Книга: Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах
Назад: С. А. Желудков Письмо К. А. Любарскому (от 20.07.1974)
Дальше: С. А. Желудков Серия писем К. А. Любарскому (30.07.1974 – 10.09.1974)

К. А. Любарский
Письмо С. А. Желудкову (от 10.07.1974)

Глубокоуважаемый Сергей Алексеевич!

 

Искренне прошу у Вас извинения за задержку ответа на Ваши письма. Вызвано это было исключительно спецификой моего нынешнего положения. В апреле я твердо собрался Вам ответить — как раз к этому времени я получил все письма, — но неожиданно уехал из зоны и был разлучен с ними, а не имея письма под рукою, отвечать трудно (взять их с собою было нельзя). Апрель и май я находился в больнице, а в июне я обязан был написать старику-отцу, ибо, как выяснилось, моё предыдущее письмо к нему пропало. И вот только нынешний, июльский лимит на письма я имею возможность потратить на ответ! Что делать: два письма в месяц. Не обессудьте…
Приступая к ответу на Ваш реферат, я ощущаю затруднение двоякого рода. Я с искренним, глубочайшим уважением отношусь лично к Вам. Тем огорчительнее мне, что мне придется выразить несогласие, порой довольно резкое, с тем кругом идей, которые, как я знаю, составляют самую суть Вашего существа. Это неизбежно причинит Вам боль. Но что делать — притворяться, что я думаю иначе, я не могу, да и едва ли Вы одобрили бы это. Давно уже сказано: Платон мне друг, но истина дороже. В конце концов серьёзный разговор, каким является Ваш реферат, требует и серьёзного ответа. Мы ведь не комплименты собрались говорить друг другу, а разговаривать по-мужски. Надеюсь, Вы поймете меня.
Второе, что затрудняет меня, связано с наслоениями последнего года и особенно последних месяцев. То, с чем пришлось мне столкнуться здесь, в лагере, и особенно недавние тяжелые события наложили на моё сугубо рациональное неприятие религии, существовавшее всегда, ещё и эмоциональное, личное неприятие и возмущение. Это влияет на мои оценки, и я в этом отдаю себе полный отчёт. Обещаю Вам, что я буду об этом помнить, и постараюсь, чтобы этот личный момент не привёл бы к искажению того, что мне хотелось бы Вам сказать.
Мне трудно обсуждать те части Вашего реферата, где речь идет о вопросах чисто догматических, те части, где Вы обсуждаете конфессиональные различия различных секторов христианства. Я слишком мало знаком с догматикой христианства, чтобы высказываться по этому вопросу. Это бы полбеды. Я опасаюсь, что я плохо представляю себе и глубинную сущность христианства, и поэтому мои высказывания будут лишь высказываниями плохо осведомленного дилетанта. Что ж, в этом случае так их и примите: «И не оспаривай глупца»…
Думать о том, что весь ход наших мыслей лежит в разных плоскостях, меня заставляют Ваши суждения об атеизме. То, как Вы описываете его в реферате, показывает, что Вы просто творите атеиста по своему образу и подобию. Вы вводите в мир атеистов какой-то «Высший интеллект», «сверхчеловеческое Сознание», его «равнодушно-жестокий взор», «кошмарный смысл», «ужас». По сути, религиозная, а не атеистическая концепция Мира: Вселенная и нечто вне её, взирающее на неё.
Истинный Мир атеиста (пользуюсь этим словом только в его простейшем смысле — не верующий в Бога, — без всяких наслоений, которые уже приобрёл этот термин) — не имеет с этим ничего общего. Видимо, ощутить этот Мир изнутри для Вас так же невозможно, как мне — ощутить изнутри Мир христианина. Мир атеиста — это Мир, детерминированный законами природы, и только ими, принципиально лишённый чего бы то ни было внешнего по отношению к нему, Мир, которого частицей являемся и мы сами. Мир, в принципе познаваемый и понимаемый нами. Этот Мир творит сам себя, и никто внешний не вмешивается в него и не наблюдает его, будь то сострадающе или равнодушно. И радостно сознавать, что мы, частица этого Мира, — в силу одного этого! — тоже непрерывно участвуем в этом акте самотворения Мира! Каждый из нас, если хотите, немножко демиург. Верно и то, что эту функцию творения Мира мы разделяем и с любой иной частицей этого Мира. Но в отличие от неё мы, во-первых, сознаём эту свою функцию демиургов, а во-вторых, способны ставить себе цели творения. Таковы особенности человека. Этим он не «хуже» и не «лучше» всего прочего материального Мира. Просто он таков есть. В этом его функция. Он, если хотите, орган самопознания Мира.
Не знаю, сумел ли я сжато изложить, что такое Мир атеиста. Видимо, нет. Я этот Мир вижу изнутри, а Вы неизбежно будете смотреть на него со стороны. Но для меня этот Мир не ужасен, а радостен. Человек в этом мире заслуживает уважения, ценен сам по себе не потому, что он творение Бога, создан по Его образу или подобию или вступает через Богочеловека в некую мистическую связь с Ним. Человек ценен автономно только в силу того, что он Человек.
В историческом прошлом наиболее приближается к этой концепции концепция ренессансного человека. XX век, существенно прояснивший точным знанием место Человека во Вселенной, даёт для неё более серьёзные основания.
Мы поняли, насколько неантропоцентрична Вселенная. Мы поняли, насколько относительно слаб и беззащитен в этой Вселенной Человек, сколь скромное место он занимает в мире. И одновременно мы поняли, что эта капля протоплазмы сама в себе обретает силу, достаточную, чтобы познать бесконечный Мир и даже изменять его. Это ли не вызывает уважение? Легко быть сильным, легко быть Демиургом, если ты Бог. Труднее быть демиургом, если ты Человек. Видимо, Вы помните старое стихотворение Дм. Мережковского (его у меня нет под рукой и, как обо всём, я пишу по памяти) о том, как
…Шла толпа бродяг бездомных
К водам Ганга из далёких стран.

