Мы прошли весь Архипелаг, где произошли основные события экспедиции графа Орлова. Я был бы не очень последовательным, если бы не рассказал об итальянском городке Ливорно. Он имеет самое непосредственное отношение к нашей истории и сыграл в ней весьма заметную роль. Этот старинный городок на северо-западном побережье Италии, напоминающий Венецию в портовой и старой частях, сегодня в чести у обеспеченных русских туристов. Многие из них, наслаждаясь его колоритом, кухней и вином, даже не подозревают, что привлекательным для русских аристократов этот регион в конце XVII века сделал именно Алексей Григорьевич Орлов. В городских ресторанах и тавернах – ровесниках этот милого городка – в прежние времена сиживали моряки с архипелагских эскадр. Судя по воспоминаниям очевидцев, они весело проводили свой досуг в Ливорно: пили вино, играли в карты и бильярд, иногда даже дрались. А появилось русское Ливорно весной 1770 года, когда наши корабли вошли в Средиземное море.

Мы не планировали заходить в этот тосканский уголок. Я отправился туда лишь через год после завершения первого средиземноморского этапа, когда наши фильмы об Архипелагской экспедиции уже были в эфире. Если в сердце Архипелагской губернии осталось не так много следов русского присутствия, то в Ливорно, что называется, «каждый камень говорит». Многое, о чем писали очевидцы тех далеких событий, существует и поныне в прежнем виде.

Основными базами для русских кораблей, напомню, были два островка в Кикладском архипелаге – Миконос и Парос. А еще одной базой русских в Средиземноморье был порт Ливорно. Как говаривал Козьма Прутков, «жизнь в городе начинается с приходом в него военных». Лучше о том периоде пребывания русских в Тоскане не скажешь. Жизнь в Ливорно расцвела и приняла весьма куртуазный оттенок главным образом благодаря самому графу Орлову и его офицерам. Они выбрали Ливорно не случайно. Город был первой вольной гаванью в Европе еще с 1547 года. Здесь можно было совершать любые торговые сделки без обычного в таких случаях контроля со стороны таможни и портовых служб. Порт был открыт и для воюющих сторон. Он был неким подобием нейтральной полосы. Это предопределило наличие здесь консульств большинства европейских держав. Статус и расположение городка повлияли на выбор Орлова и позволили ему создать здесь довольно большую русскую колонию без лишних дипломатических процедур. Все это не отменяло строгого санитарного контроля. Ему подвергался экипаж любого корабля, прибывающего в Ливорно.

 

Городские каналы

 

Если вы прогуляетесь по старому городу (и в частности, портовой его части), безусловно, обратите внимание на обилие каналов, опутывающих его обширной сетью. Старый город носит название Новая Венеция. Это та часть города, которая на своем многовековом пути не расплескала колорит, аутентичность и, похоже, мало изменилась со времен русского пришествия. Новую Венецию с одинаковым успехом можно назвать как сетью каналов, так и системой островков. Кому как нравится. Их относительная изолированность и определила наилучшее место для карантина – Lazzaretto di San Rocco (госпиталь Святого Роха), построенный еще в 1590 году Фердинандом I. Порт был довольно большим по тем временам, но к середине XVIII века оказался перегруженным. Пришлось строить еще два карантина – Святого Джеймса и Святого Леопольда. Алексей Григорьевич каждый раз, прибывая в Ливорно, был вынужден по три недели проводить в первом из них. Оба карантина в относительно первоначальном виде дожили до нашего времени, как, впрочем, и большинство других зданий старого города.

 

 

 

Русским, благодаря «особому» положению, удавалось довольно комфортно и вольготно чувствовать себя даже в карантине. Граф Орлов, например, в нарушение существующих правил постоянно принимал у себя гостей. Свободно чувствовали себя и его братья по оружию. Как только русские моряки вырывались на свободу, город, сотканный из соблазнов, поглощал их. Они становились частью очень большой русской колонии. Судите сами: с 1770-го по 1774 год в порту Ливорно обычное число русских кораблей достигало 10–14. На каждом корабле, даже небольшом фрегате, было около двух сотен моряков. Экипаж линейного корабля превышал пять сотен человек. Также в порту стояли русские торговые корабли. Их количество нередко было более двух десятков. Поэтому, даже если прикинуть грубо, численность подданных Екатерины за годы базирования в Ливорно была в районе 3 тыс. человек одновременно. В городке с местным населением всего лишь 40 тыс. человек – это почти 10 процентов!

Такая концентрация русских военных не могла не отразиться на жизни городка. Конфликтов было предостаточно. Кражи, драки и прочие нарушения общественного порядка не носили массового характера, но все-таки были привычными. Провинившихся наказывали жестоко. В середине апреля 1770 года пять моряков за различные преступления были под пушечные выстрелы показательно повешены на реях и на виду у всего города в мешках сброшены в море.

