— Сегодня потащут! — с загадочной уверенностью заявил Синицын. Дымчатое солнце уже выкатилось в пространство между вершинами и из последних осенних сил пыталось прогнать с перевала холод прошедшей ночи.

— Зуб даю — сегодня они эту гадость через нас попрут! Крайний срок. Контракт…

Виноградов лениво приоткрыл один глаз, но промолчал — спорить не имело смысла. Считалось, что из чисто вымытых окон местного УВД виднее. Поэтому Сережа Синицын, прикомандированный к сводному отряду питерским Управлением, уже третьи сутки торчал здесь, изображая перед населением столичного корреспондента: щелкал пустым «Зенитом», приставал ко всем с вопросами и старательно чиркал что-то в красивом кожаном блокноте. Он оброс бородой и выглядел полным идиотом, что вполне вписывалось в образ и, по мнению начальства, должно было обмануть «их» разведку. Ведь, кроме следователей и журналистов, русских без погон здесь не было со времен прошлогодней резни.

— Эй, кто там! Готово все, идите завтракать!

Виноградов повел носом и приоткрыл второй глаз — из-за осыпавшегося дувала робкий дымок доносил запах куриного концентрата; встал, потянулся. Подхватил прислоненный к сырым и холодным камням автомат:

— Пошли, писатель…

Синицын уже держал наготове глиняный кувшин.

— Давай полью! А потом ты мне.

Фыркая под ледяной струей, Виноградов подумал, что хоть с этим-то на кордоне проблем нет: горный источник, чудо природы, исправно снабжал служивый люд и путников кристально чистой и вкусной водой. Говорят, со времен Тамерлана…

— Зубы надо бы почистить. И побриться тоже!

— Надо, — согласился оперативник, не предпринимая, впрочем, в этом направлении никаких телодвижений. Собственно, и капитан Виноградов, произносивший ставшую почти ритуальной фразу изо дня в день, на практическое воплощение своих смелых идей в жизнь не рассчитывал.

— Утро доброе!

— Приветствую. Помогите-ка…

Хранитель очага, щуплый сержант по прозвищу Долгоносик, подхватил металлический штырь, на котором покачивался котелок, и с помощью Виноградова снял с костра ароматное варево.

— Ждать заставляете, ваши благородия!

— Ну, ты еще повякай! — Одновременно с Синицыным и капитаном к огню со стороны трассы подошел здоровенный мужик, командир второго взвода с характерной фамилией Медведев. Уезжавший из Питера старшиной, приказ о получении первого офицерского звания он услышал уже в горах; погон лишних, естественно, ни у кого не оказалось, Виноградов спорол свои с ватника, поэтому младший лейтенант Медведев следами от вырванных с мясом звездочек больше всего напоминал трижды разжалованного капитана.

— Ишь, разговорился! Водитель кобылы. Окопался тут, понимаешь, при кухне!

— Зря ты так, — вступился на набычившегося Долгоносика Синицын. — Он что, виноват, если какой-то кретин в министерстве прикомандировал к отряду милиционеров-водителей, а машины выделить забыл?

— Я в строй просился! Понял, Медведев? — Сержант был самолюбив, как большинство коротышек. — Сам жратву готовить будешь, понял?

— Ладно, хватит, — осадил всех на правах старшего Виноградов. — Хватит, Медведев! Озверели. Бойцов не пора будить?

— Пусть дрыхнут, — пожал плечами взводный.

— Десятый час, — Посмотрев на часы, Виноградов принял решение: — Давай, кашевар! Поднимай ребят, остынет.

Когда шаги Долгоносика затихли за углом, командир взвода сунул в карман облизанную насухо ложку, встал и со вкусом помочился — не то чтобы у самого костра, но…

— Ка-айф!

— Ну ты вообще… — выдохнул оперативник и покосился на капитана.

— Да-а… Знаешь, есть офицеры милиции и эти, как их… А! Менты в офицерских погонах.

— Точно.

— Вы о чем это? — подозрительно оглядел их вернувшийся на свое место Медведев.

— Как бы тебе объяснить… — Закончить капитан не успел: в «столовую» шумно ввалились бойцы — щетинистые, вооруженные, с отчетливым запахом мужчин, шестые сутки спящих в одежде. Кто-то зашелся простуженным кашлем курильщика.

— М-да-а…

Там, далеко, за две тысячи километров отсюда, в родной северной столице, их — личный состав одного из самых элитных подразделений МВД — узнавали не только по физической подготовке и лихой беспощадной храбрости: притчей во языцех, предметом бесконечных, хотя и опасливых, подначек и шуток со стороны городских милиционеров было пестрое и довольно безвкусное обилие нашивок и шевронов на форме. Они превращали офицеров и сержантов Отдельного оперативного отряда милиции в некое подобие хоккейного нападающего или афишной тумбы времен заката русского царизма. Сейчас же здесь, в горах, что-то из этих блестящих штучек и бирочек отпоролось само по себе, над чем-то, как, например, над огромной четырехбуквенной аббревиатурой «ОООМ» на спине, пришлось поработать ножом и бритвой.

Бережно хранились только нарукавные питерские шевроны да клинышек трехцветного государственного флага на берете. Даже к погонам отношение было неоднозначным: офицеры отдавали предпочтение армейским, с зелеными звездочками, а сержантский состав вообще предпочитал обходиться без подобных излишеств, мол, свои и так знают, а под чужих снайперов подставляться резону нет вовсе.

— Пойдем, Сергей.

— Пошли.

Высыпая из-под ног острые струйки камней, капитан Виноградов направился вверх, к дороге. Синицын двинулся следом.

Если бы Владимиру Александровичу Виноградову пришлось описывать место, куда его на этот раз занесла неугомонная милицейская судьба, он, наверное, начал бы с того, что здесь называют трассой.

Желтая грунтовая дорога шириной в полтора грузовика, извилистая, прихотливо горбатая. Полоска обочины, порой достаточная для запрокинутого остова сожженного бронетранспортера, а порой исчезающая вовсе. Почти отвесные бурые скалы, стискивающие трассу с обеих сторон и нехотя расползающиеся где-то там, вверху, почти за облаками. Грязный мох, колючки кустов, сведенные судорогой стволы редких деревьев — и ветер, беспощадный и вечный ветер горного перевала.

