаратистов в чувство не увенчались успехом — аулы ощетинились пулеметами и УРСами, обитателей казачьих сел превратили в заложников. Выиграв войну нервов — применить силу центр так и не решился, — местные экстремисты потихоньку выжили русских, проели большую часть запасов и стали по вековой разбойничьей привычке посматривать в сторону соседней Вардинской автономной республики, входящей в состав Федерации. Начались налеты «гвардейцев» на горные пастбища, станицы, даже на парк отстоя грузовых поездов неподалеку от города.

Тогда-то, с согласия Москвы, местные власти вооружили свои добровольческие отряды «зеленоповязочников» и казачьи сотни, а на условной еще год назад границе встали, обороняя южные рубежи Российской Федерации от «экспортеров революции» и бандитов, питерские, курские, псковские, екатеринбургские милицейские кордоны. Одной из таких застав командовал Александр Оттович Раабтилен.

— Это еще не все. Второй Указ — поконкретнее. Там много разного, но главное… «Зеленоповязочников» формируют в национальную армию. Казачьи сотни распускаются, оружие подлежит сдаче в течение трех суток.

— А вот такого им! — Савченко вскочил, ударив левой рукой по локтевому сгибу правой, и тут же застонал от боли.

— Воинские части должны присягнуть на верность республике, кто откажется — своим ходом в семьдесят два часа на хрен, — не меняя тона, продолжил Виноградов. — Оружие и имущество национализируют.

— Та-ак… А вы? Мы? Приданные силы?

— Затем и приехал. По спискам Сироты здесь нас, транспортников, двадцать семь. Да на кордонах и по селам человек сто пятнадцать из территориальных органов.

— Что за Сирота? — хмуро буркнул сотник, укачивая раненую руку.

— Полковник Федосьин. Представитель Российского МВД в республике, — пояснил товарищу Раабтилен.

Кличку свою толстый лысый пьяница из замполитов заработал по причине личного убожества, врожденной робкости перед любым начальством и патологической жадности.

— Так вот. Принято решение — вывозить нас срочно по домам. Сейчас мужики разъехались по «точкам», собирают без шума личный состав — в десять ноль-ноль, в десять сорок и в одиннадцать пятьдесят зарезервированы места на военных бортах. Но — не всем…

Виноградов полез за пазуху и вынул плотный, казенного картона пакет. Воспользовавшись паузой, Савченко полуутвердительно спросил:

— Значит, бросаете нас? Сбегаете… Так?

— Подожди ты! Продолжай, Саныч.

— Продолжаю. Сироте вручен ультиматум: двенадцать наших должны остаться здесь и предстать перед республиканским судом… Читай — «за преступления и злоупотребления властью, грабежи и насилия в период пребывания на территории Вардинской Республики». В противном случае притормозят всех, устроят кучу проблем лично Сироте. Короче — типичный местный наезд.

— Ну?

— В их числе — пятеро, ты и все твои бойцы. Понял?

— Та-ак…

— Короче — Сирота ультиматум принял. Насколько я его знаю, по согласованию с Москвой, сам бы никогда не решился.

— Ух, гниды-менты! — Сотник яростно ткнул кулаком в гранит.

— Ты еще меня шлепни под руку… Он, конечно, в открытую это делать не решился. Просто вас всех не предупредят об отлете, а потом, когда наших не будет уже, вы спуститесь в город и вас повяжут. Или прямо сюда подъедут — это уж на усмотрение самих националов. Ловко?

— Ловко… так ведь нас разоружить — не так чтобы уж очень просто, а?

— Знаешь, я вот думаю — они не станут. Просто расстреляют в упор из какой-нибудь засады.

— Возможно. Очень даже возможно…

— В общем, я так думаю. Есть только один выход: раненько с утра катим прямиком в аэропорт. Сотник ведь тоже на машине? Хорошо. Если у самолета окажетесь — Сирота ничего сделать не решится, струсит… Но часов в семь уже нужно будет сняться.

— А остальные… заложники?

— Их предупредят. Нормальных мужиков хватает пока. С теми проще — телефон, то-ce… Вы дальше всех, на отшибе.

— Спасибо, Саныч.

— На здоровье.

— Ладно. Пошли назад. Вернутся ребята — решим. Так, сотник?

— Добро.

