Вик

Вот и хорошо, подумал я, что на мне еще форма. Девушки это любят. А до конца службы еще с месяц. Опять же и нашивки за целых четыре года.

Но она сказала: «И чем ты займешься, Вик, когда перестанешь плавать на своих лодках?»

Я подумал: ну вот, попался, этого следовало ожидать, уж я-то знаю, что сейчас произойдет. Сначала она глянет на мои руки, мельком, в расчете, что я не замечу, но я замечу. Потом вовсе отведет глаза, словно ее вдруг страшно заинтересовали эстрадные номера, которые показывают в этом импровизированном танцзале, хотя на самом деле ничего подобного — просто ей надо поскорей все обдумать. А потом, когда я спрошу насчет следующего раза, отделается стандартными извинениями.

А ведь пока она была самой лучшей из всех, Пам Саммерфилд, лучшей из моего не очень-то длинного и не очень-то серьезного списка, и не только благодаря своим внешним данным. Энергия, уравновешенность, мужество. Она явно не собиралась ничего упускать, не в ее стиле было проворонить свой шанс, чтобы потом жалеть, но было в ней и что-то другое, рассчитанное на долгий срок и не вчера возникшее.

И одета она была дай Бог — во всяком случае, для Госпорта в канун Рождества сорок пятого года. В черном и розовом, как будто настроилась нынче на что-то важное.

Оркестр играл «Чаттанугу чу-чу».

«Не на лодках, а на кораблях», — сказал я. А сам подумал: с этой нельзя хитрить, изображать из себя морского волка, да и что это даст: рано или поздно она все равно спросит, так что, может, оно и лучше, что именно сейчас.

И я сказал: «Буду работать в бюро похоронных услуг. У нас династия».

Она посмотрела на меня. И ни единого взгляда на руки. Прямо на меня, и сказала: «Ну надо же, Вик, а я бы в жизни не догадалась. Что ж, по крайней мере, безработица тебе не грозит. — Потом опустила глаза и снова быстро подняла их, словно решилась идти до конца, и только в уголке рта у нее играла улыбка. — Значит, с телами ты обращаться умеешь».