Капитан новичком на Кавказе не был. И хотя в недавнем прошлом, в советские еще времена, пройти здесь веселым туристом ему не довелось, начавшийся период Большого Развала с лихвой восполнил этот пробел в биографии Виноградова.

Сопливым опером середины восьмидесятых, мотаясь по стране с уголовными делами на спекулянтов и взяточников, он застал еще сказочное гостеприимство местных коллег: цветастые застолья в неприметных и укромных ереванских шашлычных, оплаченный начальником районного ОБХСС номер в отеле с павлинами на берегу Каспия, шумные вояжи вереницы мигающих «Волг» в сухумский обезьяний заповедник… Это потом уже были Нарашен, бакинские погромы, эшелоны с беженцами; крестьяне в слезах, голодные дети, окровавленные женщины… Землетрясение — трупный запах и штабеля свежеструганых гробов на платформах. Республика горцев, стрельба по ночам, черные пиратские вертолеты, тонущий катер с красным крестом. Первые заставы на Вардино-халкарской границе, игры в казаков-разбойников, похожие на далекое детство, с той только разницей, что и казаки, и разбойники настоящие, а проигравшего убивают…

Капитан устал. Отсчет времени до пенсии шел для него еще даже не на месяцы — на годы! — но их, этих оставшихся лет, было уже не так много. Был шанс дослужить.

— Шеф! — внезапно зашипела прицепившаяся к плечу радиостанция. — Шеф, я вас вижу!

— Аналогично! — парировал репликой из мультфильма про колобков-сыщиков Владимир Александрович и автоматически зашарил глазами по нависшей над дорогой каменной глыбе. Потом спохватился: — Очистить эфир! Первый пост, будете наказаны.

— Понял. Пардон. Менять нас не пора? Жрать охота!

— А бабу вам не прислать туда? Все, отбой!

Радиостанция обиженно пискнула и умолкла.

— Здорово слышно. — Синицын прикурил и аккуратно сунул жженую спичку обратно в коробок.

— Видимость хорошая. Сырой воздух, — пожал плечами Владимир Александрович. — А за скалу зайди — ноль баллов. Со станцией, например, связи нет и не было, ретрансляторов штук десять надо или телефон тянуть. Хотя всего-то километров пять, если по прямой.

— Где ж ты тут прямые нашел, — вздохнул оперативник. — Одни загогулины.

Впереди, в метрах в ста, трасса уходила за скалу, затем делала еще один поворот, потом еще. А дальше, за перевалом, начиналось то, что в официальных документах именовали «зоной действия чрезвычайного положения»: крохотная окраинная территория бывшего Союза, населенная гремучей смесью из полусотни народностей, племен, кланов, испокон веков шумно и непонятно для русского человека резавших друг друга, стрелявших, взрывавших. Единственным видом созидательной деятельности для местных жителей было выращивание и переработка всяческой дури — экспорт наркотиков, наряду с торговлей оружием и грабежами соседей, составлял основную долю национального дохода.

Сзади, по другую сторону горной цепи, начинались края казачьи, с их хлебным привольем, сытыми грудастыми девками и драчливыми мужчинами.

А между ними, почти на самой середине перевала, дослуживал свой десятидневный срок очередной питерский кордон: восемь бойцов, два офицера, безлошадный водитель Долгоносик и прикомандированный к ним опер «по наркотикам» Синицын…

Году еще этак в девяносто втором название Анарского перевала, отмеченного разве что на очень подробных армейских картах, было известно только местным жителям да, пожалуй, американским шпионам, которым, говорят, известно все: стоял себе у дороги обычный милицейский КПП, потихоньку досматривал проезжих, изымая нечастое оружие и травку. А потом началась холера!

Эпидемия вспыхнула как раз в момент обострения взаимной пальбы: гуманитарные грузы мгновенно разворовывались, лекарства, бесплатно собранные по всему миру, на черном рынке стоили дороже патронов, а наивных французских «врачей без границ» насиловали и убивали прямо в полевых госпиталях.

Россию нужно было спасать от заразы с гор — и слова эти перестали восприниматься как набивший оскомину клич кухонных патриотов. Смысл их зловеще воплотился в реальность.

Так вышло, что основной поток беженцев хлынул именно через Анарский перевал, тысячи измученных, больных, голодных людей: старики, женщины, дети. Ограбленные и униженные своими же соплеменниками, потерявшие родных и близких, они в любую минуту могли выплеснуться в притихшие казачьи станицы, поднимая новую волну взаимной ненависти, сея смерть и холодный пот холерных бараков.

В те дни не сходило с телеэкранов: толпа, то тихо безучастная, то корчащаяся в истерике; перевал, забитый пестрой и пыльной людской массой на бесконечные километры. Башни танков и грязные лица солдат десантной роты. Серебряное кружево проволочных заграждений, шлагбаум, долгие трассы ночных очередей. Грузовики с редкими счастливцами, прошедшими санконтроль, — и медики в белом, измученные дикостью и бессонницей, своей и чужой болью, циничные и полутрезвые.

К осени зараза как-то сама собой пошла на убыль.

Затихла, напитавшись человечиной, и очередная междоусобица: большинство осаждавших кордон вернулись под крыши родных аулов, кого-то схоронили по местному обычаю, некоторые прижились в станицах и городках незлобивой южной Руси. Войска и врачей увели, и теперь раз в сорок дней в распоряжение местного УВД прибывал сводный отряд откуда-нибудь из средней полосы — оперативники, следователи, милиционеры. Базировались в краевом центре, несли на дорогах патрульную службу и посменно, «вахтовым методом», вкушали прелести дежурства на перевале Анар.

В ноябре трудовую повинность отбывали питерцы: сводная рота из Отряда, инспектора ГАИ и несколько сыщиков из Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Особых подвигов за личным составом не числилось, командировка подходила к концу, и поговаривали даже, что больше никого присылать не будут: дороговато, да и необходимость потихоньку сошла на нет.