— Решим… Вам что, славяне, жить надоело? Что тут думать — уматывать надо! Эй, блин, герои! На хрен ж я тогда сюда тащился? — почти крикнул Виноградов вслед удаляющимся в расщелину спинам.

— А может — пейзажем насладиться! — обернулся Раабтилен. — Сам же говорил — великолепное зрелище, нет? Пойдем, водка стынет…

— Тут, капитан, свои заморочки. Не обижайся. — Вернувшись в хижину, они уже успели от души выпить и теперь обстоятельно закусывали. Старый хмель на ночном холоде вышел, приходилось наверстывать по новой.

— Мне-то что, я в любом случае сегодня… — И Виноградов раскинутыми руками изобразил уходящий на крыло самолет.

На верхних нарах зашевелились спросонья, и сладко причмокнул губами Саня.

— Ты, Саныч, спрашиваешь — не надоело ли, мол, жить… Не знаю, наверное, нет. Не надоело. — Раабтилен аккуратно подцепил вилкой маслину и, прикрыв глаза, отправил ее за щеку. — Прелесть! Но и к смерти я за последние годы как-то попривык… Когда она постоянно рядом — перестаешь замечать, понимаешь?

— Как жену, что ли?

— Жена… Нет, пожалуй, скорее — сестра. Общая наша сестра, одна на всех — общей жены же, слава Богу, быть не может! Точно! И напоминает она иногда о себе, и внимания требует — но чаще где-то просто есть поблизости, сестра наша — смерть…

— Ты прямо поэт, Оттович! Сказа-ал… — Видно было, что Савченко безгранично уважает майора. — Еще?

— Давай. Под настроение! А, капитан?

— Не возражаю. — Голова Виноградова отяжелела, потянуло в сон, но финишировал он наравне со всеми.

— В койку! Всем — спать, через два часа подъем. — Голос Раабтилена был усталым и приятным.

Владимир Александрович мягко откинулся вбок, поверх одеяла, и, коснувшись щекой чуть прелой подушки, мгновенно отключился.

…Шагов и скрипа двери Виноградов не услышал. Проснулся он от мощного золотисто-багрового потока света, разом заполнившего сторожку, — прямо напротив входа из-за горных зубцов поднималось пышное и жаркое солнце.

— Кто рано встает — тому Бог подает! Эй, славяне, ау!

Стало чуть потемнее — часть дверного проема заполнил силуэт Ипатова.

— Пивка не желаете?

— Изыди! — прорычал из своего угла Раабтилен.

— Как хотите… А вот тут по случаю… — На огромной ладони старшины блеснули два серебристых цилиндра.

— Подъем! — Майор уже стоял посредине, у стола. — Откуда?

— «Открывашкино».

— Неужели поймали?

— Ну! — гордо кивнул Ипатов.

— Рассказывай. — Майор уже оторвался от пенистой банки и передал ее подошедшему Савченко.

— Да как и ждали — еще затемно притащился. С той стороны шел, от аула. Тихо так пробирался, профессионально…

— На старое место?

— Нет, ты правильно сказал — он каждый раз меняет… Короче, с приборчиком я его вижу — а он меня нет! Дали гаду устроиться поудобнее, потом аккуратненько с Курбанычем его обошли — и всего делов.

— Живой?

Старшина покосился на гостя:

— Обижаешь, командир. Нешто мы бандиты… Сюда принесли!

— Давай всех вниз. Всех, с постов тоже! — Вспомнив ночной разговор, Раабтилен помрачнел.

— Есть! — Почувствовав что-то, Ипатов без разговоров отправился выполнять приказание.

…Когда Раабтилен, Виноградов и братья Савченко подошли к небольшой каменной площадке у прохладного горного ручейка, на одном из валунов с аппетитом уплетал бутерброд с китайской ветчиной Курбанов. Он приветственно улыбнулся и с наслаждением запил трапезу водой, зачерпнув ее прямо ладонью. У его ног без движения лежало что-то, прикрытое черной, побитой временем буркой, рядом матово лоснился старого образца карабин с оптическим прицелом.

— Его?

— Ага. Вещь!