Первое, что видели русские моряки, когда высыпали из карантина, была портовая площадь. В ее центре и сейчас располагается памятник Фердинанду I, строителю и основателю города. Фигуры четырех человек у подножия – это плененные мавры, пираты. Общий вектор композиции таков: «Пиратство будет побеждено, победа всегда будет за нами!» В образах этих четырех фигур действительно угадываются четыре национальности и четыре этапа человеческой жизни. Сразу с площади русские моряки бежали в лучший трактир! А лучшим и сейчас остается Casina delle ostriche. Я не собирался делать рекламу этому занятному и дорогому заведению. Но дело в том, что капитан Хметевский, в своих записках довольно подробно описывающий военные кампании и быт, никогда не останавливался на трактирах и застольях. Не таков был капитан Хметевский, чтобы тратить бумагу и чернила на подобные глупости. Для Casina delle ostriche он сделал исключение. Почему бы так не сделать и мне?

История этого ресторана (язык не поворачивается назвать таверной этот уголок старой кулинарной Тосканы) совсем недавно разменяла четвертый век. К моменту начала русских застолий ему было 60 с лишним лет. Он всегда специализировался на морской кухне. Время пошло ресторану на пользу: он сохранил прежний облик, но стал более изящным. Возраст и традиции, знаете ли, обязывают. Ресторан был знаменит и популярен еще до того, как первые русские червонцы и ефимки звякнули о его стойку. Таким его сделали очень знатные особы, например, девятый герцог Тосканы Леопольд I. Княжеский дом Медичи получал устрицы только отсюда. Что касается русских, то они никогда не отказывали себе в излишествах, когда обстоятельства складывались благоприятным образом. Русские могли позволить себе в Ливорно многое. Их карманы в тот момент не были пустыми. Орлов и его капитаны по достоинству оценили все преимущества ресторана. Степан Петрович Хметевский заглянул сюда в тот момент, когда позади у всех была выигранная война, а впереди – дорога домой.

Я тоже решил не экономить на себе и приправить свои дорожные впечатления местными деликатесами. Карта вин в ресторане впечатляет, а кухня просто превосходна. Ограничусь упоминанием нескольких названий из меню: «Креветки на закате» (сицилийские красные креветки с маринованным яичным желтком и хрустящим салатом из сельдерея), «Морские гребешки, фаршированные томатами sbruciacchiato», «Равиоли с устричным кремом-пастой, со сливками, с фисташками и сыром пармезан». Кухня и русский след – вот что делает это место роскошным. Если вы побывали в Тоскане и пропустили его, придется ехать еще раз!

Русские приносили в Casina delle ostriche не только деньги, заработанные тяжким ратным трудом, но и неприятности, способные подкосить его бизнес и репутацию. Дело в том, что один из каналов Новой Венеции был одновременно и устричной фермой этого ресторана. Нечистоты, выливающиеся из недр пришвартованных в нем русских кораблей, за несколько лет постоянного пребывания почти уничтожили популяцию моллюсков. Ущерб был огромным.

Конечной точкой путешествия русских моряков по Ливорно были православные церкви. Греки появились здесь в начале XVII века и сразу построили свой первый храм – Chiesa Santissima Annunziata (церковь Благовещения Пресвятой Богородицы). Греческие униаты тогда же ассимилировались с местным населением, поэтому храм можно было назвать православным с большой натяжкой. После Второй мировой войны греческая община и вовсе продала его католическому братству. Теперь церковь известна как Chiesa della Purificazione (церковь Сретения).

В XVII веке, когда Ливорно стало одним из центров средиземноморской торговли, греческая православная община значительно выросла за счет переселенцев из восточных областей островной Греции. Они и построили в 1770-х годах храм Святой Троицы, о котором упоминал капитан Хметевский: «В Ливорне есть греческая церковь, изрядно украшена, имеет изолоченой иконостас, подачею россиян сосуды, крест, евангелие и ризница весьма богата, присланная из России нашей великой государынею». Действительно, в те годы Екатерина Великая активно использовала идею православного единства. Она защищала и поддерживала греческие и славянские общины всеми доступными средствами. Одной из форм поддержки стали богатые церковные дары. Они передавались удаленным православным общинам в разных уголках Средиземноморья и Европы. Православная община Ливорно получила свои дары одной из первых еще в 1764 году. Позднее, во время базирования русского флота в Архипелаге, такие дары появились на Афоне, Паросе, Тиносе, Патмосе. Богатейшие дары Екатерины монастырю Иоанна Богослова на Патмосе уцелели, а вот то, что было передано в Ливорно, большей частью утеряно или разграблено. Сам же храм по-прежнему стоит. Для русских моряков в те годы он был подобием «Дома культуры», центром притяжения, объединявшим их вдали от дома лучше самого шумного трактира.