— Что с билетами? — поинтересовался Владимир Александрович. Синицын приехал на перевал позже, поэтому вполне мог бы быть в курсе.

— Не знаю. Говорят, поездом поедем.

— Это плохо. — Виноградов имел основания быть недовольным: ко дню рождения жены хотелось уже оказаться дома, а поезд до Питера тащится почти двое суток. Самолетом бы — в самый раз.

— Надоело все.

— Надоело. Тоска!

Даже местный участковый, когда-то безвылазно дни и ночи проводивший на кордоне — то в качестве переводчика, то как посредник при деликатных переговорах между «вахтерами» и редкими гостями с той стороны перевала по поводу платы за проезд, — даже он уже не показывался вторые сутки: то ли свадьба у племянника, то ли похороны соседа.

О недавних событиях напоминали только пронзительный запах извести, впитавшийся, казалось, навечно в сырой мох скал, и наспех засыпанная помойная яма. Еще, пожалуй, россыпи стреляных гильз да тошнотные лужи с кровавыми клочьями ваты, то и дело попадавшиеся под ноги.

— Лучше уж, чтоб тоска.

На приключения Виноградова давно не тянуло: послезавтра замена в «ближний тыл», потом десять дней необременительного патрулирования в краевом центре и — «…помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!» Прощайте, скалистые горы, видели бы мы вас в телевизоре. Собственно, никакой необходимости в присутствии Владимира Александровича здесь не было с самого начала. Просто понадобился командиру сводной роты опытный офицер, в меру пьющий и не очень ленивый: гибрид замполита с начальником штаба. Вот он Виноградова у командира Отряда и вытребовал. Три недели почти бумажки с угла на угол перекладывал, потом пришлось на перевал собираться. Медведев считался опытным взводным, но офицером стал только что, начальство решило перестраховаться. Вроде капитана-наставника на торговом флоте — толку мало, но приличия соблюдены.

— Значит, говоришь, — сегодня?

— Должны, — кивнул Синицын.

— Посмотрим…

Опер уверял, что по данным их агентуры на этой неделе деловые парни «с той стороны» попытаются переправить в Европу партию «товара»: на этот раз товар был не здешний, то ли афганский, то ли пакистанский. Количество по мировым меркам небольшое, но вполне достаточное для пары внеочередных званий и, может быть, даже медалей тем, кто эту партию перехватит. Что само по себе было, конечно, весьма соблазнительно. Да и показатель в отчет само собой не лишний, но…

— А почему здесь именно?

— А почему нет? Триста лет эту гадость через Анар таскали — не «великий опиумный путь», разумеется, но все-таки тропа! Это только последние год-два…

— Ну, если мимо нас проскочить — до станицы добраться, конечно, можно. Это верно.

— А там вокзал. И аэропорт. Свои люди.

— Ясное дело!

— Хотя, конечно… Мне в гостинице цыганка гадала, помнишь, та, ну, что все время из столовой корки хлебные уносит… Вышло: «пустые хлопоты»! — Синицын смущенно улыбнулся.

— Медведев! Иди сюда, где ты?

— Ну? — Взводный тяжело взобрался к офицерам. — Что?

— Ты насчет цыганки слышал? Опер рассказал.

— Слышал.

— И что думаешь?

— На чем гадала? На картах? — помедлив, поинтересовался младший лейтенант.

— Да, — уже жалея, что разоткровенничался, ответил Синицын.

— Тогда так и есть. Цыганки умеют на картах.

— Хороший ты парень, взводный. — Виноградов вынужден был отвернуться, чтобы убрать с лица смешливое выражение.

— А как насчет мужиков сверху? Подменили их на завтрак?

— А как же! — Медведев снял с шеи бинокль. — Сами гляньте.

Капитан поднес к глазам артиллерийскую оптику: по каменным складкам вниз стекали две похожие на ящериц фигурки.

— Аттракцион года! «Смена первого поста для принятия пищи», — прокомментировал Синицын.

— Придумай лучше. — Для командира взвода оперативник из Главка был никто, поэтому он считал возможным демонстрировать свое уважение только Виноградову.

Лучше пока придумать ничего не удавалось. Работали сутки через сутки — половина бойцов условно отдыхает, двое непосредственно у шлагбаума, на досмотре. Еще двое — «пост номер один», огневая точка и наблюдательный пункт на скале, прямо над дорогой. Этакий добротно укрепленный и обжитой скворечник, с которого трасса просматривается идеально: за пару километров все, что движется со стороны аулов, видно. Идет, например, машина…

— Внимание, «Долина»! Ответьте первому посту.

Виноградов покосился на радиостанцию и довольно хмыкнул: бойцы сделали выводы из недавнего внушения. А может быть, просто не хотели подводить своего командира.

— На приеме «Долина».

— К нам гости.

— Понял вас. Подробнее!

— Белая «двойка»… Или «четверка»… Быстро едет, даже очень!

— Ясно, первый пост. Встретим!

* * *

Повинуясь причудам горной акустики, звук появился чуть позже изображения.

Сначала из-за поворота вынесло теряющий равновесие «Жигуленок», и только потом в уши ударил рев изнасилованного двигателя.

Машина с трудом удержалась на трассе: вывернутые колеса резали щебенку, высекая грязно-серое облако, отвесная скала справа почти влепила в себя хрупкий металл…

— Во дает!

Столпившиеся вокруг начальства милиционеры, оставив завтрак, с интересом наблюдали за происходящим. Теперь, когда «двойка» замерла перед шлагбаумом, можно было разглядеть через опущенное стекло водителя одинокого усача в форменной рубашке с погонами старшего лейтенанта.

Выключив двигатель, он дисциплинированно положил на панель перед собой слегка подрагивающие руки и что-то сказал приблизившимся с двух сторон дежурным автоматчикам. Все трое одновременно повернулись в сторону Виноградова.

— Гули встали? По норам, одеваться! — рявкнул Медведев, и его бойцы мгновенно ссыпались со смотровой площадки. Последним в открытую дверь жилой пещеры нырнул Долгоносик. — Бар-раны!

— Пойдем, мужики, — вздохнул капитан и, почти не выбирая дороги, направился к гостю. Сзади возбужденно задышал Синицын, стараясь держаться вровень с командиром взвода.