Откуда-то сверху спустились омоновец Андрюша Мальцев, весь в небритой рыжей щетине, любитель поспать и поесть, и его напарник, старший сержант Ровенский, из всех развлечений предпочитавший разнообразное общение с женским полом. Оба знали Виноградова по предыдущим «горячим точкам». Со стороны дороги приблизились Ипатов, несший пустой котелок, и долговязый жилистый парень в камуфляже и полковничьей папахе без кокарды — адъютант сотника Лexa Махотин, из бывших афганцев, до армии — головная боль участковых, драчун и волокита.

— Начнем?

— Давай!

Ипатов откинул бурку.

На россыпи мелких камней, неестественно вывернув сломанные в плечевых суставах руки и запрокинув голову, лежал невысокого роста черноволосый юноша лет двадцати с небольшим. Маскировочный комбинезон его, такой же как у Махотина, был разорван, под страшной раной на ноге натекла лужа крови. В крови было и лицо, по всему судя, целых ребер у парня тоже почти не осталось.

Виноградову стало не по себе, он откинул со лба взмокшие волосы:

— Постарались…

Савченко-старший отставил в сторону карабин, пуля из которого сидела у него в руке, подошел вплотную к пленному. Не спеша расстегнул ширинку и помочился ему на лицо. Юноша застонал и конвульсивно дернулся. Ипатов окатил его водой из принесенного котелка. Красивые черные глаза почти осмысленно обвели окружающих.

— Кто? Откуда? Почему? — Вопросы Раабтилен задавал негромко.

Пленный ответил что-то — гортанно и певуче.

— Он не будет говорить по-русски, — перевел Махотин.

— Переведешь?

— Могу. — И казак произнес вопрос по-халкарски. — Он говорит, что когда-нибудь смерть придет и в наши дома. Что муки его народа покажутся счастьем вашим женам и детям. Аллах пошлет русским гибель долгую и мучительную…

— Смелый парень, — хмуро констатировал Ровенский.

— Здесь таких много.

— Спроси — мы-то чем ему помешали? На что он вообще надеется, а?

— Он говорит, что даже маленький народ, ведомый Аллахом, может выкинуть со своей земли осквернителей. Нужно только, чтобы каждый убил хотя бы одного из нас — как в Афганистане.

— Спроси — он знает про Афган?

— Знает. — Махотин ответил сразу же, не переводя. — Знает, мы с ним призывались вместе и служили там — за речкой. «Звездочки» в один день получали…

— Да-а, компот…

И без того серое лицо казака закаменело — недавний однополчанин с хрипом выругался, силясь еще что-то сказать, зрачки закатились, в углу разбитого рта вспыхнул и запульсировал кровавый фонтанчик.

— Он просит меня… — Махотин вопросительно повернулся к Савченко, не замечая, казалось, никого вокруг. Пальцы зашарили по застежке кобуры.

— Не из своего… На! — Раабтилен протягивал афганцу карабин. Сотник кивнул, соглашаясь.

Внезапно судорога отпустила пленного. Проведя глазами от качающегося над сердцем ствола к лицу Махотина, он неожиданно отчетливо и чисто сказал по-русски:

— Спасибо, братка…

— Ничего себе — братка! Я сюда за три тысячи километров притащился, чтоб такого вот братишку отыскать, так их всех в маму! — Накидывая на мертвеца бурку, непримиримо бурчал Ипатов. Эхо от одиночного выстрела еще чуть слышно перекатывалось в горах.

— Майор, вот ты вчера говорил… Ведь если сестра у нас одна на всех, то откр… то есть покойник, — прав, — нерешительно обратился к Раабтилену Савченко-старший.

— Это он про что? — шепнул, на ходу обернувшись к Виноградову, Саня.

— Про смерть. Про то, что все мы — одной сестры братья, сводные, — не вдаваясь в подробности, пояснил Владимир Александрович. Он уже почти не отставал на каменистой тропе.

— Философия! — презрительно процедил Ипатов. — Попадись такому «родственничку» в руки…

— Не мы первые начали, казак! Не кисни!

Они как раз проходили мимо присевшего, чтобы перешнуроваться, Махотина. Рядом с ним, стараясь отвлечь и успокоить, курил Мальцев.

Все потихоньку подтягивались к хижине.

Виноградов не удержался и в очередной раз глянул на часы.

— В общем, орлы, ситуация вам теперь ясна. Слушаю мнения. — Майор Раабтилен сидел в центре полуокружности, образованной его личным составом. Чуть особняком расположились братья Савченко — сотник и милиционер, Махотин и смертельно уставший Владимир Александрович. — Давай, Андрюша.