Непогода загнала их в буддийский храм, где они увидели статую Будды с огромным алмазом во лбу. И бродяги подумали о том,
Сколько хлеба, серебра и платья
Им дадут за дорогой алмаз

и решили взять его. Попытка эта вызвала громы и молнии, негодование божества. Но вожак их не испугался этого и смело выступил вперед, говоря:
Владыка Неба — Ты не прав!

И пристыдил Божество, ставящее почитание Себя выше страданий «малых сих». Я не припомню всей его речи, но
Он умолк, и чудо совершилось:
Чтобы взять алмаз они могли,
Изваянье Будды преклонилось
Головой венчанной до земли.
Бог, великий Бог лежал в пыли.

Мне это стихотворение представляется весьма значительным. Позиция Человека явно достойнее позиции Бога. Он не имеет молний и всё же решается бросить Ему вызов.
Нет, не абсурд, не ужас, не отчаяние — позиция атеиста. Это позиция законной гордости, понимание самоценности и бесконечная радость познания. Это страшно интересно, прямо-таки дух захватывает — быть инструментом самопознания Мира.
Вы, однако, правы, предлагая атеисту переименовать себя в агностика. Действительно, помнится, ещё со времен Канта известно, что бытие Божие нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Поэтому, строго говоря, я действительно не знаю, есть ли Бог. Казалось бы, при позиции незнания обе платформы, верующего и атеиста, должны считаться равноценными. Но это не так. Вы должны смириться с тем, что Вы имеете дело с естествоиспытателем, с человеком научного склада мышления. Так вот — со средневековья, со времени становления современной науки, учёные всех веков и народов в своей деятельности руководствуются принципом, известным под названием: бритва или лезвие Оккама. Он гласит: сущности не должны умножаться беспредельно. В расшифровке это означает — если факты не принуждают меня признать наличие некоей новой сущности, я не должен вводить её в свои построения. В противном случае, если я без оснований ввожу в свои построения сущность A, то почему бы мне не ввести и сущности B, C, D и так далее до бесконечности. Есть ли у меня основание вводить в мою концепцию Мира сущность «Бог»? Таких оснований у меня нет.
Кажется, Тьюринг в попытках определить, что такое разум, предлагал следующий эксперимент. Пусть за непрозрачной стенкой находится нечто: кибернетическая машина, Человек или что-либо ещё. Мы вступаем с ним в общение. И если по поведению этого «Нечто», которого мы не видим, мы не сможем отличить его от человека, то это нечто — разумно. Короче: разум — это то, что ведёт себя разумно.
Так вот — воспользуемся тем же методом: Мир, который мы наблюдаем, ведёт себя так, как если бы Бога не было. В этой связи вспоминается четверостишие Тютчева о «природе-сфинксе».
…никакой от века
Загадки нет и не было у ней.