— Здравствуйте. Добро пожаловать.

Кавказец уже стоял рядом со своей многострадальной белой красавицей: закатанные рукава, форменные брюки с остатками складок, кобура. На голове — фуражка-«аэродром» с советским еще гербом и крохотным по местной моде козырьком.

— Старший лейтенант милиции Яниев Омар! Честь он отдал с достоинством, без суеты. Акцент почти не чувствовался, только некоторые гласные звучали по-южному резко. — Участковый инспектор Анараула.

— Капитан Виноградов.

— Документы в порядке, — один из постовых вернул Яниеву красную книжицу.

— Какие-нибудь проблемы? Помощь? — Коллегу с той стороны перевала Владимир Александрович видел впервые, как себя с ним вести, представлял неотчетливо, а местный сержант, как назло, запропал.

— Нужно немедленно.

— Ого! Ни хрена себе! — присвистнул второй постовой, оказавшийся позади машины.

— Что там?

— Гляньте.

Но теперь и без комментариев было видно: два отчетливых пулевых отверстия на заднем стекле, серебристые венчики трещин.

— И в железе еще свежая! И еще вон одна.

— Да-а. Слушаю, коллега.

— Товарищ капитан! — начал гость, но осекся: Синицын, и без того выглядевший белой вороной в своем штатском пиджаке, достал блокнот и ткнул в него ручкой.

— Не обращай внимания. Так надо, это свой.

— Ага. — Старлей нахмурился, потом кивнул: Товарищ капитан! Докладываю: сюда банда идет, прорыв будет.

— Что?

— Какая банда? Чья?

Участковый почувствовал себя в центре внимания. Как не раз замечал Виноградов, одной из особенностей местного национального характера извечно была способность любоваться собой в самых, пожалуй, неподходящих обстоятельствах. В этом и заключался, видимо, один из секретов легендарной горской отваги.

— Банда Бейдара. Двадцать-тридцать стволов, не более.

— Надо им что? Толком объяснишь?

— Люди говорят — наркотики. Много. К вам, в Россию. Хотят поближе к станице спрятать, в землю зарыть, потом другие заберут, дальше отправят. Так говорят!

— Когда? — Синицын утробно рычал и уже совсем не походил на бутафорского корреспондента.

— Думаю, полчаса-час. Они за мной гнались, стреляли, маму их так.

— Извини, старшой, только не обижайся! А почему?

— Ва! — Яниев прервал поток гортанной ругани и понимающе выставил вперед ладони: — Конечно! Товарищ капитан, ты не местный, не знаешь. Бейдара в нашем ауле не любят, Бейдар чужой. Из-за речки. Старики предупреждали: не надо! Опять война. Он не слушает, как собака ненормальный, ва! — Участковый сплюнул себе под ноги и зачем-то добавил: — Я в Ростове учился. Друзей много, понимаешь.

— Яс-сно-о. Спасибо, брат! В долгу будем, Бог даст, сочтемся… Синицын!

— Я!

— Прими пока гостя, побеседуй, а мы со взводным.

Виноградов увлек за собой младшего лейтенанта, но через несколько шагов вынужден был остановиться: на площадке у костра уже собрались милиционеры — возбужденные, упакованные в бронежилеты. Каски они пока держали в руках.

— Ну? Наши действия? — тихо, чтобы никто не услышал, спросил Виноградов.

— А что, капитан, «скворечник» я уже предупредил по рации, в общих чертах. Стоит туда еще одного бойца послать? На всякий случай?

— Давай! Значит, там трое будет. Внизу — мы с тобой и остальные.

— Пятеро их. И Долгоносик.

— Нет! — Виноградов помедлил, додумывая какую-то свою мысль. Наконец принял решение: Водилу и Синицына отправим в станицу вместе с джигитом. Пусть пригонят десантников.

— На его машине?

— Есть другая?

— Согласится ли?

— Хотелось бы. Ладно, моя забота. Строй людей, ставь задачу!

Эхо двигателя рассыпалось за поворотом, и капитан облегченно вздохнул: в целом все пока шло нормально. Если не считать того, что вместо Долгоносика поехал пожилой боец, которому оставался один год до пенсии. Не скрывая, во всяком случае, искренней радости по этому поводу, он уселся рядом с местным участковым и даже отсыпал магазин патронов сияющему водиле:

— Воюй, молодой! Может, орден получишь.

— Да я не потому! — поерзал Долгоносик и преданно затрусил за внявшим его нытью капитаном.

— Значит, давай. На тебя надежда! — пожал Владимир Александрович руку оперу. — Не подведи уж.

— Доберемся. И с армией приедем!

— Осторожней с джигитом.

— Это ясно. Береженого Бог бережет!

— В пути хлебалом не щелкайте, постоянно пытайтесь выходить на связь — пусть там уже наготове будут, когда доберетесь. А то при нашем бардаке…

— Пусть вертолетами.

— Ладно! Давай. Счастливого пути. Спаси тебя Аллах, старшой!

— Держитесь, братцы!

— Привет семье! Мать их так…

Почему-то захотелось есть. Виноградов спустился к тлеющему костру, нашел полупустую банку тушенки, в которой уже хозяйничал рыжий сосредоточенный муравей. Сделал себе бутерброд.

— Все готовы?

— Вроде… — пожал плечами подошедший Медведев. Ему нравилось, что капитан не суетится зря, не лезет с ценными указаниями. Командир взвода чувствовал себя сейчас нужнее дюжины штабных крыс с двумя просветами на погонах и видел, что Виноградов думает так же.

— Выпьете, Владимир Александрович?

— Давай.

Капитан принял от Медведева фляжку. Глотнул.

— Коньяк? Здорово. Хороший коньяк.

— Пейте, пейте!

— Откуда?

— Бакшиш. Сувенир, так сказать, от вчерашних торговцев помните, автолавку досматривали?

— Ну, вы даете. — Капитан приложился еще раз, вернул сосуд. — Спасибо!

— Не за что.

— Может, обойдется…

— Нет. Задницей чувствую — нет! — И, как бы в подтверждение его слов, ожила рация: — «Долина», ответьте первому посту! «Долина»…

— На приеме «Долина».