— Да собственно… Надо сматываться отсюда. Домой, там разберемся. — Мальцев провел тыльной стороной ладони по щетине.

— Ровенский?

— А что? Я тоже, как Барсук, — хватит, отвели душу. Не ждать же, пока местные клоуны нам, пардон, матку вывернут? Народ дикий, правильно капитан сказал — до суда не доживем…

— Курбан Курбаныч — что ты скажешь?

— Хрен его знает, командир! Как решите с ребятами…

— Ты мне свои татарские штучки брось! Ну?

— Да по правде говоря… мужиков жалко. — Он кивнул в сторону казаков. — Перережут их тут. А что? Москва от нас отказалась, хрен ее знает, может, не сейчас, так через месяц выдаст… Я бы, пожалуй, погужевался здесь маленько, попортил кровушку чернозадым…

— Верно! — поддержал приятеля Ипатов. — Край богатый, куркулей хватает… Зато вернемся не пустые.

— Я не понял, — не удержался Виноградов. — Это вы что — в бандитизм решили удариться?

— В партизаны, Владимир Саныч, голубчик! Они с нами — как?

— Вот и мы так же. — Глаза Раабтилена горели хмельным азартом. — Всю жизнь мечтал быть благородным разбойником! Казаки, если что, поддержат, как думаешь, сотник?

— Спрашиваешь, Оттович! Да мы с вами…

— Между прочим, — вмешался опять Виноградов, — на первый самолет мы уже опоздали… Вы как хотите. Кто со мной?

— Не сердись, командир. — Мальцев подошел к Раабтилену, поправляя на плече автомат. — Домой мне надо. Жена, понимаешь…

— Дело твое. Сергей?

— А мне пофигу! Останусь пока. — Ровенский нарочито безразлично вычищал грязь из рифленой подошвы.

— Закончили! Значит так… Десять минут собраться, приготовить, кто чего хочет домой передать — через капитана и Барсука. Потом выезжаем — до станции вместе, на двух машинах. Там останемся, пока что и как не прояснится, Санька отвезет мужиков в аэропорт — и к себе в отдел, чтоб не воняли. Есть возражения? Вперед!

Напряжение заметно спало: когда решение принято, надо его просто выполнять, что само по себе в общем не сложно.

— Отъезжающие! Пойдем-ка со мной. — Раабтилен, приобняв Владимира Александровича и Мальцева за плечи, потянул их в сторону от хижины. Молча пересекли дорогу, поднялись на несколько метров в скалы.

— Вот! — Майор разбросал неприметную кучу камней, извлек из-под нее кожаный баул, чуть меньше инкассаторского. Открыл. Темное кожаное нутро было почти доверху забито банковскими упаковками. Раабтилен протянул Мальцеву несколько пачек: — Твоя доля. И еще доллары.

Внушительный брусок «зелени» перекочевал в карман Андрея.

— Спасибо, командир!

— Казна общая… Стволы «левые» не отдаю — самим понадобятся, «травку» ты тоже домой не потащишь…

— О чем речь!

— Иди… Иди собирайся, Барсук!

— Очень романтично, коллега! — прокомментировал Виноградов, когда они остались вдвоем. — Меня-то ты зачем сюда притащил? Если похвастаться — я в тебе разочарован.

— Не ерепенься, Саныч! Я от денег тоже не торчу, сам знаешь. Мне процесс важен. Если попрошу — матери отвезешь? — Раабтилен вынул из саквояжа перетянутый клейкой лентой шуршащий пакет.

Он явно был приготовлен заблаговременно — командирская доля.

— Отвезу. Адрес написал?

— Да, вон бумажка. И письмо там, внутри… Осуждаешь?

— Дело твое. Я здесь проездом.

— Саныч, не в обиду… Возьми, пригодится. — Майор протянул Виноградову стандартную упаковку пятидесятирублевок. Потом внезапно передумал, кинул ее обратно в кожаное чрево и достал схваченную резинкой пачку разномастных потрепанных купюр. — Нет, лучше эти.

Виноградов хмыкнул — заботливый Раабтилен не хотел подводить товарища. Новые купюры в банковской упаковке могли числиться где-то в розыске, не дай Бог их номера проходят по какой-нибудь ориентировке…

— Здесь столько же! — неверно истолковал его реакцию майор.

