Книга: Колымские рассказы
Назад: Домино
Дальше: Шоковая терапия

Геркулес

Последним запоздавшим гостем на серебряной свадьбе начальника больницы Сударина был врач Андрей Иванович Дударь. Он нес в руках плетенную из лозы корзину, завязанную марлей, украшенную бумажными цветами. Под звон стаканов и нестройный гул пьяных голосов пирующих Андрей Иванович поднес корзину юбиляру. Сударин взвесил корзину на руке.
– Что это?
– Там увидите.
Сняли марлю. На дне корзины лежал большой красноперый петух. Он невозмутимо поворачивал голову, оглядывая раскрасневшиеся лица шумливых пьяных гостей.
– Ах, Андрей Иванович, как кстати, – защебетала седая юбилярша, поглаживая петуха.
– Чудесный подарок, – лепетали врачихи. – И красивый какой. Это ведь ваш любимец, Андрей Иванович? Да?
Юбиляр с чувством жал руку Дударя.
– Покажите, покажите мне, – раздался вдруг хриплый тонкий голос.
На почетном месте во главе стола по правую руку хозяина сидел знатный приезжий гость. Это был Черпаков, начальник санотдела, давний приятель Сударина, прикативший еще утром на персональной «Победе» из областного города за шестьсот верст на серебряную свадьбу друга.
Корзина с петухом явилась перед мутными очами приезжего гостя.
– Да. Славный петушок. Твой, что ли? – Перст почетного гостя указал на Андрея Ивановича.
– Теперь мой, – улыбаясь, доложил юбиляр.
Почетный гость был заметно моложе окружающих его лысых и седых невропатологов, хирургов, терапевтов и фтизиатров. Ему было лет сорок. Нездоровое, желтое, вздутое лицо, небольшие серые глазки, щегольской китель с серебряными погонами полковника медицинской службы. Китель был явно тесен полковнику, и было видно, что он был сшит еще тогда, когда брюшко еще не обозначалось отчетливо и шея еще не наваливалась на стоячий воротник. Лицо почетного гостя хранило скучающее выражение, но от каждой выпитой стопки спирта (как русский, да еще и северянин, почетный гость не употреблял других горячительных) оно становилось все оживленней, и гость все чаще поглядывал на окружавших его медицинских дам и все чаще вмешивался в разговоры, неизменно стихавшие при звуках надтреснутого тенора.
Когда душа-мера достигла надлежащего градуса, почетный гость выбрался из-за стола, толкнув какую-то не успевшую отодвинуться врачиху, засучил рукава и стал поднимать тяжелые лиственничные стулья, ухватя переднюю ножку одной рукой, то правой, то левой попеременно, демонстрируя гармоничность своего физического развития.
Никто из восхищенных гостей не мог поднять столько раз те стулья, которые поднимал почетный гость. От стульев он перешел к креслам, и успех по-прежнему сопутствовал ему. Пока поднимали стулья другие, почетный гость своей могучей дланью привлекал к себе молоденьких, розовых от счастья врачих и заставлял их щупать свои напряженные бицепсы, что врачихи исполняли с явным восхищением.
После этих упражнений почетный гость, неистощимый на выдумки, перешел к национальному русскому номеру: рукой, поставленной на локоть, он прижимал к столу руку противника, поставленную в том же положении. Серьезного сопротивления седые и лысые невропатологи и терапевты оказать не могли, и только главный хирург продержался несколько дольше других.
Почетный гость искал новых испытаний для своей русской мощи. Извинившись перед дамами, он снял китель, немедленно подхваченный и повешенный на спинку стула хозяйкой дома. По внезапному оживлению лица было видно, что почетный гость что-то придумал.
– Я барану, барану, понимаете, голову назад заворачиваю. Крак – и готово. – Почетный гость поймал за пуговицу Андрея Ивановича. – А у этого твоего… подарка – у живого голову оторву, – сказал он, любуясь произведенным впечатлением. – Где петух?
Петуха извлекли из домашнего курятника, куда он был уже впущен рачительной хозяйкой. На Севере все начальники держат в квартирах (зимой, конечно) по нескольку десятков кур; холостые начальники или женатые – во всех случаях куры очень, очень доходная статья.
Почетный гость вышел на середину комнаты, держа в руках петуха. Любимец Андрея Ивановича лежал все так же спокойно, сложив обе ноги и свесив на сторону голову, Андрей Иванович года два таскал его так в своей одинокой квартире.
Мощные пальцы ухватили петуха за шею. На лице почетного гостя сквозь нечистую толстую кожу проступил румянец. Движением, каким разгибают подковы, почетный гость оторвал голову петуха напрочь. Петушья кровь забрызгала отглаженные брюки и шелковую рубашку.
Дамы, выхватив душистые платочки, бросились наперерыв вытирать брюки почетного гостя.
– Одеколону.
– Нашатырным спиртом.
– Водой холодной замойте.
– Но сила, сила. Вот это по-русски. Крак – и готово, – восхищался юбиляр.
Почетного гостя потащили в ванную отмываться.
– Танцевать будем в зале, – суетился юбиляр. – Ну, Геркулес…
Завели патефон. Зашипела иголка.
Андрей Иванович, выбираясь из-за стола, чтобы принять участие в танцах (почетный гость любил, чтобы все танцевали), наступил ногой на что-то мягкое. Наклонившись, он увидел мертвое петушиное тело, безголовый труп своего любимца.
Андрей Иванович выпрямился, огляделся и ногой затолкал мертвую птицу поглубже под стол. Затем торопливо вышел из комнаты – почетный гость не любил, когда опаздывали на танцы.

 

1956

 

Назад: Домино
Дальше: Шоковая терапия