— Гости приехали! Грузовик и автобус. Выгружаются.

— Сколько? — Виноградов провел языком по губам. — Вооружение?

— Человек тридцать… Все с автоматами вроде, хрен разберешь, далеко все-таки!

— Спасибо, первый пост! Не высовывайтесь пока.

Капитан перехватил взгляд взводного и с облегчением передал ему микрофон.

— Внимание всем! — медведевский бас хрипло отозвался в динамиках: — Приготовились! Огонь открывать по команде. Или по обстановке. Эфир слушать! Докладывать сразу, если что…

— «Долина», они двинулись! Две колонны вдоль обочин, человек по десять… Интервал — метр!

Виноградов не вполне был уверен в точности услышанной терминологии, но картинку себе представил: плохо выбритые чернолицые автоматчики, осторожные шаги и почти в затылок друг другу — две короткие злые змейки, сползающие за поворот.

— «Долина», они под нами!

— Понял. Сидите тихо, пока можете. — Медведев заговорил шепотом, его голос был вряд ли различим в треске помех.

Оборона перевала задумывалась когда-то как система самостоятельных укрепленных точек. Расположенные в шахматном порядке на склонах по обе стороны трассы, они взаимно перекрывали сектора обстрела: каждая находилась в прямой видимости двух соседних и поддерживала их при необходимости огнем. Решение было, видимо, единственно верным, тем более проверенным на практике: в сорок втором неполная рота НКВД почти на две недели задержала здесь, на Анарском перевале, рвавшихся на степной оперативный простор немцев. Десантники, стоявшие здесь в дни «холерного бунта», дедовский опыт учли и передали его сменившим их милиционерам. И хотя даже в Отечественную сил у обороняющихся было раз в десять поболее, не говоря уже о пулеметах и «карманной» артиллерии, которой питерцев никто оснащать не собирался, роптать на судьбу Виноградову не приходилось: противник был все-таки пожиже тех давних эсэсовцев.

Площадка над каменной хижиной служила командным пунктом и одновременно последним рубежом обороны. Здесь были Виноградов и командир взвода.

Почти под ними, завалив мешками с песком покосившийся шлагбаум, залегли трое: медведевские автоматчики и увязавшийся за ними Долгоносик.

Еще двоих капитану было не видно: позиция скрывалась за поворотом трассы, но при необходимости ребята от шлагбаума могли поддержать ее огнем или прикрыть отход. И, наконец, «скворечник» первого поста.

Тактиком Владимир Александрович, даже в армии не служивший, был никаким. Поэтому у него хватало ума не вмешиваться в распоряжения афганца Медведева.

— Сейчас начнется, — поморщился он, переводя предохранитель в режим автоматической стрельбы.

— Да, — кивнул взводный. Судя по всему, противник уже обогнул скалу и приблизился вплотную ко второй огневой точке. — Еще хлебнете?

— Нет, спасибо. — Под испытующим взглядом младшего лейтенанта Виноградов был вынужден отказаться. И почти сразу же пожалел об этом.

— Ладно. — Не отрываясь от изгиба дороги, Медведев поднес к губам фляжку и шумно выпил. — Зря! Ты такой умный, Вова. Как здесь очутился?

— Грехи замаливаю.

И в этот момент по каменной щели перевала сыпанула первая очередь.

— Началось, блин!

Виноградов распластался на животе, выставив над бруствером ствол и пытаясь хоть что-то разглядеть.

— Что там у вас, первый пост? Ответь «Долине»!

Рация что-то прошипела, но в грохоте и треске, заполнивших горный воздух, разобрать отдельные слова было невозможно.

— Что? Не понял!

— «Долина», они атакуют ребят! Разрешите…

— Давай, Серега! Действуй!

Виноградов принял из рук Медведева микрофон — он и не заметил, как и когда передал его командиру взвода.

— «Долина»! Товарищ капитан! Разрешите выдвинуться к нашим?

В секундной тишине вопрос прозвучал неожиданно четко. Опустив глаза вниз, Виноградов увидел повернутые в сторону командного пункта лица бойцов. Долгоносик прижимал к губам передатчик:

— Разрешите?

— Сидеть на месте, бар-раны! — Взводный окончательно принял управление боем на себя, а Виноградов в очередной раз облегченно вздохнул. — Угребу!

По ушам снова ударила грохочущая волна, дружная и внезапная. Многократно расколовшись эхом, она мгновенно и стихла, затихая трескучими хлопками одиночных выстрелов.

— Они убегают, командир! Мы сбоку врезали! Командир!

Виноградов представил: сверху, со «скворечника», по крадущимся автоматчикам, как в тире, ударили беспощадные очереди.

— Потери, первый пост?

— Все нормально, командир! У них — двое… нет, трое валяются! Мертвяк…

— Второй пост! Вас не слышу?

— Нормально, вроде… Спасибо мужикам!

Глухо пробарабанила длинная ленивая очередь, затем что-то противно завизжало, и рядом с трассой, метрах в пятидесяти от командного пункта, рванулся к небу фонтан щебня и пыли.

— Миномет, сука! — удивился Медведев.

Через несколько секунд рвануло еще — с той стороны, перед скалой.

— Жопа, — капитану до судорог захотелось очутиться сейчас же как можно дальше от этого чертова места. Взводный был с ним полностью солидарен:

— Приветик…

Оба думали об одном: до станицы быстрой езды минут тридцать, пока то, пока се. Расчеты не грели.

— Как считаешь?

Почти одновременно просвистели еще две мины — теперь было ясно, что огонь ведется по «скворечнику».

— Что у вас, мужики? Первый пост!

— Херово… Лукьянов убит. Нас накры… Верхушка скалы вновь рассыпалась веером камней и песка.

— Ребята! Живы?

— Вроде…

Слышимость была почему-то почти идеальная.

— Вниз! Быстро вниз!

— Они опять лезут, «Долина»!

Вцепившийся глазами в «скворечник» Виноградов даже не сразу сообразил, что на связь вышел автоматчик со второго поста: на трассе, прямо над скалой, завязалась перестрелка.