А чем же было Ливорно для Орлова? Остановкой на пути из Архипелага в Россию и обратно. Местные газеты внимательно следили за светской жизнью Орлова и фиксировали каждый его шаг. В поле зрения газет попадали даже такие незначительные эпизоды, как его однодневные поездки в соседнюю Пизу, балы и приемы.

С появлением Орлова жизнь в Ливорно и окрестностях для местной знати и дипломатов ускорялась. Алексей Орлов старался на 100 процентов использовать геополитически исключительное положение Ливорно в своих целях. Поэтому контактировал в первую очередь с английским дипломатическим корпусом. Хотя случались встречи со всякими сомнительными элементами. Например, во время своего первого пребывания в Ливорно в 1770 году Орлов встретил знакомого ему еще по Петербургу Джакомо Казанову. Тот просился на русскую службу. Алексей Григорьевич понимал, что Казанова, возможно, будет выполнять во время экспедиции чьи-то деликатные поручения, и под надуманным предлогом отказал ему. Казанова в обиде заявил, что «без него Орлову Константинополя не видать». Так, в общем, и вышло. Но дурной глаз Казановы тут ни при чем.

Давайте посмотрим график Орлова и поймем, как часто он бывал в Ливорно: апрель 1769 – май 1770; с декабря 1770, включая поездку в Россию, по июнь 1771; сентябрь 1771 – июль 1772; май – сентябрь 1773; июль 1774 – июнь 1775. В последний промежуток времени произошли очень важные события. Во-первых, в июне 1774 года был заключен Кючук-Кайнарджийский мирный договор. Он положил конец семилетней русско-турецкой войне, изрядно измотавшей обе стороны. Корабли начали покидать Архипелаг. Большая их часть отправилась в обратный путь в Кронштадт с остановкой в Ливорно. После последнего «прости-прощай» на тосканской земле русских моряков ждал долгий путь домой – через Гибралтар, Бискай и Балтику. Безусловно, Орлову приходилось решать самые разные вопросы, связанные с возвращением флота в Россию. Но было среди них одно особое дело – деликатное, совершенно секретное, рискованное и… дурно пахнущее! Речь идет о похищении «княжны Таракановой», претендентки на русский престол.

Я не случайно упомянул о тесных связях Орлова с английским дипломатическим корпусом в Тоскане и Ливорно. Не последнюю роль в похищении «княжны Таракановой» сыграла английская дипломатия в лице ее консула в Ливорно Джона Дика. Именно он с помощью письма Орлову о якобы имевших место столкновениях между английскими и русскими моряками помог выманить «княжну Тараканову» из Пизы и убедить ее присоединиться к нему для поездки на русские корабли в Ливорно. Что, в общем, неудивительно: «Тараканова» была «картой» из французской колоды. Это оправдывало сомнительность средств. А вот – верх цинизма: по прибытии в Ливорно английский консул уже знал, что ждет несчастную, и поселил ее и Орлова у себя дома. На следующий день, 25 февраля 1775 года, на обед в честь гостей был приглашен контр-адмирал Самуил Грейг. Банкет плавно и логично переместился из дома английского консула на русский флагманский корабль «Святой великомученик Исидор». Русская эскадра даже произвела демонстрацию маневров, чтобы никто из собравшихся жителей ничего не заподозрил. В какой-то момент Грейг и Орлов куда-то пропали, а самозванка была взята под стражу.

Арест «принцессы» вызвал негодование не только в Ливорно, Пизе и Флоренции, но и во всей Европе. До самого конца плавания Грейг предпочитал избегать заходов в порты. Он опасался, что корабль с самозванкой на борту может быть задержан. Судя по его воспоминаниям, вся эта история с «княжной» далась ему тяжело. Возможно, именно он мучился угрызениями совести больше всех. Кем бы ни была «Тараканова», молодую женщину подлостью, обманом и игрой на чувствах заманили в ловушку, а потом и в тюрьму! Но контр-адмирал, будучи англичанином, ощущал себя в первую очередь военным, русским офицером, принявшим присягу и выполнявшим свой долг, пусть даже таким образом и такой ценой!