Это, разумеется, не доказательство. Это обоснование выбора. Если я получу в руки факты, необходимые для введения новой сущности «Бог», я не поколеблюсь изменить свою позицию. К этому меня побуждает честность учёного. Пока же таких фактов нет.
Всё это я написал, чтобы Вы лучше поняли, что такое атеизм. Боюсь, что слабо написал. Ну, если Вы захотите, в дальнейших письмах мы обсудим ещё эту тему.
До сих пор речь шла о приятии или неприятии концепции Бога. Я согласился с Вами, что термин «агностик» здесь вернее, ибо неприятия Бога у меня нет. Просто нет оснований для приятия Его. Теперь перейдём к религии. Я намеренно разделил эти два вопроса, ибо понятие «религия» включает в себя многие исторические, социальные, этнографические и другие наслоения. В понятии «религия» — не только Бог (если даже допустить Его существование), но и отношение людей к Нему и между собою.
Так вот, религия (а не Бог) для меня активно неприемлема по основаниям нравственным. Вас это удивит, ибо традиционно религия считается основанием всякой нравственности. Постараюсь объясниться.
Обращение к религии всех времён и народов убедительно показывает, что между религиозностью и нравственностью отдельного человека нет никакой связи. Примеров несть числа. Инквизиция и Борджиа, «обращение» индейцев и рептильность церковной иерархии, «неправославность православия», о котором Вы пишете… Да что говорить! Это крайние проявления, но и не в столь диких формах — сколь много безнравственных христиан! И сколь много нравственных атеистов!
Социологические обследования не проводились, конечно, по этому вопросу, но если бы они были проведены, то, видимо, результат был бы прост: нравственность и безнравственность равно распределены среди верующих и неверующих. Религия и мораль (в лучшем случае) — величины независимые. Человек морален или нет не потому, религиозен он или нет. Этого своего впечатления я пока не могу, конечно, подкрепить точными цифрами, но и Вы не можете. Примеры — всегда только примеры.
Для доказательства моральности религии (конкретнее — христианства) обычно указывают на декалог. Он действительно в наиболее концентрированной и чёткой форме формулирует основания общественной нравственности. Но вот что интересно — основные положения декалога с малыми вариациями повторены в моральных кодексах всех религий и даже нерелигиозных социальных учений. Это одно заставляет заподозрить, что дело не в богодухновенности декалога, просто он фиксирует основания естественной нравственности.
Не хочу уходить в сторону и обсуждать, что такое естественная нравственность. Выскажу лишь мою позицию биолога (ибо я не только астроном, но и биолог): естественная нравственность, равно как и естественное право, — это сумма норм поведения, максимально способствующая сохранению человека как биологического вида Homo sapiens. Человек в своем эволюционном пути от стадного животного к разумному социальному организму не потерял же в конце концов своей биологической природы! Основной закон сохранения биологического вида распространён и на него: вид должен увеличивать свою численность, расширять свой ареал, регулировать численность (плотность) особей так, чтобы индивидууму обеспечивался необходимый минимум средств существования. Всё это требует от вида и определенных норм поведения, которые вырабатываются методом проб и ошибок. У животных — это жёсткие законы иерархии в стаде, у человека — социальный опыт, фиксированный сначала в устных, а затем и в письменных Преданиях.
Так что самоё наличие декалога не есть ещё свидетельство его богодухновенности. Им было бы то обстоятельство, что верующие в особой степени строго следуют ему, что вера повышает их мораль. Этого мы не видим.