Без всякой оптики было видно: по почти отвесному склону вниз скатываются болотного цвета фигуры, одна чуть опережая, обремененная только болтающимся на брезентовом ремне автоматом, две другие — сцепившись в неуклюжий комок — живой и мертвый.

— Догадался — уносит! Молодец, Серега! — не обращая внимания на капитана, Медведев вновь поднес ко рту микрофон: — Второй пост! Отходите осторожненько. Прикройте их, мужики!

Прошло не меньше минуты, прежде чем в поле зрения Виноградова возникли сначала коротко стриженный старшина без каски, потом — другой милиционер. Судя по всему, автоматные магазины его были пусты и боец достреливал последние патроны «Макарова». То пятясь, то короткими бросками преодолевая очередные метры, они были совсем близко. Уже все, кто залег у шлагбаума, суматошно поливали свинцом не видимых пока с командного пункта бандитов, останавливая, отсекая их от отступающих товарищей.

Внезапно старшина споткнулся, потерял равновесие, осел неловко и вцепился руками в бедро. С ним поравнялся напарник, чуть помешкал, последний раз выстрелил куда-то назад. Потом сунул пистолет в кобуру, подхватил раненого и, не оглядываясь, поволок его к брустверу.

— От черт!

Все настолько соответствовало натужным киношным шаблонам, что капитан даже не удивился, увидев: маленький Долгоносик перемахнул через мешки с песком, поравнялся с отходящими. Распластавшись, втиснув себя в щебень почти посередине голой пустой дороги, он выставил вперед черное жало автомата и дал длинную очередь. Несколько секунд ему удавалось солировать, но потом противник, оправившись от замешательства, бросил на наглеца всю наличную огневую мощь. Пыльные сердитые фонтанчики забегали по щербатому покрытию трассы, то безобидно уползая в скалы, то почти касаясь лежащего бойца.

— Назад! Назад, мудень! — Вставший почти во весь рост Медведев орал, забыв про радиостанцию, не надеясь даже быть услышанным, — орал для себя, потому что скопившаяся энергия бездействия требовала выхода, выплеска, разрядки: — Ноги вырву, козел!

В тот же миг Долгоносик, эффектно перекатившись вбок, оторвался от земли и в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от позиций. Раненый с напарником уже были в относительной безопасности.

— Патроны береги, Вова.

Капитан не сразу сообразил, что взводный обращается к нему, потом убрал палец со спускового крючка, потрогал ствол, горячий, пахнущий порохом.

— Ни фига себе! Чегой-то я?

— Бывает…

Медведев озабоченно посмотрел вверх.

— На «скворечник» с той стороны не забраться, кажется. Пошли!

Офицеры направились к ведущей вниз каменной лестнице, но, не сделав и пары шагов, плашмя кинулись в стороны: по ушам врезал уже знакомый пронзительный свист, скалы тряхнуло и осыпало грохотом. Почти сразу рванула и вторая мина — также достаточно далеко от позиций, не причинив вреда.

— Хреново бьют, — отметил Виноградов, отряхиваясь: лежать дальше было уже неприлично.

— Корректировщика нет, — кивнул Медведев и неожиданно для капитана перекрестился.

— Эй, взводный! Товарищи командиры! Живы? — Снизу на командный пункт пробирался неутомимый Долгоносик. — Ау-у… А то чего-то рация молчит, никаких ценных указаний…

* * *

Лицо у Долгоносика было грязным, румяным и довольным.

— Видали? Во! — Он выставил вперед плечо — материя на рукаве ватника рассечена, через прореху торчат серые комья ватины: — Пулей!

— Вида-али… — Демонстрируя полное безразличие, Медведев закончил прикуривать и затопал вниз.

— Молодец. — Виноградов поравнялся с насупившимся Долгоносиком и, гася отчужденность, протянул ему руку: — Отличился. Нет, я кроме шуток. Молодец!

Уже некоторое время не стреляли, но открытое пространство до бруствера капитан преодолел бегом, на полусогнутых.

— Что там? Тихо?

Один из бойцов молча подвинулся, уступая место у импровизированной бойницы.

— Да-а…

Сектор обстрела и здесь был достаточно узок: отвесные скалы по обе стороны, крутой изгиб трассы…

— Вон, за черным камнем.

Присмотревшись, Виноградов разглядел метрах в двадцати, у самого поворота, безжизненное тело: густые волосы под сползшей почти фетровой шляпой, армейский бушлат, рука на прикладе.

Ни воронок, ни пулевых отметин — только запах стрельбища да покойник, единственный зримый след только что прерванного боя.

— Товарищ капитан! Вас Медведев к себе вызывает.

— Иду. — Сейчас было не до тонкостей строевого этикета, поэтому Владимир Александрович сделал вид, что не заметил оплошности посыльного. — Он там?

— Да! Пойдемте.

Взводный сидел под убогим навесом, метрах в пяти от трассы. Мощная каменная кладка заброшенного колодца, высохшего, согласно преданию, в юные годы Тамерлана, была надежной защитой не только от стрелкового оружия.

— Как Лexa там?

Виноградов понял, что младший лейтенант имеет в виду раненого.

— Нормально.

Действительно, пуля прошла навылет, не задев ничего серьезного, так что кровь уже не сочилась через наложенную бывалыми милиционерами повязку.

— Лукьянова жалко. Что скажешь?

Капитан пожал плечами:

— В строю нас восемь. Патронов на остатке — меньше чем по магазину. Плюс пистолеты.

— Ни шагу назад? До последнего?

От тона Медведева Владимир Александрович смутился и полез зачем-то в карман.

— Не знаю…

С неба вновь обрушился свист, и рвануло где-то рядом с пустым командным пунктом.

Взводный посмотрел вверх.

— Если они заберутся в «скворечник» — нам абзац.

Он высказался грубее; но без ненормативной лексики тут было не обойтись, поэтому Виноградов кивнул:

— Это возможно?

— Вроде нет, но…

— Слушай, Медведев, я ведь тоже в герои не лезу, тем более посмертно. Так что…

— Хорошо, Саныч. Это уже хорошо. А то я подумал, что ты вроде Долгоносика — энтузиаст!