— Да понял я… Ладно, давай. Спасибо. Все равно пропьете!

— Если раньше не угрохают. Пусть уж лучше вы с ребятами их дома за наше здоровье засадите, чем какой-нибудь местный душман поживится…

— Может, все-таки вместе поедем? А то настрой уж больно похоронный.

— He-а! Перетаскивать не будем. А насчет настроя — сестричка, она не любит, когда про нее забывают. Она тогда сразу — тут как тут, проверено. — Раабтилен прихватил поудобнее саквояж и шагнул по тропинке вниз. — Пошли быстрее, ехать пора! Долгие проводы — лишние слезы, капитан.

Саня старательно выдерживал дистанцию до пылящего впереди красного «жигуленка». Распределились так: в первой машине за рулем Махотин, с ним сотник, Раабтилен, Ипатов и Курбаныч. В «Ниве» — Саня, Виноградов и неразлучные до сей поры Мальцев с Ровенским.

— Не слишком нахально? — поинтересовался Владимир Александрович, показав глазами на торчащий из задней правой двери «командорского» автомобиля ствол ДШК. Боковые стекла в обеих машинах были опущены, так что в случае необходимости начать стрельбу можно было мгновенно.

— Здесь так принято, товарищ капитан. Горы. — Мальцев, поступивший в распоряжение Виноградова, вел себя соответственно. Он был дисциплинированным бойцом, и ему было все равно, кому подчиняться.

Действительно, пулемет четко отслеживал идеальный для засад рельеф спускающихся к дороге скал.

— Техника безопасности! — хохотнул неунывающий Ровенский. — Вот по Риге так же катались — это, помню, хохма…

Внезапно внизу, из-за очередного поворота, на дорогу выкатился, натужно рыча и оставляя за собой клубящийся шлейф дыма, армейского окраса бронетранспортер. Длинное бело-зеленое полотнище развевалось на лихо выгнутой антенне, борта облепили с полдюжины бородачей с явно неуставными прическами. На защитных комбинезонах ярко выделялись такие же, как знамя, двухцветные повязки, у каждого было по автомату. Сразу за бронетранспортером, почти плывя в черном чаду его выхлопных газов, следовал «Урал» — в открытом кузове тряслись еще человек десять.

— Гвардейцы, — бесцветно прокомментировал Мальцев и клацнул затвором.

— Дай нам Бог здоровья… — В руку Виноградова привычно легла рукоятка «Макарова», большой палец сдвинул предохранитель.

Встреча была достаточно неожиданной. «Жигуленок» уже проскочил за поворот, машина Виноградова почти поравнялась с грузовиком, когда в зеркало заднего обзора Владимир Александрович увидел — БТР остановился, начал выворачивать, перегородив дорогу, люди на нем потянули с плеч и из-за спин оружие…

— Газуй, Саня! — Старушка «Нива» со свистом пролетела мимо растерявшихся бойцов в кузове, оказавшись вне сектора возможного обстрела. — Приятно иногда иметь дело с непрофессионалами…

Все нервно рассмеялись. Было ясно — на этот раз опасность миновала, массивная военная техника, разворачиваясь на узкой горной дороге, потеряет необходимые секунды. Скорее всего, они вообще возвращаться не будут — если задача поставлена захватить заставу, проще это сделать без потерь, чем ввязываться в сомнительную погоню с перестрелкой. К тому же выводу пришли и в передней машине, — чуть сбавив ход, они дали себя догнать, Раабтилен почти по пояс высунулся наружу и торжественно помахал черным беретом…

В станице прощались наспех — время поджимало, Виноградов опасался не успеть даже на последний самолет.

— Доберетесь одни? — спросил, пожимая руку, Савченко-старший.

— Одни-то как раз и доберемся! — улыбнулся Владимир Александрович. — Это с вами — проблема, а мы-то им ни на кой не нужны…

— Спасибо, капитан. Кончится вся эта хреновина — приезжай с семьей, у нас тут летом — рай, клянусь. Солнце, фрукты…

— Посмотрим! Удачи вам, мужики…

Мальцев с Махотиным и милиционеры уже успели употребить по соточке на прощанье и теперь торопливо закусывали прямо на капоте. Прибежал Саня — мать собрала ему что-то из чистого белья, пакет с едой и трехлитровый «баллон» домашнего вина — в дорогу гостям.