Это о прописных истинах нравственности. Но религиозное мироощущение добавляет к ним и ещё некоторые моменты, по сути своей аморальные и для меня неприемлемые абсолютно. Их, как минимум, два. Первое — это идея воздаяния. Идея рая и ада. Сама мысль о плате, воздаянии вводит в мораль, в поведение — корысть. Это уже безнравственно с моей точки зрения. Я, видите ли, должен быть честным и смелым, добрым и щедрым потому, что мне за это заплатят! Неважно, в чём эта плата состоит, неважно, что ею является спасение души. Плата велика, но это плата. И какие хитросплетения слов ни создаются вокруг идеи воздаяния, абсолютное большинство людей во все века воспринимали её именно так. И чем проще человек, тем проще и воспринимает он эту идею. Отсюда такие крайности, как убеждение в возможности купить вечное блаженство — купить за деньги. Отсюда индульгенции и пожертвования на храмы да и та торговля у свечного ящика, о которой Вы с возмущением пишете. Это примитив. Но и в самом непримитивном, возвышенном варианте суть остается той же.
Это — развращающая, аморальная идея. Человек же должен быть нравственным не потому, что он что-либо получает за это, а без всяких условий. В конечном счёте нравственность должна быть укреплена на уровне инстинктов, человек должен быть воспитан так, чтобы он не мог быть ненравственным. Идея воздаяния мешает этому. Она сводит мораль на одну доску со всем, что продаётся и покупается. А раз так, вопрос идет только о цене.
В тесной связи с этим находится и идея страха. Человек должен «бояться» Бога. В какие кавычки ни ставь это слово, но это всё-таки слово «бояться»! Мы и так слишком много боимся. Человеку ли создавать себе лишние жупелы? Богу ли хотеть, чтобы Его боялись? Невозможно понять, почему отношения между Всемогущим и смертными должны строиться на такой основе! Велика ли честь для Всемогущего, что Его будут бояться? Есть ли чем гордиться Демиургу, создавшему пребывающие в страхе существа?
Прошу простить мне это сравнение, но мир, построенный на такой основе, слишком напоминает лагерь. Идея «воспитания» та же: взыскание — поощрение, в зависимости от поведения. Несостоятельность такой системы давно уже подтверждена всем ходом истории.
Второй круг идей, для меня абсолютно неприемлемый, — это идеи, связанные с понятием покорности. Основная идея, питающая другие, дочерние идеи, — это идея покорности Богу. «Всё в руце Божией». Как всегда в авторитарной системе, возникают и более низкие уровни, также требующие себе подчинения. И идея покорности освящает и их: «Нет власти аще не от Бога», «Воздайте Кесарево — Кесарю» и т. д.
Самое страшное в идее покорности Богу — это не она сама по себе, а то, что ею воспитывается своеобразное миропонимание. Если человек однажды позволил себе покориться, не рассуждая, покориться абсолютно, то это погибший человек. Душу, разъеденную покорностью, очень легко подвести под любое другое ярмо. Лиха беда начало! В этом смысле религиозное мироощущение и мироощущение тоталитарных идеологий до страшного близки. «Не сомневайся!» «Верь!» «Те, кто выше тебя, лучше тебя». Крайности сходятся, несмотря на отмеченные в истории резкие конфликты. Но это конфликты не противников, а конкурентов.
В этом смысле религиозное и тоталитарное мышление совокупно полярны научному. Научное мышление всё основано на праве сомнения. Всё есть предмет проверки и критики. Ничто не должно быть воспринято на веру. Евангельский прообраз научного мышления — апостол Фома.
Вот здесь мы, пожалуй, подошли к центральному пункту нашего несогласия. Человек поверил в Бога. Казалось бы, надо радоваться, ведь Бог — это Бог. Но вот беда. Единожды допустив возможность беспредельной, безусловной веры, человек в принципе допускает возможность и других вер, вер в то, что отнюдь не Бог. И человеческая история показывает, что эта принципиальная возможность всегда осуществлялась. Такова уж структура человеческого мышления. Этим можно огорчаться, но нельзя этого не констатировать.
Это чувствовали и сами основатели религий. Призыв — «не сотвори себе кумира» — не случаен. Авторы его понимали, что верующий человек очень расположен верить ещё и в любое иное, более близкое и понятное ему, верить в кумира. Это неизбежно диктует ему структура его мышления. И это тот призыв, который во все века оставался безуспешным. Люди творили, творят и еще долго будут творить себе кумиров, пока не будет понято одно: высшая ценность для человека — это Человек. И ничто вне его, ничто над ним, ничто рядом с ним…