— Заткнись!

— Извини. — Взводный посмотрел на часы. — Обед у них, что ли? За двадцать минут — четыре мины. Непохоже это на прорыв, хоть убей… тьфу-тьфу-тьфу!

Виноградов уважал чужой опыт, тем более афганский, отмеченный «Звездочкой» и «Боевыми заслугами».

— Думаешь, что?

— Конь в пальто! Может, разведка боем?

Капитану стало почему-то не по себе:

— А если послать кого-нибудь наверх? Тихо, только глянуть?

— Может. Ладно! Двоих отправим в «скворечник», а то сидим, как дураки. Они-то в нас хоть минами кидаются, а мы вообще хуже котят слепых: «ждем-с!» Доложат — сориентируемся.

Взводный помедлил, потом прикрыл глаза:

— Наверное, будем отходить. Компактной группой, оставляя прикрытие.

— Тебе виднее. Если что, я как старший по званию…

— Послушай, Вова! Я тебя уважаю, но сейчас не сорок первый. И немцы не на Пулковских высотах. Помирать зазря никому не хочется, мы это уже проходили…

— Слышь! Это что такое?

Офицеры одновременно повернулись назад: воздух со стороны станицы запел, зазвенел, сначала тихо, а затем стремительно наполняясь басовыми нотками. И вдруг накатил непривычной стеной механического рева.

— Спаси, Господи, люди Твоя!

Два скуластых, остромордых вертолета осторожно подползли к кордону и зависли чуть сзади, метрах в ста над трассой.

— «Долина», «Долина»! Я — «Борт-двадцать»! Слышите меня?

— Слышу вас, «Борт-двадцать»! — Виноградов взял из рук взводного радиостанцию. — Здесь мы, под вами.

— Держитесь, земляки! Броня на подходе!

— Спасибо, «двадцатый». С нас стакан!

— Сочтемся! Давай-ка обозначьтесь, «Долина»!

Виноградов недоуменно посмотрел на Медведева — чем это обозначаться? Как? Костром? Дым-шашками, которых нет?

— Айн момент!

Младший лейтенант вскочил, в два прыжка очутился у бруствера и достал что-то из-под бронежилета. Темный рифленый комок вылетел из его руки, описал дугу и с хлопком разорвался на некотором удалении от милицейских позиций. Видно было, как воздушная волна слегка пихнула равнодушный ко всему вражеский труп, облако пыли осело на трассу.

— Спасибо, «Долина»! Поняли…

Слегка завалившись на бок, боевые машины рванулись вперед, за скалу.

— Есть мнение, что изъятое оружие положено учитывать. И сдавать.

Особого осуждения в голосе Виноградова не было, и вернувшийся взводный это понял безошибочно:

— Бакшиш, капитан. Сувенир! Видишь, пригодился.

— Чего уж теперь.

Оба настороженно прислушались, но вместо ожидаемых разрывов реактивных снарядов и пушечного грохота на кордон накатилась новая волна монотонного рокота: вертолеты возвращались.

— «Долина», слышите нас?

— Слышим, «двадцатый»!

— Цели не вижу, «Долина»! Не вижу цели!

— Не понял?

— Нету никого, «Долина»! Не видно.

— Дай, капитан! — Медведев вернул себе переговорное устройство. — Мужики! Зачистите тут для порядка, а потом проверьте туда дальше, по дороге, — может, они к себе сматываются. Больше некуда!

— Добро, «Долина»!

Боевые машины выполнили маневр, потом зависли напротив «скворечника» — одна чуть выше, другая пониже. «Двадцатый» выкинул из-под брюха две жирные яркие стрелы, затем развернул вдогонку ракетам трассирующий веер.

— Все, «Долина»! Концерт по заявкам пехоты окончен. Пока, до встречи!

— Спасибо, мужики!

Вертолеты скрылись, унося с собой рев моторов и затухающее эхо огневой зачистки.

— Пойдем?

— Пошли, сходим…

В комментариях личный состав не нуждался: радиостанции были не только у офицеров.

— Поздравляю! Геройская оборона Анарской крепости завершена, — балаганно возгласил Медведев, но осекся, вспомнив, видимо, о лежащем в двух шагах Лукьянове. — Словом… Товарищ капитан обещает все это красочно расписать, чтобы награды там всякие, медальки…

— Кончилось, ребята. Спасибо. Поздравляю!

Было чему радоваться, но пока не хотелось.

— Станкевич, Голубев. Долгоносик! За мной, Скрябин! За старшего здесь. Пошли! — взводный снял автомат с плеча и полез через каменную кладку.

Сначала поравнялись с трупом. Один из милиционеров нагнулся, перевернул его на спину: лет сорока, заросший, с большими крестьянскими ладонями.

— Силен! — Автомат тянулся из сведенных судорогой рук с большим трудом.

— Карманы проверь! — сюрпризов можно было не опасаться: для того чтобы заминировать мертвеца, у бандитов не было ни времени, ни возможностей.

Под ногами звенели бесчисленные, казалось, гильзы. С каждым шагом становились заметнее свежие сколы и воронки. Чей-то кровавый подтек, непонятная брезентовая рукавица. То, что осталось от второго поста… Следы колес на обочине…

— Вон! Здесь у них миномет стоял.

Виноградов приблизился: ржавый остов «Запорожца», за ним — характерные углубления в щебне и два зеленых казенных ящика.

— Удрали.

— Сколько же мы их? Человек пять?

— Да нет, побольше… — Виноградов уже прикидывал предполагаемые потери бандитов. — Лукьянов с ребятами четверых, второй пост пару… И тот, в шляпе…

— Доложим — десять. Пусть кто хочет, приедет пересчитает!

Спорить с Медведевым никто не собирался.

— Так и доложим.

Ожила радиостанция.

— Что? Не понял!

Сквозь треск и шелест помех удалось разобрать:

— Колонна на связи. Подходит!

— Надо встретить.

Возвращаясь, Виноградов взглянул на кордон глазами нападавших: мешки, неровная кладка стены, сырой флаг на погнутом шесте. Каски, мелькание камуфляжа. Это было последнее, что увидел тот, лежащий сейчас на обочине.