— Поехали!

На выезде из станицы уже обустраивались вооруженные казаки — полосатый железнодорожный шлагбаум, бревенчатый бруствер. Цыганистого вида хлопец что-то аккуратно раскладывал на куске брезента, рядом с ним пришлось немного притормозить, и Виноградов присвистнул — это были итальянские противотанковые мины с кратным взрывателем…

— Одиннадцать десять. Успеем? — Владимир Александрович озабоченно поглядел на часы.

— Должны вроде… — Дорога была вполне приличной, по Саниным подсчетам, ехать оставалось меньше получаса, но уже минут семь потеряли, меняя проколотую шину, так что грех зарекаться. — Сейчас бы село еще одно проскочить…

Через вардинское село они проехали на удивление спокойно. Все произошло чуть дальше, за развилкой, на которой машина свернула к военному аэродрому.

В лицо Виноградову вдруг хлестнуло градом мелких прозрачных осколков, обожгло лицо и непроизвольно закрывшиеся веки. Открыв через мгновение глаза, он увидел окровавленную Санину голову, бесформенное тело, навалившееся на руль и выкручивающее его в сторону противоположного кювета, — то ли мертвое, то ли пытавшееся последним усилием вывести их возможно дальше от опасности. «Нива», с лету нырнув передними колесами, опрокинулась на левый бок, потом на крышу — и капитан вылетел наружу, больно проломив хрустящие остатки лобового стекла.

Ни страха, ни особой боли Виноградов, к собственному недоумению, не почувствовал — шок, очевидно. Рядом, в метре от него, уже поливал ближние кустарники короткими злыми очередями Мальцев, устроив себе подобие амбразуры из угловатого валуна и собственной кожаной дорожной сумки. Владимир Александрович перекатился в соседнюю ложбину, — куда стрелял сержант, понять было сложно, значительную часть обзора закрывала опрокинутая машина с нелепо растопыренными колесами.

— Живой, капитан? — Мальцев отползал мимо Виноградова, волоча за собой сумку. — Давай за мной!

— А Саня?

Он не успел закончить, как «Нива» с глухим хлопком превратилась в ярко-огненное облако, из которого во все стороны метнулись малиновые и черные хлопья. Коротко взвыл раскаленный воздух, пахнуло гарью, и рассыпчато взорвались оставшиеся в машине патроны…

— Есть вопросы? Идешь? — И не дожидаясь ответа, омоновец привстал и пятясь засеменил к недалеким зарослям…

— И что же это такое было?

— А хрен его… — Мальцев постепенно выходил из несвойственной ему роли неформального лидера и, помедлив, добавил привычно: —…товарищ капитан. Я как понял — охотничьи ружья, не больше двух стволов. Считайте — повезло.

— Скажешь, брат…

Они лежали на крохотной проплешине в густых зарослях дремучего кустарника. Погони, судя по всему, не было, сил идти дальше — тоже.

Виноградова подташнивало, горели стертые вконец ноги, вообще все тело ныло и плакало. Потихоньку кровоточило несколько порезов на лице и на руках. Сержант выглядел ненамного лучше.

— Цирк уехал — клоуны остались, — критически оценил свой и Мальцева вид Владимир Александрович. — Мне просто интересно, кому спасибо говорить за такую везуху?

— Не знаю… Не армия и не гвардейцы — точно. Они если б врезали — привет семье! На казаков тоже не похоже… Скорее всего — какие-нибудь народные мстители-энтузиасты, маму их в душу!

— Твари… Саню жалко.

— Война. — Мальцев сказал это так просто и равнодушно, что капитан сразу же поверил: чужая смерть, да, наверное, и своя собственная давно уже стали для этого двадцатисемилетнего мужчины чем-то привычным и неотъемлемым, постоянно учитываемым, но утратившим остроту и приоритет фактором. — Пойдем дальше?

— А теперь-то куда спешить? — по-мальчишески радуясь возможности продемонстрировать собственную выдержку, сплюнул Виноградов. Глянул на часы. — Вылет через шесть минут, думаешь — успеем?