До сих пор речь шла об обобщениях. Позвольте мне теперь очень кратко коснуться некоторых моих личных живых наблюдений последних лет. Они сделаны в здешних, весьма своеобразных условиях. И своеобразие их в том, что они очень быстро обнаруживают истинную сущность людей и идей. Всё хорошее и всё плохое скорее чем где-либо достигает здесь своего крайнего выражения. Это обычное свойство трудных условий. Так вот, если я сейчас настроен так резко, как Вы почувствовали из этого письма, то львиная доля этих настроений — результат знакомства и наблюдений над местными верующими.
Как правило, вера всегда влечёт за собою безудержный, агрессивный шовинизм. Идея особой роли России призванной нести через православие свет всему миру, тут же приводит к злому, глухому непониманию нужд и забот любого другого не-русского человека. Мне, русскому, стыдно за таких верующих, но, увы, среди здешних русских — именно они большинство, почти абсолютное. Я со своей совсем иной оценкой тут практически один. Но тем более мой долг показать, что бывают и иные русские.
Далее. Уверовавший человек здесь, как правило, уходит «в никуда». Он замыкается в себе, забывает все некогда одушевлявшие его идеи, становится пассивным. Фактически умирает для других людей. «Всё суета сует». «Всё, что есть, — это по воле Божией», и надо подумать, за какие грехи на нас ниспослано это наказанием. Удивительно удобная позиция, выгодная позиция, но кому? И вот ещё любопытно — это позиция, доставляющая определенные выгоды и самим этим людям, чисто земные выгоды. Ведь идея воздаяния распространена широко. И нет ли в этой позиции, гласно основанной только на религиозных понятиях, ещё и некоторой доли пусть неосознанного, но лукавства? Желания спокойно жить? И религия лишь обеспечивает для этого удобное прикрытие?
К этой, если можно так выразиться, социальной чёрствости добавляется ещё и чёрствость личная. Я был свидетелем, как тяжелый кризис, развивавшийся в одном из наших друзей, не только не вызвал тревоги в этих верующих, но, напротив, вызвал радость, ибо эволюция шла в их сторону. «Исаия, ликуй!»… Ничего не помогало, даже мои мольбы, чуть ли не со слезами на глазах, поберечь человека, быть с ним повнимательнее. Пока не грянул гром. Где же эта даруемая верой чуткость, открытость сердца?
В данном случае нет речи о том, что это индивидуальные особенности людей, безотносительные к их вере или неверию. Судьба поставила чистый эксперимент. Я лично наблюдал нескольких человек в течение более года и с ужасом убедился, как менялся на глазах человек, некогда бывший буквально средоточием всего лучшего, что может быть в человеке: честности, мужества, бескомпромиссности, доброты, мягкости… И всё это больше и больше отмирало в нём по мере того, как катастрофически усиливалась в нём религиозность.
Ваши письма, в частности, вызывали у этих людей очень большой интерес, но при этом — разное несогласие. Многие их возражения касаются чисто церковной проблематики, мне непонятной. Но вот: Ваше утверждение о том, что Ганди более близок к Богу, нежели Иван Грозный, вызвало протест, близкий к ужасу. Боюсь, что Вы для них — неправославный.
Но это заметки в сторону. Частности и личные наблюдения. Хотя и небезынтересные, на мой взгляд.
Так как же с «анонимным христианством»? Я горжусь Вашей оценкой, оценкой одного из самых мною уважаемых людей, хотя и понимаю всю её незаслуженность и преувеличенность (без скромности, просто реально оценивая себя). Буду лишь стараться в будущем стать достойным Вашего мнения обо мне. Но не могу согласиться с титулом «анонимного христианина».
Казалось бы, почему? Ведь, как бы мы ни спорили между собой, нас с Вами одушевляют одна мораль, одни стремления, одно дело, одни идеалы. Так ли уж важно, как их назвать? Важно, ибо исторически со словом «христианский» сцеплено многое такое, чего принять я не могу. А человеческая психика устроена так, что принимает понятие в целом, таким, как оно сформировалось в истории. Назвав кого-либо христианином, пусть даже анонимным, Вы тем самым в глазах других людей создаёте его вполне определенный облик, отличный от того, который Вы сами себе представляете и который действительно имеет место. Слово имеет самодовлеющую силу, и пользоваться им надо осторожно.