В течение двух дней, пока русская эскадра стояла на рейде, местные жители на лодках искали возможность вызволить «принцессу». Только холодная ружейная сталь по периметру русского флагмана удерживала их от необдуманных поступков. 26 февраля эскадра снялась с якоря и в мае того же года прибыла в Кронштадт. «Княжна» была помещена в один из казематов Алексеевского равелина Петропавловской крепости, где умерла от туберкулеза 4 декабря 1775 года (по официальной и самой распространенной версии). Нельзя отрицать, что граф Орлов был человеком военным, стратегически и мудро мыслящим, большой личной храбрости. При всем этом его роль в убийстве Петра III серьезно подрывала его репутацию. Похищение «княжны», по всей видимости, этот процесс завершило. Что ж, такое уж было время – эпоха дворцовых переворотов, предательств, политических убийств, быстрого карьерного роста и не менее стремительного падения с пьедестала. Мне хотелось бы думать, что Орлов в этом неоднозначном деле только выполнял свой долг и не испытывал при этом ни привязанности, ни тем более любви. Факты свидетельствуют лишь о строгом выполнении Орловым указаний Екатерины: «Поймать всклепавшую на себя имя во что бы то ни стало». Иначе Алексея Григорьевича сложно оправдать даже как государева человека. Все это вовсе не означает, что Орлов, обрекая девушку на заточение и смерть, не чувствовал угрызений совести от содеянного.

Государственная карьера графа Орлова на этом закончилась. Он покинул службу и до конца жизни путешествовал, занимался хозяйством и разведением рысаков в своем имении. И, наверное, вспоминал яркое и благостное Ливорно.

Сейчас мы знаем, что все эти необыкновенные события происходили в тот краткий миг истории, когда греческие острова принадлежали России и были ее самой отдаленной территорией. Всему приходит конец. Первоначальные планы русских задержаться подольше сменились желанием поскорее закончить войну. Семь лет противостояния утомили и истощили обе стороны. На это время пришелся знаменитый Пугачевский бунт. В Петербурге пришли к заключению, что дальнейшее существование Архипелагской губернии сопряжено с проблемами. «Новая Россия» из грандиозного эксперимента превращалась в разменную монету, которую следовало продать подороже.

В 1774 году между Россией и Портой был заключен Кючук-Кайнарджийский мир. Русские корабли начали покидать Архипелаг. Хотя для России это была победа, но обошлась она дорого – контрибуция и близко не покрывала затрат на войну, а внешние займы были погашены Россией лишь к концу следующего столетия. Да и новые подданные почувствовали себя обманутыми, и замаячившее для них на горизонте «светлое будущее» сменилось разочарованием. Русские уходили, а Кикладские острова возвращались в прежнее «жалкое и угнетенное состояние». Они стали для тех, кто оставался, «Островами невезения» еще на долгие 58 лет. Архипелаг вернули грекам лишь в 1832 году, а ведь все могло быть совсем иначе…

Тем не менее Екатерина, понимая свою ответственность «за тех, кого приручила», сделала все, чтобы оставшееся под османами население как минимум не пострадало. Тем же, кто не мог и не хотел остаться, была предоставлена возможность покинуть Архипелаг вместе с русскими. По условиям мира оставшиеся греки, не платившие податей за годы русского правления, амнистировались. За соблюдением этого пункта договора должна была следить чрезвычайно широкая консульская сеть. Греки, пожелавшие обрести новую родину, в мае 1775 года покинули острова и на 11 кораблях двинулись через проливы в сторону Крыма и Черного моря. Там они получили самые широкие привилегии и возможность служить России. Бывшие пираты, обычные волонтеры, солдаты, матросы, капитаны тоже не остались без наград. Все они стали в России офицерами, генералами и адмиралами, обласканными за свои прежние и будущие заслуги.

В отличие от своих «западных партнеров», Россия никогда не претендовала на колониальные приобретения на далеких банановых островах, лежащих в тысячах морских миль от себя. Великобритания, Франция, а впоследствии Германия имели такие колонии, причем часто в другом полушарии, – Россия же была сосредоточена только на тех территориях, которые находились у ее естественных границ. Что касается Кикладского архипелага, то образование губернии было обусловлено прежде всего военной причиной, замешанной на спасении единоверцев, – как известно, шла очередная русско-турецкая война. И когда встал вопрос о непростом решении – выбор Екатерины Великой в пользу Крыма хотя не был по многим причинам простым, тем не менее был логичным.

Россия получила право иметь свой флот на Черном море и проходить через проливы Босфор и Дарданеллы, а также стратегические форпосты на Азовском и Черном морях – Керчь, Ени-Кале, Азов и Кинбурн. Российская империя, по сути, поменяла Архипелагскую губернию на Крым, понимая его значение для будущего России и ее флота. И Севастополь, и Черноморский флот обязаны своим рождением именно этому невероятному эпизоду российской истории. С этого момента русский флот буквально «прописался» в Эгейском и Средиземном морях и стал мощным инструментом русского влияния в мире.

 

Конец первой части