— Не успеем, — согласился сержант и полез в карман за новой сигаретой…

Точно в указанное время монотонное, медленно нарастающее гудение заставило их повернуть головы на запад. Со стороны аэродрома, держа курс на перевал, набирал высоту бледно-серый АН-26, очень изящный и целеустремленный. И почти сразу же вслед за ним откуда-то из дальней гряды скал в небо пошел крохотный, пульсирующий злым светом комочек. Оставляя за собой извилистый белесый свет, он вскарабкался к самолету, ткнул его куда-то под хвостовое оперение — и разметал десятком неравномерных осколков.

Чуть позже раскатисто грохнуло.

— Пи-сец. Приехали, — отрешенно прокомментировал Виноградов. Очевидно, слишком много всего было сегодня, мозг отгородился от реальности стеной усталого отупения. Очень хотелось домой.

— Перебор, — согласился Мальцев и длинно выругался.

…Минут через сорок, продираясь сквозь кусты, они услышали долгожданный рокот армейских дизелей. Не сговариваясь, ломанулись напрямик, обдирая об азиатскую колючку лица и руки, забыв о возможной опасности, стремясь скорее, скорее, скорее покончить со всем тем чужим и страшным, что было пережито за день, — и чуть не поплатились… Пулеметчик, замыкавший колонну машин, с ходу, давая разрядку напряженным нервам, всадил длинную очередь по двум грязным, окровавленным и вооруженным типам, вывалившимся прямо перед ним на дорогу. В этот раз смерть веером прошлась чуть выше, вспоров кустарник над головами Виноградова и сержанта.

— Мудак! Свои! — Вопль бухнувшегося на землю Мальцева перекрыл даже рев и скрежет колонны.

— Козлина! — Дрожащие ноги плохо слушались Владимира Александровича, невесть как оказавшегося в нелепой позе на коленях на краю придорожной канавы.

— Не двигаться! Лежать! Руки на голову! — С брони уже сыпались, окружая, пятнистые пацаны в голубых беретах…

— Ну что — никаких обид? — Двухметрового роста майор-десантник кивнул в сторону переминавшегося с ноги на ногу неподалеку пулеметчика. — У вас видок — будьте-нате, страшные, как моя жизнь!

— Да чего уж теперь…

— Хорошо, что стреляет паршиво. — Виноградов подмигнул несостоявшемуся убийце. — Двоечник!

— В следующий раз исправлюсь, — пытаясь казаться суровым и хмурым, отреагировал ефрейтор.

— Типун те на язык, земляк! — отмахнулся Мальцев. Не теряя времени даром, он набивал щедро отсыпанными патронами магазины своего АКСУ. Оптимизм к нему вернулся вместе со стопкой спирта и плотным обедом из спецназовского запаса. — Я к сестричке не тороплюсь!

— Это он о чем?

— Да так, майор… присказка такая, — не стал вдаваться в подробности Виноградов. Он тоже постепенно начинал чувствовать себя человеком.

— Ну-ну… Значит, давай-ка еще раз пройдемся. — Комбат придвинул к Владимиру Александровичу карту. — Гвардейцев вы встретили здесь — так?

— Так.

— Здесь — станица… А нарвались вы где? Тут?

— Чуть дальше. Кстати, осторожнее у станицы, не забудьте про мины — глупо вам-то подлететь!

— Да, ты говорил. Я ребят предупредил по рации.

— Казакам про водителя сообщите, фамилию помнишь?

— Савченко Александр, брат у него — сотник.

— Записал. Сделаем, не боись!

— Мужикам нашим, если встретите, — привет передайте… Ну и вообще.

— Ладно.

Прямо над головой в сторону Вардинска прошли четыре тройки брюхастых, увешанных ракетами вертолетов. От восточных предгорий ветер доносил глухие отзвуки канонады.

— Танкисты уже начали. — Комбат аккуратно сложил карту. — Пора и нам. Значит — договорились? Машину сразу же отпускаете, они знают, что дальше делать… Или может — с нами, капитан?

— Спасибо, хватит! — встрепенулся Мальцев и непроизвольно сделал движение, как бы стараясь оттеснить Виноградова к выделенному бронетранспортеру.

— Это не моя война, комбат. Липший я здесь, понял? — Пожав майору руку, Владимир Александрович зашагал в хвост колонны.

Кобура пистолета казалась непомерно тяжелой, беспокоили содранные мозоли.

Совсем не хотелось никого убивать.

1992 год.

Санкт-Петербург — Копенгаген