Ваше понимание мне импонирует. Название это в Ваших устах — для меня честь. Но что будут вкладывать в это другие уста? Боюсь, что Ваших единомышленников будет среди них мало.
Всё, что я писал до сих пор о религии, конечно, в первую очередь относится к христианству, к религии, с которой я знаком более, чем с другими. Хотя знаком, конечно, очень мало, так что не могу, конечно, сказать, что, по Паскалю, проверил документы на право владения со всей тщательностью. Но если «проверять документы» христианства, то почему бы не проверить и документы других религий? Мусульманства? Буддизма? Индуизма? Отбросить любую из них — значит сделать выбор до проверки, и тогда сама проверка теряет смысл. А «проверить документы» всех, даже крупнейших, мировых религий — на это не хватит ни жизни, ни сил. Тут уже нужен другой образ: не знакомиться с документами на право наследства, а перерывать огромный архив, в котором, возможно, находятся такие документы, а возможно, и нет. А ведь пока я разрываю, я мог бы возделывать свой виноградник! По-моему, ситуация именно такова.
Вы абсолютно правы, говоря о том, что должен быть некий высший смысл в том, что сильному человеку не даются откровения религиозной веры. Я тоже думаю, что такой смысл есть. И поскольку направление развития человечества — желаемое и действительное — в сторону увеличения числа людей сильных (духовно, речь идет и у Вас и у меня, конечно, не о сверхчеловеках), то каковы же исторические перспективы веры?
И если принять Вашу концепцию свободного Мира (всё же, вопреки Вашим заверениям, мало отличающуюся от концепции деистов), если принять (на минуту) концепцию Верховной воли и Создателя, то не придём ли мы к выводу, что Бог не хочет, чтобы люди были верующими. Когда они росли, Он давал ещё им подпорку, но теперь, скажет Он, вы взрослые, перестаньте же цепляться за материнскую юбку. Ведь вы — люди!
Видите — и Ваша и моя концепция Мира в итоге не так уж и расходятся. И — это главное — они диктуют нам общую линию поведения, общие оценки Мира, в котором мы живём, общую мораль. Они диктуют нам не разделение, а сближение. И это — в конце концов главное. Давайте работать рука об руку, уважать друг друга, не пытаясь зачислить друг друга по своему ведомству. Ведь в этом и состоит великий принцип демократии, что все воззрения, все идеи, все концепции, не претендующие на уничтожение других, равно уважаемы и имеют абсолютное право на жизнь. Будем уважать друг друга не потому, что мы одинаковые, а потому, что мы разные!
Вот вкратце то, что мне хотелось бы ответить Вам в связи с Вашим рефератом. Перечитывать письмо я не стану. И так я чувствую, что, видимо, я Вас огорчил. Но что делать, дорогой Сергей Алексеевич, — ответив иначе, я был бы неискренен. Это было бы много хуже. Кроме того, я уверен, что Вам, при широте Ваших взглядов, написать так можно и должно. Ещё раз прошу всё же меня простить. Я очень люблю Вас лично, и мне было бы очень больно, если бы наши теоретические разногласия создали бы облачко в наших отношениях. Вы уж простите меня как христианин: не могу я быть иным…

 

10.7.1974. Искренне Ваш, в ожидании ответа.

 

P. S. Очень благодарен Вам за те эссе, статьи и речи, которые Вы прислали мне. Большое впечатление произвела на меня речь Златоуста. Это действительно сильнейшее и поэтическое произведение. Еще раз спасибо. (Прим. адресата: разговор о Пасхальном слове Златоуста.)
Эссе М. Бубера ценно центральной мыслью, но выражение её недостойно самой мысли. Слабовато. От Бубера можно было ждать большего. (Прим. адресата: «Здесь, где ты стоишь» М. Бубера.)
Что касается притчи Честертона, то она выдаёт лишь одно — полное непонимание автором предмета, о котором он пишет. Он обыгрывает научные открытия начала века, но обыгрывает неграмотно. Поэтому для физика вся притча стреляет мимо цели. (Прим. адресата: «Розовый куст» Г. Честертона.)
Назад: С. А. Желудков Письмо К. А. Любарскому (от 20.07.1974)
Дальше: С. А. Желудков Серия писем К. А. Любарскому (30.07.1974 – 10.09.1974)