— Привет, служивые! — махнул беретом один из бойцов. От запыхавшихся чумазых бэтээров навстречу по-хозяйски вышагивал обвешанный оружием офицер-десантник. Следом, стараясь не оступиться, спешил крохотный связист в напяленной на глаза каске, торчащая из-за его плеча антенна упруго и радостно кивала капитану.

…Побриться и принять душ Владимир Александрович успел. А вот переодеваться не стал специально. Слухи об утреннем бое были в центре внимания широких станичных масс, питерские шевроны вызывали повышенный интерес, и капитан резонно претендовал на причитающуюся ему долю славы.

— Прошу прощения… — Первым встреченным оказался постовой в холле гостиницы.

— Да?

— Ребята рассказали. Те козлы что, смотались? К себе? Назад?

— Ну, видишь ли… — Виноградов не знал, стоит ли вдаваться в подробности. — Вертолетчики догнали их уже у самого поста ГАИ. То есть фактически на границе. И не решились. Правильно, наверное.

— Как это — правильно? Ни черта себе! Во дают!

— Ну, если с точки зрения нашей… Да, конечно, врезать стоило. Но! Потом последствий всяких дипломатических, вони, шума, гама… Доказывай, кто первый начал, на чьей территории… А так — завтра прессу отвезут, они напишут, снимут! Факт налицо.

— Да пропади они пропадом! Тоже — государство! Один полк спецназа, да пару штурмовиков…

— Ладно, бывай. — Капитан, не оглядываясь, вышел на шумную, по случаю хорошей погоды, улицу.

…В краевом УВД рабочий день уже закончился, поэтому, поплутав по чистеньким и ухоженным коридорам, Владимир Александрович не сразу нашел дверь с нужной табличкой.

— Разрешите? — постучался он.

— Попробуй.

Заместитель начальника Управления по оперативной работе выглядел, как персонаж милицейского сериала застойных лет: просветы на погонах, виски с налетом благородной седины, волевые челюсти и умный взгляд профессионала. В сущности, это был тот редкий случай, когда форма соответствует содержанию: полковник действительно считался классным сыщиком, любил жену и неплохо играл на аккордеоне. Два ранения и инфаркт говорили людям знающим больше, чем ряд пестрых ленточек над карманом кителя.

— Заходи, герой дня!

Что-то в начальственном голосе Виноградову не понравилось.

— По вашему приказанию прибыл.

Только сейчас он заметил Синицына. Как-то странно посмотрев на капитана, оперативник не сказал ни слова и уткнулся в бумаги, разложенные на подоконнике.

— Садись.

— Есть! — Владимир Александрович к подобному приему готов не был, поэтому лихорадочно пытался сориентироваться в обстановке.

— Ишь, строевой какой! Говорят, ты раньше опером работал?

— Да. Восемь лет.

— Вот! Тем более! И так обосрался…

Опешивший капитан даже не сообразил, стоит ли возмутиться.

— Ладно. К несчастью, не ты один. Вон сидит — клоун! Лопух!

— Товарищ полковник! В чем дело? Объясните. — Владимир Александрович почувствовал: случилось действительно что-то серьезное, и он, капитан Виноградов, каким-то образом… Или подставили? Кто? Синицын?

— Объясняю! — Грозный хозяин кабинета устало мотнул головой: — Объясняю. Смотри!

Он взял пачку фотографий и припечатал ее к столу перед капитаном. Черно-белые снимки зафиксировали единственный объект — знакомую Владимиру Александровичу белую «двойку»: общий вид спереди, сбоку, сзади, пулевые отверстия в стеклах, крупно — номерной знак. Подробно: туго набитые, уложенные вплотную один к одному полиэтиленовые пакеты в распоротом нутре сидений, под обивкой двери, в пустотах запасного колеса, еще где-то среди мешанины рычагов и тросов.

— Сам понимаешь — не зубной порошок. Что-то не понятно?

— Нет. Все ясно.

Задавать вопросы не имело никакого смысла.

— Как сопливых щенков! — Полковник снова начал заводиться. — Мало того, что машину не удосужились посмотреть, — нет, еще и сопровождающих выделили! Конечно, кто же сунется, если опер едет да еще автоматчик при всех регалиях. Сколько раз вас по пути к станице тормозили?

— Два. Один раз вояки, потом патруль казачий с милиционером. — Синицын отвечал еле слышно, снова и снова переживая недавний позор.

— Вот! Без вас черта с два бы он проскочил! А тут: ах-ах! срочно всем! нападение! бандиты! Какой уж тут досмотр…

Виноградов представил себе картинку: все точно, психологически рассчитано по высшему классу. Козлы мы безрогие! А Яниев этот — да, лихой парень, ничего не скажешь. Храбрый. Наглец, конечно, но…

— Как взяли?

— Как-как! Через каку… Чудом получилось, что военная разведка адресок пасла, у вокзала. Там их прапорщик один из отдела перевозок засветился.

— Мы у штаба с твоим бойцом высадились, — оперативник наконец решился вставить слово самостоятельно, — а старлей дальше поехал, сказал, к сестре. Обещал на обратном пути забрать… Ох, сволочь!

Он застонал и снова уткнулся в бумаги.

— В адресочке твоего дружка-наркомана и повязали с поличным, «контрики» повязали, а должны бы по идее — мы! Красиво взяли, с поличным: дали выгрузить часть, а остальное… — Полковник показал на фотографии. — Что делать будем?

— Не знаю.

— Под суд — за халатность? Или домой вас с позором отправить? Написать: так, мол, и так…

— Как считаете необходимым.

— Как считаю… Ладно, решим!

Все трое понимали: от скандала никто не выиграет. Скорее всего полковник столкуется с «контриками», выдадут за совместную операцию, будто так и надо. Может, обойдется это в ящик «Абсолюта» да в пару ответных милицейских услуг…

— Разрешите идти?

— Иди пока. Вызову.

На улице уже загорелись фонари, а надо было еще дойти до госпиталя — намечалась капитальная пьянка у постели раненого бойца. Слава Богу, хоть хлопоты по отправке в Питер лукьяновского гроба взял на себя командир сводного отряда.