Подобно всем тоталитарным режимам, Михаил Саакашвили стремился к цензуре и контролю не только средств массовой информации, но и всей идеологической сферы. В нее попадали образование, кинематограф, театр, музеи и т. д.

В главе «Война с грузинской культурой» подробно рассказано, каким образом режим Саакашвили осуществлял преследования инакомыслящих деятелей культуры, вмешивался в их творческую жизнь, уничтожал не соответствующие его идеологии памятники культуры. Приведем лишь несколько показательных примеров того, как осуществлялся идеологический контроль в других сферах.

Как известно, в свое время именно грузинский царь Ираклий II обратился к Екатерине II за помощью и покровительством. В то время над Грузией нависла прямая угроза быть захваченной турецкими войсками, и именно Россия, по мнению Ираклия, должна была защитить свободу и независимость его народа. Несмотря на это, в современном грузинском учебнике истории написано:

«Георгиевский трактат между Россией и Грузией стал черной страницей нашей истории. Русские завоеватели лишили нас независимости, захватили нашу землю, завладели нашими богатствами. Обманом и насилием они утвердили в Грузии свое колониальное господство».

Несмотря на то что в годы Великой Отечественной войны на фронт ушли 700 тыс. грузин, из которых около 300 тыс. погибли смертью храбрых, в учебнике написано: «Все здоровые, патриотические мыслящие силы Грузии искренне радовались успехам немецких войск и очень надеялись на поражение Советского Союза и освобождение грузин от русского господства».

Стремление к тоталитарному контролю над идеологией режима Саакашвили распространялось не только на СМИ и образование.

Показательна история, которая случилась с российским оппозиционным журналистом Сергеем Пархоменко. На передаче «Своими глазами» на радио «Эхо Москвы» в начале следует «дежурная» реклама достижений Михаила Саакашвили:

«Мы не пытались дать взятку, но разговаривали на эту тему специально с некоторыми встретившимися грузинами местными, должен сказать, что реакция у них такая: они не просто подтверждают, что с коррупцией покончено, они на это жалуются… все подтверждают, что в этом смысле наведен какой-то сногсшибательный порядок».

Однако после этого следует рассказ о посещении оппозиционным журналистом Музея Сталина. Приведем этот отрывок из передачи:

«С. Пархоменко:.приехав в Гори и сходив в Музей Сталина, зачем мы и приехали в Гори. Мы наняли экскурсовода, вышла милая симпатичная женщина лет 50, явно всю жизнь там проработавшая. И, по словам экскурсовода, осенью должна произойти реальная реконструкция, и главное — им должны привезти новый текст.

О. Бычкова: Они не могут сами в своей голове решить для себя эту проблему? Им сверху спускают текст?

С. Пархоменко: Да. Она ждет не дождется, когда ей спустят сверху, наконец ей скажут, что ей нужно говорить, — она это сказала вполне прямо».

Фактически журналист подтверждает, что даже музейные работники не могли свободно вести экскурсии — «ей скажут, что ей нужно говорить».

Аналогичная ситуация сложилась и в сфере театра, где были введены должности управляющих, в том числе отвечающих за цензуру. Красноречиво интервью Роберта Стуруа, в котором он говорит: «Что касается театра им. Руставели, то я возвращаюсь туда в качестве худрука, но буду добиваться, чтобы был устранен институт эмиссаров, так называемых управляющих, которые диктуют творческое направление театра и выступают в качестве цензоров».